Красные нити времени

Станислав Мажинский

Продолжение книги «Дожди мертвых империй» цикла «Бури Газаллакса» преподнесет новые повороты судеб, интриг и приключений от севера Лимессы до юга Шаккама.

2. Лимесса. Лигерхальд

Олвачи находился в одиночной камере. Здание, в котором он коротал свои дни, было расположено недалеко от «Трезубца», почти в центре города. Эта двухуровневая тюрьма была старой постройки и окружена пышными зелеными кустарниками по периметру. После того как он был пойман на месте преступления, его доставили сюда, где за ним ухаживали и обходились как с гостем. Ему предоставили комфортную камеру с большой мягкой кроватью, настольными играми, книгами, небольшим тренажером для ходьбы. В камере имелось даже окно, которое выходило на тихую улочку. Для безопасности Олвачи были созданы все условия, в том числе и несколько приборов наблюдения, которые висели под потолком.

За ним день и ночь наблюдало несколько человек — охранники, которые были приставлены только к нему. На протяжении всех дней они тщательно следили за его поведением. Все эти дни парень практически ничего не ел. При попытке с ним заговорить он отворачивался и молчал или говорил, что не в духе разговаривать. За все дни он не притронулся ни к книгам, ни к играм, ни к тренажеру. Он либо лежал, либо подходил к окну и смотрел на улицу несколько парсов к ряду, а потом возвращался в кровать и засыпал.

Охрана сильно беспокоилась о здоровье парня. Без того худощавое тело стало еще более осунувшимся — кожа да кости.

Когда о происшествии узанал арравант Эйлигер, то был обескуражен. Ситуация была щекотливая. Если он оставит Олвачи в Лимессе и придаст суду, то его дочь Белория тоже останется в Шаккаме. Если он отпустит парня в Шаккам, то вернется и Белория. Но как ж быть с убийством? Принять его за недоразумение или оплошность было не мыслимо. Лифион прекрасно справился с убийством — успел замести следы так, что никто в парке ничего не заметил и преступление не предалось огласке. Хотя на следующее утро в трезубец поступило заявление о пропаже девушки.

Когда эта весть дошла до хошира Липтира, то он был вне себя. На следующий день после убийства он явился в камеру к Олвачи и долго с ним беседовал. Разговор был похож на проповедь Липтира, так как Олвачи ничего не отвечал. Хошир говорил, что действия парня поставили под удар все отношения и усилия, которые были для них приложены самим правителем Шаккама. Далее речь зашла о поведении и добродетелях, которых должен придерживаться сын моуласара Садира Руйзуфа. На протяжении всей встречи, в словах Липтира сквозила горечь за содеянное, как-будто он сам вместо Олвачи перегрыз горло бедной девушке.

После встречи с Олвачи, вернувшись домой, Липтир написал письмо в Шаккам Садиру, где очень осторожно описал случившееся с его сыном и попросил моуласара вернуться в Лимессу для устранения сложного дипломатического момента. Как только письмо было отправлено, хошир Шаккама поспешил к Маадалю рассказать о новости и просить его совета. Уже вечером того же дня Липтир был в покоях парня в поисках чего-нибудь подозрительного. Он копался в его личных вещах, пытаясь найти зацепку, которая приведет к мотивам парня, но все впустую. Все было чисто: ни волос, ни капель крови — ничего.

В то утро небеса над Лигерхальдом были полны дождевых туч, но ни одной капли еще не упало на город. По городу гулял легкий теплый ветерок. Первый день хода Чиевы выдался хмурым, но его скрасили миллионы цветов, которые расцвели по всему городу, окрашивая его живыми и нежными красками.

Молодой мужчина подходил к зданию тюрьмы. Его форма была очень кстати хмурому утру — такая же темно-серая, как и затянутое небо. Зайдя на крыльцо, он остановился и оглядел улицу. Зелень была живительна для города, и на нее можно было смотреть без конца. Пение птиц слышалось повсюду. Их сладкие голоса звучали словно живительный мифический ручей, в котором герой черпали свои силы.

