Миссис Ингланд
Впервые на русском здорового феминизма – «Покровители», «Госпиталь брошенных детей». В ее книгах главные героини, женщины, истинные героини своего времени, сталкиваются с непростыми жизненными ситуациями и исследуют силу собственного духа, о которой ранее сами могли не подозревать. Стейси Холлс имеет степень по историческим наукам, ее книги обласканы критиками за достоверность. 1904 год, Англия. Окончив учебу в колледже, Руби Мэй устраивается няней в дом Чарльза и Лилиан Ингланд, обеспеченной пары, получающей доход от текстильной промышленности. Руби считает, что уход за детьми четы Ингланд станет для нее отличной возможностью набраться опыта и заработать хорошие рекомендации. Однако будни в красивом, но мрачном доме становятся не совсем тем, чего ожидала Руби. К тому же у нее складываются непростые отношения со здешней прислугой. А еще вскоре Руби становится очевидно – с изящной, загадочной миссис Ингланд что-то явно не так. Идеальных семей не существует – открытие, которое уже давно сделала для себя Руби Мэй. Но кто бы мог подумать, что в этом уединенном месте ей придется столкнуться не только с неприятными тайнами хозяев, но и встретиться с собственными демонами. Это станет для Руби настоящим потрясением. «Одна из лучших книг года». – Выбор книжного магазина Waterstones (Пикадилли, Лондон) «Одна из главных фигур в жанре феминистского исторического романа, в своей новой книге Стейси Холлс исследует сущность брака. Это атмосферная история о силе и заблуждении». – Cosmopolitan
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Миссис Ингланд предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 3
Далекий гудок паровоза вырвал меня из дремы. В Йоркшир мы прибыли уже ночью, в потолочной лампе болтались остатки керосина, которых едва хватало, чтобы давать свет. Еще несколько часов назад в Лондоне стоял жаркий летний день; теперь сквозь неплотно закрытое окно в купе пробирался холод, а стекло покрылось узорами дождя. Все еще в полусне я оглянулась, ожидая увидеть Элси с леденцом во рту, отца, смотрящего в окно, но потом сообразила, где нахожусь, и поняла, что поезд остановился.
Я проверила, в кармане ли кошелек, и спешно отправилась на поиски кондуктора. Когда я в Лидсе пересела на этот паровоз, он был набит битком. Со мной в купе ехала семья с тремя детьми. Сейчас вагон опустел, и я забеспокоилась, не проспала ли свою остановку. Кондуктор сообщил, что мне выходить на следующей. Разом нахлынули страх и облегчение, трепет и радость.
Я подняла с пола книгу, которую выронила во сне, и стала приводить себя в порядок. Вглядываясь в смутное отражение в темном окне, поправила выбившиеся пряди волос и завязала ленты накидки.
Через пять минут поезд остановился. Снаружи царила кромешная тьма, словно мы въехали в туннель. Кроме меня, никто не высаживался, и, проходя сквозь вагоны, я заметила, что все они пусты. В обоих концах платформы тускло светили два фонаря, наверное, отчаявшись преодолеть ночной мрак. Хотя дождь прекратился, воздух, плотный и сырой, напоминал сохнущее на морозе белье. Раздался свисток главного кондуктора, и поезд, грохоча вагонами, медленно отъехал от станции.
Я окинула взором платформу: ни души. С противоположной стороны от путей находилось здание станции. Вход освещался множеством фонарей, имелась даже контора носильщика. Я взяла саквояж, готовясь пробираться через рельсы, как вдруг услышала торопливые шаги. Под платформой был проход, и кто-то уже поднимался сюда по пандусу. Передо мной возник мужчина: сначала показался котелок, затем веселое лицо с темными усами и, наконец, элегантное черное пальто и зеленый жилет с изящной золотой цепочкой. Крупные пальцы сжимали ручку фонаря, который незнакомец поднял повыше. Он производил впечатление добродушного хозяина гостиницы. При виде меня этот высокий, крепко сложенный мужчина радостно улыбнулся.
