Русалочка должна умереть

Соро Кет, 2021

В любой непонятной ситуации, прячь концы в воду. В Баварии нет воды? Неважно, главное, что там есть Ральф. Старый друг семьи, которому можно сплавить зарвавшуюся "лолиту". Теперь, много лет спустя, потерпев сокрушительное фиаско с Филиппом, Верена готова пересмотреть свои детские обиды. Но вот готов ли Ральф?..

Средь смрадных волн, в мушином гуле

Сперва, Себастьян не хотел вмешиваться.

Сын его был кретином, а Джесс окончательно чокнулась, согласно врачам. Он ничего уже не мог для них сделать. А для себя мог. Кьяра, женщина-полицейский, с которой он познакомился на допросе Ви, была горячая штучка. Несмотря на разочарования и свою агрессию в мужской адрес, она хотела его, и Себастьян это видел.

Такие женщины обычно ломались сразу же, но Себастьян решил, что оставит этот роман чисто платоническим. Даже если придется врать ей про боевые раны, раннюю импотенцию и верность больной жене. Нет, он хотел бы большего, но Кьяра имела право пользоваться оружием. Себастьяну как-то не улыбалось закончить с пулей в бедре.

А то и в мошонке, — если девушка меткая.

— Меня сейчас совесть мучает, — сказала Кьяра, крутя в руках чашку латте. — Я была так уверена, что Верена получила за дело!.. А оказалось, что бедную девочку просто избили ни за что, ни про что… И, я заставила ее все это время пробыть внизу. Полураздетую и с мокрыми волосами. Она меня, наверное, ненавидит.

— Ничего страшного, — сказал Себастьян, — в ее возрасте, они обычно ненавидят весь мир.

— А что твой сын?

И Себастьян вдруг очнулся: Филипп! С того вечера, как полиция вынесла окончательный вердикт, сын не звонил ему.

Прошло две недели!

Белая берлинетта Филиппа стояла у гаража. Судя по слою пыли, — стояла уже давно. Велев шоферу припарковаться, слегка взволнованный, Себастьян позвонил.

Ничего.

Тихо!

С гулко бьющимся сердцем он открыл дверь собственным ключом. Слегка помедлил, прежде чем распахнуть ее и сразу отпрянул, закрыв рукавом лицо.

Жаркая волна смрада, ленивое и наглое жужжание мух ударили по всем его органам чувств сразу.

— Филипп! — вырвалось из самого сердца.

И белокурый малыш проскакал перед мысленным взором на диванной подушке.

— Лошадка, как у папы! — прокричал он, указывая маленькой ручкой на телевизор.

Себастьян буквально ворвался в дом и тут же увидел Фила. Тот сидел на диване, уставившись в телевизор и тупо переключал каналы.

— Чего тебе?

Опомнившись, Себастьян смущенно пригладил волосы. Огляделся. Вонь шла от ковра. Кровавое пятно почернело и мухи роились в нем, как в коровьем трупе. Филиппа это, похоже, не беспокоило. Пол у дивана был завален коробками из-под пиццы, пластиковыми контейнерами и бутылками. Пиво, виски, шнапс, водка.

Утратив двух сразу любимых женщин, сын утешался, чем мог. Ни в чем себе не отказывал.

— Чего — мне? — переспросил Себастьян.

Молчание.

Граф решительно пересек гостиную, выключил телевизор. Отдернув тяжелую штору, сдвинул в сторону раздвижную дверь. Свежий воздух и остатки солнечного света, хлынули в гостиную. Дернувшись, Филипп закрылся руками, словно вампир.

— Что ты тут делаешь в таком виде? — еще раз, отчетливо, повторил отец.

— Ничего! — буркнул сын, моргая глазами.

Выглядел он паршиво. В трусах, в мятой майке, усеянной всевозможными пятнами; небритый, словно умерший изнутри.

— Ты выглядишь, как дерьмо, — сообщил Себастьян.

Ему хотелось бы сказать что-то нежное, но эта вонь, этот мерный мушиный гул… Они напомнили о другом, нелюбимом, но все равно сыне. Себастьян сам почти умер в те считанные мгновения, когда поверил, что Филипп убил себя.

Сердце лихорадочно пыталось затормозить. Все вспоминалась другая темная комната и мухи, мухи… Граф провел рукой по лицу, пытаясь отогнать видение. Другого, мертвого сына.

Раскрытые мутные глаза, приоткрытый рот.