Когда он зашел внутрь, в его кабинет, его встретили черно-белые экраны, показывающие комнату парня, запах фригга и Груйер — его напарник с черными усами и большим как бочонок пузом.

Груйер пришел, как и всегда, раньше его, сменив ночную смену.

— Ридес, вижу ты не спешишь на работу, — после этих слов мужчина рассмеялся.

Ридес, как обычно, остался в неловком положении.

— Ладно, — продолжал Груйер, — расслабься. Сегодня хороший денек для работы: пасмурно и, возможно, будет дождь.

— На улице в ход Чиевы любая погода прекрасна. Куча зелени, сладкий воздух, тепло, почти как в Шаккаме, — произнес Ридес и подошел к чайнику с горячим фриггом.

— Пока шел на работу, отовсюду слышал разговоры о приезде Садира и его свиты в Лимессу.

— И что люди говорят?

— Да, всякое, — нехотя сказал Груйер и махнул рукой. — По мне, так лучше бы они вообще не приезжали.

— Почему это? — спросил Ридес, наливая горячий напиток в кружку.

— Не знаю, — произнес мужчина и поджал нижнюю губу в смущенном жесте. — Как и много индиктов назад от чужеземцев не было пользы вот и теперь, — Груйер взял пухлой рукой кружку со стола и сделал несколько глотков. — Вот, посмотри на этого! — Бруер засмеялся и кивнул на экран, в котором Олвачи стоял и смотрел в окно.

— Я надеюсь, ты никому не говорил о том, что у нас тут сын моуласара Садира? — Ридес подошел к столу и сел в кресло рядом с Бруером.

— Да как ты мог такое подумать обо мне? — с возмущением пробубнил напарник. — Я что, какой-нибудь торговец? Или уличный пройдоха?

— Нет, конечно! — парировал Ридес. — Просто хочу напомнить, что если кто-то проболтается, то мы быстро составим ему компанию, — Ридес указал пальцем на экран с изображением стоящего Олвачи, — до конца своих дней.

— Ты же знаешь, что я точно не выдам секреты. Никогда! — последнее слово было сказано с явной напыщенностью. — Я за себя уверен, уж поверь! А вот ты… — Груйер заговорил обвиняющим тоном и ткнул пальцем в плечо Ридеса.

— Я то точно не смогу выдать.

— Почему это?

— Потому что я обучался по новым технологиям, которые на порядок выше…

— Да что ты знаешь о старой школе? — из усов Груйера слова вылетали уже с большим возмущением и шумом, а брови при этом собрались в причудливую гримасу, как бы подыгрывая его взвинченному тону.

— Нам много рассказывали об ошибках, которые породила подготовка в старой школе.

— Да ничего ты не знаешь! — взревел Груйер и вскочил с кресла. — Именно наша школа подготовила вас…

В дверь постучали. Ругань Груйера оборвалась. Оба охранника переглянулись.

— К нам кто-то должен прийти сегодня?

Ридес в ответ пожал плечами и произнес:

— Что-то не припомню, чтобы кто-то говорил нам о визитерах.

Груйер быстрыми шагами прошел к двери. После повторного стука он открыл дверь. Груйер всегда открывал только после второго стука. Это было вроде его собственного суеверия, в которое вера с каждым гостем только возрастала.

На пороге оказалась молодая женщина приятной внешности и в строгой форме Агентства безопасности. Она была не просто красива, а божественна. Большие голубые глаза на прекрасном лице, прямые русые волосы, спадающие до плеч и тонкое украшение на шее говорили мужчинам о том, что сегодня их рабочая смена была самая лучшая в индикте.

— А кто из вас Груйер? — спросила женщина, обнажив свой нежный голос.

— Э..э..это я, — вырываясь из ее чар, произнес Груйер.

Женщина была наголову выше охранника и смотрела на него, как на маленького мальчика. В ее изящных руках был небольшой кейс с изысканной выделкой.

