Богиня Чортичо. Про черную руку, питонцев, платье в горошек и красивую девочку из прошлого века

Стелла Иванова, 2020

Что такое счастливое детство? У каждого оно свое. Со своими чувствами, воспоминаниями, цветом, музыкой, запахами. Детство в 70–80-х прошлого века – длинное-предлинное, совершенно бесконечное лето, которое длится, кажется, как целая жизнь. И эту жизнь проживаешь каждый длинный-длинный и яркий день. Счастливое детство – это мандарины, запах елки и ожидание чуда. Это белый с голубым отливом снег и варежка на резинке, вся мокрая, в снежных катышках… Это неудобная, тяжелая шуба, и дурацкая, сползающая на глаза шапка, и санки на веревочке. Это лучшие друзья. Это мама и папа молодые. Это корона из картона. Это черная рука, про которую из поколения в поколение шепотом рассказывают по ночам в пионерском лагере. Детство – это безоговорочное счастье и безусловная любовь. Просто потому, что ты есть. Написанная невероятно смешно, чувственно и ярко, эта книга заставит вас возвращаться к ней снова и снова, проживать счастливые мгновения, делиться ими с детьми. Автор «Богини Чортичо» – одно из ярких имен настоящей сетевой литературы, Стелла Иванова, известная всем, кто присутствовал во всемирной сети в годы расцвета Живого Журнала. Ник @iva-no-va появлялся в ТОП-50 авторов с завидной регулярностью. Множество публикаций в газетах и журналах, 15 лет ведения собственной программы на радио, авторской колонки в журнале, огромная благодарная аудитория на Facebook… Стелла Иванова с семьей живет в Сиэтле, воспитывает двух очаровательных внуков и продолжает делиться со своими читателями веселыми и трогательными, остроумными и поучительными, интересными и захватывающими историями, рецептами и размышлениями. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Про питонцев

— Я Земляяяя! Я своих провожаааю питоНце…

— Стоп, стоп, стоп! — мое вдохновенное пение прервала Елена Евгеньевна, руководительница детского хора Дворца пионеров и школьников. Школьников — это про меня, потому, что я еще совсем не пионерка, мне только восемь лет, и я командир(ка) октябрятской звездочки.

— Детка, я в четвертый раз тебе повторяю: не питоНцев, а питоММММцев! Понимаешь? Пи-то-ММММ-цев! В последний раз начинаем, но если ты опять споешь про своих питоНННцев, то вместо тебя будет солировать Валя Сазонова.

Сазониха шагнула вперед, стрельнув в меня своими аккуратными глазами под аккуратным чубчиком. У нее все было аккуратным. И бантики всегда аккуратно завязаны и никогда не сползали по хвостику, а гольфы не сползали по ноге, и вообще она вся такая отличница и правильница, что нам всем ее постоянно ставили в пример. Противная эта Валька.

Ну уж нет! Я буду сама солировать эту песню! Опустив глаза, подтянула дурацкий сползший гольф и пробубнила:

— Извините, Елена Евгеньевна. Давайте попробуем еще раз. Я запомнила…

На пятый раз я правильно спела «питомммцев», и хор вовремя подхватил, и руками я сделала как велела Елена Евгеньевна — «широко и вверх» — на словах «Я — Земля!».

С репетиции я бежала в детский сад за младшей сестрой, шепотом напевая: «яяя земляяяяяя, я своиииих проважаю питомммммммммммцев! Сыновей, дочерей!» Завтра концерт. Во дворце культуры имени Ленина. Белые банты, гольфы свои. Платья нам выдадут одинаковые, хоровые. Бордовые, с белыми воротниками. Юбочка в складочки, поясок кожаный… На моем платье с внутренней стороны ворот ника написаны мое имя и фамилия. И никакая Сазониха не будет солировать!

— «Я Земляяяяяяяяяяя!.. Я своих провожаю питомммм»…

— Здрасьте, Алексанниванна! — запыхавшись, сказала я воспиталке.

— Здравствуй, здравствуй.

— Я за Риткой!

— А мама где?

— Мама задержится на работе. У них там сабантуй! — радостно сообщила я, пытаясь заглянуть в группу, где копошились малявки.

— Что у мамы? — подняла брови воспитательница.

— Сабантуй! — повторила я, в очередной раз удивившись, что некоторым взрослым, даже воспитательницам и учительницам, нужно повторять по несколько раз. Они не понимают. Ну конечно, не понимают, а иначе зачем бы они переспрашивали.

— Завтра праздник, и мамин отдел будет отмечать после работы. Сабантуй. Мне велели забрать Ритку.

— Не Ритку, а Риту, — машинально поправила Алексанниванна и, улыбнувшись, спросила: — А папа где?

— Он играет! — выпалила я.

