Дорога – наш дом. Часть 1. Я и они

Станислав Андреевич Гнездилов

Война никогда не меняется. Цивилизация пала, люди остаются прежними. В смутные времена на вершине оказываются совсем иные персонажи, чем в мирную пору. Им и решать глобальные проблемы. Банда безжалостных байкеров, захватившая власть на Дороге – последнем оплоте мирной жизни – сталкивается с глобальной эпидемией. Отряд отборных мотоподонков должен доставить в штабквартиру своего «клуба» последнего на континенте учёного, который знает как остановить болезнь. Вот только всё идёт не по плану.

Глава 1. Нет мира нечестивым

Молчун утёр пот со лба тыльной стороной перчатки и поглядел на солнце: всего четыре пальца над горизонтом. Времени мало. Он сжал зубы и вонзил штык лопаты в сухую, потрескавшуюся почву. Когда-то вокруг насколько хватало глаз буйствовало разнотравье и ветер гнал зелёные волны по ковыльной степи. Теперь здесь субтропики, пустыня с колючками-переростками и пауками размером с кулак. Впрочем, редкий неудачник умирает на Дороге от перегрева или укуса какой-нибудь дряни. Большинство белеющих по обочинам курганов сложены из черепов пробитых пулями, расколотых топорами и размазанных об асфальт.

Молчун в очередной раз воткнул лопату в землю, зачерпнул её и отбросил в сторону, где образовался уже приличный холм. Он оглянулся и прикинул, войдёт ли тело Борова в получившуюся яму. Нет, не войдёт. Засранец слишком много жрал при жизни. Надо копать.

Молчун снова с остервенением принялся колоть и рубить почву. Язва тем временем в два взмаха топором отделила голову Борова от плеч и насадила на палку, чтобы стекла кровь. Для верности она прибила его шлем прямо к черепу гвоздём — чтобы не спёрли. Ей как всегда досталось самое простое. Хотя нет, у Ротора и Стуки вообще считай нет забот: знай, смотри в оба и держи пушку наготове. На этом отрезке Дороги мало найдётся утырков, которые решились бы напасть на Перекрёстков. Разве что какие-нибудь залётные долбонавты из Дикой Степи.

Солнце уже коснулось горизонта, когда Молчун с победным криком отшвырнул лопату на дорогу и, пнув напоследок край могилы, отошёл к своему байку, чтобы припасть к фляге с водой. Он не смотрел, как Ротор и Стука волокли огромное тело Борова к яме, как бросили его вниз и как закапывали. Просто вглядывался в закатный горизонт и размышлял, как скоро его труп вот так швырнут в могилу, а башка украсит один из придорожных курганов.

Вскоре Ротор воткнул лопату в получившийся могильный холм и кивнул Стуке, чтобы тот позвал Молчуна. Втроём они подошли к кургану, где уже ждала их Язва с головой Борова в руках. В торжественной тишине она водрузила останки товарища на вершину кургана. Все четверо Перекрёстков стояли молча некоторое время. Наконец, Ротор прочистил горло:

— Надо бы… Ну, сказать там что-то.

— Скажи, — хмыкнул Стука.

— Ну… — замялся Ротор — Боров, типа, был нам братом, пока Рок не забрал его. Мы вместе зафигарили тучу утырков и выхлебали цистерну всякого пойла. И, типа, Боров будет жить в нашей памяти, пока мы не сдохнем, или пока его черепушка не истлеет и не станет пылью на Дороге.

— Аминь, — подытожила Язва и, развернувшись, пошла к трайку.

Уже через минуту сгустившиеся сумерки разрезали лучи мощных фонарей, а тишину над Дорогой разметал рёв моторов. Язва возглавила построение, как положено атаману, за ней — Ротор и Стука, между байкам которых тащился привязанный мотоцикл Борова. Молчун, как всегда, прикрывал братьев сзади. В его коляске болталась туша волка. Тупая скотина выскочила на дорогу прямо перед Боровом и схватила его за ляжку. Очередной случай «Жары», третий за месяц.

