Цена верности: пастырь крови

Соломон Корвейн, 2023

Даже великое предательство может начинаться с непререкаемой верности. Печальная истина жизни, но за такие слова в стране, где слепой фанатизм, стал нормой, могут предать страшному суду. Однако это станет началом истории падений и возвышений, где сама душа – поле боя, а приз – целый мир. Иронично, что благая воля "очага света" может стать причиной гибели веры в этот самый свет. Приграничные владения Империи стали местом, где в сложный узел сплелись политика, мистика, жажда свободы и личная месть. Отдалённые владения никогда не были местом, где рекой течёт мёд и молоко, но гибель не от лап монстров, а по воле слуг древнего проклятья смертного рода заставляет церковь действовать. Молодому слуге Инквизиции и его восхитительной спутнице предстоит узнать, кто стоит за нарушением спокойствия, разъедающую силу сладкого порока и какова цена напускной верности.

Глава 2. Послы Штраффаля

Спустя две недели. Лациасс

Над головой простёрлось светло-голубое, ярко-лазурное небо, украшенное россыпью чудесных облачков. В зените торжествующим царём установилось приятное осеннее солнце, не жарящее, но всё ещё достаточно тёплое. Свет мягкими лучами падает на золотисто-огненный лес, покрывший колоссальные территории южной части Империи. Всматриваясь в пересветы между деревьями, в пожухший подлесок и указательные столбы, по усыпанной грунтом и песком дороге, идут несколько фигур. Мужчина в чёрном перистом камзоле, поверх кожаного жилета, в высоких сапогах, с мечом на бедре и в фетровой шляпе шагал рядом с рыжеволосой девушкой, сменившей платье на походный наряд. Её с виду хрупкое тело защищала кираса из укреплённой кожи, уплотнённые тканые штаны и короткие сапоги. Пышный рыжий волос и отточенный лик скрывались за широким капюшоном зелёной накидки. Сзади, посматривая за лесом и ожидая возможного нападения, идёт высокий крепкий мужчина, громыхающий кольцами брони, металлом стальных перчаток и сапог. А на его бедре красуется искусной работы оружие, украшенное дорогой отделкой, чудесной гардой и надписью из Писаний.

— Совсем скоро мы будем, Люссиэль. Ещё несколько минут, и ты сможешь отдохнуть в лучшей сельской таверне, — Этиен опустил руку в большую сумку, весящей на лямке через плечо и достал сверкнувший бутыль. — Если хочешь, бери, выпей.

— Спасибо тебе за заботу, — на тонких губах расцвела улыбка. — Но мне это не нужно.

— Почему? Блин, ты хоть устала? Сколько с тобой иду, а меня удивляет твоя выносливость. Скорее атлет выдохнется, нежели ты хоть на йоту устанешь. Скажи, это всё из-за твоей эльфийской природы?

— Да. Я — чистокровная эльфийка и во много раз выносливее любого из вашего рода. Ты знаешь, даже некоторые мои клиенты были удивлены, что они выдыхаются, а я как будто… и не приступала к делу. Но ты понял, о чём я.

— Конечно, — фыркнул человек.

Странно, но эта фраза кольнула сердце молодого инспектора. Никогда ещё его не задевало то, что девушки из бедноты, не нашедшие себя, лишённые благосклонности Церкви или по другим причинам, отдают себя на столь неприятную работу. Он был в Брэтоннии, Едином Фарцузсском и Анагалийском королевстве, Шпании и Республике Венцо, и всюду встречал подобную картину и ситуации. Но никогда это не вызывало столь странных чувств и смущения, как с Люссиэль. Это отдавало веянием грядущего бунта, нечто крайнее неприятным, лежащим за пределами осознания. Но, впрочем, сейчас эмиссар Штраффаля отбросил все мысли и чувства, помня, что священники учили его — «эмоции смущающие и мятеж порождающее, вкладываются в сердце лукавым. Кинь их прочь!».

— Да я заметил то, что ты устойчивее вон того парня, — Этиен кивнул в сторону рыцаря. — Никогда не думал, что воин, подготовленный Церковью и Орденом, будет просить дивную леди устроить привал, — он опустил голову. — Не говоря уже обо мне.

— Ты стойко переносил переход. Это даже удивительно для обычного служащего при Инквизиции, который есть «рыцарь» пера и буквы, — поэтично завершила эльфийка, слегка коснувшись длинными пальцами плеча напарника. — Ты только не обижайся на мои слова.

— Не, что ты. Как я посмею? — усмехнулся парень. — Всё знаю… я не лихой вояка и не маг. Но и мои умения чего-то ведь стоят. Вспомни Бретто.

— Спасибо тебе за то. Ты сильно позаботился обо мне, — напарница погладила по руке инспектора, но тот знал, что это не более чем знак благодарности довольно эмпатичной дамы. — Я думала, что у меня заберут последние деньги и выпарят прилюдно. Но ты меня спас.

