Жизнь полна чудес. Романтическая сказка для девочек любого возраста

Соня Русликова

Это очень женская история. И неважно, сколько вам лет, важно, чтобы вы верили в чудеса. Читайте романтическую сказку о поисках себя и о любви. А чудеса не заставят себя ждать!

8

Конечно, с Риткой я встречаться уже не поехала — не было сил. Да и у нее голос по телефону звучал тускло и измученно. Мы договорились увидеться к вечеру следующего дня. Меня хватило только на то, чтобы дотащиться до дома, принять душ и заползти в постель. Но уснуть я не могла.

Я лежала и вспоминала деда. С детства он был для меня романтическим героем.

Дед появился на свет в 1900 году. Родился он под Житомиром, в бедной еврейской семье. Но детство у деда было счастливым. В нем было полно украинского простора и еврейского колорита. А когда моему деду Марку было 17, наступил 1917 год. В местечко пришли махновцы и расстреляли у него на глазах всю семью, и родителей, и сестер. Дед видел, как погибла его семья из окна подвала, в котором его спрятали соседи, украинцы. Он поседел в одну ночь. А на утро ушел в армию Буденого, мстить. Когда гражданская война закончилась, мой дед приехал в Петроград. И, после четырех классов хедера (это такая еврейская религиозная школа) и долгих лет войны, он закончил вечернюю школу, сам подготовился и поступил в Политехнический Институт. Он снял комнату в квартире на Васильевском Острове. Квартира была большая, с хорошей мебелью 19 века и плюшевыми шторами. Я представляю, как дед впервые появился в квартире моей бабушки — высокий, худой, похожий на молодого Блока и совершенно седой, но с черными бровями и пронзительными черными глазами. Устоять было невозможно. Молодая хозяйка квартиры и не устояла. Наверное, когда начался их роман, в квартире еще не пахло смесью ванили, корицы, нафталина и старого дерева. Этот запах, я думаю, появился позже. Может быть тогда, когда от всей бабушкиной квартиры осталось только две комнаты, а в остальные подселили чужих людей. Так что с буфетом номер один я играла в том же самом доме, но уже в коммунальной квартире.

Дед, конечно, любил мою бабушку. Они дожили вместе до глубокой старости, отпраздновав золотую свадьбу. Но до самозабвения дед мог любить, наверное, только одного человека в один промежуток времени. Когда родилась мама, она стала для деда всем. А потом, почти через тридцать лет, вся его любовь сконцентрировалась на мне. Так говорила бабушка, так считали мои родители, и так чувствовала я всегда, с тех пор, как себя помню.

Наверное, у каждого в детстве должен быть такой человек. Дед понимал меня «спинным мозгом». Родители мои, естественно, меня воспитывали. И, конечно, иногда и ругали, и наказывали. Дед принимал мою сторону во всех спорах и ссорах, неизменно становясь на защиту.

Помню, когда мне было лет семь или восемь, со мной произошла такая история. Мне ужасно хотелось иметь перочинный нож с перламутровой ручкой. Такой нож продавался в хозяйственном магазине, недалеко от нашего дома. Не знаю, почему родители мне его не купили, возможно, сочли игрушку достаточно опасной. Я же чувствовала, что ножик этот мне необходим. Своих денег, остававшихся от школьных завтраков, мне на покупку не хватало. Тогда я решила, что в карманах пальто моих родителей наверняка можно раздобыть недостающую сумму. Мысль была правильной. Я набрала полный кошелек мелочи, пересчитала — и побежала покупать ножик.

Не помню, как мое преступление раскрылось. Помню только, какой кошмар ждал меня вечером дома. Родители объявили меня воровкой, сказали, что по мне тюрьма плачет — и ушли в театр, бросив меня предаваться самоуничижению в одиночестве. Я рыдала так, как не рыдала потом никогда в жизни. Я действительно чувствовала себя преступницей. Но тут, как всегда вовремя, пришел дед, выяснил, почему я плачу, и за пару минут абсолютно меня успокоил, рассказав, как много разных вещей ему посчастливилось украсть в детстве. Наверное, это было совсем не педагогично, но он вернул мне веру в себя и в то, что, несмотря на мое преступление, меня все равно любят.

Я лежала в постели, вспоминала детство и доброту деда. Потом подумала, что маме, во время этой истории с ножиком, было 36. На четыре года больше, чем мне сейчас. А у нее уже был папа, и я. Тогда родители казались мне ужасно взрослыми.

Почему — то я опять стала плакать. Видимо день сегодня такой — слезный. Я встала и пошла умыться. В ванной надолго застряла перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Из зеркала на меня смотрел несчастный, заплаканный зверек с красным носом и опухшими глазами. Да, не зря друзья называют меня интересным зверьком.

Вообще — то меня зовут Соня. Так и в паспорте записано, не София, а просто Соня. Мне кажется, что имя мое мне подходит. Но в семье никто никогда не звал меня по имени, всегда были ласковые прозвища. А для моих близких друзей я — интересный зверек. У меня есть очень давний друг, мой бывший одноклассник Сережка. Он и придумал так меня называть. Еще он придумал целую теорию про интересных зверьков. Это не прозвище, это название целого вида. Интересный зверек отличается от других тем, что боится толпы, не любит поп культуру и все, что с ней связано, никогда не смотрит телевизор, любит интеллектуальные игры и читает, как ест. То есть все свободное время.

Среди моих знакомых довольно много интересных зверьков. Как говорит Сережка, в этом нет ничего удивительного, потому что интересным зверькам проще выживать вместе. Ритка, например, по Сережкиной классификации, очень интересный зверек. У нас на работе тоже есть один интересный зверек — но он пугливый и не хочет идти на контакт.

«А Марк может оказаться интересным зверьком?» — вдруг подумала я. Вряд ли. Ни один известный мне интересный зверек не ездит на новой Вольве. Не то, чтобы они не могут быть успешными. Могут. Но они не бывают очень успешными. Они, в лучшем случае, как я, ездят на Шкоде, например, или на Ситроене, но никогда на новом BMW или Мерседесе. Наверное, потому, что интересным зверькам не очень нравится зарабатывать деньги. Они слишком много времени проводят в выдуманном мире. Видимо, объективная реальность, данная им в ощущениях, не слишком их радует.