Фантош для оборотня. Посвящение, или Игры насмерть!

София Устинова, 2013

Мою размеренную счастливую семейную жизнь уничтожил кукловод. Эгоистично, нагло, беспринципно. Оборотень не только начал хозяйничать в моей голове, делая из меня фантоша, но и стал главным режиссёром моей судьбы! 2 часть. Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Курс реабилитации помогал восстанавливаться физически и, конечно, он бы не смог пройти без посещения специалиста-психотерапевта. А так как им по всем документам являлся Эпштейн, ему позвонили и сообщили, что я в очередной раз в больнице.

Несмотря на то, что Новый год уже на носу, настроение совершенно не ахти, и уж тем более не праздничное, скорее суицидальное! Я мучилась, переживала, накручивала, опять впадала в депрессию и откровенное уныние. Поэтому разговор по душам с психоаналитиком не помешал бы. К тому же кроме него мне, по сути, и обсудить-то не с кем столь щепетильные темы.

Шлёма явился уже на следующий день после того, как загремела в больницу. Я ему была благодарна, единственное, не удержалась и высказала:

— Вы меня обманули.

— И в чём же? — Эпштейн приставил стул ближе к койке.

— Вы сказали, я другая…

— И это так, — опустился на сидение — ногу на ногу, руки в замок и на колено. Спина прямая, взгляд пристальный.

— Нет. Боюсь, мое спасение тоже либо в заточении в клинике, либо в смерти.

— Думаю, скорее всего, вы неправильно оценили обстановку, поэтому и пришли к ошибочному мнению, — рассуждал мозгоправ, задумчиво сдвинув брови к переносице. С неудовольствием отметила, что мужчина вновь перешёл на «вы».

— Я приняла единственно верное решение, но мне не дали его завершить!

— В смерти нет спасения, — сухо резюмировал Шлёма, — но как один выход из сложившейся ситуации, вполне рационален. Хотя, признаюсь, ваша жалкая попытка не произвела на меня впечатления.

— Что, простите? — дрогнул голос, даже ушам не поверила, услышав подобное заявление.

— Ну как же, — скучающе протянул Эпштейн. — Самоубийство таблетками, при этом обзвонить всех. Вы хотели привлечь внимание?

— Н-нет, — мотнула неуверенно головой. — Я… — замялась, потому что не находила отговорок.

— Что? — вскинул брови психотерапевт. — Когда собираются умереть — делают попытку более решительно. А вы? Выпили сомнительные пилюли, написали смс знакомым, обзвонили родственников. Вы хотели, чтобы вас спасли? — очередной вопрос, приправленный сарказмом, вывел из ступора.

— Нет! — теперь голос звучал уверенно и даже зло. — Я так поступила потому, что не хотела, чтобы меня первыми нашли дети. Я знала, что кто-то сорвется, и в этот момент надеялась, что Злата и Илья будут в школе. Как быстро действуют лекарства не знала. Поэтому импровизировала.

— Банально и неубедительно, — поморщился Эпштейн. — Халтура. В следующий раз прошу — больше экспрессии и решительности, чтобы у врачей не было шанса вас спасти, а мне не пришлось вести «дружеские» беседы с патологически не здоровой личностью.

— Вы издеваетесь?

— Нет, но и не хочу тратить время на трупы, — равнодушно пожал плечами психотерапевт.

— Так я вас не держу, — обиженно надула губы.

— Знаю, — апатично кивнул Шлёма. — Но меня вызвали, — констатировал факт, не больше. — Я обязан наблюдать за вами. Так что, немного посижу. — Хотя, проще упечь на принудительное лечение в клинику. Знаете, мне нравится эта мысль всё больше, — задумчивый тон напугал не на шутку.

Меня прошибло холодным потом, а потом по телу прокатился жар.

— Вы этого не сделаете! — категорически заявила и для убедительности мотнула головой.

— А кто помешает? — наигранно ровно огляделся Шлёма. — Я специалист высшей категории, моё мнение уважается в наших кругах. Любой суд, любая комиссия прислушается к заключению психотерапевта, который, к тому же, наблюдал вас до рецидива.

