Тот, кого ищут

Стелла Камерон

Пластический хирург Макс Сэведж приехал с братьями в Туссэнт, чтобы открыть клинику. Неожиданно в городке стали пропадать женщины, а позже находили безжизненные тела некоторых из них. Подозрения пали на Макса: когда-то давно также таинственно исчезли две его подруги и убийца не был найден. Хирурга охватило беспокойство, что всем, кого он любит, угрожает опасность. Его девушку Энн Дьюгон посещали страшные видения. Огонь, дым, крики какой-то женщины и человек в плаще с капюшоном. Кто была эта женщина? Может, сама Энн?

Глава 8

Спайк встал, скомкал и выбросил старые счета, кивнул Максу и отошел от стола, но, увидев своего отца, Хоумера Тревора, остановился.

— Привет! Не видел, как ты вошел. Как дела? — сказал Спайк, подходя к отцу.

Макс остался сидеть за столом. Кровь стучала в висках, сердце колотилось. Звуки, доносившиеся из зала, казались ему далекими, будто он был отделен от всего мира ватной стеной. Макс смотрел на Хоумера, стоявшего рядом с сыном и теребившего поля своей соломенной шляпы, и был благодарен ему за то, что тот не обращает на него внимания.

— Спайк, надо поговорить. Откладывать нельзя! — Хоумер говорил громко, ни на кого не обращая внимания.

Макс уже успел привыкнуть к местным нравам. Люди здесь могли рассказывать о самом, казалось бы, личном, не обращая никакого внимания на окружающих. Хоумер, похоже, собирался вывернуть себя наизнанку и сказать сыну что-то малоприятное.

Столики опустели, последний посетитель замер с газетой у стойки бара.

— Я тебя удивлю, — продолжал Хоумер.

— Уже удивил, отец. Давай-ка выйдем на улицу.

— Мне и здесь хорошо. Я хочу, чтобы весь город знал то, что я сейчас тебе скажу. Мне надоело, что все болтают у меня за спиной.

Макс отметил сходство отца с сыном. Оба высокие и стройные, только Хоумер седой, более худощавый, с мужественным, покрытым глубокими морщинами лицом. Было видно, что Хоумера жизнь не баловала.

Энн подошла к стойке, держа на руках Ирен. Макс подумал, что девушка, наверное, слышит разговор старшего и младшего Треворов, и не мог решить, что делать ему самому.

— Хоумер, давай выйдем на улицу… — обратился Спайк к отцу.

— Стой, где стоишь, и слушай! Я все скажу! Ты мужик или нет? Ты что, ничего не видишь и не слышишь? Оглох?

Спайк поймал взгляд Макса и густо покраснел.

— Не пойму, о чем ты, отец. Я зайду к тебе в магазин попозже, там и поговорим.

Хоумер управлял небольшим магазином товаров повседневного спроса и бензозаправкой, расположенными на окраине Туссэна. Дополнительный доход ему приносил прокат лодок, благо река была в двух шагах, и продажа наживки для рыболовов.

— А я не собираюсь туда идти, — ответил Хоумер, — и не знаю, где я буду «попозже»! Так ты не заметил, что я не появляюсь в Роузбэнке?

— Нет, не заметил. — Спайк побагровел и напрягся. Разговор не предвещал ничего хорошего. — Так почему ты не заходишь?

— А потому, что у меня нет такой носорожьей кожи, как у тебя! Я не выношу, когда за моей спиной болтают! И я не желаю, чтобы меня называли «купленным мужиком». Ты ничего знать не хочешь, или что… Тебе не важно, когда все болтают? Или что ты живешь за счет жены и тещи. Так что с Шарлоттой все ясно… Я выхожу из игры!

Даже Макс слышал, что Хоумер и Шарлотта были обручены и вот-вот обвенчаются.

— Думай, что говоришь! — взвился Спайк. — Я не из-за денег женился на Вивиан! Когда мы познакомились, у нее ничего не было, кроме проблем. Мы вместе, потому что любим друг друга. И хватит об этом!

— Говорю, что считаю нужным! Пора тебе открыть глаза!

— Отец, прекрати!

— Не затыкай мне рот! Я все решил. Мне не нужны бабьи деньги. Я — независимый человек и не буду подкаблучником. И я откажусь от Шарлотты Пэйтин. Так будет лучше и для меня, и для нее.

Энн стояла, опершись локтями на стойку и обхватив голову руками. Ирен устроилась на плечах у хозяйки, изображая пушистый белый воротник на белой блузке. Уазо, пристроившись рядом с Энн, пристально смотрела на Хоумера.