— Меня зовут Миликас, — произнесла девушка своим прекрасным голосом. — Вам обо мне не говорили?

После ее вопроса Груйер был в замешательстве.

— Да, мне говорили… — тягуче и не уверенно говорил Груйер. — Но мне говорили, что прийдет агент…

— А я не агент? — с улыбкой спросила девушка.

— Конечно, как я мог подумать… — со смехом проговорил Груйер. — Входите, конечно.

Войдя, она осмотрела кабинет. Когда ее прекрасный взгляд упал Ридеса, парень отвел глаза на приборную панель перед ним, чтобы не растаять перед ней, как прирученное животное.

— Может, фригга? — закрыв дверь, проявил гостеприимство Груйер.

— Нет, благодарю вас, — тактично ответила Миликас и подошла блиеже к Ридесу.

— Ну, тогда присаживайтесь, прошу вас! — Груйер подошел к девушке и подкатил к ней кресло.

Миликас в очередной раз отказалась.

— Я бы хотела перейти сразу к делу. Меня направили провести допрос Олвачи Руйзуфа.

— А вот как раз и он, — произнес Ридес и увеличил картинку на одном из экранов.

— Буйный? — спросила Миликас.

— Хех, — взвизгнул Груйер. — От него все эти дни — ни звука. Он практически ничего не делает, кроме как стоит у окна, как сейчас, или лежит в кровати. Несколько дней назад приходил их хошир в своих одеждах. Такой ряженый весь… У него еще имя такое смешное… Но даже с ним парень не стал говорить, как тот ни распинался.

— Понятно, — бесцветно ответила Миликас.

— Он практически ничего не ест. Иногда только немного мяса и воды. Ни фригга, ни овощей, ни салатов… — произнес Ридес.

— Видимо, он не любит нашу кухню, — живо добавил Груйер. — Наверное, может с желудком что не ладное, — слова вылетали из усов Груйера с большой скоростью. — А вам надолго к нему?

— На парс или полтора. А могу я взять с собой в камеру мой кейс? — Она обратилась к Ридесу, но тот не успел ответить — Груйер был тут как тут.

— Можно. Если, конечно, в нем нет ничего запрещенного.

— Тут бумаги и записывающее устройство.

Ридес смотрел на Груйера гневным взглядом.

— Тогда, все в порядке. У меня нет претензий. И у Ридеса тоже.

Миликас перевела взгляд на Ридеса. Тот лишь согласно мотнул головой.

— А вы не боитесь, что она может напасть на вас? Ведь он уже убийца.

— Не боюсь, — ответила девушка. — У меня есть чем за себя постоять.

— Тогда, я за вас полностью спокоен, — усы мужчины немного вздыбились над белоснежной улыбкой.

— Ну, тогда я пойду?

— Я с радостью вас провожу, Миликас, — Груйер улыбнулся ей и открыл дверь в коридор с одиночными камерами.

Ридес видел на экранах, как они шли по коридору, и как Груйер завел девушку в камеру к Олвачи. Заключенный не обратил ни малейшего внимания на вошедших в его одиночную комнату. Миликас села за стол и стала раскладывать бумаги, позже подготовила к работе записывающее устройство. Груйер удалился.

Когда усатый напарник вошел обратно в кабинет, он сразу же произнес:

— Вот это женщина, Ридес! Чистейшая красота!

— Угу, — недружелюбно отозвался Ридес.

— Ты чего? Она тебе не понравилась? Ты с ней даже не разговаривал! — тонко подметил напарник.

— Да ты мне даже слова не дал сказать, — вспылил Ридес. — Строил из себя тут прилежного парня…

— Да ты на себя посмотри! Ты же с настоящими женщинами отродясь не разговаривал.

— Да ты просто эгоистичный…

— Подожди! — произнес Груйер и посмотрел на экран. — Включи звук. Посмотрим, разговорит она его или нет.

Ридес послушался. Голос Миликас залил кабинет:

— Олвачи, можно я буду называть вас так?