— Они не совсем знают… исключающие нормы, — «законник» вспомнил о том, как они нарвались на местного настоятеля общины в чине священника в небольшом городке на границе и тот решим устроить им допрос. Узнав, что Люсси зарабатывала на жизнь деяниями непотребными, да ещё и за это не платила ежемесячной пошлины покаяния, он, как наместник старосты городища, верховный духовный судья и законотворец местных канонов, постановил забрать у неё все деньги, да ещё и три плети выдать за то, что она лукаво уходила от требований Церкви, установленных Книгой наставлений Великого Понтифика. А гражданские власти с радостью это поддержали, ибо монеты попадут и в их карман. И всё бы так и было, но Этиен ловко заступился за неё, сердце парня сжалось при виде заплаканных глаз девушки. Он парировал правилом из той же «Книги» — «а если же жена блудояния творящая, работает в том месте, которое установил церковнослужитель, содержащий её из милости к ней, и она отдаёт долю от доходов нечестивых на дела благие, дела Церкви, то этим она искупает себя, и пусть не даёт пошлины покаяния».

Размышления развеялись словно морок в тот миг, когда изнутри леса разнёсся пронзительный крик. Нет, это был не человеческий визг, а скорее куринно-звериный вопль. Мужчины схватились за оружие, леди приготовила боевое заклятье — между пальцев загорелось слабое пламя… тусклое и блеклое, возвещающее о несильных навыках элементальной магии.

Этиен, видевший монстров только на картинках альманахов или в клетках цирка, перепугался. Ноги охватила дрожь и слабость, руки стали ватными. Но потрескивающий, овеянный еле приметным свечением меч, он держал крепко.

Из леса, протискиваясь между деревьев вышел виновник переполоха. Высоченное существо, ростом в человека. Оно походило на страуса, на огромную птицу, рождённую из кошмара фермера. В маленьких рубиновых глазках горел огонь кровожадности, массивный огромный клюв носил багряные мазки. Весьма мясистое тело, широкие и крепкие ноги, а так же острые и длинные когти на лапах довершали страшный образ. Жёлто-оранжевое оперение ещё хоть как-то создавало красивый горделивый вид.

— Лесные стервятники. Их целая стая! — крикнул рыцарь, когда возле монстра встала ещё пара.

Галдящий и вопящий вал монстров рванул прямо на них. Огромные клювы разинулись в желании укусить, лапы подняли облачка листвы. И снова по ушам ударил жуткий рёв из багряных гортаней.

Этиен махнул наотмашь, острое лезвие рассекло горло твари. Туша покачнулась и жалобно взвизгнула. Но монстр не останавливался. Он снова кинулся в бой, раскрыв пасть, и инспектор выкинул острие вперёд, насадив на него «птичку» как мясо на шомпол.

Рыцарь был куда более искушённым. Он левой рукой выполнил дугу, за ладонью протянулась огненная стена. Пламенный шлей испугал врагов, остановил их. А затем воин Церкви обрушил на них свой меч. Руна в виде ангельских крыльев вспыхнула насыщенно-бирюзовым, клинок стал острее, наполнился святостью. Он с лёгкостью перерубил две шеи, кровь захлестала во все стороны.

Как только в пред леске появились ещё две «птицы». Эльфийка выполнила пару чудесных движений руками, в её пальцев сорвался поток зелёной энергии. Он нитями направился к ним, обволок заботливым одеялом в приятный тёплый кокон, отразившись в глазах изумрудным огоньком. Существа леса кротко поклонились и убрались восвояси.

— Спасибо, — сказал Этиен, посмотрев на окровавленные туши. — Сколько мяса пропадает. Если бы только охотники были здесь.

— На запах сбегутся существа пострашнее, — Люссиэль продолжила идти. — Волки, варги и прочие.

Они хотели продолжить общение, как позади раздался настойчивый лязг металла и хруст листы с грунтом, а после раздалась басовитая грузная речь, селящая в душе уныние и хмурость:

— Парень, тебе не следует так себя вести с девушкой, тем более той, которая есть блудница. Ибо как говорил достопочтенный Лебеда Варриарский в «Письмах к неофиту» — «Женщина есть корень зла, врата ада живые, на соблазн ведущий. Глаза твои да будут в пол уставлены, если же изгибы тела её похоть в душу вселяют, а речи возбуждают дух. Жена твоя пусть станет тебе спутницей, а иных же сторонись, сообщайся по делу важному лишь».

— Господин, — почтенно произнёс «ученик» Лаодикия, смотря на золотые кроны, утопающие в свете. — Я помню его слова. И чту их. Мы общаемся по делу.

— Не понимаю, зачем мы её вообще взяли?

— Потому что у неё талант лекаря, а также она зоомант. Нам это может пригодиться и уже пригодилось, — ответил холодно Этиен, пытаясь как можно скорее прекратить общение с рыцарем, броня которого накрыта светло-бежевым сюрко с геральдическим изображением книги, и исписанным цитатами из преданий.

