Мерьем Узерли. Актрисы «Великолепного века»

Софья Бенуа, 2014

Немецко-турецкая актриса Мерьем Узерли обрела мировую известность благодаря съемкам в суперпопулярном турецком сериале «Великолепный век». Молодой рыжеволосой красавице досталась яркая роль славянской наложницы Хюррем (Роксоланы), которая стала законной супругой жестокого султана Сулеймана, правителя Османской империи. Кроме Мерьем главные роли в сериале сыграли замечательные актрисы: Небахат Чехре (валидэ-султан, мать Сулеймана), Hyp Айсан (Махидевран Султан, первая возлюбленная правителя), Сельма Эргеч (Хатидже Султан, сестра) и другие. О них самих и о роли их прототипов в судьбе самого известного правителя Османской империи султана Сулеймана, прозванного Великолепным, рассказывает книга Софьи Бенуа. Едва в Турции закончились съемки «Великолепного века», как стало известно о подготовке к созданию нового исторического сериала. B центре сюжета окажется Кёсем Султан – одна из самых могущественных правительниц в исламском мире. Поговаривают, что на главную роль пригласят любимицу миллионов Мерьем Узерли!

Вышедшая из легенды

Согласно легенде, Анастасия Лисовская потеряла свободу как раз накануне своей свадьбы. Сначала полонянка оказалась в Крыму — таким был обычный путь всех невольниц. Пораженные ее красотой и грацией, татары решили отправить девушку в Стамбул, надеясь выгодно продать на одном из самых больших невольничьих рынков мусульманского Востока. Так случилось, что девушка попалась на глаза всесильному визирю молодого султана Сулеймана I, и он решил подарить ее султану.

Обратившись к творчеству мастеров художественного слова, к творчеству писателей, умеющих словами, как мазками красок передавать те или иные события, мы увидим пленницу, сбываемую как самый редкий и дорогой товар. Павло Загребельный так описывает покупку визирем Ибрагимом в присутствии итальянского купца сеньора Грити (знакомые нам по сериалу имена!) некой молодой особы.

«Грити, спотыкаясь в темноте, попадая в зловонные лужи своими тонкими сафьяновыми сапожками, с возмущением вдыхая запах плесени на стенах.

Из тьмы навстречу им выступили две какие-то фигуры, еще чернее самой тьмы, узнали Синам-агу, исчезли, а впереди заморгало несколько огоньков.

— Валлахи, я выполнял твое повеление с покорной головой, бей-эфенди^[1], — кряхтел Синам-ага.

Невольничий рынок. Художник Жан-Леон Жером

— Ты нарочно завел нас в такую темень, где не увидишь даже кончика своего носа, старый пройдоха, — выругался Грити.

— O достойный, — всплеснул руками Синам-ага, — то, что уже продано и зовется «сахих», принадлежит тому, кто купил, и зовется «мюльк», и никто без согласия хозяина не смеет взглянуть на его собственность. Так говорит право шариата. Так мог ли я не спрятать то, что надо было скрыть от всех глаз, чтобы соловей не утратил разума от свежести этого редкого цветка северных степей? Он вырос там, где царит жестокая зима и над замерзшими реками веют ледяные ветры. Там люди прячут свое тело в мягкие меха, оно у них такое же мягкое…

Они уже были около светильников, но не видели ничего.

— Где же твой цветок? — сгорал от нетерпения Грити.

— Он перед тобой, 0 достойный.

Ибрагим, у которого глаза были зорче, уже увидел девушку. Она сидела по ту сторону двух светильников, кажется, под нею тоже был коврик, а может, толстая циновка; вся закутана в черное, с черным покрывалом на голове и с непрозрачным чарчафом^[2] на лице, девушка воспринималась как часть этого темного, затхлого пространства, точно какая-то странная окаменелость, призрачный темный предмет без тепла, без движения, без малейшего признака жизни.

Свет гарема. Художник Лорд Фредерик Лейтон

Синам-ага шагнул к темной фигуре и сорвал покрывало. Буйно потекло из-под черного шелка слепящее золото, ударило таким неистовым сиянием, что даже опытный Луиджи, которого трудно было чем-либо удивить, охнул и отступил от девушки, зато Ибрагима непостижимая сила как бы кинула к тем дивным волосам, он даже нагнулся над девушкой, уловил тонкий аромат, струившийся от нее (заботы опытного Синам-аги), ему передалась тревога чужестранки, ее подавленность и — странно, но это действительно так — ее ненависть и к нему, и к Грити, и к Синам-аге, и ко всему вокруг здесь, в затхлом мраке Бедестана и за его стенами, во всем Стамбуле.

— Как тебя зовут? — спросил он по-гречески, забыв, что девушка не может знать его язык.

— У нее греческое имя, эфенди, — мигом кинулся к нему Синам-ага. — Анастасия.

— Ho ведь в ней нет ничего, что привлекало бы взгляды, разочарованно произнес Грити, уняв свое первое волнение. — Ты, старый обманщик, даже ступая одной ногой в ад, не откажешься от гнусной привычки околпачивать своих заказчиков.

— O достойный, — снова заскулил Синам-ага, — не надо смотреть на лицо этой гяурки, ибо что в том лице? Когда она разденется, то покажется тебе, что совсем не имеет лица из-за красоты того, что скрыто одеждой.

— Так показывай то, что скрыто у этой дочери диких роксоланов! Ты ведь роксолана? — обратился он уже к девушке и протянул руку, чтобы взять ее за подбородок.

Девушка вскочила на ноги, отшатнулась от Грити, но не испугалась его, не вскрикнула от неожиданности, а засмеялась. Может, смешон был ей этот глазастый турок с толстыми усами и пустой бородой?

— He надо ее раздевать, — неожиданно сказал Ибрагим.

— Ho ведь мы должны посмотреть на эту роксоланку, чтобы знать ее истинную цену! — пробормотал Луиджи. Он схватил один из светильников и поднес его к лицу пленницы.

— He надо. Я куплю ее и так. Я хочу ее купить. Сколько за нее?

<…>

— Я хочу, чтобы Синам-ага заработал, поэтому даю тысячу. — Ибрагим заслонил собой девушку от Грити и турка, шагнул к ней, она засмеялась ему еще более дерзко и с еще большим вызовом, чем перед тем Луиджи. Смеялась ему в лицо неудержимо, отчаянно, безнадежно, стряхивала на него волны своих буйных волос, полыхавших золотом неведомо и каким, райским или адским, не отступала, не боялась, выпрямилась, невысокая, стройная, откинула голову на длинной нежной шее, рассыпала меж холодных каменных стен Бедестана звонкое серебро прекрасного голоса: «Ха-ха-ха!»

Османский базар

Ибрагим вздрогнул от мрачного предчувствия, но поборол это движение души, заставил себя улыбнуться в ответ на смех загадочной чужестранки, которая не плакала, как все рабыни, не стонала, не ломала в отчаянье рук, а смеялась, точно издеваясь не только над ним, но и над всем этим жестоким миром, стремившимся покорить ее, сломать, уничтожить. Ибрагим заговорил с ней на ломаном языке — смеси из славянских слов, выученных от султана Сулеймана, хочет ли она к нему, именно к нему, а не к кому-либо другому. Девушка умолкла на мгновение. Словно бы даже посмотрела на Ибрагима пристальнее. Хотела ли бы? Еще может кто-то спрашивать в этой земле, хотела ли бы она? Ха-ха-ха!»

Мерьем Узерли: новая Хюррем. Биография актрисы

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Бей-эфенди — глубокоуважаемый господин.

2

Чарчаф — покрывало для лица.