Такая же бешеная тварь покусала довеска Молчуна, Мышку. Бабёнка была так себе, пулемётчица тоже. Но всё равно было нестерпимо жаль, когда пришлось её избавить от мучений. Теперь Молчуна будут за версту обходить все новички: он потерял трёх напарников за год. Не по своей вине, но всё же. Может, Курган всё-таки отнимет у него коляску и отдаст кому-то другому. Тому же Ротору: он давно присматривался к «тёплому» месту Молчуна, замыкающего построение.

Когда на небе появилась луна — огромная, яркая — отряд наконец добрался до своего Перекрёстка. Когда-то это были бензоколонки-близнецы, по обеим сторонам трассы. Теперь — крепость, с валом, рвом, башнями и массивными воротами, отделяющими сто первый километр Дороги от сто второго. Над стеной в зловещем свете жаровен с углём переливалась собранная из сотен и тысяч светоотражающих значков надпись: «3 Перекрёсток». Третья из семи крепостей-ворот Клуба, контролирующих в общей сложности семьсот километров Дороги от Центрального до Пограничного участка.

Жратва, вода, топливо, относительно спокойный ночлег и все товары, какие только можно найти на Дороге — всё это есть на Перекрёстках. Братья-казначеи собирают подати за проход через ворота, устанавливают налоги на ремонт Дороги, на содержание братьев-гвардейцев, стерегущих крепости и назначают тарифы за услуги братьев-провожатых, которые обеспечивают безопасность караванов от Столпа на севере до Базар-Папы на юге. В целом, бывшая мотоциклетная банда устроилась получше некоторых прочих после Войнушки. Они хорошо усвоили урок: невозможно построить рай на земле. Но можно железной рукой править в раскалённом аду Дороги.

Язва прогудела начало условного сигнала, Ротор и Стука подхватили, Молчун закончил — за себя и за Борова. Загремели вдали приводы лебёдок и ворота медленно поползли вверх, впуская ночных странников в утробу базы.

Спустя полчаса, пожрав на ходу и опрокинув по кружке пива с дороги, Молчун с товарищами оказались на пороге тронного зала главы Третьего Перекрёстка. Курган, президент этого отделения Клуба, увидев их мрачные рожи, тут же отправил двух девок, увивавшихся вокруг него, «погулять» и махнул Язве рукой: докладывай, мол. Та сделала шаг вперёд и кивнула Молчуну: он бросил тушу волка на пол перед собой.

— Эта тварь набросилась на Борова. Мы шли километров сто — сто двадцать в час. Он свернул себе шею при падении, — отрапортовала атаманша.

Курган нахмурился, встал с массивного кожаного кресла, служившего ему троном. Предводитель этого подразделения Клуба прославился далеко за пределами своих владений на Дороге за свой исполинский рост: даже крупные мужчины обычно едва достигали его плеча. Он подошёл к дохлой твари, носком сапога раскрыл ей пасть и присмотрелся.

— Жара. Язык иссох, пасть оранжево-бурая, как у остальных. Давно пора было объявить охоту. Перестреляем всех чёртовых тварей на сотню километров от Дороги в обе стороны, для начала, — Курган говорил степенно, основательно, как только и мог говорить великан такой невероятной комплекции.

— Хоть сейчас, босс. Они забрали четверых наших только за месяц! Я их, сук, на колья сажать буду, чтобы остальные не совались! Я их рвать на части буду, жечь живьём, тракторами давить, чтобы визжали… — Ротор, тоже не маленький парень, похожий на бочку с ногами и руками, наоборот, характером совершенно не соответствовал своему телосложению: торопливый, резкий, многословный, при почти писклявом, резком голоске.

Курган поморщился, жестом прервал поток сознания Ротора.

— Без тебя справимся. Для вашей шайки есть работёнка посерьёзнее, — он жестом подозвал к себе Язву, а когда та подошла ближе, протянул ей записную книжку в кожаной обложке с оттиском в виде золотой короны, перетянутую тугой резинкой. Атаманша с удивлением приняла этот «подарок».