— Во что? — изумилась воспитательница.

— Что «во что»? — переспросила я.

— Во что папа играет, — пояснила Алексанниванна.

— Ааа, он играет на трубе в оркестре. У него халтура, — сообщила я.

Алексанниванна переглянулась с нянечкой Ольгой Андреевной, которая вышла со стаканом компота в руках. Ольга Андреевна была похожа на куклу, которая сидела у бабушки на самоваре. Круглолицая, румяная, как булочки, которыми она подкармливала и воспитателей, и детишек в детском саду. На ее многослойной шее, прямо из-под горла, выглядывали крупные янтарные бусы. Брови и ресницы такого же цвета, как волосы, — белесые, словно мукой присыпанные. На голове белая косынка, завязанная спереди на лбу. Ну точь-в-точь как у куклы на самоваре. Она была большая. Вся. Руки в мягких ямочках. Грудь шла впереди нее, прикрытая белоснежным накрахмаленным фартуком…

— Ты моя деточка любимая, — заулыбалась Ольга Андреевна.

Я тоже ходила в этот детский сад, когда была маленькой, а сейчас я учусь в школе. В третьем классе. Нас скоро будут принимать в пионеры, а садик — для малышни. Ольга Андреевна была и моей нянечкой тоже, а теперь и Риткиной. Только она позволяла мне не есть холодный рисовый молочный суп с противными пенками. Только она позволяла мне не есть бутерброд с маслом и чаем на ужин. «Слижи масло, булку можешь не есть, чаем запей и иди, горе мое луковое», — говорила она. Я, давясь, слизывала масло, запивала остывшим чаем и, счастливая, вылетала из-за стола. Я совсем не любила есть. Совсем!

— Ольга Андреевна! — я бросилась к ней. Она обняла меня и поцеловала в макушку.

— На вот, твой любимый компотик из сухофруктов! — она протянула стакан, и я с удовольствием одним махом выпила сразу почти половину. Тыльной стороной ладошки вытерла рот и только тогда сказала:

— Ой, спасибо, Ольга Андреевна!

— На здоровье, солнышко, на здоровье! — улыбнулась моя нянечка и ловко поправила мне ленты на хвостах. — Что-то ты к нам не забегаешь? Как учишься?

— Ой, Ольга Андреевна! Некогда мне — я завтра пою во Дворце культуры Ленина! Солирую! А еще у меня танцы, пианино и плаванье!

Ольга Андреевна прижала меня к себе, и я почувствовала знакомый запах ванили, детского мыла, кухни и чего-то еще, чем пахли только Ольга Андреевна и моя бабушка.

— Ты можешь передать маме, чтобы она позвонила мне сегодня? — сказала Алексанниванна.

— Могу, но она, наверное, поздно придет.

— Тогда передай ей, что это срочно. У нас в саду педикулез. Запомнишь?

— Кто? Какой Педикулез? Это новенький? — спросила я.

— Ты маме так скажи, и пусть она мне позвонит, — засмеялась Алексанниванна.

— Хорошо. Педикулез. Педикулез.

Тут из группы вылетела моя младшая сестра Ритка. С воплем:

— У меня воооосииии! — она повисла у меня на шее.

— Чтоооо???

— Воси! — улыбалась Ритка. — Ты то, не наес, то такое воси?

— Воши? — я смотрела на воспитательницу.

— Не воши, а вши, — вздохнула она. — Это и есть педикулез. Завтра будут проводить дезинфекцию, ну, мыть все и чистить в группе, а после праздников у нас все будет опять в порядке. Вот на, — она протянула мне записку, — передай маме. Договорились?

— Договорились! — кивнула я, помогая Ритке надеть куртку.

— Алексанниванна, а что такое «питомцев»? — спросила я, кладя записку в карман школьного фартука.

— Питомцы — это… это животные, о которых заботятся люди, — сказала Алексанниванна, но в это время пришли чьи-то родители забирать своих детей, и она повторила: — Не забудь передать записку маме!

— До свидания! — почти хором сказали мы с сестрой и вышли из раздевалки.

Ритка шла подпрыгивая, держась за мою руку. Я боялась забыть слово «педикулез» — и повторяла его про себя, не слушая сестру. Когда мы пришли домой, бабушка нас уже ждала у калитки.

— Бааа, у нее в саду Педикулез! — выдохнула я.

— Что у нее в саду? Педикулез? — повторила бабушка за мной слово в слово. Взрослые! Все время переспрашивают.

— У меня воси! — важно сказала Ритка.

— Боже мой! — всплеснула руками бабушка и стала перебирать Риткины волосы. — Кто тебе сказал?

— Миси-сйя! Она нас сех плавиляйа, и сказайа у всей гуппы воси!

