Храмы ночью закрыты. Книга 1. И весь мир тебе должен

Софи Гид, 2015

Автор остросюжетного романа в первой книге знакомит с героями – обычными людьми, гражданами разных стран, в период истории с 60-х годов прошлого века: сюжетные переплетения судеб сталкивают между собой полицейских, политиков, преступников, обывателей. Развитие сюжетной линии вокруг каждого из главных героев можно было бы считать отдельной «новеллой», однако каждая из них имеет продолжение и переплетение с чужой судьбой.

11 ч. 06 мин. 06.08.1971 г.

Как-то так сложилось, что Нестор, занятый трудовыми буднями и постоянными поисками работы кроме основной, так мало уделял времени молодой жене, застывшей в унылой тоскливой дремоте повседневной жизни, сером однообразии буден, и вовсе не жаждущей внимания, развлечений, чего-то нового, неожиданного, тех милых глупостей, которые способствуют счастью любой четы. Похвальное усердие мужчины, который ежедневно работает и работает. Забывая о том, что было бы неплохо войти в ванную, когда Эмилия там купалась и, не погасив света, найти и там достойное применение телам обоих. Сама же она об этом целомудренно молчала по той причине, что считала такое своё поведение единственно приемлемым — это дело мужчины, выказывать свою страсть.

Дети рождались зачатыми исключительно в супружеской постели — всё-таки иногда Нестору и Эмилии приходилось соглашаться с импульсами своих телесных оболочек, и время от времени графики этих импульсов совпадали. Появление каждого из них Эмилия встречала с радостью, Нестор — тоже, только его радость перемежалась с ужасами предстоящих постоянно растущих расходов.

Поль Пуатье рос здоровым мальчуганом с отменным аппетитом. Чёрные как смоль волосы, типичный южный нос и наивный ангельский взгляд серых глаз — этакий карапуз, на радость папы и мамы. У него уже родились сестричка и брат, которых он очень любил. Поль находил для них добрые, приятные слова и называл только так: сестричка Сильвена и братик Жермен. «Доброе утро, сестричка и братик», — с этих слов начиналось его каждое утро. Но двое малышей завоёвывали все больше пространства и внимания родителей, и Поль стал больше замыкаться в себе. Правда, и читать он стал больше.

Эмилия передала ему любовь к природе. Когда это было возможно, она брала детей на прогулки в парк Борели и Ботанический сад, неподалёку от которого они арендовали квартиру в Марселе. Им очень нравились два этих зелёных уголка города. Поль мог часами увлечённо следить за муравьями и жучками, лазающими по земле, наблюдать за вёрткими движениями любопытствующих ящериц, кормить хлебными крошками птиц. Вот и сейчас Поль поймал усевшуюся на цветок муху и потащил её к ближайшей паутине — посмотреть, как она там запутается, а затем прибежит хозяин паутины и будет ждать момента, когда можно будет расправиться с очередной жертвой. Поль может всё это время простоять рядом с паутиной, затаив дыхание. Однако настороженное отношение к морю тоже ему передалось от матери.

Поль пошёл учиться в школу. Учительница обращала внимание его матери, что у мальчика умственные способности гораздо выше среднего уровня; он интересуется книгами, природой, вот только эти способности и интересы развиваются исключительно в тех направлениях, которые его интересуют и не мешают ему при этом быть весьма болтливым, строить козни одноклассникам и дерзить преподавателям; собственный контроль дисциплины отсутствует напрочь. Любая дразнилка со стороны сверстников приводила к тому, что вспыльчивый и бузотёристый Поль бросался в драку, и зачастую не с пустыми руками, а с тем, что попадалось на глаза — а это мог быть и увесистый булыжник. Преподавателям на их замечания он мог ответить грубостью.

Эмилия, вспоминая своё детство, не придавала поначалу этому внимания, а Нестор даже её отговаривал от излишней опеки в этом отношении: он был доволен — сын сможет постоять за себя и защитить сестру и младшего брата. Мол, настанет время, с годами поумнеет. Наказывали его тем, что не отпускали погулять на улице без присмотра родителей. А присматривать не всегда было возможность — ну не держать же его взаперти дня три подряд! И потом, это только у Нестора был сильный характер, а Эмилия не выносила никаких осложнений в отношениях с детьми и попустительствовала ему. Чем больше она слушала его сетования, тем чаще её состояние приближалось к пред-инфарктному, нервы распускались подобно упавшему в воду бумажному оригами. Так что стоило Полю захныкать, как он получал пропуск на улицу.