— Что это, Курган? — Язва уставилась на великана-предводителя так, будто ей сказали, что пока все будут пить и веселиться — она постоит в карауле.

— Это — реальный способ победить Жару. Вернее, человек, который знает способ. Вы должны забрать его из Кальмиусса и без лишнего шума привезти сюда: многие хотят заполучить его себе.

— Кальмиусс? Арена! Это ведь чертовски далеко на юге! Седьмой перекрёсток гораздо ближе… — атаманша явно не хотела отправляться через всю Дикую Степь в страну коневодов, где вода дороже топлива, чтобы забрать какого-то докторишку или учёного.

— Вы ведь у меня братья-провожатые, разве нет? — поднял с усмешкой бровь президент. Он давно знал Язву и прекрасно понимал, что та, несмотря на свою лень и склочный характер — один из лучших его офицеров, — Вот и проводите этого парня ко мне. Так, чтобы никто не знал: ни чужие, ни тем более свои. Целым и невредимым.

Слова Кургана произвели на атаманшу впечатление: между Перекрёстками редко бывают тайны и ещё реже они связаны с незнакомцами извне клуба. Любой другой на её месте заподозрил бы предводителя в предательстве, но не она: Язва из тех, кто редко впускает людей в свою душу, но если это произошло — верна до конца. Такое же отношение и у её людей к своей предводительнице: Молчун, Стука, Ротор — все ей обязаны так или иначе по гроб жизни.

— Но… Тогда нам нужно прикрытие. Никто не поверит, что мы просто поехали посмотреть, как гладиаторы на Арене мордуются… — предприняла последнюю вялую попытку отбиться от очевидно опасного и трудного задания атаманша.

— Арена, груз, неделя на доставку, — Курган кивнул в сторону невидимого отсюда Садка для рабов.

Язва наконец сдалась и расплылась в недоброй ухмылке, полной предвкушения.

— С утра двинем, босс. Можешь на нас рассчитывать!

— Только это… Нас теперь меньше, — встрял Ротор, — а работа опасная.

Курган нахмурился, но не разозлился.

— Язва, выберешь из кандидатов, кто приглянется. Чтобы не болтал — не посвящай в подробности. Отдашь байк Борова. А ты, — великан ткнул пальцем в Молчуна, — Возьми себе нового довеска. Посмышлёнее.

— Босс, он и так троих сгноил! Кто с ним поедет! — встрял Ротор. Но президент цыкнул зубом и Ротор тут же заткнулся.

— Потеряешь ещё одного — поедешь сторожить сраную Переправу. Последний шанс.

Курган посмотрел Молчуну прямо в глаза. Тот взгляда не отвёл и кивнул: понял. Президент ухмыльнулся.

— Свободны. Пейте, жрите, гуляйте, как в последний раз. Кто знает, кого завтра заберёт Дорога…

Молчун в одиночестве брёл по Западному двору крепости. Он обогнул Садок, кивком поздоровался с его стражей. Из-за решётки загона на Молчуна в ужасе пялилась девчонка, лет шестнадцати: оборванная, грязная, но нетронутая. Молчун обратил внимание на высокие скулы и разрез глаз: северянка. Издалека же её сюда притащили. Редкий товар, дорогой. Значит, их ждёт хороший куш на Арене. Вот только суждено ли его потратить?

Молчун свернул к огромной цистерне, в которой устроили барак для довесков — самого низшего звена в иерархии Перекрёстков. Им ещё не доверяли технику, их не пускали в бар и каждый день муштровали в беге, драках и стрельбе по мишеням. Все Перекрёстки прошли через эту жёсткую дисциплину, чтобы получить своё право на разгульную свободу, вольную жизнь и, наконец, после кандидатского испытания — собственные колёса.