— Ты же не жалеешь, что меня взял? — осторожно спросила Люсси.

— Конечно, нет. Как я мог тебе отказать, когда ты так просилась? Твой шанс на то, чтобы посмотреть мир?

— Да и я хочу тебе помочь, как ты помог мне тогда.

На юношу нахлынули воспоминания того вечера, когда он встретил новую знакомую и как она напросилась в поход. Они провели в разговорах весь вечер и полночи. Она рассказала ему о жизни, о том, как пыталась работать в порту на рыбозаготовке, а затем у мастера по шкурам, но её природолюбивая натура не позволила ей долго там пробыть. Поведала она немного и о родной культуре, и о любимых блюдах с выпивкой. Он же рассказал о том, как в раннем детстве работал при храме, как только попал в Штраффаль с далёкого востока. Его семью привели в эти земли невзгоды и кризис на восточной родине, в стране Вазиантийского Самодержавия, во время вторжения орд гоблинов, орков, иноверцев и прочих врагов. Он раскрыл сердце, когда уста вложили в её уши слова о его стези в Церковь, о вере и службе. Под луной и после второй бутылки яблочного вина Этиен почувствовал к ней что-то родственное. Оба — любят животных, оба — выросли в нищете и оторваны от родной культуры. Когда он поведал о путешествии, девушка попросилась в него, желая вырваться из Штраффаля, взглянуть на мир. Он же не был против, ибо лекарь-зоомант всегда будет полезен в таком деле.

— Помни, горячая кровь, что ты — верное чадо Церкви и должен блюсти догматы её, — продолжал наставлять рыцарь, не способный уняться из-за своей въедливости и занудства, приведшей на «путь закона».

Инспектор вынужден с почтением относиться к «сыну» Ордена. На сей раз не сколько из-за статуса, сколько из-за его способностей, силы и мастерства клинка. Чего только стоили его финты, приёмы и сила гнева, которые он обрушивал на бандитов, еретиков и монстров, которые успели им досадить во время путешествия. Ни разбойники с большака, ни трупоеды с осквернёнными злом элементалями¹⁰, ни братья сект Гунотов¹¹ не смогли совладать с яростью рыцаря и его рунной магией, испепелявшей толпами отступников. Этиен до сих пор с содроганием вспоминает как сверкала освящённая сталь и лилась кровь, в носу ощущается аромат горелой плоти, а у шах звенят отзвуки боя и крики умирающих.

— Стойте! — меч благородного воина Церкви со звоном вышел из ножен, засиял наполненной энергией, в левой же руке появился овальный отёсанный камень, исторгнувший всполохи огня, объявший длань в пышущее пламя.

Этиен тоже почувствовал опасность. Издали донёсся стук копыт, ржание лошадей и крики людей. Сначала они увидели быстро мелькающие силуэты среди деревьев, слабо различимые фигуры всадников, стремглав несущиеся к ним. Потом Этиен услышал отчётливый говор низкого итилля¹²:

— Хэй, скорее!

Из-за крутого поворота дороги появилась кавалькада из одиннадцати всадников. Единственное, что удержало рыцаря от использования огненной волны, это резво развивающееся знамя — чёрно-синее полотнище, украшенное белой звездой, с щитом в таких же цветах. Знак Маркграфства явно давал знать — это не просто кучка бандитов. Спустя всего пару мгновений всадники явились в облаке пыли и грязи, запыхавшиеся и вспотевшие, облачённые в тусклые одежды поверх кольчуг. Их железные шлема-капеллины пугали мрачностью и количеством ржавчины, а деревянные щиты «красовались» пятнами слякоти и порезами.

— Именем императора Фридриха второго и маркграфа Готфрида, стойте! — приказал воин, опустив длинное кавалерийское копьё, что уткнулась «рыжеватым» наконечником в грудь инспектора. — Говорите, что вам надобно в добром и славном Маркграфстве Циенна?

Юноша замежевался. Чувство страха связало язык, который казался распухшим сухим пузырём, а слова вязли ещё в горле. Это не просто лесные стервятники, а уже целый отряд, грозящий оружием и куда более опасный, чем стайка тупых хищных птиц.

— Эм… м, — пытался хоть что-то выдавить посланник архиепископа, но ничего не находил… кроме дрожи в ногах и руках.

— Отвечайте, живо!

— Мы послы Церкви, — аккуратно заговорил Этиен, опустив бастард и другую руку убрав в карман. — Идём в местечко Лациасс по приказу Инквизиции для проведения расследования, — парень протянул свиток, пальцы всадника сомкнулись на веленевой бумаге.

— Хм, — посмотрел солдат, но сам впал в ступор, увидев строки и начерченные в определённом порядке значки и символы. — Я не умею читать. Господин сержант.

