Методология психотехники. Предвосхищение. Эволюция. Труд. Избранные психологические труды. Том 1

Соломон Геллерштейн, 2018

Издание представляет читателю главные психологические работы профессора Соломона Григорьевича Геллерштейна (1896–1967), одного из лидеров отечественной индустриальной психотехники, ученого, внесшего весомый вклад в психологию труда, тестологию, психофизиологию движений, авиационную психологию, профессиональную педагогику, психологию спорта, эргономику, клиническую психологию (психологию восстановительной трудотерапии), методологию, теорию и историю психологии. В том 1 включены краткий биографический очерк жизни и творчества ученого, список его трудов, публикации по психологии профессий, проблемам тестирования, утомления в психотехнике, освещены вопросы психотренировки и развития, формирования чувства микроэлементов времени, психологии движений, вопросы антиципации, методологии, теории и истории психологии. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

IV. Проблемы психотренировки и развития

Проблема упражнения интеллектуальных функций^[26]

Для объяснения качественных особенностей кривых упражнения необходимо рассмотреть феномен «плато».

Анализируя эксперименты, относящиеся к этой проблеме, я заметил, что плато появляются в кривых обучения всякий раз, когда процесс формирования интеллектуальных навыков сопровождается длительной задержкой. Однако в некоторых случаях плато возникают вследствие необходимости консолидации и автоматизации простых действий, которые затем образуют сложный навык (например, в процессе обучения чтению, письму, стенографии, машинописи и т. д.).

Структура овладения интеллектуальными навыками более сложна. Наши эксперименты показали, что здесь плато свидетельствует о временных задержках, вызванных поиском методов решения интеллектуальных задач. В этом случае можно предположить, что испытуемый имеет намерение заменить менее совершенные средства труда на более совершенные, что он стремится перевооружить себя интеллектуально. Этот процесс должен привлекать особое внимание психологов (как теоретиков, так и практиков), потому что здесь мы имеем дело непосредственно с механизмом формирования интеллектуальных навыков.

В моих экспериментах я пытался создать некоторые задания, выполнение которых возможно различными (не равноценными) психологическими средствами. Я предполагал найти метод исследования, который бы дал мне возможность не только регистрировать количественное возрастание кривой упражнения по мере тренировки, но и качественные особенности функциональных изменений, вызванных упражнением.

Для этого я воспользовался тестом числовых последовательностей («number series test») и «тестом Фридриха» и составил ряды этих заданий, качественно различных, с постепенно возрастающей сложностью. В течение трех месяцев я исследовал 12 испытуемых, каждого отдельно с интервалами в один, два и три дня.

Для более тщательного изучения феномена «плато» я старался пробудить у испытуемых некоторые приемы умственной работы и тем самым вывести их на плато искусственно. После этого мне удавалось разрушить эти плато, давая испытуемым новые инструкции и побуждая их к использованию новых приемов интеллектуальной работы.

Тот факт, что применение этого метода вызывало изменение кривой в сторону увеличения там, где его не предполагалось, имеет очень важное значение для педагогической и индустриальной психологии. Этот факт указывает также на существование «ложных» или мнимых пределов упражнения. Он объясняет также вероятность некоторых характерных ошибок при прогнозе умственных способностей, так как такие ошибки возникают из-за недооценки качественных ступеней процесса формирования интеллектуальных навыков.

Некоторые закономерности процессов упражнения^[27]

Для обозначения тех средств, с помощью которых достигается усовершенствование в любой области человеческой деятельности, в педагогике применяется несколько терминов. Тренировка — один из них. Этот термин особенно широко распространен в спортивной педагогике. Он применяется нередко и в военной педагогике, значительно реже в трудовой.

Напомним, что термином «тренировка» принято пользоваться иногда в двух противоположных случаях: 1) когда цель, ради которой эта тренировка осуществляется, носит весьма специальный характер, и результат, к которому стремится тренирующийся, виден с самого начала во всей его конкретности; 2) когда, наоборот, подчеркивается установка не на конкретную цель, а на общую подготовку, являющуюся как бы предпосылкой для достижения более отдаленной цели.