Ракурс картинки показывала макушку Миликас, сидящей за столом в правой части экрана и парня в полный рост, который до сих пор стоял и пялился в окно.

После ее слов парень встрепенулся, как-будто после дремы, и осмотрел комнату. Увидев сидящую Миликас, он отошел от окна и сел на кровать напротив нее.

— Кто вы? — спросил Олвачи.

— Я еще раз представлюсь, — произнесла девушка. — Мое имя Миликас. Я пришла с вами поговорить.

— О чем? — тон Олвачи был сух и грубоват.

— О том случае в парке.

— Что вы хотели бы узнать?

Груйер толкнул Ридеса рукой и произнес:

— Она любого разговорит.

На экране девушка взяла листок бумаги со стола быстро его просмотрела.

— В отчете написано, что вы убили девушку. Вы перегрызли ей горло. Что же побудило вас к этому?

— Мне захотелось… — еле слышно произнес парень.

— Что захотелось?

— Мне захотелось попробовать ее…

— То есть вы хотели ее изнасиловать?

— Нет… Просто она была теплая…

Олвачи смотрел на нее пустым взглядом. Приборы наблюдения показывали его лицо, на котором отсутствовали эмоции — безмятежность и холод воплотились на истощенном лице парня.

— Хорошо, — Миликас поняла, что так от него ничего не добьется и сменила тактику. — Расскажите, что вы делали перед убийством?

Олвачи стянул тапочки и залес с ногами на кровать, поджав их под себя.

— Я весь день лежал и лишь изредка выходил на балкон подышать воздухом. Он тут совсем другой. Он без ароматов…

— А в Шаккаме вы тоже так проводите время?

— Как?

— Ничего не делаете?

— В Шаккаме все по-другому, — задумчиво произнес парень. — У меня там много дел. Я каждый день занят с утра и до вечера.

— Но тут вы могли бы гулять по саду перед домом. Тем более два хошира были вместе с вами. Они могли бы быть неплохими собеседниками.

— Меня не интересует религия и политика, — отрезал парень.

— А что вас интересует? — допытывалась Миликас.

— Океан. — Олвачи перевел взгляд с девушки на окно.

— То есть вам нравится путешествовать?

— Нет, я проектирую корабли. А тут я просто жертва традиций.

Все время беседы Мликас помечала что-то на листе бумаги. Возможно, какие-нибудь логические связи или неосторожные слова Олвачи, которые могли бы стать зацепкой. Груйер и Ридес все это время сидели и слушали, как она работает.

Сделав паузу, Миликас карандашом проскользила по бумаге к какой-то записи, которую она сделала вначале беседы и которую было не видно с камер наблюдения.

Она сделала короткие пометки карандашом и продолжила:

— Вначале вы сказали, что убили девушку, потому что она была теплая. Что значит теплая? — допытывалась Миликас.

Олвачи смотрел куда-то в пол.

— Она… она была носитель настоящего, понимаете? Она меня начала манить еще тогда, когда я был в своих покоях.

— Не совсем понимаю, — ответила девушка в форме и тут же задала вовый вопрос: — А я носитель?

Тут Олвачи резко вскинул голову и посмотрел на нее невидящим взглядом, будто что-то высматривая в ее глазах.

— И вы тоже. Но только вы немного иная, чем она.

Миликас ничего не понимала, а следящие за ней из кабинета мужчины вообще потеряли нить разговора.

— А чем я иная?

Олвачи не сводил с нее взгляда.

— Вы иная потому что… потому что… — он как-будто бы подбирал слова. — Потому что у вас иная кровь.

— И как вы это поняли? — с изумлением спросила Миликас.

— От тебя пахнет совсем иначе…

— Значит, — заключила девушка, — вы можете и на меня напасть?

Вопрос был очень смелым. Груйер, услышав это, закусил нижнюю губу, а лицо Ридеса залилось красным. Между охранниками повисла немая пауза полная щемящей тревоги. Каждый понимал, что нужно что-то делать, но ничего не делал.

Миликас сидела в ожидании ответа.