Записка: «Папа, прости меня! Я не хочу занимать место твоего законного сына, однако позволь умереть, считая тебя отцом!»

И собственные, уже ненужные никому рыдания.

Рене и был законным! Слабым, болезненным, но его родным. Незаконным был тот, другой. Который жил себе дальше, пиликая на долбаной скрипочке. И Марита, сука лживая, притворялась, будто несет свой крест… а сама, в душе, его лишь винила.

Словно это он, первый, принес своего ублюдка в гнездо! Словно он воспитал их первенца слизняком.

Он ошибался, яйца у Рене были. Себастьян бы так не смог.

Фил медленно убрал от лица руку и посмотрел на отца.

— Что ты здесь делаешь? Твой новый Мустанг хочет дополнительных показаний?

— Здесь нужно убраться, — сказал Себастьян, ощущая неприятную дрожь в руках.

Сын огляделся вокруг. Пожал плечами.

— Валяй!

В другой раз, граф влепил бы ему затрещину, но сын и без того был разбит. И больно видеть его таким. Снова… Женщины разрушают все, к чему прикасаются. Дружбу, семьи, любовь. Пока ты просто трахаешь их, ты в безопасности, ты свободен. Но стоит влюбиться, или не дай бог, взять в жены, она убьет тебя без ножа.

Сперва эта женщина лишила Филиппа друга, теперь его маленькой, но большой любви.

— Не хочешь пойти побриться? Душ принять?

— А что случилось? Меня хоронят?

— Ты не в том состоянии, чтоб хамить.

— В том, — возразил Филипп. — Ты что-то слышал от Джесс?

— С чего мне слышать что-либо о твоей жене?

— С того, что лужа там на ковре — следы твоего ребенка.

Себастьян сдвинул рот в сторону. Он ожидал, что Филипп поднимется. Ударит его. Обругает, на крайний случай. Но Филипп ничего этого не сделал.

— По ходу я был единственным, кого она не хотела. Ральф, ты, Фредерик… Даже Маркус! Кто, ради бога, может захотеть Маркуса?

Твоя маман, Графиня Фригидия!.. — раздраженно подумал граф.

— И ты решил взять реванш, оттрахав Ви посреди гостиной, — сказал он вслух.

Филипп пожал плечами. Если его и занимала Верена, то куда меньше, чем Джесс.

— Мы спали вместе уже давно. С Джесс я ощущал себя таким мелким, таким не нужным, что просто не устоял. Верена сама за мной бегала. С самого начала…

— Ответ не мальчика, а мужчины, — сухо сказал отец. — Надо было не прятаться на кухне от полицейских, а выйти и прямо им все сказать. Что это ты — жертва. И что судить, на самом деле, надо ее. Зря ты не вышел! В следующий раз, не вздумай притворяться героем!

Он ожидал, что сын возмутится, скажет, что ни при чем и можно будет дать ему в морду. Как в прошлый раз, после семинарии. Но Филипп вдруг сжался, закрыл ладонью лицо и его плечи беззвучно дрогнули; задрожали мелко и часто.

— Я верил ей! — хрипло булькнул он. — Я был уверен, что хоть она меня любит! Но я был нужен ей лишь затем, чтоб нагадить Джесс!.. Видел бы ты, как они дрались! И что они при этом кричали… И Ральфа вспомнили, и Фреда… Даже тебя! Лишь на меня им плевать. Обеим.

Себастьян не выдержал, отвернулся. Какое-то время, он стоял на пороге. Вдыхал свежий воздух с реки и ждал. Вспоминал против воли, как Ви напрыгнула на него в конюшне и на мгновение запечатала поцелуем рот. И ощущения от ее грудей на его груди. Если бы она настаивала, смог бы он устоять?

До этого Себастьян считал, Верена — ребенок. Тогда, у конюшни, понял, что уже нет. Ребенок такую невинность не разыграет… И губами при поцелуе, дети обычно, тоже не шевелят.

Еще мгновение, она бы ему язык в рот сунула. А он бы ответил ей.

Джесс это поняла. Он к ней подкатывал после выхода из психушки. Хотел отвлечь от романа сына и ее дочери, но Джесс особо не реагировала. А тут вдруг перестала ломаться; пришла сама. Секс был ужасный, но вот беседа занимательная. Даже очень.

Джессика рассказала все, как на исповеди.