С психологической точки зрения решающую роль в овладении профессиональным мастерством играет отношение к деятельности и вытекающая из него направленность сознания на определенные стороны трудового процесса. Предметом сознания для передового рабочего, стремящегося повысить свое мастерство, становится процесс труда и те подчас неуловимые и весьма тонкие особенности этого процесса, которые вскрываются и поддаются определению лишь при направленности внимания и мышления на «секреты» высокой производительности труда. Исключительную роль в раскрытии этих «секретов» и в умении пользоваться ими играют те процессы, которые направлены на сопоставление достигаемого в каждом отдельном случае результата с действиями и рабочими приемами, с помощью которых разрешалась трудовая задача. Без этого сопоставления и без непрерывного самоконтроля, позволяющего работнику как бы рассматривать под увеличительным стеклом собственную работу и способы ее выполнения, невозможно было бы достичь заметного роста мастерства.

Для того чтобы такое сопоставление было возможно, необходимо все время иметь в поле внимания собственные действия. Однако действие, уже совершившееся, не может быть предметом внимания, если оно не оставляет за собой следа, поддающегося сознательному изучению и контролю. Отсюда следует, что не столько сами по себе действия, совершаемые в процессе овладения трудом, становятся предметом сознательного изучения самим работником, сколько те следы, которые остаются в результате каждой попытки решить ту или другую трудовую задачу.

Исключительно важным фактором в овладении собственной деятельностью и в ее неуклонном росте и совершенствовании надо считать такую целевую установку, которая определяет направленность сознания на собственные действия и оставляемые ими следы. Но в ходе тренировки целевая установка может меняться. Внимание тренирующегося может быть направлено то на результат тренировки, то на самый процесс, то на сопровождающие тренировку ощущения и восприятия, то на все эти явления. Целевой установкой обусловливается не только направленность внимания на ту или другую сторону выполняемых действий, но и самый способ переключения внимания то на один, то на другие объекты, связанные с тренировкой. От целевой установки в конечном счете зависит содержание сознания тренирующегося в каждый момент тренировки и в промежутках между тренировочными упражнениями.

Не следует думать, что эффект тренировки зависит только от тех психологических процессов, которые протекают во время нее. Нужно помнить, что паузы между тренировочными периодами — не пустые, ничем не заполненные промежутки времени. Чаще всего именно в это время происходит интенсивное обдумывание действий, допущенных ошибок и неточностей, мысленное повторение и исправление отдельных приемов, т. е. вся та внутренняя, невидимая и, к сожалению, мало изученная работа сознания, которая подчас играет решающую роль в формировании мастерства.

Каждый знает по собственному опыту, насколько существенна эта внутренняя работа, которая происходит не в самый момент тренировки, а в период, ей предшествующий или следующий за ней. Целевая установка тренирующегося вырабатывается и меняется не только по ходу самой тренировки, но задолго до ее начала, когда впервые осознается задача, стоящая перед работником, и намечаются пути решения. Роль педагога на этом этапе исключительно велика и ответственна.

Итак, характерная психологическая особенность тренировки — это, прежде всего, сознательно поставленная цель и определение целевой установки. Неудивительно, почему опытный педагог старается в первую очередь воспитать у ученика такую целевую установку, которая все время направляла бы его сознание на те стороны деятельности, от понимания которых в первую очередь зависит успех тренировки. По ходу ее, в зависимости от результатов, педагог тем или иным способом внушает тренирующемуся необходимость направлять внимание то на отдельные детали совершенных им действий, то на технический прием, с помощью которого эти действия становятся более совершенными, то на сравнение получающегося результата со средством его достижения, то на анализ ошибок и т. д.

Ученик должен, прежде всего, иметь в своем сознании более или менее отчетливое представление о конечной цели тренировки, другими словами, ясно представлять себе тот конечный, идеальный результат, к которому он стремится. Чем яснее он, тем с большим эффектом будет достигнут результат.