— Дай, — вырвал документ воин, чьим отличительным знаком стала красная повязка на руке и шлем, обмотанный синей тканью. — П-по м-мил-лос-сти и по-по-вел-лению Вер-р-хо-ов-н-ного ин-нк-в-в-из-зит-тор-ра, — предводитель отряда опустил бумагу, тяжело выдохнул и вновь её подвёл к лицу, но на сей раз его взор уставился на самую важную часть. — Так, печать с двумя ключами есть, печать с чашей, мечом и лавровым венком есть. Хорошо, они от Церкви.

Только лишь прозвучали слова командира, как копья, дубины и топоры были убраны. Этиен мог выдохнуть.

— Топайте за нами, — отдал бумагу сержант и поспешил встать в самом начале колонны.

Теперь уже под защитой патрульных Маркграфства они продолжили путь. Это несколько успокаивало, учитывая, что местные леса могли кишеть опасными монстрами и бандитами, хотя войска феодала при войне с республиканцами, зачистили местность.

— Как вы прознали, что мы идём? — спросила эльфийка, чей приятный звучный голос приковал мужское внимание.

— Это местные лесничие и следопыты, судя по всему, — ответил «сын» Ордена. — Только они могли донести о нас. Имитация трелей птиц, ну и другие знаки.

— Верно подметили, милсдарь рыцарь, — ретиво сказал сержант. — Наш местный егерь услыхал условный знак и подал нам знать — что идут гости. А вот ворог это или друг нам же незнамо до тех пор, пока не перемолвимся.

— А много у вас тут врагов? — вопросил Этиен.

— Ворогов то? Да немного. Токо мертвяки не лежат спокойно. Всё ворочаются. Вон-а, токо вчера мой бравый отряд у кладбища, да по опушкам погонял их, да пожёг. Отец Иннори говорит, что жечь их нада.

— Ты прав, сержант. Ибо лишь огонь очистительный, освящённый молитвами, способен сокрушить духов злобы, как говорит Писание и соборные определения, — рьяно, чуть ли не пыша праведностью, заголосил рыцарь. — Но ответь мне, воин Маркграфства, какие проблемы есть тут? Еретики, мятеж учиняющие? Или быть может нечто ещё, Богу и Его заповедям противное?

— Да шо тут молвить? Была тут рэпублика, ну Готфрид им да поднакастылял. Город, Циенна значица, встал под знамя тех отступников, а маркграф встал за Империю. Ну долго они лютовали, но городские вольности да подрезали. Но вот часть народцу всё не успокоится, по лесам и городу бегает, да призывает к созданию републики!

— Республики? — скептически спросил воин. — А что же маркграф, да и городские власти?

— Да шо тут молвить? Маркграф есть хозяин всей землицы местной, но вот с городом проблема. Циенна в руках купцов. Город существует за счёт торговли. Торгаши же, хоть и вроде бы под властью наместника маркграфского, но поговаривают, что всё ещё крутят делами. А ещё, — сержант наклонился, говоря вполголоса, — поговаривают, что купцы с мятежниками знаются. А также творят мерзости и с демонами якшаются.

— Во имя всех заветов Церкви, это похоже на ересь. Я обязан встретиться с братьями в обители Ордена!

Этиен, перешагнув через булыжник, почувствовал, что обвинения старосты могут оказаться следствием чего-то более серьёзного, но он ещё не знал чего. Республика, городские права, маркграф и император, а тут ещё и староста-еретик — всё это могло быть звеньями одной цепи. Но вот только что за увертюра за всем этим стоит? Какие интриги плетутся на окраине Империи? Что это может быть? Борьба за всем известные вольности? Игры губительных сил? Или всё прозаичнее — кто-то решил свести счёты?

— Вот мы и пришли, — сказал командир отряда, когда они вышли к мосту и миновали двух часовых.

Позади них остался золотой сухой массив, а впереди раскинулась деревенька, приятно для глаза устроившаяся на равнине. Ворота радушно распахнулись, ожидая гостей. Возле моста на другом краю берега разбиты шесть палаток лагеря егерей с костром посредине. Сапоги Этиена застучали по дощаному мосту, под ногами протекла неглубокая речушка, края которой обтачивают скалы небольшого каньона, быстро переходя в камышовые берега. У просторных, насколько хватало взгляда, полей, за невысоким деревянным частоколом, ютится множество домиков. Он почувствовал запах сена, капусты и кислого пойла, который развеивал ветер из деревни. На всю округу разносился стук кузнечного молота, глухие удары киянки плотника, скрежет повозок и звон пил.

— Что мы будем делать дальше? — спросила напарница, её изумительные глаза всматривались в сельские виды. — Деревня весьма большая и внушительная.

— Нужно встретиться с городским старостой и отцом Иннори… который и является автором кляузы на старосту. Наша задача — найти или опровергнуть обвинения.

— Ты не думаешь, что тут всё тяжелее?

— Не знаю, — покачал головой Этиен, смотря на то, как солдаты покинули их, вернувшись к патрулированию окраин. — Всё может быть.

— Куда мы идём? Откуда начнём наше расследование?