Поджала губы и с твердолобой решительностью уставилась на противоположную стену. Некоторое время молчала — был безмолвен и Эпштейн. Он, вообще, словно утратил интерес к происходящему.

— Вы жестоки, — обронила устало, когда осознала простую истину — Шлёма никогда не лгал, не прикидывался другим и не внушал ужаса. По сути, был единственным, кто смотрел как на человека. Был другом, как бы смешно ни звучало. И сейчас не собирался лебезить и упрашивать одуматься — давал выбор и был готов принять любой.

— Я реалист! — отрезал холодно мозгоправ. — Мне казалось, — сделал паузу, чуть подался назад, сложив руки на груди, — у вас всё наладилось. Вы снова увидели смысл жизни.

— Так и есть, — не могла не согласиться, — я по-прежнему считаю, что дети — для меня всё, вот только не переживу, если с ними что-то случится.

— Вам угрожали? — продолжал хмуриться Эпштейн.

— А вы разве не ковыряетесь в моей голове? — озадачилась в свою очередь.

Шлёма помрачнел сильнее:

— Расскажу секрет, — лился ровно его голос. — Хоть и не совсем он таков, но мы стараемся о нём не говорить во всеуслышание: фантош не может стать чьей-то ещё кроме хозяина.

— Но я свободна, — промямлила удивлённо.

— Но ваш разум нет. Вы навсегда останетесь одержимой своим кукловодом, — ткнул в жуткую правду. — Вмешательство в ваш разум другим оборотнем обречено на провал. Вы закрыты для остальных.

— То есть, — даже немного полегчало, — моё сознание блокировано? Больше никто не сможет ковыряться в моей голове? Подчинить себе?

— Никто, — заверил с мягкой улыбкой Шлёма. — Из разумных, — добавил чуть помявшись. — Для того, чтобы проникнуть в лабиринты вашего разума,нужна невероятная сила. На моей памяти таких отчаянных тварей не встречалось.

— А разве не все чистокровные сильны одинаково?

— Нет, — качнул головой Эпштейн. — Большинство просто физически сильнее обращенных и, естественно, других тварей, населяющих планету. А некоторые, — выдержал паузу, — обладают весьма внушительными способностями. В общем, кто меньше, кто больше, и тут не угадать в какой семье родится наиболее одарённый. Для нас рождение ребёнка — бесценный дар.

— И поэтому с лёгкостью расправляетесь с другими?

— Мы не идеальны… — развел руками психоаналитик. — Убиваем безжалостно, но защищаем самозабвенно, порой ценой собственной жизни. Если бы вы были частью нас, знали.

— Ну уж нет, спасибо, — рьяно мотнула головой. Такая перспектива пугала не меньше встречи с Демьяном. Особенно после того, как он объяснил последствия обращения человеческой особи в тварь. Пресмыкаться перед кукловодом, стелиться без воздействия на психику, по собственной воле, категорически не прельщало. Это гораздо хуже чем быть фантош — хуже психологической неволи! Несколько минут молча переваривала услышанное, и осторожно озвучила нагрянувшую мысль: — Тогда как без ковыряния в моих мозгах вы настолько ясно улавливаете суть проблемы?

— Практика, — натянуто улыбнулся Эпштейн. — Рад, понимаете, что ваша выходка не может ускользнуть от специалистов, — теперь уже был серьезен и даже строг.

Кивнула, пристыженно потупила взгляд, изучая складки на одеяле.

— За вами теперь должны наблюдать. И, если по чести, то вы обязаны пройти лечение в специализированной клинике, — давил на мою совесть без намека на шутку.

— Психушке? — запнулась, взметнув испуганный взгляд на психотерапевта, в надежде увидеть опровержение намерения это сделать.

— Милена, — был рассудительно вкрадчив Шлёма, — я надеялся, что у вас более устойчивая психика, мне жаль, что так…

— Она у меня устойчивая, — убеждала с жаром. — Я непросто так решилась на подобное. Мне пришлось… да и пока не вижу другого выхода из сложившейся ситуации.