Легко понять, что такая отдаленная конечная цель не может служить единственной опорной точкой в сознании тренирующегося. Совершенствование в том или другом виде деятельности предполагает направленность сознания на более конкретные и более близкие задачи. К конечному идеальному результату ведет подчас очень длинный и сложный путь. Если сознание тренирующегося не фиксирует определенных вех на этом пути, то сколь бы отчетливо ни рисовался конечный результат, он будет лишен необходимых опорных точек для постепенного совершенствования.

Отсюда следует, что целевая установка тренирующегося должна быть направлена не только на конечный результат тренировки, но и на промежуточные результаты, далекие еще от идеального. Это практически реализуется в том, что по ходу тренировки ученики все время знают свои результаты и имеют возможность анализировать их. Все эти знания добываются, конечно, не умозрительным путем, а практикой, опытом.

Первые исследования, давшие повод к поискам связи между развитием одной функции организма и сопряженным развитием других функций, проводились обычно так, что одна и та же деятельность, например, динамометрическое сжатие, сначала изучалась в процессе упражнения одного органа (например, правой руки), а затем контролировалась на симметричном органе. Когда выяснилось, что развитие мышечной силы подчиняется законам переноса упражнения на симметричный орган, исследователи стали искать другие сферы, в которых могло обнаружиться сопряженное развитие нескольких функций. При этом для обозначения того частного вида сопряженного развития, которое обнаружено было при изучении переноса на симметричные органы, стали применять термин «перекрестное упражнение», а для всех иных видов сопряженного развития или сопряженной связи — термин «перенос упражнения».

Между тем явление «переноса» экспериментально прослеживалось и изучалось с помощью различных по сути дела методических приемов. Мы вправе усматривать за этими различными методами и разную постановку вопроса, и неодинаковое понимание смысла самого понятия «перенос».

Правомерно поставить вопрос: что считать действительным переносом упражнения и что — мнимым переносом? Первое разграничение, которое нужно здесь провести, касается фактора новизны, с которым сталкивается испытуемый, когда он переходит от тренировки в одной деятельности к выполнению или тренировке в другой. Нелишне отметить, что психологи, разрабатывающие проблему переноса, как правило, не указывают, в чем они ожидают обнаружить перенос упражнения: в том ли, что испытуемый, научившись деятельности А, станет лучше выполнять деятельность Б, или в том, что он лучше и быстрее сумеет научиться деятельности Б? Этот вопрос — весьма существенный, так как можно ожидать, что добытые в процессе упражнения обобщения, выражающиеся в формулировании испытуемым правил или принципов своих действий, не сразу начнут реализоваться при соприкосновении с новой деятельностью, а потребуют некоторого периода адаптации, в течение которого эффект переноса может и не сказаться.

В первую очередь, надлежит разграничивать перенос, выражающийся в умении прилагать добытые навыки и умения в новой ситуации, от переноса, выражающегося в умении лучше выполнять новую деятельность (или лучше овладевать ею), требующую подчас иных, в сравнении с первоначальной, навыков и умений.

В наших исследованиях мы пытаемся проследить многообразные виды переноса: как те, в которых испытуемым после упражнения приходится переключаться на новую ситуацию, так и те, в которых им приходится переходить к другой форме деятельности. Мы вправе при этом допустить, что разные виды переноса обладают различной психологической ценностью. По-видимому, наиболее ценным с точки зрения развития психологических функций видом переноса будет тот, в котором процессы обобщения приобретают наибольшую силу и диапазон распространения на новые сферы трудового опыта и способны реализоваться в новых деятельностях. Какие же виды переноса упражнения надо различать?

Нам представляется, что процессы обобщения или генерализации, наблюдаемые при упражнении в различных условиях, далеко не однозначны. По-видимому, здесь возможны следующие случаи.