Максу меньше всего хотел присутствовать при ссоре отца с сыном, но он не мог уйти, не убедившись в том, что Энн поднялась к себе и находится в безопасности. Макс собирался сделать несколько телефонных звонков тем людям, которые были как-то связаны с офисом шерифа и могли располагать какой-то информацией. Но еще неизвестно, захотят ли они с ним говорить, подумал он, все беспокоились о судьбе Мишель, а он стал первым подозреваемым.

Спайк и Хоумер мрачно смотрели друг на друга.

— Теперь послушай меня, — заговорил Спайк. — Ты — полный болван и упрямый осел! Нам с Вивиан твои советы не нужны. Не смей совать нос в наши дела. Никогда! Ты о Венди помнишь? Это твоя внучка, между прочим. Так вот, она никогда не была так спокойна и счастлива, как теперь, когда живет с Вивиан и Шарлоттой. И если ты обидишь Шарлотту, будешь иметь дело со мной. Я все сказал.

Шериф стремительно вышел на улицу, хлопнув дверью. Его отец, постояв пару минут и выплюнув жвачку на пол, последовал за ним, хлопнув дверью еще сильней. Что ж, он своего добился. Уже сегодня их стычку будет обсуждать весь город. Макс увидел, как несколько женщин, наблюдавших за ссорой из-за книжных полок, дружно собрались вместе и принялись обсуждать замечательный спектакль, который только что видели.

Энн подняла с пола свои сумки, обменялась несколькими фразами с Уазо и направилась к заднему выходу из магазина.

— Энн Дьюгон, на этот раз я быстро тебя нашел! — Мужчина, сидевший рядом со стойкой, отложил газету. — Так что постой-ка, не беги. Нужно сказать тебе пару слов.

Энн замерла на месте. Тяжелые сумки оттягивали руки. Она даже не обернулась. Макс кожей почувствовал, что девушка в панике.

— Ты что, боишься меня, Энн Дьюгон? Боишься старого доброго друга? Или заважничала — знать никого не хочешь?

— Привет, Бобби. — Энни заставила себя обернуться и посмотреть на него.

«Господи, да ведь она его боится», — подумал Макс. Он не так уж много знал об Энн и ничего — о ее прошлом. Но она всегда — если не считать сегодняшнего дня — была спокойна и уверена в себе. А кроме того, Бобби вовсе не казался Максу опасным. Обычный американский парень, высокий, ладно скроенный, с широкой улыбкой на симпатичном лице. Чувство, нахлынувшее на Макса, было ему незнакомо — это была даже не ревность — на его собственность кто-то покушался.

— Хорошенькая кошечка, — продолжал Бобби, — пожалуй, выпью еще чашечку кофе. Что скажешь, посидишь со мной? Нам есть что вспомнить.

Энн обвела взглядом кафе и увидела Макса, посмотрела на него, потом на Бобби. Лицо девушки словно окаменело. Макс видел, что Энн попала в ловушку. Он улыбнулся, и Энн слегка улыбнулась в ответ.

— Может быть, время неподходящее. Могу зайти в другой раз, — сказал Бобби.

— Напиши свой телефон, я перезвоню как-нибудь, — ответила Энн.

— Послушай, я не собираюсь лезть в твою новую жизнь. Поговорим о старых временах. Вспомним кое-что. У нас с тобой было много хорошего. — Бобби криво улыбнулся. В его словах Макс уловил мальчишескую влюбленность и намек на интимную близость, и от этого ему стало еще тяжелее.

— Бобби, тогда мы были детьми, — ответила Энн, — но наши пути давно разошлись. У каждого — своя жизнь. Я не вспоминала о тебе.

— Ты всегда умела унизить человека, — возразил Бобби.

— Знаешь, это ты чувствуешь себя униженным — я тебя не унижала. У меня еще много работы — надо с документами разобраться, — сказала Энн и подняла сумки, собираясь уходить.

— Совсем плохо дело. — Бобби не собирался отступать. — Знаешь, когда мы виделись в последний раз — не считая сегодняшнего утра, — мы уже не были детьми. Ты себе не представляешь, что я пережил той ночью — я…

— Спасибо тебе, что ты оказался рядом, когда я нуждалась в помощи, — ответила Энн и посмотрела на Макса. «Почему Бобби явился сюда в то время, когда Макс рядом?» — подумала она. Что ему нужно после стольких лет? И самое главное, Макс слышал все, что сказал Бобби, и, возможно, захочет узнать об их отношениях. Остатки спокойствия, которые ей удалось вернуть себе днем на работе, испарились.

Энн поставила сумки обратно, сняла с плеч кошку и передала ее Уазо со словами:

— Совсем забыла — надо кое-что сделать. Вернусь через полчаса.

— Энни, как прошел день? — спросил Макс, улыбнувшись, но от его улыбки девушке не стало спокойнее на душе.