— Вы можете мне доверять, — твердо напомнил Эпштейн. — Если есть нечто, что вам угрожает или вашим детям, я готов выслушать и помочь по мере возможности, — умолк на доверительной ноте.

Я опять кивнула, но пока не решилась рассказать.

— Как тут мой пациент? — в палату с очаровательной улыбкой вошёл Роберт Евгеньевич. Остановился на пороге и несколько секунд рассматривал Эпштейна: — День добрый, — кивнул психотерапевту, но от меня не ускользнула некая напряженность между мужчинами. Это не взволновало — Демьян говорил, что оборотни не жалуют себе подобных, да к тому же на своей территории. Больница — вотчина Роберта, значит, Шлёма — чужак. Единственное, надеялась, что они не бросятся друг на друга, доказывая силу.

«Какая глупость!» — тотчас отмахнулась от бредовой мысли. Эпштейну бы не выписали пропуск без разрешения Роберта Евгеньевича. Значит, он в курсе, просто это природное — принимать в штыки другого зверя.

— Добрый, — отозвался с показной бесстрастностью Шлёма. Встал и чуть склонил голову: — До встречи, Милена. Надеюсь, завтра вы будете в более приподнятом настроении.

— Спасибо, — пробормотала, ещё пока не зная, как поведу себя дальше.

Только Эпштейн покинул палату, под неусыпным контролем врача, Роберт Евгеньевич вновь заулыбался:

— А я считаю вам сегодня уже гораздо лучше. В плане здоровья, — пояснил ровно.

— Вашими стараниями, — нахмурилась и сложила руки на груди.

— Ну-ка дуться перестали, — с наигранной суровостью потребовал врач. — Вам ещё жить да жить.

— Это правда, что вы не можете в моей голове ковыряться?

— Нет, — уже без юмора отозвался Роберт и тоже присел на стул около меня. — А что вам сказал Эпштейн?

— Что мой разум теперь навсегда закрыт для других, но при этом остаётся одержимым хозяином.

— Боюсь, это так…

— Вот же тварь! — обронила устало. — Я умоляла меня оставить, и он оставил, зная, что поработил до конца жизни.

— Милена, мне жаль, что с вами такое произошло, — виновато сокрушался Роберт.

— Да неужели?! — вспылила. — Хотите сказать, никогда подобным не развлекались?

— Не буду врать, — без тени улыбки отозвался врач. — Но не все такие. Мы разные, Милен, так же как и различны люди. И, так же как и у людей, чем больше у нас власти и силы, тем больше это развращает.

— Значит, вы тоже… слабы? — прищурилась, впервые услышав о такой точке зрения на силу тварей.

— Да, мы, как и люди, подвержены слабости к власти, деньгам…

— А лично вы!?

— Я не так силён как некоторые моего вида, — признался с явной неохотой врач. — Балансирую где-то посередине, но рад этому.

— Но, если развлекались фантош, значит, и вы…

— Да, — с нескрываемой болью кивнул Роберт Евгеньевич, — но дело прошлое. Я положил свою жизнь и знания на алтарь врачевания. Для меня это — жизнь! Поэтому, всё остальное больше не существует. С тех пор как понял чего хочу — я стал тем, кто спасает и помогает, а не убивает и порабощает.

— Жаль, что вы не встретились на моём пути раньше, — сожалела, рассматривая свои руки.

— Не говорите так. У каждого из нас есть своё место и предназначение. Моё — лечить, ваше — любить, Демьяна — управлять.

Даже при звучании его имени сердце пропустило удар, а тело пробило мелкой дрожью. Предательская реакция, мерзкая правда.

— Вы тоже знаете, кто меня искалечил? — изумилась очередной истине, как оказалось, очевидной другим и сокрытой до сих пор от меня.

— Да, — кивнул врач и тоже уставился в пол.

— Вспомнила, — осенило меня. — Я вас вспомнила! На улице, — затараторила. — Мне стало плохо, а вы меня на остановку отнесли.

Мужчина поднял на меня извиняющийся взгляд, и новая догадка резанула, словно нож масло:

— Вы следили за мной?

— Простите, но был должен…

— Почему?