а) Общность материала. Отсюда — облегченное узнавание некоторых уже бывших в прежнем опыте признаков. Например, встречающиеся в новой деятельности цвета, формы, размеры, детали, конструктивные особенности и т. п. воссоздают привычные формы их восприятия и оценки в силу тождественности или близости материала. Это наименее ценный вид переноса (мы сказали бы, «мнимый перенос»).

б) Общность форм активности. Отсюда — использование уже освоенных приемов действия. Например, длительная тренировка функции восприятия или наблюдательности, направленных на различение мало отличающихся друг от друга оттенков цвета, переносится на различение мало отличающихся друг от друга форм или размеров. Существование такой формы переноса не доказано, хотя есть ряд фактов, свидетельствующих о возможности такого переноса.

в) Общность установок. Этот случай примыкает ко второму с той лишь разницей, что на новую деятельность переносится не столько действие, сколько приобретенная в прежней деятельности установка: например, установка на скорость, установка на точность, установка на определенный тип внимания и т. д. Наша задача — экспериментально выявить возможность существования этой формы переноса.

г) Общность процессов мышления. Отсюда — применение в новой деятельности выработанных в процессе упражнения приемов мышления: например, аналитического мышления, синтетического мышления, мышления образами, абстрактного мышления и т. д.

д) Использование в новой деятельности «побочного продукта», полученного в результате упражнения в другой деятельности, например, использование сноровки, физической силы, умения пользоваться каким-либо инструментом и т. д.

Таким образом, мы видим, что явление переноса упражнения не представляет собой чего-либо однозначного.

Необходимо различать также активный и пассивный перенос. Всякая деятельность, если она многократно повторяется в более или менее стереотипной форме, создает тенденцию, которую можно было бы охарактеризовать как своеобразную инерцию выработанного навыка. В тех случаях, когда действуют преимущественно эти инерциальные тенденции, мы сталкиваемся с явлением непроизвольного переноса, который может оказаться в одних случаях более, в других случаях менее соответствующим требованиям новой деятельности. В этой связи приходится учитывать противоречивый характер всякого переноса, основанного на пассивном повторении навыков, воспитанных длительным упражнением.

Противоречивые тенденции эти находят выражение в том, что наряду с положительным переносом всегда возможно предполагать тенденцию к так называемой интерференции навыков. Интерференция эта обнаруживается особенно четко в тех случаях, когда сила инерции, толкающая воспитанный навык на путь «автоматического» пользования им в новых условиях, стоит в противоречии с требованиями этих новых условий. Перенос навыков и умений из одной сферы опыта в другую — процесс сложный и не однозначный. Приведенная нами выше попытка первоначальной дифференциации различных форм переноса заключает в себе одновременно и иерархический принцип деления более ценных и мерее ценных форм переноса. В основу наших экспериментальных работ кладется допущение о том, что наиболее совершенным видом переноса навыков и умений является тот вид, в котором в наибольшей степени проявляется высшая форма обобщения. В свете этого допущения теория тождественных элементов, выдвинутая Торндайком для объяснения явлений переноса упражнения и одновременно ограничивающая сферу действия этого переноса, рисуется нам как частное правило, способное объяснить лишь отдельные случаи переноса, но никак не могущее претендовать на значение универсального принципа.

Нам представляется, что не настало еще время, когда мы в состоянии были бы на основе фактического материала сформулировать общий принцип переноса упражнения и найти адекватное этому общему принципу понятие. Мы рассчитываем, что только изучение самого процесса обобщения, образования и развития этого обобщения в тех его конкретных формах, какие поддаются экспериментальному анализу, приблизят нас к пониманию сущности явлений переноса. Строго говоря, к такому экспериментальному анализу мы еще не подошли. Первые наши экспериментальные работы строятся, прежде всего, как работы, проверяющие формирование обобщений в процессе упражнения. Ближайшие работы должны подвести нас к возможности анализировать возникновение обобщений в процессе упражнения, развитие этих обобщений и способы пользования ими в измененных условиях или в новых деятельностях.