— Могу, — ответил парень через некторое время. — Но не сейчас…

Миликас насторожилась и не сводила с него глаз. Она сжала карандаш так, что готова была либо напасть наго, либо отразить внезапный удар. В ней видалась высокая профессиональная подготовка.

— А когда настанет то время? — Она своими вопросами пыталась найти суть его желаний, которые вынудили его убить девушку.

В ответ парень стал глубоко и часто дышать через нос, словно ему не хватало воздуха.

— Вам не хорошо? — спросила Миликас.

Ридес и Груйер переглянулись. Они видели такое впервые, чтобы Олвачи вел себя необъяснимо странно.

Парень не отвечал. Он продолжал глубоко дышать и зачарованно смотреть на девушку.

Миликас вновь спросила Олвачи:

— Вам не хорошо?

Тело Олвачи стала бить мелкая дрожь, словно в город дошла волна землетрясения из Даргалиона. Руки и ноги, казалось, не подчинялись своему хозяину. Затем голова Олвачи резко опрокинулась в бок и упала на левое плечо, и вывернулась так, как-будто кто-то сломал ему шею. Рот был широко открыт. Глаза смотрели куда-то на стену.

Миликас резко встала со стула и, вынув из пиджака парализующее устройство, направила его на Олвачи. Она понимала, что лучше его не использовать — он все-таки сын Садира Руйзуфа.

Миликас позвала Груйера и Ридеса на помощь:

— Ребята, мне нужна ваша помощь, — крикнула она и постучала свободной рукой в железную дверь комнаты.

Увидев это, Груйер бросился с места к двери. Затем он быстро остановился и сказал Ридесу:

— Зови лекарей и еще наших ребят, — после этих слов Грйер бросился бежать по коридору.

Ридес видел, как плотное тело его напарника неуклюже бежит к заветной команте, одновременно вызывая подкрепление к ним в кабинет. Ридес перевел взгляд на монитор с комнатой Олвачи — Миликас все так же стояла на готове.

В камеру влетел запыхавшийся Груйер и встал перед Миликас, закрывая ее от возможного выпада со стороны безумного Олвачи. Тело парня, сидящего на кровати, трясло еще сильнее. Его голова начала тихо биться о бетонную стену.

Груйер медленно подходил к кровати, доставая парализующее устройство из кобуры на ремне и переводя его в боевое состояние.

— Олвачи Руйзуф! — зачем-то крикнул Груйер в надежде вывести парня из оцепенения. Миликас спиной постепенно отходила к своим бумагам и открытому кейсу, оставленным на столе.

Изо рта Олвачи начала обильно выходить темно-красная пена. Она спадала на его плечо и скользила дальше вниз по руке.

— Олвачи! — еще раз выкрикнул Груйер.

Ответа не было.

Груйер начал тянуться устройством к трясущейся ноге парня. Как знал Ридес, когда устройство срабатывает, человек теряет сознание и тогда можно с ним сделать все что угодно.

Рука Груйера была рядом с ногой парня. Миликас уже стояла у стола и смотрела на все это безумие.

Груйер дотронулся до парня и дал разряд. Но ничего не произошло — Олвачи все так же трясся. Груйер дал еще один разряд.

Ничего.

Удивленное усатое лицо повернулось к Миликас. И в этот момент произошел мощный хлопок, который разнесся эхом по коридорам. Ридес зажмурил глаза и вздрогнул одновременно. Как только он открыл глаза, то на экране увидел большую черную точку, которая стекала вниз. Это была кровь. Но чья? На экране возле подтека было множество мелких точек. Ридес догадался, что это была тоже кровь. Он не совсе понимал, что происходит. Затем послышались какие-то короткие звуки, словно железные шары падали на пол.

Ридес перевел взгляд со стекающей крови на пространство комнаты. Ни Гуйера, ни Миликас не было видно. Лишь зеленый едкого цвета плотный туман заполнил комнату. Ридес, не дождавшись подмоги, побежал в одиночную комнату к Олвачи.