— Демьян знал, что вам плохо, а так как я его друг, он попросил за вами приглядывать. Это было совершенно неудобно. Я едва успел, а когда убедился, что с вами всё в норме… физически, быстро ретировался — не хотел светиться сильнее, чем уже.

— Какое ему дело до того, что со мной? — осторожно уточнила, пиля врача пристальным взглядом.

— Это сложно объяснить, — тряхнул головой Роберт. — Да и не мне об этом вам рассказывать.

— А кому? — не поняла юмора. — Демьяна не видела больше года. Да и не знаю, где его искать. Да и не хочу! Боюсь… — уже перешла на позорное бормотание.

— Я искренне сочувствую вашему состоянию, но считаю, вам нужно поговорить с Демьяном. Расставить все точки над i.

— Мы уже всё обсудили! — отрезала испуганно и поспешно, чем следовало, чтобы убедить в своей адекватности в этом вопросе. — Он меня отпустил… — частила, презирая себя за слабость и тщедушность, — хоть так, но больше не суется со своими репликами и влиянием. Я сама по себе, он сам.

— Вы уверены? — с сомнением глядел врач. В этот миг точно осознала, что Роберт Евгеньевич знал меня и мои страхи даже лучше самой меня.

— Более или менее, — призналась нехотя, прикусив губу, изучая одеяло.

— Что случилось? Что толкнуло вас на самоубийство? — врач не прекращал попыток узнать истинную причину моего проступка.

— Твари нашли нас с детьми, — прошептала через не хочу. — Они сказали, чтобы я кое-что передала кукловоду.

— Значит, я правильно понял, когда увидел укус на вашем ухе, — кивнул своим мыслям врач. — Не знаю, важно ли вам, но того зверя больше нет, — выглядел виноватым Роберт Евгеньевич. — Я дал наводку и его уничтожили.

— Конечно, мне плевать! — брякнула зло. — Проблема-то осталась! Он же не один был. Не он, так другие меня достанут.

— Плохо дело, — бурчал врач задумчиво.

— Конечно, плохо. Они угрожали убийством детей. Вот и рассудила, что если меня не станет, никто на них не будет покушаться. Они без меня, точно шашки в шахматной партии. Вроде как доска одна и та же, да только ими бессмысленно ходить!

— Интересная мысль, — поджал губы мужчина. — Вы должны увидеться с Демьяном и всё ему рассказать! — огорошил ни с того ни с сего и так решительно, что испуганно вздрогнула.

— Если бы он желал меня увидеть — уже нашёл.

— Вы категорически запретили ему к вам приближаться. Демьян умыл руки. Какой бы он ни был тварью — никогда не нарушает слова!

— Хотите сказать, что он не в курсе, где я сейчас и что со мной?

— Не в курсе, — признался стыдливо Роберт. — Ни я, ни Эпштейн ему не сообщили, что на самом деле случилось, а те, кто был к вам приставлен, проинформированы, как и ваши родители — что у вас курс лечения. Да и нет его в городе уже неделю, дела важные… — это добавил мрачно с нескрываемым отвращением.

— Если за мной следили, что меня совсем не радует,то как допустили нападение?

— У нас тоже случаются всякие нештатные ситуации.

— Я заметила, причем пугает их периодичность, — не сдержала холодного сарказма.

— Если скажу, что приглядывающих за вами нашли мертвыми, это хоть немного смягчит вашу праведную злость?

В горле затянулся узел, а сердце неприятно заныло.

— Убитыми? — повторила эхом. Могла злиться сколько угодно, но совершенно не желала смерти невиновным.

— Они были вашей тенью всё это время. А несколько дней назад, как понимаю, в тот день, когда на вас напали, они не вышли на связь. Их обнаружили за городом. Поверьте, Демьян дорожит вами.

— Не смешите, — аж перекосило от услышанного бреда.

— Милена, я бы вам подобного не говорил, если бы не хотел счастья Демьяну.

— Очень рада, что у него есть такой человечный друг, но не понимаю, как его счастье связано со мной?

— Сложный вопрос…

— Да и ситуация,не находите ли, тоже не из лёгких.

— Несмотря на то, что вы человек, вы подходите ему. Поэтому и говорю, я ему желаю счастья.