— Педикулез — это и есть воши! — авторитетно сообщила я, вспомнив слова Алексанниванны.

— Боже мой! — опять всплеснула руками бабушка и скомандовала: — Раздеваться и обе в душ! Немедленно. Одежду давайте сюда, я постираю, и головы ваши надо намазать!

— Чем? — спросила я.

— Тем? — повторила Ритка.

— Керосином! — ответила бабушка и направилась к телефону.

— Не буду голову керосином, — завыла я, — у меня завтра концерт! Я не могу керосином!

— А если и у тебя вши заведутся? — спросила бабушка, крутя телефонный диск и обмахиваясь передником.

— Не заведутся! Не заведутся! — сказала я и топнула ногой.

— Я тебе сейчас топну! Что это за новости такие? На бабушку топать! — Але, Нину Семенну, пожалуйста, попросите. Спасибо… Нина, Риту забрали из сада, у них там в группе вши… У всех детей… Воспитательница.

— Записку вот, записку она мне передала, — я достала бумажку и протянула бабушке.

Она кивнула и, поправив очки, принялась читать. — Нина, давай домой, я их обеих сама не выкупаю, и надо керосином головы им намазать или, еще лучше, постричь!

— Я не буду стричься, у меня вообще нет ничего. Ритку стригите! — заныла я, а Ритка подхватила: — И я не буду стьиття! Нибуду! У меня воси!

— Давай, мы тебя ждем, — бабушка положила трубку на место и опять всплеснула руками: — Пойди ко мне, заинька, бабушка посмотрит, что у тебя там за «воси» такие.

— Алесанниванна казяла, сто у нас воси у фсех. Их в гуппу пинес Саска-тиган.

— Сашка-цыган?

— Аха, — подтвердила Ритка, прыгая на одной ножке.

— Да, что это за беда такая! Стой, стрекоза! — причитала бабушка, подслеповато разглядывая Риткины волосы.

— Бааа, у меня завтра концерт. Я выступаю во дворце имени Ленина. Пою про: «Я Земляяяяяяяя, я своих провожаю питон… мцев!» — похвалилась я…

Мама примчалась, запыхавшись, пробежала записку глазами, позвонила Алексанниванне. Вначале нахмурилась, потом улыбнулась, потом рассмеялась, сказав: «сабантуй» и «халтура»…

А потом наши с Риткой головы намазали вонючим керосином, прочесали густой расческой с мелкими зубчиками, надели нам на головы платки и велели сидеть так целый час. Задыхаясь от запаха, я наблюдала, как Ритка лепит куличики в песочнице во дворе. Я вспомнила про питомцев и задумалась. «Если Алексанниванна сказала, что питомцы — это животные, о которых заботятся люди, то почему «Я — Земля» провожает их «до самого Солнца» и называет «сыновьями и дочерьми».

— Ба, а что такое питомцы? — спросила я у стиравшей наши одежки в тазу бабушки.

— Питомцы? А где ты слышала?

— Ну, я пою: «Я — Земля! Я своих провожаю питоМММцев! Сыновей, дочерей!»

— Ааа, ну, в этой песне речь идет о детях Земли.

— А животные?

— Какие животные?

— Алексанниванна сказала, что питомцы — это животные, о которых заботятся люди.

— Так тоже правильно, — согласилась бабушка, отряхивая мыльную пену с рук. — Подлей-ка мне кипяточка.

— Чешется, — заныла я и начала шкрябать голову через платок.

— Потерпи чуток, совсем немножко осталось. Нина, — крикнула бабушка маме, — ты постели у них поснимала?

— Я уже их поменяла, постелила все чистое. А эти сложила — надо отдать в прачку или выварить? — сомневалась мама.

— В прачку — там и выварят, и на больших машинах прогладят — продезинфицируют, — уверенно кивнула бабушка.

— Во, Алексанниванна сказала, что Риткину группу завтра про-ди-фи-рин-цируют тоже! Маааа, давай снимаааать, — заныла я. Керосин «кусал» голову. Под платком было жарко и оооочень воняло.

— Я сейчас выкупаю Риту, а потом тебя, — сказала мама, вынося большую сумку с грязным постельным бельем в коридор…

Одуревшая от впечатлений и запаха керосина, уставшая от горячего, «как только можешь терпеть!» душа, я легла в чистую постель. Закрыла глаза и подумала: «Если сыновья и дочерья — питомцы, и животные тоже питомцы, то я тогда тоже, выходит, питомка?»

Додумать эту мысль я уже не смогла.

На стуле висели белые гольфы, а скрученные в тугие ролики гофрированные белые ленты лежали на столе. Всю ночь мне снились воши и питонцы… А завтра я спою лучше, чем Валька Сазонова!

Питоммммцы!