Энн сделала глубокий вдох и, стараясь не выдать своего смятения, обернулась к Максу:

— Привет, Макс. День прошел отлично. Спасибо. Дела шли хорошо — а когда бизнес в порядке, и я в порядке. Заходил Келли, а он умеет порадовать собеседников.

— Рад слышать, — ответил Макс, но его тон не успокоил Энн. Она чувствовала, что появление Бобби задело его за живое.

— Я пришел сюда повидаться со Спайком, — сказал Макс, — до сих пор нет никаких известий о Мишель Рейли.

«Ну конечно, Мишель!» Он волновался из-за Мишель, а совсем не из-за нее. Что это она о себе возомнила? — подумала Энн, а вслух сказала:

— Сочувствую тебе. Келли тоже говорил о Мишель. Представляю, как вы все переживаете.

Энн поймала тоскливый взгляд потемневших глаз Макса.

— Да, — односложно ответил он.

Энн машинально отметила, что даже в такой момент уголки губ Макса приподняты, как будто он готов улыбнуться при первой возможности.

— А что они делают, полиция, я хочу сказать? — спросила Энн.

— Обыскивают все окрестности. Опрашивают друзей, знакомых. Родню. Обычная процедура, я думаю.

— Так как насчет кофе со мной, — вступил в разговор Бобби, — кажется, ты уже не спешишь?

— А Бобби прав, — ответила Энн, не отводя взгляда от Макса, — мне давно пора бежать. Пока!

Девушка решительно вышла на улицу. Макс видел, как она села в свой красный «вольво», выехала из зоны видимости, но на повороте на Мейн-стрит так и не появилась. Она могла использовать маленькую улочку, которая выходила на площадь, или поехать по аллее, которая соединяла въезд в кафе и парковку у служебного выхода. Оттуда Энн попадала прямо к себе в квартиру. Макс надеялся, что она поехала домой, а не стала бесцельно колесить по городу. Ему было бы так спокойней.

Макс не имел ни малейшего желания ни смотреть на Бобби, ни разговаривать с ним. Непонятная злоба нахлынула на него. Он был готов прижать Бобби к стене, как следует отколотить и объяснить ему, что Энн волновать нельзя. С трудом сдерживаясь, Макс встал и приблизился к стойке. Уазо тут же подошла к нему.

— Эта Энн — она в беде. Ей угрожает опасность, — сказала она, и Макс наклонился к ней поближе, чтобы их разговор никто не услышал.

— Какого рода опасность, Уазо?

— Макс, люди обычно смеются надо мной. Но это по глупости. Я получаю знаки. Я вижу то, чего другие не видят. Сколько раз это было. Слишком часто.

Уазо замолчала, а Макс терпеливо ждал, когда она продолжит рассказ.

— Я вижу что-то, что потом случается. Или чувствую. И моя мама видела, и бабушка. Это у нас в роду. Но на этот раз все хуже. Я не знаю, что именно случится, — но чувствую, что-то ужасное. Страшное. И твоя Энни — в самом центре. — Уазо замолчала, собираясь с духом, и посмотрела прямо в глаза Максу. — Это и тебя может задеть, — добавила она, — но главное — Энн.

Макс, как хирург и ученый, всегда был уверен, что все эти видения и знаки — просто бред. Но сейчас его уверенность слабела с каждой минутой. Уазо сказала «Твоя Энни». Откуда она могла знать об их отношениях — о них никто не знал. Разве только от самой Энн, но она не меньше Макса старалась скрывать свою личную жизнь от чужих глаз.

— А что, у тебя с Энни что-то наклевывается? — Бобби угрожающе посмотрел на Макса. Парень явно напрашивался на неприятности.

— Замолчи! Я тебя не знаю и знать не хочу, — ответил Макс.

— Конечно не знаешь. Но ты меня боишься — я твой соперник, так? Что ж, боишься не зря.

Макс инстинктивно напрягся, приготовившись дать нахалу физический отпор, но тут же одернул себя — Энн вряд ли понравится драка в ее честь на глазах у изумленной публики.

— Доброй ночи, — сквозь зубы процедил он и собрался выйти на улицу.

— У меня ночка и впрямь будет добрая, — ухмыльнулся Бобби, — я так планирую.

Макс не знал, вернулась Энн к себе или нет, одна она у себя в квартире или кто-то к ней зашел, но в любом случае он не мог быть спокоен, пока этот тип ошивается в двух шагах от нее. Макс подошел к стойке и с преувеличенным интересом стал рассматривать выставленную на ней выпечку. Потом поглядел на часы.

— Я и не думал, что уже так поздно, — а у меня еще куча дел. Уазо, когда вы закрываетесь?

— Через час или около того.