— Няня Мэй! — Он произнес мое имя с такой уверенностью и простотой, словно мы встречались раньше.
Я опустила на землю саквояж и шагнула ближе, чтобы поздороваться. Незнакомец сильно сжал мою руку и энергично затряс ее, глядя на меня своими черными, блестящими, как драгоценные камни, глазами.
— Да, — кивнула я. — Рада знакомству.
— Тысяча извинений за опоздание! Лошади пришлось менять подкову, и Бродли… Впрочем, неважно! Главное, я здесь, и сейчас мы поедем к нам. Позвольте поднести ваш багаж. Давайте-ка мне ваши вещи. Кстати, как прошла поездка? Надеюсь, хорошо? — тараторил он, не переставая трясти мою руку.
Наконец я вытащила свою ладонь, и мы спустились в проход, едва освещаемый тусклыми лампами. Лучи фонаря в руке моего провожатого периодически выхватывали из тьмы рекламные плакаты на стенах.
— Поездка прошла хорошо. Благодарю вас, — ответила я. — Вы кучер?
— Ха! — Громкий возглас эхом отразился от темных стен. — Боже правый, нет! Я не успел представиться. Чарльз Ингланд!
— Мне ужасно неловко, мистер Ингланд, — пролепетала я, сгорая от стыда. — Я не сообразила.
— Ничего страшного, няня Мэй, — прогудел мистер Ингланд. Моя оплошность искренне его позабавила.
Я проследовала за ним мимо закрытой билетной кассы во двор, где ждала карета, в которую был запряжен черный с белыми пятнами конь.
— Это Чибис. И, пожалуйста, полюбуйтесь его новыми подковами, а не то он страшно обидится.
Мистер Ингланд ласково похлопал коня по шее и, открыв дверцу экипажа, забросил туда мой саквояж, словно пушинку. Я поблагодарила его и забралась внутрь. Карета покачнулась, когда мистер Ингланд лихо взлетел на козлы, а я кляла себя на чем свет стоит за досадную ошибку. Кучер! Что он обо мне подумает?! Наверняка, что большей дуры не встречал. И теперь эта дура будет заботиться о его детях!
Я оправила платье и отодвинула шторку, однако за окном царил непроглядный мрак. Разглядывая просторную, дорогую карету с кожаными сиденьями, я задумалась, почему Ингланды не завели кучера. Почему меня встречал сам хозяин? У них же есть прислуга? Надеюсь, от меня не ждут дополнительной помощи по дому сверх того, что я в силах сделать, в одиночку присматривая за четырьмя подопечными и поддерживая детскую в чистоте? В любом случае я собиралась решить все вопросы с хозяйкой по прибытии на место.
Дорога пошла в гору и стала петлять, а я вспомнила о длинных извилистых тропах, вьющихся по крутым склонам ущелья. Я прикрыла глаза, отгоняя воспоминания, и попыталась представить места, которые станут моим домом, по крайней мере, на ближайшие годы. Интересно, лягут ли дети спать или дождутся меня? Целых четверо. Внезапно я осознала, как это много. Хотя вряд ли сильно отличается от того, когда ты старшая из пятерых детей. Наши родители не покладая рук трудились в лавке, а я много лет была матерью для своих братьев и сестры. Именно ко мне они прибегали, когда разбивали коленку или хотели есть. Я умывала, одевала, воспитывала. Именно у меня мама спрашивала, где Тед и не знаю ли я, где кепка Арчи. Я уверяла себя, что уже делала это раньше и приобретенные навыки никуда не делись.
Минут через пять-десять дорога пошла под уклон, мы поехали медленнее и наконец остановились. Но вместо тишины снаружи раздавалось громкое шипение, словно там был паровоз или огромный клапан, выпускающий пар. Экипаж вновь сильно покачнулся — мистер Ингланд спрыгнул с козел. Светя фонарем, он распахнул дверцу кареты, и я ощутила непривычную для конца августа промозглую сырость.