— Счастья… — горько усмехнулась глупой связки и такому непривычному слову в контексте я — Демьян — подходить — человек — оборотень.

— Вы должны разобраться между собой, а потом он образумится и решит некоторые проблемы внутри нашего общества.

— А вот это вообще не должно меня касаться, — очнулась от вязких мыслей, куда неумолимо затягивало.

— Уже коснулось, и я уверен, Демьян пойдёт на конфликт и устранит проблемы.

— Какие у вас могут быть проблемы? — насторожилась, хотя не очень-то хотела слышать очередную новость.

— Разобщенность, разгул свободных. Много, поверьте, и, если Демьян станет главой, он сможет решить…

— Он против общности, если мне не изменяет память, — добавила чуть погодя.

— Да, потому что одиночка. Потому что не верит в то, что мы можем не только вредить, но и помогать людям. Потому что у него нет вас!

— Это вы сильно загнули, — опешила настолько, что не могла слова сказать несколько секунд. — Не поняла логической цепочки, и каким образом в ней опять оказалась я.

— С той, как оказались связанной с Демьяном.

— Связанной… Это не связь, а психологическое и физическое рабство. Абсолютное! Пожизненное. Причём, одностороннее.

— Это не так…

— Что не так? Я проверяла — связь работала однобоко. Меня слышали всегда, а я нет.

— Правда? — нахмурился Роберт Евгеньевич. — Простите, я думал что вы тоже слышали его… — стушевался, выглядел совсем потерянным.

— Слышала, — согласилась нехотя, — но когда он того желал, — добавила колко. — Только когда было дозволено!

— То есть, — вновь оживился врач, — вы всё же общались? Связь была своего рода диалогом? А не простым голосом в голове?

— Нет, это был голос в голове! — упиралась как могла, не понимая, что не так объясняла. — Но мы, общались… А ещё он мне картинки демонстрировал. Хотите расскажу подробности? — откровенно потешалась.

— Было бы занятно… — воодушевился врач, удивив в очередной. — О подобном даже не слышал.

— Да вы что? — чуть не подавилась сарказмом. — Представляете, я тоже. И мечтала бы не знать, потому что видеть кино, которое невозможно выключить — мягко говоря, дискомфортно. А если учесть, что фильм мне показывают 18+ с участием других женщин. Поверьте…

— Какой ужас, — неподдельно досадовал врач и я тотчас перестала язвить.

— Это плохо? — насторожилась с легкой заминкой.

— Это замечательно! — расцвёл, повергнув в недолгий шок. — В смысле, что Демьян это делал — конечно, нехорошо, но подтверждает, что я прав!

— Да в чём прав? — злилась из-за полного непонимания.

— Милен, вы необычная фантош. Демьян мне об этом твердил с того момента как вас встретил.

— Чем необычна? И почему он меня обсуждал с вами?

Роберт Евгеньевич поморщился:

— Это я зря сказал. Демьян не простит.

— Для начала этого вам не прощу я, если не договорите. — пригрозила упрямо.

— Милен, это не моя тайна и не мои секреты. Вот если бы вы нашли в себе силы и вернулись к нему… Если бы были рядом…

— Я была рядом, — напомнила сухо, теряя надежду услышать правду, ну или, вернее, точку зрения Роберта Евгеньевича. — Вот только оказалась ненужной. А насчёт вредительства людям… Думаю, это главная причина, почему не хочет. Помогать людям — глупо, ведь мы человечишки, коими можно ловко управлять, и только. Как мясо. Разве корову спрашиваешь, как бы она хотела жить рядом с тобой? Нет. Растишь, кормишь, доишь, а потом — бах, и мяско! — горячилась, но зато, наконец, могла высказать, как вижу ситуацию и самое приятное — меня не затыкали. — Так примерно и с нами. Захотел — скушал, захотел — другому скормил, захотел — просто распотрошил ради забавы, ну и, конечно, попользовать можно любым способом даже с особым извращением.

Теперь уже Роберт поморщился:

— Мне жаль, да и он сожалеет ещё больше о том, что делал.

— Шутите? — чуть не подавилась от бури эмоций.