— В деревне есть только три важных места — церковь, таверна и дом старосты. В принципе, возле них и крутится деревенская жизнь, они костяк сельского бытия… если не брать во внимание полей и огородов. С них и начнём.

Инспектор, эльфийка и рыцарь уверенным шагом направились по деревенским улочкам, где народ на них взирал с подозрением и интересом. Местечко не блещет, каким-либо изыском, помпезностью или лучезарной атмосферой, как южные сёла и городища Латикона¹³ или знойные просторны Шпании. Но эта деревня не столь мрачна, холодна и сурова, как северные земли колоссальной Герементской Империи. Тут можно увидеть крепкие деревянные дома, сложенные из брёвен, с соломенными крышами, и одинокие скромные лачуги. Широкие, приземлённые, довольно внушительные, устроенные за заборами, их ряды образуют улочки, умащенные гравием. Из узких окон на них смотрят ребятишки, да женщины. Люди носят простую деревенскую одежду — монотонные рубахи с жилетами и штанами для мужчин, простые платья для дам. Немногие малые дети играют на улице, кто-то подсобляет родителям — помогает что-то таскать, мальчики носят навоз, выгоняют скотину или таскают что-то лёгкое.

— Смотри! — Люссиэль показала пальцем вперёд.

— Ого, — поразился инспектор, увидев воистину махину, его шаг сбился, дыхание стало чаще, а запахи кислой капусты и отдалённый смрад острее. — Я не думал их тут увидеть.

Впереди топала двухметровая массивная фигура. Избыточно мускулистое тело, сгорбленный вид, покрытая шерстью зеленоватая кожа и выпирающее пузо, вместе с полузверинной мордой и клыкастой пастью, явно говорили, что это не человек. Его одежда — это набедренная повязка и пара кожаных накладок, скрывших плечи.

— Орк.

— Проклятое существо, — выругался воин Церкви, с ненавистью смотря на «сельского жителя». — Осквернённый злом, монстр.

Орк остановился, что заставило насторожиться. Все остальные сельчане затаили дыхание, смотря на сию картину. Этиен понимал, что силищи его хватит, чтобы всех троих одним ударом отправить в очень долгий нокаут. Слуга Ордена осторожно потянулся к рукояти меча, как раздался грубый, режущий слух рык, из которого ухо различает слова:

— Господын рыцарь закону книги служити, — по шерстистой груди ударил четырёхпалый кулак. — Я — честной труженик здесся. Я не беру оружия, и не сражаться против люди.

— Ты знаешь, кто я? — удивился человек, убрав руку с рукояти и заглянув прямо в тёмные глаза «зверя», вторая длань исполнила дугу. — Но… даже эти люди не поняли моего статуса.

— Да. Давным-давно я лютовать с людьми. Но я оставить это. Я оставить поклонение богам-предкам. Я стал чтить Кхаршрдрирра¹⁴. Вашего Бога.

— Хорошо ты поступил, — в голосе мужчины он услащал оттенок уважения. — Доброе сотворил, поступив на службу закону.

Продолжив путь, трое повернули по дороге, и вышли на небольшую импровизированную площадь, устроенную на перекрестии троп и окаймлённую двухэтажными домами, сложенными из серого камня. Более дорогие постройки украшены флажками и лентами, возле них развернулись торговые ряды, накрытые тканевыми навесами. Тут не самый изысканный товар — на покупателей «взирают» неброские инструменты, утварь, сувениры и детали, выкованные кузнецом, сколоченные плотником и вылепленные местным гончаром. Народ рассматривает простецкую посуду из дерева и глины, без изыска, галантерею, привезённые ткани и украшения. С более зажиточного севера сюда привезли одежду, серебро и книги, одобренные Церковью.

— Как твоя фамилия? — неожиданно спросила Люсси, отбросив капюшон и явив миру обворожительное лицо.

— Тебе это действительно интересно?

— Да! — с энтузиазмом она воскликнула.

— Саффакос-Аврелиос, — ответил Этиен.

— Это же… я читала…

— Да, — махнул парень. — Я знаю это и не хочу об этом говорить. Прости, но это слишком тяжело для меня.

По камню стучали каблуки сапог инспектора, большие роскошные чёрные перья на камзоле вызывали неподдельную зависть у тех, кто знал, чьи они. На бедре слабо покачивался длинный железный меч, показывая свой статус, ибо не каждый имеет право носить такое оружие. Глаза деревенских с подозрением смотрели на «гостей», пожирали их взглядом и строили теории о причинах их пришествия. Малообразованный народ деревни не знал, кто этот мужик в доспехах, похожий на очередного лорда. Чужаки никогда не воспринимаются положительно, Этиен спиной ощущает холодок и ловит взгляды неодобрения. Но помимо этого подданный Инквизиции чувствует напряжение в селе, которое порождено далеко не их пришествием.