И всё же, несмотря на столь незавидное положение в среде братьев и сестёр Перекрёстков, довески были несоизмеримо выше в их общественной иерархии, чем любые чужаки извне Клуба. Довесок может заколоть по пьяни проезжего коробейника, и за него встанут горой против любой фракции извне. Потом, правда, его выпорют на площади — но увидят это только братья и сёстры. Семья важнее всего!

Молчун ногой толкнул врезанную в бок цистерны дверь и вошёл в барак. Несмотря на громко ревущую из допотопного магнитофона музыку, с его появлением стало заметно тише: резко смолкла болтовня молодёжи. Напряженное ожидание и мрачные лица. Выйдя на середину барака, он встал между рядами трёхъярусных нар, приваренных прямо к стенам цистерны и достал из кармана нашивку Третьего Перекрёстка — вожделенный знак перехода в звание кандидата — и продемонстрировал её всем окружившим его пацанам и девчонкам. Удостоверившись, что все увидели метку, Молчун бросил нашивку на бочку в центре барака, служившую столом для карточных игр.

— Завтра на рассвете у Садка. Если нет смелых — выберу сам, — он ещё раз обвёл тяжёлым взглядом замерших в тревоге довесков и вышел прочь.

Молчун, как всегда, проснулся под крики петухов. Большая часть братьев и сестёр, постояльцев Перекрёстка и прочего заезжего отребья ещё спала, когда он зашёл в гараж. Если есть что-то действительно важное на Дороге — так это состояние твоих колёс и твоей пушки. Байкер любовно провёл рукой по баку и седлу мотоцикла, завёл его ненадолго, прислушался к рокоту мотора. Годы идеального ухода и непрестанного улучшения поддерживали его монстра в отличном состоянии.

Последние серийные мотоциклы с приводом на колесо коляски, раритетные «Уралы» составляли гордость и основную ударную мощь Перекрёстков в стычках на Дороге. На каждую партию или звено приходилось не больше одного такого — как привилегия. Молчун откатал пять долгих лет на чудовищной солянке из японских и индийских запчастей, побывал в десятках перестрелок и пережил шестерых Перекрёстков из старого состава звена, чтобы получить место замыкающего и этот легендарный байк.

Заглушив мотор, Молчун приступил к ежедневной процедуре проверки, смазки, подтяжки, регулировки. Закончив с механизмами, он перешёл к верстаку и привычным движением разобрал, почистил, смазал и собрал обратно сперва «геологический» револьвер системы Наган, а затем АК-74. Надёжное, простое оружие. Наконец, с помощью точильного камня выправил лезвие огромного охотничьего ножа, с которым никогда не расставался. Теперь он готов встретить новый день на Дороге.

На площадке перед Садком уже ждал Стука — невыспавшийся, похмельный, он с кем-то разговаривал. Только подъехав ближе, Молчун разглядел собеседника: девка! Тощая, долговязая и такая белобрысая, что бровей не видно на лице. Молчун едва не сорвался, чтобы погнать её назад в барак пинками, но потом заметил: его нашивка уже на месте, причём не просто наживлена, а принайтована как следует. Значит, обратного пути нет — таковы нехитрые законы Перекрёстков. Стука обернулся к Молчуну и заржал:

— Я, кажется, понял: пацаны не хотят к тебе в кандидаты, потому что ты чёртов гомосек! — Молчун в ответ сплюнул в сторону и посмотрел прямо в глаза девчонке. Та выдержала его взгляд.

— Знаешь, кто я? — спросил Молчун.

— Тот мужик, у которого довески дохнут как мухи, — белобрысая пожала плечами.

— Хочешь как все?

— Я — не все. Переживу тебя и ещё на могиле спляшу, — отчего-то она сжала кулаки так, что побелели костяшки.

Молчун ухмыльнулся, Стука откровенно заржал.

— Как зовут?

— Сова, — и правда, глаза огромные, в пол-лица, как-будто красноватые. Альбинос! Нелегко таким на Дороге. Нелегко любому, кто отличается.

— Пять минут, расконсервируй пулемёт, — Молчун откинул полог с коляски и отошёл от байка.

