Уборщица из Любимовки

Соня Вишнякова (2024)

— Люся, неси швабру и ведро! — заорал председатель. На его зов дверь открылась, в проёме показалась девушка со светлыми волосами, в красном платье в белый горох. В руке девушка держит деревянную швабру. Взгляд мой остановился! Замер. Вцепился в миленькое личико. Девушка вошла, торопливо вытерла шваброй пол, подняла стакан и так же быстро вышла из кабинета. Всего несколько мгновений, но за эти секунды сердце моё отчаянно заколотилось, я практически снова пережил прошлое –– Он приехал в Любимовку, чтобы инвестировать в дорогостоящий проект строительства, а встретил ту, кого думал, что навсегда потерял.

Глава 2

Люся

Как ужаленная, я выскочила из сельсовета и понеслась в сторону дома.

— Люсь, ты куда? — Саня бежит за мной, совсем про него забыла.

— Никуда! — отчаянно стараюсь от него оторваться.

— Люсь, ты чего?!

— Ничего, отстань! — кричу, не оборачиваясь.

Дальше бегу, что есть силы, словно от того, как скоро я добегу до дома, зависит жизнь моя и Машки.

А может, и зависит.

Знаю, почему в меня вселился этот ветер. Как увидала Мишку в том кабинете, словно обожгло внутри, пламенем опалило сердце.

Бросила в подсобку ведро и швабру, и бежать.

Подальше.

От него. Отсюда. Сейчас домой прибегу, схвачу Машку и долой из деревни.

Так и знала, что когда-нибудь закончится моё спокойствие. И пока бегу по летнему зною, поднимаю дорожную пыль, перед глазами проносится прошлое…

Когда поехала я в город, сразу после окончания школы, поступать в колледж. А тут мама заболела, пришлось работу искать, чтобы маме на лекарство деньги были. Наташка, подруга позвала на работу в богатый дом. Упрашивала. Ну, я и пошла.

Поработала месяц в шикарном доме, а тут хозяйский сын — Миша, вернулся из университета. Я в него сразу влюбилась… ну, и он в меня. Даже не знаю, как между нами вся эта любовь закрутилась. Он меня ночью тайком проводил в свою комнату, ну а там уже… в общем, счастливая я тогда была. И надеялась на что-то… глупая.

А потом он уехал снова в университет. А я тогда почувствовала, что-то неладное со мной происходит. И хозяйка заметила. Она меня с работы выгнала, сказала, чтобы я из города уезжала, иначе она на меня в суд подаст. В воровстве обвинит. И чтобы сына её забыла, у него таких, как я, мух, жадных до его наследства, тучи. И даже зарплату она мне не заплатила, сказала, что я больше наворовала.

Я ушла из их дома униженная и несчастная.

Вернулась домой. Мама на меня долго кричала, что я в подоле ей принесла. Всю беременность мама ругала меня и говорила, как ей стыдно в глаза соседям смотреть, что её дочь в городе погуляла и приехала брюхатая.

Тяжело мне тогда было. Очень тяжело.

А потом, когда Маня родилась, мама немного добрее стала. Что уж поделать. Как случилось, так случилось.

Я с тех пор про Мишку старалась забыть.

Даже пару раз хотела Сане сказать, что пойду за него, раз он так часто меня замуж зовёт. Ходит за мной попятам. Но только всё время что-то останавливает.

Если бы просто дом, да хозяйство, да дитя растить, я бы может и согласилась, но, как представлю, что и в кровать с ним ложится, сразу отворачивает.

И вот он — Михаил Богатырёв, в нашем сельсовете.

Надеюсь, он меня не узнал.

А если узнал?

Да нет. Вон, рядом с ним какая-то краля.

И всё равно сердце рвётся от испуга и трепета какого-то ненормального. От страха, и за одно мгновение вспыхнувшей любви…

-–

— Мам, где Маня! — толкаю калитку, врываюсь во двор.

— Господи! Да где ей быть, с кролями в школу играет, — выпучила мама глаза.

Я бегом за дом, где обычно Машка рассказывает сказки кроликам и зашедшим туда же курам и уткам. Подбежала к углу и резко остановилась. Дочку увидела, она, как всегда, спокойно и деловито рассказывает что-то живности.

— Не было у него денег, ну, не было… а потом ему предложили поработать немного… ну, он сначала отказывался, не хотел идти работать, а жена-то требует… — Машка обернулась, заметила меня, — О мам, привет, а я тут урок веду…

— Про Петровича опять?