Местами сероватая кожа, осунувшееся лицо, зеленоватые пятна и болезненный вид. Этитен увидел мужчину на котором одежда буквально висит, от одного вида синевато-багровых оттенков тела, где здоровых участков по пальцам пересчитать, парня чуть не вывернуло. Он смахивал на поднявшийся труп, на призрака. Люди его чурались, тряпками накрывали товар. Бедолага буквально волочил ноги за собой, шаркая оторванными подошвами. Его неожиданное пришествие вызвало переполох, народ стал сторониться его.

— По-м-мгите, — протянул мужчина, подняв костлявую руку. В заплывших гноем глазах блеснуло что-то от осколков надежды.

— Ах вот ты где сучий потрох! — разорался выбежавший стражник, занося алебарду. — Сказал же блядоте чумозной, не выпирайся из дома!

Оружие опустилось довольно быстро — сталь расколола череп будто бы это был гнилой арбуз. Труп дёрнулся и грохнулся на землю, подняв облачко пыли. Пара ополченцев подоспели к солдату караула с куском матерчатой ткани и стали спешно заворачивать тело, пока стражник с горечью твердил:

— Теперь только сжечь бедолагу. Боже, помилуй его. Последние дни его итак были похожи на ад.

Когда заражённого неведомой болезнью увели, на импровизированном рынке снова забурлила торговля. Конечно, на лицах народа отпечатался ужас, но судя по всему картина не вы первый раз творящаяся, чтобы отрываться от купли-продажи.

— Вы, купцы всегда нас обманываете, крадёте и обдираете, — ухо инспектора уловило жалобный голос женщины. — Тридцать гульденов за вино? Ещё неделю назад оно стоило двадцать пять медяков.

— Я ничего не могу поделать, добрая госпожа, — с лукавой улыбкой, тихо и довольно сказал купец, облачённый в чёрно-белый «шахматный» роскошный дублет, обшитый мехом, с дорогущими золотыми кольцами на пальцах. — Цены устанавливаю не я, а Торговая курия. Вы же должны понять — бандиты, монстры, ожившие трупы и еретики не способствуют торговле, — он провёл пальцами по зачёсанными назад волосами, убранными в хвост.

— Ты мне брешешь прямо в лицо, упырь, — бессильно продолжает худая смольноволосая девушка. — В шести верстах отсюда, в городе твои собратья продают вино за десять гульденов. Дороги патрулируются. Ты хочешь на нас нажиться.

— Мы всего лишь пытаемся заработать и жить так, как желаем. Разве это запрещено?

— Я очень жду того момента, когда наш маркграф даст вам по рукам.

— А ему запрещено налагать ограничения для торгующих. Таков закон, — самодовольно заявил купец, подняв палец вверх, — а именно Закон Империи «О правах торговли». Пункт пятый ясно говорит — «Купцы имеют право повышать и понижать цены по своему усмотрению и на свой лад, но не более чем в два раза от средней цены, установленной Великой торговой курией¹⁵». А средняя цена для этого вина — двадцать гульденов! Торговая гильдия и её отдел в Циенне, и я, как её представитель, милостивы ещё. Так что ничего не сделает твой маркграф городу.

— Вы всего лишь торгаш, который рад был избавиться от маркграфа. Вы уже несколько лет поднимаете цены, а тем, кто на вас работает — платите крохи. Мой сын горбатит спину на вашего собрата, но ему уже третий месяц половину наработанного отдают.

— Обращайтесь в суд. Поступайте по имперскому закону!

— Вы купили все суды города.

— Мы любим нашего сюзерена, но будем честны — Гильдия торговцев лучше знает, что нужно народу. При всём уважении к его милости.

— Дайте ей вино, — вмешался агент архиепископа, протянув сверкнувшие серебряным отблеском монеты. — Тут три имперских шиллинга. Должно хватить с лихвой.

— О, господин, да вы сущий ангел. За эти деньги дам ей лучшее вино!

— Спасибо вам, — уставший взгляд уставился на инспектора, грязное лицо чуть-чуть просветлело от радости.

Расплатившись, Этиен ускорил шаг, стремясь как можно быстрее попасть в храм. Он быстро «пролетел» всю площадь и оказался и того здания, которое буквально «горело» роскошью, помпезностью и величавостью. Это довольно высокое для этих мест строение, примерно в четыре этажа, тянущееся к голубому небу тремя башнями, увенчанными посеребрёнными куполами с символом чаши. Знак Церкви Творца объят неугасимым магическим пламенем, питаемым специальными фитилями с сосудами, полными елея с маной¹⁶. Это воистину стало символом маяком для всех заблудших душ в бушующем море невзгод. Белоснежные стены, витражные окна, лепнина, статуэтки ангелов подле вместе с разбитыми цветочными клумбами создают впечатление, что это посольство из иного мира, где нет горя и тьмы.

— Как же тут так долго поддерживаются цветы? — удивилась эльфийка, смотря на то, как в самый разгар осени манят красотой розы, пионы, шесть острых стрел сапфирового цвета распустил мистический цветок цит.

