© Авторы, текст, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Дизайн и рисунки на обложке: Светлана Сапега
* * *
Пролог
Мстислав, великий князь киевский по праву меча и родства, прищурясь глядел на клубящуюся Тьму.
— Держится Кромка? — спросил он не поворачивая головы.
— Держится. До времени.
Его спутник, широкий в плечах, но худой, будто высушенный, воином не был. В обычном понимании. Но страшились его более, чем самого грозного богатыря.
Имя его было — Черномор. Черная Смерть. Смерть многих. Неотвратимая и страшная.
Назвали его так печенеги. И — прилипло. И стало гордостью.
Как говаривал Олег Вещий, сначала наставник, а потом друг Черномора: «Мы, стражи, добро для Руси. И нам должно быть страшней тех, кто зло. Иначе как победить?»
Он был мудр, Олег Вещий. И жил в те времена, когда Тот, Который Есть Любовь, еще не пришел на Русь.
Иногда Черномору думалось: лучше бы и не приходил. Чтобы никто не усомнился: есть только один путь — большей силы и большего страха.
— Митрополит Михаил сказал: «Христос спасет», — без особой уверенности проговорил великий князь.
Черномор промолчал. Но Мстислав его и без слов понял.
Не Христос помог Мстиславу, когда тот умирал от волшбы брата. Брата, которого он пощадил там, на поле близ Листвена.
Черномор спас. Обратил проклятие на проклявшего — и перешла мучительная смерть с одного брата на другого.
Но правы и христиане, когда говорят: зло порождает еще большее зло. Сгинул во тьме Ярослав Хромец. И, захлебываясь кровавой рвотой, умирая той смертью, что была уготована Мстиславу, успел-таки ненасытный братоубийца выхаркать последнюю волю: «Я вернусь!»
И вот он возвращается.
Спасет ли Тот, Кто сказал: «Каждому воздастся по вере его»?
Но крепка ли вера в Него на Руси?
Черномор знал ответ. Была б крепка — не истончилась бы Кромка меж Явью и Навью и не полезли бы мертвые в мир живых.
К счастью для мира, не одной лишь людской верой жива Русь, но — кровью верных.
К счастью для Руси, но не для них.
— Кровь отворяет врата, кровь их и закроет, — сказал Черномор Мстиславу три месяца назад, глядя на закатное небо с дозорной башни киевского детинца. — Кровь богатырей. Призови их, чтоб были они с нами, когда настанет срок.
— А когда он настанет? — спросил тогда Мстислав.
— По Боянову стиху, беда придет после Купалина дня, — ответил Черномор.
— Скоро совсем, — проговорил великий князь Мстислав Владимирович, прозванный Храбрым, и поежился, будто стало вдруг холодно под собольим плащом.
— Скоро, — согласился Черномор. — Еженощно вижу его во сне.
— Брата моего? — спросил Мстислав.
— Нагльфар. Корабль мертвецов. Брат твой — тоже на его палубе. Вместе со своими нурманами.
— Мы убили их однажды! — жестко произнес Мстислав. — Убьем еще раз, если понадобится!
— Так и будет, — не стал спорить Черномор. — А пока вели гриди своей капищ более не жечь и жрецов старобожьих не бить. И другим не давать. К худу это.
— Я их и не бил никогда, — покачал головой Мстислав. — То отец мой и брат мой…
Он вспомнил брата своего Ярослава, его строгое лицо, дивно спокойное, когда Ярослав сказал ему там, на поле близ Листвена:
«Моя жизнь — в твоей власти, брат. И я ее принимаю».
— Я не пролил крови брата, — сказал Мстислав. — Я его простил. И смерть братьев наших ему простил.