Уже самый первоначальный анализ тех изменений, которые претерпевает деятельность, подвергающаяся упражнению, приводит нас к ряду интересных фактов, свидетельствующих о постоянном вмешательстве мышления в процесс овладения новыми умениями. Объективно это вмешательство выражается в замене одного приема работы другими в изменении результатов действия при повторении, причем далеко не всегда при этом наблюдается улучшение результатов. Весьма часто прием, найденный с помощью мышления, направленного в основном на понимание способа выполнения работы, дает временное снижение результата.

Найденный прием нередко сталкивается с нелегко изживаемым старым приемом, возникает своеобразная борьба различных способов овладения заданием. Результат этой борьбы, как правило, оказывается в пользу более эффективного приема, но кривая упражнения не сразу это отражает. Все эти сложные процессы, разыгрывающиеся на фоне непрерывных поисков лучших путей овладения деятельностью, обычно ускользают от внимания исследователя и лишают его тем самым того необходимого материала без которого сколько-нибудь отчетливая интерпретация хода развития навыка невозможна.

Самые простейшие опыты по изучению развития трудовых навыков в ходе упражнения раскрывают перед нами эти интереснейшие процессы, но только при условии, если сама постановка исследования обеспечивает непрерывную фиксацию всех изменений приемов работы, которые применяются испытуемым.

В одном из опытов, относившихся к развитию навыка зеркального рисования, удалось обнаружить действие приема или правила уже в самом первом эксперименте. Первоначальные пробы ведения карандаша по бумаге в произвольном направлении немедленно приводят к результату, простого размышления над которым достаточно, чтобы сформулировать для себя ту поправку к своему движению, которая должна привести к его полной коррекции. В результате нескольких повторений уже удается сформулировать определенное правило обобщающего типа. Это правило помогает испытуемому решить почти любую задачу по зеркальному письму. Дело здесь сводится к учету следующих фактов: избранного случайно направления, ошибочного движения и угла, образованного этим направлением и правильным направлением. Этого оказывается достаточно для выведения уравнительной поправки. Пользуясь ею, испытуемый уже в дальнейшем научается безошибочно воспроизводить в зеркальном письме любую фигуру.

Можно было бы в любой деятельности обнаружить возникновение подобных правил. Все они являются несомненным продуктом своеобразной «интеллектуализации» собственной деятельности. Это, пожалуй, наиболее существенная и отличительная сторона процесса формирования навыков и умений у человека. Целенаправленность упражнения создает постоянный стимул к усовершенствованию деятельности, к выполнению ее наиболее удобным, простым и лучшим способом, а мышление изыскивает способы, которые идут навстречу этому стремлению. Мышление обобщает и закрепляет предшествующий опыт, вступающий с новым в определенную связь. Такой характер овладения деятельностью у человека кладет резкую грань между человеком и животным, если рассматривать их с точки зрения закономерностей процесса упражнения и образования новых умений.

Сопоставление данных наблюдения за работой испытуемого с результатами эксперимента, дополненного расспросом испытуемого о применявшихся им способах работы, о трудных моментах и путях их преодоления, дает достаточно полный и надежный материал для характеристики процесса упражнения. Собираемый в таком виде изо дня в день, тщательно протоколируемый и непрерывно изучаемый материал позволяет строить более общие принципиальные выводы о закономерностях образования новых умений у человека в процессе упражнения.

Психологическая тренировка для подготовки к деятельности, связанной с эмоциональным напряжением^[28]

Поучительным примером специальных упражнений, благодаря которым достигается развитие и совершенствование профессионально важных качеств, может служить опыт психологической тренировки парашютистов. Целью этих упражнений было развитие некоторых психологически важных качеств личности, имеющих отношение к сохранению самообладания в опасных критических ситуациях. На первый взгляд может показаться нереальной задача развить подобные качества с помощью упражнений.

Подобные сомнения, разумеется, имеют законные основания, так как всем хорошо известно, какие мощные тренировочные средства, притом очень разнообразные, должны быть систематически применимы для того, чтобы воспитать определенные черты характера — мужество, самообладание и т. д. И, тем не менее, при всей справедливости этого положения приходится подчеркнуть, что роль специальных упражнений нельзя недооценивать^[29].