Стука снова заржал, поглядывая через плечо Молчуна на то, как новенькая начала расчехлять и приводить в боевую готовность установленный на коляске ПКМБ.

— И почему тебе везёт на молоденьких девок?

Молчун пожал плечами.

— Метр длинной. Где Язва и Боров?

— Почём мне знать? Не проснулись ещё!

— Кого она выбрала?

— Сам посмотри!

Молчун обернулся и увидел, как на площадку перед Садком въехала Язва на своём трёхколёсном монстре, а следом за ней коренастый кавказец, густо заросший чёрной щетиной, на байке Борова. Поравнявшись с остальными, атаманша кивнула на новенького.

— Парни, это Аспид. Аспид, Молчуна и Стуку ты знаешь, — братья пожали друг другу руки.

— Ты, кажется, Торца сын? — осторожно спросил Стука. Парень кивнул в ответ, отведя глаза на мгновение, — Жаль твоего батю.

— Ровной ему Дороги, пологой лестницы в Рай, — Молчун сочувственно хлопнул Аспида по плечу. На мгновение повисло мрачное молчание.

— Представишь нам пополнение? — Язва с ехидной улыбкой оценивающе оглядела девчонку. Та как раз закончила возиться с пулемётом и уселась на своё место в коляске.

— Это Сова. Довесок с самыми большими яйцами из тех, что остались, — опередил Молчуна Стука, — Собирается пережить своего первого номера.

— Отличный план, — впервые подал голос Аспид и заговорщицки подмигнул блондинке. Та не отреагировала, продолжая сверлить взглядом атаманшу. Похоже, между ними сразу возникло напряжение. Язва всегда была ревнивой стервой и страшной собственницей. Ни одна девка симпатичнее табуретки в её команде ещё не приживалась.

— Годится. Давайте делать дело, господа! — атаманша направилась к воротам Садка.

— А как же Ротор? — удивился Стука.

— Догонит, — Язва исчезла в караулке, о чём-то переговорила с охраной и передала им бумаги от Кургана.

Охранники исчезли за оградой Садка и через некоторое время выстроили изнутри перед воротами шеренгу из дюжины человек. Почти одновременно с этим на площади появился тяжёлый армейский грузовик с кузовом, переделанным в автозак — поспел Ротор. Стука и Молчун встали по обе стороны между кузовом и воротами, взяв калаши на изготовку. Братья-гвардейцы из охраны рабов открыли небольшую щель в воротах и погнали предназначенных к продаже людей в машину.

Молчун присмотрелся к лицам их груза: в основном северяне, охотники и рыбаки. Пара русоволосых девчонок с берегов Северной Лужи да трое крепких мужиков из лесовиков. За них дадут хорошую цену. Внезапно одна из северянок остановилась и уставилась своими тёмными, почти чёрными глазами прямо на Молчуна. Вчерашняя девчонка.

Молчун нахмурился, но тут один из братьев-гвардейцев подтолкнул рабыню и та полезла в кузов грузовика. Язва сама захлопнула за ними двери и заперла замок, повесив ключ себе на шею на длинной цепочке.

— Всё, девочки, по машинам!

Молчун, Стука и Аспид запрыгнули на байки и, подождав, пока Ротор следом за Язвой вырулит со двора, последовали за ними в боевом порядке: Аспид и Стука по бокам от грузовика, Молчун — замыкающий. За всё время Сова не произнесла ни слова. Она отчаянно старалась не подавать виду, что нервничает, но её первый номер знал: впервые после долгого периода тренировок и муштры девчонка покидает стены родного Перекрёстка.

— Не боись. Туда и обратно. Обычное дело, — он чуть отстал от грузовика, выруливая на Дорогу, чтобы слова было слышно через рёв моторов.

— Торговля людьми? — неожиданно резко отреагировала Сова.

— Просто бизнес… — Молчун прибавил газу и больше не пытался заговорить с новенькой до следующей остановки.