— Отлично! Вас не растрясло по дороге! — заулыбался мистер Ингланд. — К сожалению, здесь я вынужден попросить вас выйти: подъем до дома слишком узкий и мы рискуем свалиться с обрыва. Если дадите мне минуту, я распрягу лошадь и уберу на ночь карету.
Он оставил меня посреди брусчатки, а сам отправился с фонарем к смутно угадывавшимся в темноте постройкам. Странное шипение не прекращалось, и, как только мои глаза привыкли к темноте, я смогла различить темно-синее небо, на котором сквозь неплотные облака проглядывала луна. Справа высилась черная громада — огромное здание или, возможно, густой лес. Во влажном воздухе отчетливо угадывался запах листвы, который мы, городские жители, улавливаем безошибочно. Я с наслаждением вдохнула этот аромат, прохладный и свежий, как весенний ручеек, и совсем не похожий на привычную для меня смесь густого дыма и пыли.
Мгновением позже я заметила приближающийся фонарь. Мистер Ингланд взял мой саквояж и пошел вперед с такой уверенностью, словно умение видеть в темноте было для него совершенно обычным делом.
— Сейчас вам не видно, но это двор ткацкой фабрики, — пояснил он. — Перейдем через реку, поднимемся на холм, вот мы и дома.
Конечно, шумела река. Теперь звук стал громче, словно мы ее потревожили.
Видимо, я встала как вкопанная, так как мистер Ингланд встревоженно спросил, направив на меня едва светивший фонарь:
— Няня Мэй, вы в порядке? К сожалению, здешняя дорога лишена благ цивилизации.
— Сэр, как же мы перейдем реку?
— В резиновых сапогах. У меня как раз припасены две пары на берегу, — серьезно ответил он.
На пару мгновений повисла ужасающая тишина, а потом мистер Ингланд засмеялся:
— Шучу! Не настолько мы в Йоркшире лишены благ цивилизации! Идемте!
За пределами лучей фонаря существовал лишь шум бурлящей воды и темнота. Шагал мистер Ингланд быстро; вскоре фабричный двор остался позади, и мы очутились на каменном мосту, ширина которого, несомненно, позволяла проехать экипажу, но с крохотным запасом по паре дюймов с каждой стороны. Небольшой горбатый мост от мощного потока воды отделяло футов пятнадцать[18], не больше. Переходя реку по этой конструкции, я старалась не смотреть вниз, и вот мы уже на другом берегу.
Мистер Ингланд свернул налево, и мы стали карабкаться по ухабистой тропинке, уводящей от речного берега вверх. По обеим сторонам тропинки росли деревья; мокрые стволы, блестевшие в лучах фонаря, напоминали вход в таинственную пещеру.
— Дом расположен уединенно, — проговорил мистер Ингланд. — Сорок лет назад дед моей жены построил его с видом на ткацкую фабрику внизу. Вам что-нибудь известно о текстильной промышленности, няня Мэй?
— Боюсь, немного, сэр, — ответила я, задыхаясь от быстрой ходьбы.
— Вероятно, вы заметили, какая тут влажность. Идеальные условия, чтобы хлопок не пересыхал. А вот шерсти дальше наших краев вы не увидите. Чем восточнее от Ливерпуля, тем реже встречаются хлопкопрядильные фабрики. Камвольные ткани[19], бомбазин[20], молескин[21] — вот что мы производим в этом маленьком сыром захолустье. А фабрика, мимо которой мы прошли внизу — вы ее, конечно, не разглядели, но обязательно увидите днем, — принадлежит мне. Я произвожу только хлопковые ткани, на шерсть так и не перешел. Семья моей жены занимается шерстью, а ее дед — настоящий шерстяной магнат. По сравнению с ним мы жалкие сопляки! На фабрике мистера Грейтрекса двенадцать сотен станков ежедневно производят тридцать тысяч ярдов[22] материи! Знаете, сколько это миль?[23]
— Боюсь, что нет, сэр, — ответила я, с трудом поспевая за мистером Ингландом.