Поль иногда не видел отца несколько дней подряд, а потому, когда у Нестора появлялись выходные дни, сын старался никуда от него не отходить. Даже если отец ложился спать — он в этой же комнате тихонько забивался в угол с книгой в руках и только иногда посматривал на спящего отца: не проснулся ли. Вот и сегодня, вернувшись из очередного рейса под утро, Пуатье-старший лёг спать. Эмилия с младшими детьми куда-то вышла. Случайно выпавший из рук Поля привезённый отцом металлический игрушечный автомобиль загрохотал, ударившись об пол и Нестор, измученный тяжёлой работой с постоянно прибывающими и убывающими пассажирами его вагона, не выдержал:

— Да дашь ты мне поспать, или нет, несносный мальчишка! Я хочу отдохнуть! Даже малышей в доме не слышно, а от тебя целый тарарам! Всыпать тебе ремня? — Нестор накричал на сына, который и так был перепуган и внезапным шумом от выпавшей игрушки и расстроен, что не дал поспать отцу. Вскочивший на ноги Пуатье и впрямь схватился за брюки и стал стягивать с них толстый кожаный ремень.

И хотя до сих пор отец ни разу не стегал его ремнём, Поль вдруг явственно представил, как эта длинная чёрная и ужасная полоска кожи в руках отца настигнет его тело и с громкими хлопками покроет его ударами, оставляя ужасные раны.

Мальчик бросился из комнаты наутёк.

— А ну вернись, прохвост, — крикнул ему вдогонку Нестор, но лишь услышал, как хлопнула входная дверь и далее — удалявшийся голос ревевшего навзрыд сына. Сообразив, что жены с детьми нет дома, рассерженный и на сына и на себя, Нестор быстро натянув на себя брюки и заправив в них рубашку, не найдя почему-то свих туфель, влез в домашние тапочки и выбежал вслед за Полем. Брюки были ему чуть великоваты, а потому из дома он выходил с ремнём в руке, решив, что затянет его на себе, как только догонит сына. Кроме всего прочего, на выходе из комнаты он карманом брюк налетел на дверную ручку: раздался душераздирающий треск и карман повис наружу ухом спаниеля.

Удирающую фигурку Поля отец увидел уже на следующем квартале вниз по улице. Их отделяло метров восемьдесят, но Нестору в домашних тапочках и со спадающими брюками, которых приходилось подтягивать вверх через каждую минуту, быстро бежать не удавалось. Бег получался неспортивный, отдельными рывками, пальцы ног приходилось растопыривать, чтобы не потерять на ходу тапочки. Полю, оглядывающемуся на бегу назад через плечо, и успевшему рассмотреть в руках у отца страшное кожаное оружие, дикий страх долго придавал силы, чтобы держать приличную скорость — как бы скрыться от настигающей погони родителя.

Ещё через квартал Поль повернул за угол и, пробежав по инерции шагов двадцать, весь мокрый от пота, прислонился к фонарному столбу. Взъерошенный Нестор завернул за ним и увидел, что сын смотрит на него взглядом затравленного зверька и только тогда сообразил, что до сих пор сжимает свой сложенный в кольцо ремень. Он стал разворачивать его, чтобы продеть в хлястики брюк, а мальчишка принял это как сигнал к новой атаке. И вместо того, чтобы спокойно подойти к Полю и успокоить его, ему пришлось, чертыхаясь, вновь засеменить ногами в тапочках и кричать на всю улицу, еле сдерживая себя от бранных слов:

— Стой, вернись! Я не собираюсь бегать за тобой до бесконечности! Но уж если догоню…

Его крики привели к тому, что люди стали распахивать окна и глазеть на их беговые состязания. Не говоря уже о тех, что находились на жарких летних улочках. Это сбивало Нестора с ритма, и один из тапков слетел с ноги, что окончательно его вывело из себя:

— Я до тебя и босиком доберусь!

— Может твой пухляк и не сокровище, но соображает и бегает он лучше, чем ты! Сними второй тапок — тогда догонишь, — подбодрил его какой-то случайный прохожий со смехом.