И про вазэктомию, и про финансовые долги ей лично, и про то, что Филипп с Вереной спит. И что Верена делает это, исключительно назло ей. Что Джессике наплевать, и Джессика притворяется, что не знает. Когда маленькой сучке наскучит, Верена бросит его сама. Но если будет развод, Джессика так спокойно молчать не станет. Она посадит его. За связь с несовершеннолетней падчерицей.

Сперва посадит, а потом разорит.

— Почему ты не рассказала все просто так? — спросил Себастьян. — Зачем тебе понадобилось эта унылая возня на матрасе?

— У меня овуляция, — ответила Джессика. — Если мой муж не хотел своего ребенка, будет воспитывать твоего.

…Себастьян позвонил сыну, как только она ушла. Филипп не отнекивался. Да, сделал, да не хотел детей, да, он в душе чайлдфри.

— Езжай в больницу и делай восстановление! — приказал отец. — Иначе я тебе сейчас твои яйца-фри сделаю!

— Я не хочу детей!

— Ты думаешь, я хотел детей? Да я никого из вас не хотел, начиная с твоей мамаши!..

В больнице их обоих ждал новый удар: врачи развели руками. Разве Филипп не знал, что есть риск остаться бездетным? Да, небольшой, но есть. Ему, разве не сказали, на всякий случай запасти «образцы»?

Филипп молчал; слегка вспотевший и бледный. И Лизель, которой граф позвонил, тоже молчала. О свадьбе можно было забыть. Верена была единственной дочерью, что Лизель выжала из собственных сыновей. И речи не шло о том, чтоб выдать ее за бесплодного идиота.

Себастьян как раз думал, что делать, когда позвонила Джесс.

— Сработало! — радостно взвизгнула она. — Ты станешь дедушкой, поздравляю!

— Спасибо, — ответил он. — Как бы нам все это объяснить официально бесплодному идиоту?

— Ты — граф и его отец, — сказала Джессика, бетоня слова. — Вели ему признать малыша и заткнуться!

Она хихикнула.

— Если мы все однажды пойдем к моему врачу, она сама спятит: Фил спит с моей дочерью, я с его отцом.

— Надеюсь, что твоя дочь в процессе шевелится, — устало уронил Себастьян. — Что-нибудь еще? Или мне попросить жену организовать тебе бэби-парти?

— Жену, — Джесс тихонечко рассмеялась. — Знаешь, если ты вдруг захочешь развестись с Маритой и поступить со мной, как порядочный человек, ты сможешь вернуть ей ее долбаное наследство трижды и платить алименты на всех ее никчемных детей!

— Джесси, детка, я знаю, что ты богата, но не настолько, — оборвал он.

— Меня мать лишила наследства Броммеров, но моих детей — нет. Верена получит деньги в двадцать шесть лет, но!.. Мой сын получит деньги прямо сейчас. Миллиард евро и титул барона фон Броммера.

— Я — граф фон Штрассенберг, — оборвал Себастьян, — фон Броммеров ты могла бы рожать от кого угодно, тупая сука. Ты просто пытаешься с моей помощью уничтожить дочь. И моего же собственного сына в придачу.

— Сделай меня графиней фон Штрассенберг, — выдохнула Джесс, — и я буду шевелиться так, что под нами простыни загорятся…

Себастьян смахнул вызов и бросил трубку на стол. Ему реально хотелось замотать эту суку в простыни и поджечь…

…Не в силах больше стоять в дверях и смотреть на темнеющую с сумерками реку, граф с грохотом закрыл дверь.

— Да, тот ребенок был в самом деле мой, — признал он сухо, по-деловому. — Я лишь пытался помочь тебе остаться наследником. Пытался, но не сумел.

— Трагедия. Невосполнимая потеря для человечества… А плакальщицы с бритыми головами будут?

Себастьян грустно посмотрел на него.

Дети растут и с этим ничего не поделаешь. И почти всем им наплевать на семью. За редкими исключениями, вроде той же Верены. Но если Филипп «кастрирован», что ее ждет в семье? Близнецы еще слишком молоды, не говоря уже о Рене.

Чтобы остаться в семье, она должна стать женою Штрассенберга. И Штрассенбергов вокруг полно. Да вот только Ви внучка Доминика, главы Той ветви. Нет никого равнее ей, чем сыновья графа. А сыновей у него нет.

Снова хлынула ярость.

Даже тех денег, что Ви получит от Лиз было бы достаточно, но с миллиардом дедули Броммера, она была просто Джекпотом с титьками! На эти деньги они могли бы столько всего. Расширить Штрассенберг, выкупив дополнительные земли. Построить еще несколько домов. Продвинуть членов семьи в политике и при церкви. Укрепить самые старые, ветшающие от времени дома.