— Восемнадцать. Мой объем производства измеряется ярдами, не милями, хотя у меня на фабрике трудятся двадцать четыре рабочих. Когда я здесь начинал, их было шестнадцать… Альпаки! — воскликнул он, внимательно глядя в свете фонаря на мое озадаченное лицо. — На них Чемпион Грейтрекс и сделал свое состояние. Почти шестьдесят лет назад он первым стал производить ткани из шерсти альпак[24]. Вы имеете представление, о каком животном я говорю?
— Вряд ли, сэр.
— Он обнаружил три дюжины мешков с этой шерстью, сложенных возле склада в Мерсисайде[25], и сказал: «Я заберу всю партию». Грейтрексу стали возражать, мол, шерсть слишком грубая, никто не знает, как с ней работать. Чемпион попробовал первым, и теперь… восемнадцать миль. Скоро получит титул баронета[26]. По крайней мере, все так говорят.
— Надо же!
— Вы знаете, откуда родом альпаки? Попробуйте угадать.
Еще минуту назад я и понятия не имела о существовании такого животного.
— Из Шотландии? — предположила я.
— Ха! — Его смех грянул в темноте, словно ружейный выстрел. — С таким же успехом вы можете искать там слонов! Нет, альпаки родом из Перу. Кстати, няня Мэй, видимо, вы путешествуете налегке, даже без чемодана?
— Его доставят позже.
— Прекрасно. Вот мы и на месте.
Мы пересекли еще один мощенный брусчаткой двор, направляясь к большому лишенному декора дому, будто вросшему в склон горы. Слева угадывались очертания надворных построек, а перед фасадом начинался обрыв — земля, густо поросшая деревьями, уходила круто вниз, к реке. Массивная входная дверь была выкрашена в красный цвет. Мистер Ингланд отпер замок одним из ключей, висевших в связке у него на поясе, и занес мой саквояж внутрь.
— Пойду поставлю фонарь на место, иначе Бродли утром мне устроит! А вы поднимайтесь в детскую. Дети спят, познакомитесь с ними утром. Вы голодны?
— Нет, благодарю вас, сэр.
Какой необычный человек! Встретил меня сам, рассказал о своей работе, да еще и поесть предложил! Чувствуя себя не в своей тарелке, я могла лишь пробормотать слова благодарности в спину быстро удаляющемуся мистеру Ингланду. Фонарь он мне не оставил, а внутри дома царил густой мрак. Где-то негромко тикали часы. Я вытянула вперед руку, пытаясь на ощупь добраться до лестницы. Наконец, я коснулась перил и, скользя ладонью по их гладкой поверхности, стала подниматься наверх. Ощущался слегка затхлый запах, как от давно не чищенных ковров или мокрых пальто. Ступени оказались из камня, а потому не скрипели под ногами. Наверху было совсем темно. Мистер Ингланд велел мне отправляться в детскую, но напротив лестничной площадки виднелось несколько дверей. Я решила дождаться возвращения хозяина. Без сомнения, он уже подумал, что я мямля и невежда, а теперь еще убедится в моей тупости, если обнаружит стоящей здесь, как перепуганное дитя. Я вспомнила о Сим, о моей невозмутимой, прямолинейной соседке Бриджет — они бы не топтались в нерешительности. Они бы отправились вниз на поиски лампы, вероятно, на кухню, которую, впрочем, могут запирать на ночь.
Внезапно раздался тихий щелчок, и из-за открывающейся двери показался свет. Из комнаты вышла женщина в пеньюаре, наспех накинутом на белую ночную сорочку. Доходившие до талии распущенные волосы обрамляли маленькое круглое личико с аккуратным носиком и большими черными глазами. Я застыла, незнакомка тоже. Она смотрела на меня с таким испугом и недоумением, что я подумала, уж не ошиблась ли домом.
— Миссис Ингланд? — наконец вымолвила я. Женщина глядела на меня, как на привидение. — Я няня Мэй. Прошу прощения, что побеспокоила вас. Я только что приехала, мэм.