— Нет, Милена. Он этого не признает, зато я знаю и уверяю. Вы ему дороги. Поэтому он вас оставил. Поэтому он делал многое из того, что не стоило бы делать.

— Например? — даже стало интересно.

— Причинял вам боль. Открыто и грубо. Хотел вас оттолкнуть. Отвратить от себя! Он желал вам причинить боль настолько сильную, чтобы вы его ненавидели, чтобы сделали необдуманные поступки, чтобы повели себя как многие безрассудные женщины и смогли ему доказать, что вы слабая и никчемная.

— О-да, он мне это с лёгкостью внушил, — подтвердила сухо. — Особенно, когда доводил до сумасшествия. А бросал и изменял тоже от переизбытка нежных чувств?

— Чтобы защитить.

— Удивительный подход к защите: уничтожить, чтобы другим не досталась.

— Вы немного не понимаете ситуацию, — без лишней горячности оправдывал Демьяна Роберт. — Вы вся пропитались им. Настолько, что любой из нас бы смог с лёгкостью сказать, чья вы игрушка. Поэтому он старательно стирал с себя ваши следы, да и вообще, долгое время избегал — чтобы запах стал менее заметным. Поэтому и бросил, пытаясь всех убедить, что наигрался и больше в вас не заинтересован.

— Так стирал, трахая сотню-другую красоток, что чуть меня не стерли с лица земли. Видимо, не постарался как надо, нужно было усилить старания, увеличив количество любовниц.

— Не надо так…

— А как надо? Молчать? Уже достаточно молчала. У меня тоже есть точка зрения. Есть желания, страхи и боль! Если я должна понять поведение Демьяна, то хочу понять, почему так плохо развлекался с другими, раз до меня добрались твари.

— Он их наказал.

— Мне плевать, — устало мотнула головой. — Это вы твари регенерируете, а я… Человек. Вы хоть представляете, через что прошла, чтобы стать вновь похожей на человека? И то, — неопределённо махнула рукой. — Я в шрамах вся. В телесных и душевных. Он меня искалечил, раздавил…

— Спасая, — мягко настаивал врач.

— Играя, — твердила упрямо. — Не забавляйся он мной с самого начала, ничего бы не случилось потом.

— Он не мог… — обронил Роберт Евгеньевич и порывисто встал. Шагнул к окну и задумчиво в него уставился.

— Откуда вам знать, что он мог, а что нет? — всё же нарушила молчание, да и меня разрывало уточнить эту «мелочь», что теперь билась в голове, словно колокол.

— Говорю, потому что знаю! — отозвался врач, когда уже и не надеялась на ответ. — Если бы мог — он бы к вам даже не приближался. Да зачем вы ему нужны? Любая женщина нашего вида будет его, только Демьян пожелай. А он, с вами…

Меня тоже этот вопрос интересовал, но я привыкла себя убеждать в том, что была лишь прихотью. Поэтому шумно выдохнула:

— Туман, слова, вода… не единого доказательства обратному, — скучающе пробурчала в никуда.

— Ваши чувства — они доказательство.

— Они навязаны! — отрезала мрачно.

— Так ли…

— Уверена.

— Мы все твари. Любим, ненавидим, страдаем одинаково.

— Заблуждаетесь. Чужая боль — всегда остаётся болью, а вот собственная — кромешный Ад, потому что это! Своя! Боль!

Мы молчали некоторое время, каждый переваривая сказанное и услышанное.

— Вы должны поговорить с Демьяном, — вторил заезженной пластинкой Роберт Евгеньевич, нарушив очередное затянувшееся безмолвие. — Рассказать о «новых».

— Почему не вы?

— Потому, что только услышав вас, он пойдет на крайние меры, а это необходимо и в кратчайшие сроки. Да и это ваша проблема больше, чем моя. Или вы не хотите спасти детей? Предлагаете мне подорваться и решать ваши проблемы? — голос был рассудительный, совершенно не мягкий. — Хотя, признаюсь, нужно чтобы именно вы это сделали. Так будет эффективней!

— Кому нужно? — опять насторожилась.