— Магия, — ответил Этиен, приметив стекольные сосуды, наполовину вкопанные в землю. — Раствор на мане поддерживает их.

Они остановились на мраморных плитах, которыми выложена местность возле храма. Инспектор совершил глубокий поклон, сложив руки на груди и томно приговаривая:

— Господи, не прокляни меня скверного, входящего в дом Твой, где приносится жертва святая. Но прими меня, и помилуй.

То же самое свершили и двое спутников. После чего они взбежали по зеркально начищенным каменным плитам, отворили массивные железные двери, украшенные изображениями херувимов и усиленные молитвенными письменами, и попали в просторное, пленяющее глаз пространство. Тут степень роскоши увеличивалась многократно, всё то золото, серебро, медь и драгоценности, которыми отделана церковь внутри, хватит, чтобы купить три таких деревни. Здесь сияло злато, из которого сотворены колонны, оклады для изображений святых и пророков, из серебра отлиты статуэтки ангелов, выполнены целые настенные барельефы. Глаза начинают болеть от блеска; пламя, воженное на золотой люстре, канделябрах и подсвечниках наполнило плотным светом пространства храма. По углам расставленные медные кадильницы, тигли и снопы цветов извергают приятное благоухание, всё покрыто синеватой мистической дымкой благовоний, которые стоят больше чем месячная плата городского работника.

От блеска и богатства голова идёт кругом. Гранитный пол вымыт и начищен до такого, что смотря в него можно бриться и стричься, Этиен грязными сапогами даже боится ступить на него. Но совершив поклон, всё же решается — по всему храму разносится стук каблуков. Дух перехватило, аромат благоуханий умиротворяет, а мерное, тихое, но проникновение пение псаломщика приводит в удивительное спокойное состояние души. Кажется, что Сам Дух Господень пребывает здесь и возводит душу в мир горний. Парень на миг запнулся, засмотревшись на свечные огоньки, однако собравшись, он идёт внутрь освещённого светлого храма, где видит высокого мужчину, облачённого в пышную алую робу, утянутую чёрным ремнём, широкая клепаная плотная кожаная лента проходит ложится на плечи и проходит через торс, также утягивается поясом. На пальце блистает кольцо из серебра с большим аметистом.

— Отец Иннори! — шагнул к священнику «посол» архиепископа, склонив голову.

К ним повернулся мужчина, все увидели бледное, чуть осунувшееся лицо. Во впадших серебристых глазах горел слабый огонёк, вызвавший отголосок страха в душе Этиена.

— Не следует голос повышать в месте святом. Кто вы? И что вам нужно?

— Посланники отца Лаодикия.

— Ох, святые угодники, — худые губы слегка дёрнулись в кривой улыбке. — Я рад, что вас послал сам Господь и радушно приму вас в церкви мученика Марка. Вы прибыли как раз во время, ибо слуги лукавого против нас лютуют и не доброе замышляют. Разве я не сохраню стадо овец верных?

— Прошу вас, давайте к делу, — попросил парень, встав вытянуто, как и полагается пред служителем культа. — Из писем и информации я понял, что вы подозреваете старосту Фаринга в измене Церкви, маркграфу и императору. Но вы учтиво избежали деталей, сказав, что имеете подозрение на то, что он обладает сношениями с местными мятежниками-республиканцами.

— Всё верно, сын мой. Всё верно, — клирик провёл рукой по мантии, приложил её к короткой бородке, на ладони «рисовалась» хорошо видимая царапина. — Но более всего у меня вызывает опасение то, что он куда-то ходит по ночам. В его мыслях появляются нотки мятежа, ибо он сказал мне, чтобы я часть церковных средств позволил ему использовать для нужд села, и помощи орочей общине. Представьте себе — он посмел даже подумать о том, что наложить руки на святое золото и серебро храма, да и кинуть его псам, вроде орков!

— Позвольте спросить, — смиренно, как требует того «Кормчая книга церковной эстетики», попросила Люссиэль, понимая, что девушка со священником в чине настоятеля общины может общаться, только если он разрешит.

— Да, женщина? — с неприязнь позволил Иннори.

— Откуда у вас эта царапина?

— Две недели тому назад. Так, по хозяйству хлопотал.

«Две недели тому назад? Священник и по хозяйству. Это село, в конце концов — всё может быть», — смутился Этиен, спокойно спросив:

— С чего нам начать, отче? Церковь и Инквизиция дали нам исключительные полномочия, — он протянул документы. — Мы можем хоть сейчас его арестовать для суда, но нам нужны доказательства. С чего вы предлагаете начать?

— Хм, — клирик вернул бумаги. — Ты сам знаешь все процедурно-процессуальные меры. В округе действует так называемая «Благая община Вальда». Она учит ересям — священство и таинства отвергаются, провозглашается отказ от собственности, ну думают, что Писание можно толковать, как вздумается. Начни с поиска подобной информации. И ещё, — лик Иннори стал мрачным. — Это опасная секта. Они проводят жестокие ритуалы. Не так давно в лесу мы нашли двенадцатилетнюю девочку. Алоста была единственным ребёнком в семье… она попала в лапы еретиков, которые её замучили. Станьте инструментами в руках Божьих, отомстите за неё!