— Няня? — испуганно переспросила женщина, сильнее сжав фонарь и запахивая пеньюар. — Вас пригласил Чарльз?
— Я полагала, меня ждете вы. Я детская няня.
— О! — воскликнула незнакомка. — Вот как! — Складка меж ее бровей разгладилась.
Я судорожно сглотнула: во рту почему-то разом пересохло.
— Мистер Ингланд велел подниматься в детскую. Не могли бы вы показать, в которую из комнат мне идти?
— Я думала, вы приедете завтра, — последовал едва слышный ответ.
Она была на пару дюймов ниже меня ростом и гораздо моложе, чем я рассчитывала.
— Мистер Ингланд встретил меня на станции сегодня вечером, — обмирая от страха, произнесла я. — Он сейчас понес фонарь на место.
Моя собеседница взглянула вниз: в холле по-прежнему царил мрак.
— Я провожу вас в детскую.
Она посветила на обитую сукном дверь слева от лестницы. Внутри оказался коридор, в котором сразу же по левую сторону располагалась одна дверь, а в самом конце еще одна. Коченея от холода и не находя слов от смущения, я покорно вошла за моей провожатой в дальнюю дверь. Оба окна в комнате были зашторены. Хозяйка направилась к висевшим над камином газовым рожкам и включила газ. Раздалось шипение, и она стала оглядываться в поисках спичек. Я заметила коробочку на каминной полке за свечой. Желая помочь, я поставила саквояж и взяла спички.
— Позвольте мне, мэм.
В стеклянных сферах вспыхнул свет. Мы были в небольшой, но уютной детской с обоями на стенах и коврами на полу. В уголке, возле деревянного манежа, стояла лошадь-качалка, а рядом крохотная расписная лошадка. Напротив, за детским столиком чинно сидели плюшевые медведи. На низком буфете виднелась красивая лодка с белым косым парусом, а вокруг были расставлены деревянные фигурки животных. У стены я заметила инвалидную коляску со сложенным на сиденье клетчатым одеяльцем. Наконец-то я смогла разглядеть хозяйку: длинные золотистые локоны, персиковый пеньюар. Она внимательно смотрела на меня, словно ожидая, что я заговорю первая.
В доме чувствовался холод, что не редкость для больших домов летом, когда камины не топят. Поскольку миссис Ингланд не предложила мне снять накидку и не сказала, куда ее можно повесить, я чувствовала себя незваной гостьей.
— Вы предпочитаете «мэм» или «мадам»? — поинтересовалась я.
— Любой вариант приемлем.
— Следует ли мне обращаться к вам по вопросам питания и одежды детей?
Она явно растерялась, будто я попросила ее решить сложную задачу.
— Да, — без уверенности кивнула миссис Ингланд. — Или уточните у мистера Ингланда.
— Мне следует обращаться к хозяину? — переспросила я, с трудом скрывая изумление.
— Вероятно, так будет лучше.
Она говорила просто, с сильным местным акцентом. Хозяин изъяснялся более изысканно, но и в его речи безошибочно угадывался йоркширский выговор. Слушая мою новую хозяйку, я сразу вспомнила уроженку Йоркшира, которая по средам приходила к нам в лавку в Балсолл-Хит за покупками: у обеих было совершенно одинаковое произношение.
— Я вас оставлю. Можете пока разложить вещи, — проговорила миссис Ингланд.
— Я буду ночевать в детской, мэм?
— Обычно вы так и ночуете? — Она вновь запахнула пеньюар, прикрывая шею.
— Да, — кивнула я. Повисла неловкая пауза. — Прошу прощения, я думала, наш директор, мисс Симпсон, известила вас о времени моего приезда.
— Да, теперь я припоминаю. Конечно, известила. Спокойной ночи, няня…
— Мэй, — подсказала я.
Миссис Ингланд тихо вышла с лампой руке и, закрыв за собой дверь, бесшумно удалилась по коридору. Я еще долго прислушивалась к царящей в здешнем особняке глубокой, всепоглощающей тишине. Каким далеким казался теперь дом на Перивейл-гарденс. Как сильно новая хозяйка отличалась от миссис Рэдлетт.