— Устроили скандал на весь квартал! — подхватила стоявшая рядом с ним женщина. — Ты бы вдел ремень в штаны, пока они не свалились у тебя окончательно, раз до сына дотянуться не в состоянии! И это называется — отец!

— Остановись, наконец, Поль! — бег продолжился. Гнев понемногу стал сменяться переживаниями за сына и сознанием глупости создавшегося положения. Можно было приложить усилия и догнать Поля, но весь этот марафон Нестор устроил только для того, чтобы сын сдался и попросил прощения. «Может оставить его здесь, всё равно вернётся домой?» — подумал отец, но взыграло его собственное упрямство. Куда тогда девать свой родительский авторитет?

Улочки сменялись широкими проспектами, по которым катились автомобили. Он ещё несколько раз хриплым голосом продолжал выкрикивать имя сына, прикидывая, как именно будет свершаться справедливый суд, и прикидываю в уме, какого наказания заслуживает Поль. И уже жаль его, мальчишка едва передвигает ноги. Он даже не оборачивается больше. Вдруг прыжком, которого от него невозможно было ожидать, Поль преодолевает длинную и широкую канаву и только тогда останавливается, понимая, что раскиданные вокруг гравий, песок и пятна ещё влажного цементного раствора не дадут отцу совершить такой же прыжок.

Нестора тревожило то, что у Поля почти нет друзей, что было присуще и ему, они в этом были схожи. Эта нелюдимость была наследственной чертой. Спорт, к которому раньше пытался пристрастить его Нестор, не интересовал сына, хотя, несмотря на свой избыточный вес, в нём чувствовались хорошие задатки. Вот стрелять он любил. Так что попытки через спортивные занятия обрести для него друзей ни к чему не привели. У него отсутствовало и чувство командного игрока.

— Поль, ты меня замучил. Какого чёрта ты столько бежал? — Нестор встал перед канавой, упершись руками в колени ног, пытаясь отдышаться. И, изображая на лице улыбку, и подбирая слова, которые бы помогли найти для обоих выход из драматической ситуации, попробовал всё свести к шутке. — Я всё-таки, с твоего разрешения, вставлю ремень на место, иначе кроме тапочек, потеряю ещё и штаны на виду у всего города.

Поль смотрел на отца со страхом и недоверием.

— Ты всё время бежал за мной с ремнём. И не потому, что хотел подтянуть брюки!

— Поль, ну ты что. Я не собирался тебя бить!

Мальчуган раскис, у него задрожали губы.

— Ты просто не смог перепрыгнуть через канаву, — Поль недоверчиво рассматривает Нестора так, словно видит его впервые.

— Сынок, ну довольно, пойдём домой, — уговаривает его Нестор с нотками просительности.

— Ладно, — кивает мальчик. — Только я не смогу перепрыгнуть канаву ещё раз. Подожди, я обойду.

Поль обошёл канаву и медленно подошёл к отцу, глядя на его босые перепачканные ноги.

— Теперь весь Марсель будет говорить, что я не люблю своих детей и избиваю их, — проворчал Нестор.

Мальчик поднял глаза и одновременно беззащитно, но уверенно выдохнул:

— Их, — и было понятно, что он имел в виду Сильвену и Жермена, — ты любишь, а меня — уже нет.

Нестор ужаснулся этой фразе. «А меня уже нет…» Неужели он прав и Нестор может обделять его своей любовью?

— Не так, как раньше, — немного смягчил свою непримиримую позицию Поль.

Отец присел перед ним, словно прося прощения, повернул к себе лицо Поля и спросил:

— Ты и правда так думаешь?

Сын отвёл от него свои глаза, пожал плечами:

— А ты сам как думаешь?

Вечером, в служебном купе очередного поезда, сидя на насесте своего лежака, пока пассажиры его не беспокоили своими просьбами, Нестор обдумывал утренние разборки с сыном, то обвиняя себя, то оправдывая. Чего же не хватает этому мальчишке, они же с Эмилией обращаются с ним точно также как и с младшими детьми, также его целую и наказывают. Его также кормят и одевают, у него первым появлялись новые современные игрушки, которые уже по наследству передавались Сильвене и Жермену. Да, девочке были куплены ещё и куклы, детская посуда — но куда деваться от гендерных отличий? И домашние задания из школы делались совместно с мамой или папой. Видимо, наличие необходимых по жизни материальных вещей в жизни ребёнка не является определяющим в том, каким он вырастет и как себя чувствует в семье.