— Нам… Всем нам: людям, и оборотням, — пояснил врач. — Так получилось, — продолжал холодно, вернувшись на стул, — что в наши территории заявились наглые, злые твари. Они себя называют «новые». Отбившиеся от других кланов, брошенные, побитые жизнью. Эта свора диких, которым плевать на людей да и, вообще, на всё в этом мире. Они жаждут крови, власти, территорий. Думаю, неспроста пришли именно к нам. Демьян одиночка. Живет особняком и не лезет в дела других. Мне кажется, их натравили на него, посулив нечто ценное.

— А чем он и кому мешает?

— Сила… у Демьяна такая сила, что пугает других. Вот почему хочу, чтобы он одумался и взял власть в свои руки.

— Но ему этого не нужно…

— В том-то и дело, ему придётся вмешаться, рано или поздно. Но лучше рано, ведь поздно обычно с более кровавыми последствиями.

— То есть вы, так или иначе, за развязывание войны?

— Не войны, а власти в одних крепких руках. И если этот кто-то Демьян — я за него.

— А разве у «новых» есть шанс против чистокровного?

— В том-то и дело — нет, — подтвердил абсурдность мысли Роберт Евгеньевич. — Сам не понимаю, на что надеются. Демьян априори сильнее. Он может раздавить одной силой мысли. Если только количеством думают взять. Демьян одиночка, хоть его и окружают подобные мне. Но нас не назовёшь силой, мы давно приближены к людям, их потребностями, желаниями. А «новые» — алчны до всего, что у них не было по жизни или чего лишились, вот и будут драться любыми способами, особенно подлостью. Что доказывают нападения на вас.

— Я не хочу участвовать в ваших играх за престол, — устало мотнула головой. — Мне хватило бы моей жизни с детьми. В тишине и сравнительной свободе.

— Мне жаль, это лишь мечты, — отрубил безапелляционно врач, но с сожалением в голосе. — Так или иначе, посвящённые в наше существование и культуру, обречены постоянно с нами сталкиваться. Если к власти придут другие общины, где пропагандируют видовое превосходство оборотней над людьми, а этой территорией завладеют новые, то ваш привычный мир рухнет. Как думаете, что с вами станет?

— Не думаю, что твари сотрут нас с лица земли, кем-то управлять нужно, ну и корм смешно истреблять.

— Милен, не утрируйте, но вам несладко придется.

— Вы меня сейчас озадачили жуткой информацией, которую не была готова слышать. Я всего лишь человек. Далекий от мистики, воин, власти. Которая, по злому року, оказалась фантош.

— Фантош, которая имеет силу над силой, — вклинился в мои рассуждения-констатацию фактов врач.

— Ну вот, — скривилась. На миг закрыла глаза и горько усмехнулась, хотя было совсем не до смеха: — Дошли и до Мери Сью.

— Кто такая Мери Сью? — озадачился Роберт, на лице мелькнуло полное непонимание.

— Так называют героинь женских романчиков, которые по ходу сюжета становятся пупами земли.

— Не уверен, что вы Сью, — был виновато-серьёзен врач. — Но однозначно можете повлиять на Демьяна.

— Бред… — устало тряхнула головой, не желая слышать подобный абсурд. — Да и не готова мыслить настолько глобально. Я всего лишь женщина. Обычный человек! Мать! Мне нет дела до тварей, миров, воин. Я всего лишь хочу поднять своих детей на ноги и спокойно умереть.

— Боюсь, вам не позволят это сделать спокойно.

Мне нечего было ответить. Молча скрипнула зубами.

— Я не знаю что твориться в голове Демьяна, — признался Роберт. — Я не могу это утверждать, но если бы ему было на вас плевать, он бы себя не вел так, как ведёт. Милен, мы обычно бросаем фантош, не задумываясь, что с ней будет дальше…

— А чем вы лучше «новых» или «других кланов»? — это уже бросила как бы невзначай, словно раздумывала вслух.

— Мы стараемся удержать мир между нашими видами.

— Странным способом.

— Лучше одна жертва, чем весь вид.

— Этого хотите вы, а не Демьян.