— Хорошо, — сказал Этиен и склонил голову. — Благословите.

— Бог благословит тебя на дело святое, ереси противостояние! — возложил руки на голову инспектора священник. — И помни — «идти против Церкви, значит идти против Бога!».

Естественно, что вся группа из церкви отправилась в дом старосты, чтобы хотя бы с ним поговорить, выяснить, кто это и что за человек… только вот человеком он не оказался. На «гостей» смотрел плотно сбитый мужичок, головой упиравшийся в грудь штраффальцу. Широкая пышнейшая насыщенно-чёрная борода, багровая рубашка и чёрный жилет, украшенные рунами, серьёзное мощное лицо, губы и нос, говорили о том, что это самый настоящий гном.

— Так ты говоришь, что прибыл по требованию Церкви, — староста почесал бороду. — Надзор они захотели установить. Хорошо, я не против, чтоб меня гром разразил.

Дом главы села не был чем-то выдающимся. Это довольно просторная полуземлянка, широкий тёсаный холодный камень цвета свинца стали его стенами, пол выложен добротными плитами, в конце дома разожжён камин, и ставший единственным источником света, кроме пары окон почти у самого потолка. Крепкие шкафы и сундуки, простецкая кровать — отличное дополнение к атмосфере гномьего дома, навеивающего о далёкой родине.

— В таком случае, мы какое-то время тут побудем, посмотрим, что да как. Расскажите, какие у вас тут проблемы? — учтиво спросил Этиен.

— Да я всё понимаю, засранец. Ты только не сердись, я так привык общаться, — Фаринг упёр руки в бока. — Но тебе я готов подсобить. Ну слухай, у меня тут куча проблем — в низине завёлся зверь, который пьёт кровь животных. Скотинка начинает хворать, ну есть проблемы по селу. Торгошня с сельчанами срётся, орки что-то бунтуют. Да ещё и, чтоб вы всех чёрт забрал, болезнь завелась. Мужичьё и бабьё хворает, хилеет, чахнет, а потом и вообще мрёт.

— А эта болезнь не проявляется ли трупными пятнами на… живом теле, крайнем истощением? — спросила эльфийка.

— Да, чтобы его. А откель вы знаете?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

10

Элементали — духи природы, представленные оживотворёнными представителями одного из четырёх элементов. Самые распространённые представители — големы. Реже попадаются «живые» деревья либо же существа, полностью состоящие из воды. Их принципы существования, структура и бытие отличаются от обычных жителей мира. Можно сказать, что они — иная форма жизни, поддерживаемая магией и душой.

11

Гуноты — еретики, движение отступников, которые преследуются Церковью. Получило широкое начало в южной Фарции, как реакция на деспотию феодалов и попустительство Церкви, а также её нравственную тиранию. Движение получило название от прозвища «гуно», которым пренебрежительно называли всех мыслителей-реформаторов. Среди главных идей выдвигают — ослабление священничества, введение полного социального равенства между клириками и мирянами и ограничение сословных привилегий.

12

Низкий итилль — язык, распространённый среди простолюдинов и торговцев в Латиконской области.

13

Латикон — географическая область, получившая название в честь пророка Лациа, который проповедовал тут и положил начало Церкви штраффальского канона. Латикон отличается приятным умеренным морским климатом, зимы тёплые, зачастую бесснежные. Омывается Светлым морем и Морем Ионанна, находится на перекрёстке множества морских торговых путей, что делает регион привлекательным для торговцев. На юге Латикона лежит Силлильское королевство, экзархаты Вазиантийского Самодеражавия, анклавы Светлейшей Республики Венцо. На западе простёрлись мириады островов Объеденённых княжеств Варсикии, а на севере маркграфства Герементской Империи и Праведной Республики Гензцо.

14

Кхаршрдрирр — орочье название Единого Бога.

15

Великая торговая курия — орган власти при Рейхстаге, формируемый избранными Рейхстагом крупных и могущественных торговцев. Торговая курия устанавливает пределы цен на ряд товаров, курирует банковскую деятельность, вводит ограничения на те или иные товары, занимает деньги парламенту и контролирует чеканку общеимперской монеты. Имеет свои представительства в каждом крупном торговом городе, которые регулируют экономику в своём округе.

16

Мана — элемент и реагент, который увеличивает возможности по принятию эфирной энергии, восполняет силы мага, а так же увеличивает восприимчивость к эфиру. С помощью него можно больше и качественнее призывать магию, так же она усиливает многократно свойства простых вещей. Мана добывается из особых растений, уникальной руды. Раствор из целебных трав с добавлением маны становиться зельем, масло горит дольше и ярче.