— А другие — нет. Отец твой стол взял братоубийством! — по-вороньи хрипло каркнул Черномор. — Навлек проклятие на землю нашу и род свой. Вину его христианский бог на себя принял. Но что в том зачатому в ненависти? Не мог стать преданным сыном тот, кто зачат силком в ночь великой крови. По обычаю Ярослав был в своем праве: мстить за деда, за дядьев, за мать…
— Христос говорит иное, — вздохнул Мстислав.
— Ты веришь? — спросил Черномор.
— Не мне о вере судить, — качнул головой Мстислав. — Мне о людях заботиться. Я — великий князь, но в час беды все ли за мной пойдут? Север помнит Ярослава. Их кровь на клинках моей дружины. Север против юга, христиане против язычников… Нам и умертвий не надо, чтобы кровь лить в усобицах.
— С христианами я договорился, — сурово произнес Черномор.
— Ты? — Мстислав удивился.
Кем только не полагали Черномора: ведуном, колдуном, жрецом вышних… Иные даже — стражем Калинова Моста. Но уж христианином его точно никто не считал.
— Митрополит Киевский Михаил в вере своей тверд. Но не слеп. Проникся. Наложил на богатырские знаки печать Веры.
— Христианской Веры? — уточнил Мстислав.
Черномор кивнул, но уточнил:
— Не обязательно быть христианином, чтобы принять знак. Главное — свобода от Тьмы. А мое плетение сотворит остальное: опознает истинного богатыря, веры родной и земли хранителя, достойного принять и силу, и бремя ее.
— И сколько их, знаков этих?
— Тридцать три. Более не требуется. А от тебя требуется: раздать их верным людям и отправить тех путями Бояновыми.
Мстислав поглядел на спутника, потом — на Тьму, и снова — на Черномора.
— Путями Бояновыми?
— Пророчество, — напомнил тот.
И вдруг заговорил нараспев, будто гусляр:
— Первым из призванных будет он, владыка клинков из закатного края, слуга престола каменного. И страшной станет служба его, и будет она точно замковый камень, выпавший из гнезда.
Проговорил, вздохнул, потер лоб:
— То первый будет, княже. А у второй даже имя названо: Залог. Еще сказано: глаза ее — как солнце в разрыве туч. Влага ее — дар непрошеный, знак ее — птах без имени, ибо неждан приход ее и нет ее в кругу призванных.
— Залог, значит? А у первого даже имя неизвестно. — Великий князь поглядел на чародея. Снизу вверх поглядел, хотя сам роста был немаленького. — И как их сыскать по таким стихам?
— Этих двух искать не надо. Сами найдутся. А где искать третьего — я знаю. Да ты и сам догадаешься. — И опять нараспев: — Сильный духом, верный роду двух рек, двух путей и двух солнц, встанет один против всех, но не падет на него тень крыльев сокола.
— Ты прав, — согласился Мстислав. — Знаю я, о ком речь. И где его искать — знаю. Но захочет ли он сам… отыскаться?
— Найдется, — уверил Черномор. — Ты, главное, воев подбери правильных. Вон Сувору поручи. Он — дотошный. Пусть проследит, чтоб слова правильные наизусть вызубрили. И чтоб с каждым отрядом непременно двое слуг божьих: старой веры и новой. Мы уж с владыкой Михаилом постараемся таких выбрать, чтоб силу имели и меж собой не передрались.
— Три десятка и еще три. Столько по Бояновому стиху. А скольких примут стоячие камни?
— Много званых, да мало избранных… — пробормотал Мстислав, глядя на черные с прожелтью клубы, накрывшие степь, и вновь поежился. — Думаешь, Сувор? Он для войны хорош. А тут ведь не только воины. Жрецы нужны, монахи. Да так подобрать, чтоб в дороге не передрались.
— Это война и есть. Сувор справится! — отрезал Черномор. — Пришло время богатырей. Их время.
— Их или наше? — спросил Мстислав, не сводя глаз с Тьмы.
— Их, — тихо, почти шепотом, произнес Черномор. — Наше на исходе. — И добавил уже совсем беззвучно: — Здесь — на исходе.