— Ага. Ты обещала, когда вернёшься, в магазин пойдём? — откладывает книгу, которую она якобы читает.

Обычно она рассказывает кроликам истории про соседей, которые сама по ходу придумывает. Вот нравится ей про соседей рассказывать. Особенно часто про Петровича, соседа справа.

И что он ей дался, тот Петрович?

Мама ругается, вот услышит Петрович или Макарова его супруга, обижаться будут. Но Маша упорно про них рассказывает своим воспитанникам.

— Обещала, значит, пойдём, — говорю уже спокойнее. Не знаю, чего я вообще так разволновалась. — Иди, переоденься и умойся.

— У-у, а что, так нельзя? — она недовольно скривила личико.

— Так можно, но тогда, я пойду без тебя, не хочу, чтобы все смотрели на грязного чертёнка рядом со мной.

— Ладно, умоюсь, — обречённо встала и пошла в дом, а за ней пошёл лучший друг Мани, кот Барсик.

Ради похода в магазин она готова и на жертвы.

— И сарафан надень! — кричу вдогонку.

Маша скрылась за занавеской, а я подошла к Мойдодыру, глянула на себя в узкое зеркало, поправила разметавшиеся волосы, плеснула немного тёплой воды на раскрасневшееся лицо.

— Чего это ты запыхавшаяся такая прибежала, случилось чего? — мама в летней кухне перебирает персики, сортирует, что на компот, а что на варенье.

— Да нет, просто от Сани убегала. Приставучий он…

— Конечно, приставучий, у парня, сама знаешь, что в голову бьёт, ему давно жениться пора, а ты всё хвостом вертишь…

— А я тут причём? — взяла мытый персик, откусила, по губам капли сока потекли, я быстро взяла полотенце, подложила под персик.

— Ты как будто не знаешь, причём ты, — сердито глянула, — и нам в дом мужика давно надо, посмотри, сколько работы, сами не справляемся, а соседей не назовёшься. А Саня…

— Ну, так сама и выходи замуж, чего ты меня заставляешь?

— Здрасьте, мне куда, ещё не хватало… Да и за кого тут пойдёшь, три калеки алкаша. У остальных у всех жены.

— Мам, ты хорошо знаешь за кого, не надо вот сейчас рассказывать…

Намекаю на Валерия Николаевича — технолога, которого прислали к ним на птицеферму. Он вроде бы ничего такой мужчина. Когда приехал, только о нём и говорили, мол, вдовец, мужик серьёзный.

— Ой, придумала тоже, — отмахнулась она, — он командировочный, отработает и уедет.

— А вдруг останется?

— Ну, и останется… так у нас там, знаешь, сколько тех, что помоложе, на него уже глаз положили.

— Ну, ты же ему нравишься.

— Ну, и что толку, я же не на курорте, чтобы временные романы заводить. А этот погуляет, помилуется и домой, а языки злые останутся… Не говори, Люсь, я на такое не согласна.

Из дома вышла Маня в белом сарафане в цветочек. Сразу за ней из дома выскочил Барсик и остановился, словно в ожидании. Не любит, когда Машка уходит со двора.

— А моську умыла?

— Умыла, — кивает дочь.

Я улыбнулась. Машка смешная такая, на неё платье надеть — это ещё раз подчеркнуть, что она сорванец, уж больно хулиганистое у неё лицо, того и гляди, опять где-то нашкодит.

— Мам, ну, мы идём? — нетерпеливо ждёт, пока я персик дожую, присела, очень хочет обнять кота, но сдерживает себя, знает, что отругаю и пошлю снова умываться и мыть руки.

— И чтобы никаких шоколадок, — строго проговорила мама.

— А чё-ё? — недовольно покосилась на меня Маня.

— Чё-чё, вон, персики ешь!

— Ну, хоть малюсенькую, вот такую маленькую, — дочь показала практически невидимое что-то.

Я глянула на маму, она — на меня. Улыбнулись.

— Идите уже, — махнула она рукой.

— Идём, чудо-юдо, — протянула я руку Машке.

— Чудо-Юдо рыба кит, — она подала мне ладошку и пошла рядом вприпрыжку.

Кот собрался идти за нами.

— Барсик, куда пошёл?! — крикнула мама, и кот нехотя вернулся во двор.