Я медленно направилась к стулу возле окна и, подняв плюшевого мишку на подоконник, уселась. Мыслями я невольно возвращалась в прошлое, вспоминала о путешествии через весь Лондон сегодня утром — неужели это было всего лишь утром? — и о беспорядочной суете города. Без малого неделю я провела в состоянии безделья и нетерпеливого ожидания нового жизненного этапа. Теперь те несколько дней представлялись восхитительными, и, зябко ежась от холода в чужой детской, в окутанном тишиной, безжизненном доме, я вдруг поняла, что совершила ужасную ошибку.
Послышался звук, словно шипение свечи, и я с тревогой огляделась. За моей спиной было окно, и мне потребовалась пара мгновений, чтобы осознать: это звуки дождя. Стоило открыть створку, и снаружи донеслись шум реки и крик ночной птицы — совы или козодоя. Я никогда не жила и даже не проводила ночь в сельской местности, которая представлялась мне коварно изменчивой обителью жалящих и кусающихся тварей. Я привыкла к квартирам и магазинам, оживленным дорогам и тротуарам. Мне ни разу в жизни не приходилось пользоваться на улице фонарем!
Впрочем, здешний воздух упоительно чист, и утром наверняка запоют птицы, и необъятное небо наполнится солнечным сиянием. А сколько интересных дел предстоит нам с детьми! Мы займемся поиском кладов, станем собирать цветы и птичьи перья! Пока тепло, мы будем устраивать пикники и кататься на велосипедах!
Коллекция цветов на подоконнике у Джорджины состояла из маргариток и ирисов, собранных в лондонских парках. Здесь же флора и фауна явно богаче. Возможно, тут даже водятся олени — живые, а не бронзовые. И пусть в доме царит безмолвие, зато снаружи нас ждет столько всего интересного!
Я зажгла лампу, выключила газовые рожки и, захватив саквояж, отправилась по коридору в детскую спальню. В комнате было темно, шторы опущены. Свет лампы выхватил из мрака металлические кровати на дощатом полу и смутные контуры тел под белыми простынями. Один из спящих завозился, и я приглушила свет. В дальнем углу комнаты, возле окна, в ногах пустой кровати стояла колыбель, покрытая, словно вуалью, тонкой кружевной тканью. Я двинулась вперед по скрипучим половицам и замерла возле ажурного балдахина. Льющееся из лампы мягкое сияние осветило пухлого младенца. Он лежал на спине, раскинув в стороны сжатые в кулаки ручки. Грудка малыша едва заметно поднималась и опускалась. В этой комнате тоже было душно и холодно. Я хотела открыть окно, но удержалась, боясь потревожить детей, поэтому осторожно присела на край кровати и стала расстегивать пуговицы на ботинках. На Пембридж-сквер я спала под одной простыней и полностью распахивала на ночь окно.
Ботинок с грохотом упал на пол, и я застыла, ожидая, что сейчас проснутся дети. Откуда-то из глубины спальни раздался долгий сонный вздох, и более ничего не последовало. Я прикрутила фитиль до минимума и тихонько подула на лампу. Ненадолго резко пахнуло керосином. Прохладные простыни манили прилечь, а от стеганого одеяла слегка веяло нафталином. В кромешной темноте я устроилась на кровати и стала ждать, когда меня сморит сон.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Миссис Ингланд предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
19
Камвольная ткань — тонкая ткань из высококачественной шерстяной пряжи, произведенной гребенным прядением. Волокна многократно прочесываются гребнями, вытягиваются и разглаживаются. В результате получается гладкая и блестящая пряжа.
21
Молескин — с английского языка (moleskin) переводится как «кожа крота». В России ткань получила название «чертова кожа». Это очень прочное и плотное хлопчатобумажное полотно с небольшим блеском, созданное специально для производства повседневной и защитной одежды, переплета книг и блокнотов.