— Нет, Милен, он тоже за это, но только вы способны толкнуть его на решающие действия, — мягко нажимал Роберт Евгеньевич, — поэтому пойдёте к нему и поговорите, а нет, я приму ваш выбор, но и пальцем не пошевелю, чтобы вас спасти. — подвел жирную точку, но тоном, от которого мурашки по коже побежали. Ни капельки мужчина не добряк! И спасал, потому что я нужна!

— То есть и вы тоже хотите меня за нитки подергать? — переиначила фразу врача и изумилась наглости.

— Да, — не увиливал от истины Роберт. — Я тоже корысти ради вас спасал. Если бы вы умерли, нам всем пришлось несладко.

Шокировано поморгала.

— Мне сложно пока всё принять и воспринять, — мотнула головой, ведь она жутко разболелась.

— Понимаю, простите, — встал врач. — Я боялся, что вы выйдете из больницы, а я так и не успею с вами поговорить.

— Меня скоро выпишут? — насторожилась, ведь подобная новость не очень радовала. Уж больно не хотелось вновь в лапы тварей попасть. Через несколько дней Новый год. Понимала, что дети были бы счастливы, вернись я домой, но ребята с мужем, поэтому очень надеялась, что без меня им будет лучше. Да,к тому же, шлейф неприятностей и опасностей за мной нескончаемо тянулся. Лучше одной, в палате…

— Да, вы быстро поправляетесь, — разрушил мечты Роберт Евгеньевич.

Я прикусила губу.

— Демьян не только зло творил вам, — уже на пороге опять заговорил врач. — С тех пор как вас приручил, он полностью контролировал каждое ваше движение и ваших близких. Он не мог по-другому, поэтому, если что-то случалось хорошее, подумайте, чьих это было рук дело.

— Мужа и родителей, — совершенно неуверенно прозвучало из моих уст.

— Вот и спросите их, так ли это на самом деле.

Вот тут стало совсем не по себе.

Убедиться в словах Роберта смогла уже вечером, когда заглянул Ромка.

Я не стала ходить вокруг да около, спросила в лоб:

— Квартира, машина, деньги… деньги на реабилитацию — это всё он?

— Мил, — замялся муж и так покраснел, что уже мог дальше и не говорить. Роберт был прав! — Мне нельзя об этом… — вновь заблеял.

— Значит, он, — уставилась в противоположную стену. — И кружки с секциями? А заботился обо мне ты тоже по его велению?

Рома, точно варёный рак, изучал свои ботинки.

— Какой же ты низкий и мерзкий… — выпалила негодуя. — Я болела, а ты даже не думал ко мне приехать? Если бы не пендаль от кукловода, ты даже не позвонил бы?

— Я злился на тебя. — выпалил супруг… бывший.

— У нас дети! — бросила самый важный аргумент. — Если бы мне было плохо, кто бы с ними… Стой, — осенило, — так с детьми ты тоже из-за Демьяна сидел? — этого уже не могла перенести. — Уходи, — махнула на дверь, понимая, что переполняла такая обида и ярость, что вот-вот сорвусь на бывшем муже.

— Мил, прости, — мямлил Ромка.

— Я тебя прощу, — отчеканила сквозь зубы, — когда-нибудь. Но сейчас дай мне время! Уйди!

Бывший супруг ушёл: тихо затворил за собой дверь, а я зарыдала. Так не хотела верить в подобную правду. Жуткую до отвращения. Ромка — предатель! Гад! Как можно?! Если бы ему было плохо или нужна была моя помощь, чтобы между нами не случилось, я бы разбилась, но помогла.

А родители?

Ну их понять можно. Дочь изуродована, они бы пошли на что угодно, лишь бы спасти. Да я бы и сама так сделала. Наступила бы на гордость ради детей.

Ради детей…

Гордость! Я тоже могу наступить. И наступлю на кого угодно, чтобы спасти детей!

Чёрт! Во всём виноват Демьян! Будь он проклят! Я его предупреждала, чтобы не совался — он обещал, но нарушил свое слово. Что ж, как-нибудь на досуге подумаю, как бы могла ему отомстить. А сейчас нужно просчитать варианты спасения моей семьи.