— Тогда я у вас перекушу — потом времени не будет. Мне пирог со шпинатом и охлажденный чай, пожалуйста.

— Пирог со шпинатом — это листовая капуста в тесте, в которую завернута всякая всячина — красная фасоль, жареный лук, острая свиная колбаса и рис, — предупредила Уазо.

— Годится, — ответил Макс. — Что думаете по поводу погоды? Кажется, все спокойно.

— Не совсем, похоже, опять будет ливень, — ответила Уазо.

— Надеюсь, вы ошибаетесь, — сказал Макс и вернулся за свой столик. Уазо подошла забрать грязную посуду, но на этот раз обошлась без каких-либо замечаний или предупреждений.

Почувствовав взгляд Бобби, Макс обернулся к нему. Бобби улыбался широко и добродушно.

«Странный тип, — подумал Макс. — Жаль, Роджера нет — как психиатр он мог бы заинтересоваться его поведением».

— Сдается мне, Энни ничего не говорила вам о себе, кто она и откуда. Когда человек убегает из дома сломя голову и прячется неизвестно где — ясно, он ничего о себе не скажет. Так как, много вы о ней знаете? — Бобби на глазах терял свое добродушие.

— С какой стати она должна передо мной отчитываться? — парировал Макс.

— Должна — не должна! Скажи, ты с ней трахался, да? Ну ясно, трахался! Она со всеми мужиками подряд трахается, у нее не заржавеет!

Макс выскочил из-за стола и навис над Бобби.

— Ты что себе позволяешь?! Мужик! Какой ты мужик?! Нормальный мужик никогда не будет так говорить о женщине, да еще когда рядом другая.

— Рядом, говоришь. — Бобби с туповатым видом посмотрел вокруг.

— Какого рожна тебе надо? Энни послала тебя куда подальше, а ты все никак не успокоишься?

— Ну, не скажи! Эта девка — сущий огонь! Чего только она у меня не вытворяла!

— Какого черта ты все это несешь?!

— Так о тебе забочусь, парень! Ты — такой джентльмен, просто уухх! Зачем тебе девка «б/у»?

Макс схватил Бобби за плечи и наклонил его вместе с креслом почти до пола. Передние ножки кресла зависли в воздухе. Бобби пытался вырваться, хватался за рубашку Макса, ему даже удалось ударить Макса ногой в живот.

— Только скажи еще раз что-нибудь об Энн, — зарычал Макс, — я тебя по стене размажу. Последний раз тебя спрашиваю, какого рожна тебе здесь нужно? Зачем лезешь к Энни? Она никогда ни слова ни о ком дурного не сказала.

— Ты посмотри! Как она тебя завела! Так вот, Энн — моя первая женщина. Но это — моя проблема. И что она сейчас меня видеть не хочет — тоже моя проблема.

— Так вали отсюда, раз она тебя знать не хочет!

— А это мы еще посмотрим. Я уйду, когда мне надо будет. Энн Дьюгон должна мне кое-что. Не все в этой жизни можно исправить — но попробовать-то можно.

Макс начал медленно поднимать Бобби вместе с креслом, но тот не унимался.

— Тебе бы переспать с ней, когда ей было шестнадцать. Вот это была штучка!

— Тринадцать лет прошло, а ты все не уймешься? Забудь о ней и живи спокойно. — Макс снова опустил кресло.

— Да я живу спокойно. И неплохо живу. Но мне нужно уважение, немного респекту. Я страдал из-за нее. Было время, я ей помог — да что помог, я ее спас! А она тут как сыр в масле катается, а от меня нос воротит! — Бобби перешел на крик. — Вся моя родня была против нее. Они мне так и не простили, что я с ней путался. Она — порченая, ты понял!

Макс почувствовал, как злоба душит его. Сейчас он размозжит этому ублюдку голову.

— Да, она порченая! — кричал Бобби. — Порченая, но я все равно хочу ее вернуть! Я ей все прощу и приму ее назад. Она была ребенком. А взрослые вмешались — я, конечно, и сам был уже взрослым, — но мне не дали быть с ней.

— Ты что такое говоришь? Ты был с ней, когда ей не было шестнадцати?! Совратил малолетнюю?

— Кончай ты это! Я знаю, почему она от меня бегает — все еще любит! Так что ты вали — найди себе свежую телку!

Макс разжал руки, и Бобби вместе с креслом рухнул на пол. Кресло разлетелось на части, а Бобби уперся головой в стойку бара.

— Скажи Элли, что я зайду и заплачу за этот разгром, — обратился он к Уазо, — и забудь все, что сказал этот кретин.

С этими словами Макс перешагнул через Бобби и, потирая лоб, поспешил к выходу.

— Будет сделано, начальник, — спокойно ответила Уазо и положила перед собой на стойку маленький револьвер.