Может, даже восстановить самый первый Замок!..

Себастьян не раз задумывался о том, чтобы застроить холм и Лизель с дядей готовы были все это поддержать, взамен на свадьбу Ви и Филиппа, но… этот кретин просто взял и сделал вазэктомию! И еще смеет сидеть и строить из себя жертву!.. Он смеет быть агрессивным!

Дядя Мартин, наверное, захочет пику с головой Фила и Себастьян его понимал.

Какого черта я не выгнал его тогда? Когда он дал отцу Райнеру застукать себя с любовником?..

— Что там происходит? — успокоившись, Филипп громко высморкался и заговорил, как ни в чем ни бывало. — Чем занят весь большой мир?

— Ты пьешь и жрешь, сидя взаперти как свинья, потому что боишься выйти и выяснить, что там происходит?

Себастьян прошелся по загаженной комнате. Тут и там валялись клочья волос, покрытые тонким слоем пыли. Мысль, что он только что чуть не умер, решив, будто Филипп мертв, казалась ему постыдной. Он сам бы сейчас с удовольствием его уничтожил.

Слабак! Мой сын — слабак!.. Сам виноват: надеяться на сына Мариты!

— Джессика в больнице, — сказал он вслух. — Признана невменяемой. Челюсть сломана, ребенка она потеряла. Выкидыш, действительно, не твоя вина. Челюсть — твоя, но ее взяла на себя Верена. Этого достаточно? Или ты еще что-то хочешь знать?

Филипп промолчал. Он выглядел, как уличный бомж. Губы дрожали. Глаза были красные.

Граф молча всмотрелся в его лицо, чего не делал с тех пор, как сын был еще подростком. Когда Филипп появлялся дома, как-то странно хихикая или неровно ступая, или что-то искал в Развалинах, или встречался с Джесс.

— Так ее любишь? — спросил он. — Все еще?

— И что с того?

— Тогда на кой черт ты сделал вазэктомию? Она хотела ребенка. Всего-то лишь ребенка!

— Она хотела «всего лишь» захапать наследство матери!.. Хотела, чтоб я плясал по ее указке, как делал Фред! Хотела утереть ему нос! Хотела сына-барона, еще при жизни! Чтоб сделать этой суке ребенка, надо было быть совсем конченым! Таким, к примеру, как ты!

Граф обошел диван и встал у камина, чтоб видеть его лицо. Филипп закрылся ладонями.

— А Ви? Ты хотя бы немного думал о ней? Она же совсем девчонка!

— Джесс тоже была девчонкой, когда соблазнила ее отца, — оборвал сын. — Возраст не имеет значения! Верена — точно такая же, насквозь прогнившая тварь!

— Что она сделала?

— Трахалась за моей спиной с Ральфом, — выдавил Филипп. — И знаешь, я бы даже это стерпел, если бы она мне сказала. Я сам бы очень хотел помириться с Ральфом, найти с ним общий язык… Я не ревнивый… В смысле, ревнивый, но лучше делить с ним бабу, чем жить и работать вообще без него. Но Верена же все отрицала и отрицала, и отрицала… Я бы поверил, если б не Джесс.

Джесс! Снова Джесс.

— Она показала мне дневник своей сучьей дочери, и я все сам, своими глазами, прочел!

— Так Ви вела дневник, как спит с Ральфом? — Себастьян не считал Верену семи пядей во лбу, но идиоткой она ему не казалась. — Онлайн?

— Нет, конечно. В тетрадке.

— Они встречались? — нахмурился Себастьян.

— Естественно! Конечно, этого не было в дневнике, но я-то знал мою крошку! Она даже в детстве не могла выбрать! И ей постоянно было мало лишь одного меня.

— А про тебя в ее дневнике было?

— Ни слова! — с горькой торжественностью, сказал Филипп. — Только о нем. С учетом дистанции, чтоб его не турнули из церкви, если дневник найдут, но довольно ясно. А я как будто и не существовал.

— Что, если, — Себастьян нахмурился, — что, если она предполагала, что вас застукают и припасла дневник для такого случая?.. Чтобы отвести подозрения от тебя, но в то же время, не подставлять Ральфа?.. Ты никогда не думал, что этот дневник — фальшивка. Я не верю, что Верена и Ральф…

Конец ознакомительного фрагмента.