Система тренировки заключалась в основном в моделировании тех естественных условий, в которых придется со временем решать ответственные и опасные задачи. Конечно, воспроизвести в тренировке полностью все условия невозможно, но всячески надо стремиться приблизиться к этим условиям. При этом важно заметить, что речь идет не столько о внешнем совпадении экспериментально-тренировочных условий и естественных, сколько о психологическом соответствии. Важно создать в тренировочном эксперименте то самое самочувствие, какое наиболее характерно для будущей работы, к которой нужно подготовить человека. Для этого, прежде всего, необходимо воспроизвести возможно более точно те раздражители и те ситуации, в которых протекает основная работа. Легче всего осуществить это требование в тех случаях, когда необходимо воссоздать условия физической нагрузки. Что касается психической деятельности, то воспроизвести ее можно лишь с некоторой долей приближения. Для того чтобы достигнуть такого приближения, создается серия экспериментальных задач, весьма похожих на те, какие приходится решать в реальной профессиональной деятельности.

Сами по себе задачи эти не представляют особых затруднений, когда они протекают в обычных, нормальных условиях, но в условиях необычных, отягощенных высоким чувством ответственности и большим физическим и психическим напряжением, далеко не легкой представляется задача сохранения нормальной работоспособности и умения управлять своими действиями и реакциями. Отсюда и вытекает основное требование тренировочного эксперимента: постепенное усложнение заданий — сенсорных, интеллектуальных и двигательных — при все большем и большем отягощении того фона, на котором должно протекать решение этих заданий.

Именно эта идея и легла в основу первых наших работ по экспериментальной тренировке парашютистов. Опыты сводились к выполнению сравнительно несложных заданий во время парашютного прыжка. Была использована парашютная вышка Парка культуры и отдыха [в г. Москве]. Специальные приспособления и приборы позволили измерять и точно оценивать двигательные реакции испытуемых, совершавших прыжки с вышки. Умение точно и быстро выполнять предписанные задания служило мерилом самообладания во время выполнения прыжка. Площадка, от которой отрывался по сигналу испытуемый, была законтактирована и связана с электросекундомером, работавшим с точностью до сотых долей секунды. Благодаря такому нехитрому устройству можно было точно измерять длительность задержки испытуемого на площадке после получения им сигнала, так как синхронно с сигналом, означавшим «Прыгай», размыкалась цепь электросекундомера и стрелка начинала движение по циферблату. Отрыв испытуемого от площадки замыкал цепь и останавливал стрелку. Задача испытуемого не ограничивалась необходимостью немедленно покинуть площадку после сигнала. Во время прыжка он должен был также в ответ на сигнал вырвать кольцо по аналогии с ситуацией реального прыжка с парашютом. Впоследствии эта задача усложнялась тем, что тренирующийся должен был задержать на предусмотренный срок реакцию. Смысл эксперимента заключался в том, чтобы постепенно приучить тренирующихся к умению сохранять способность быстро и верно ориентироваться в неожиданной обстановке, преодолевать естественное чувство боязни, выражающееся, разумеется, с разной степенью силы у разных людей, и уметь управлять своими действиями.

Нетрудно видеть, что есть что-то общее в постановке тренировочных экспериментов, примененных по отношению к парашютистам, с экспериментами, поставленными над аппаратчиками механизированной химической промышленности^[30]. И в том и в другом случае из наиболее критических профессиональных ситуаций извлекаются некоторые типичные и моделируются в специальном эксперименте. Таким образом, тренирующийся имеет возможность в ходе этих экспериментов как бы заблаговременно накапливать опыт приспособления к типичным производственным условиям и приучается правильно вести себя при обычных и необычных раздражителях. У аппаратчиков химической промышленности такими необычными раздражителями являются аварийные ситуации, встречающиеся сравнительно редко и обычно застающие даже опытных людей врасплох. Когда в процессе тренировки редко встречающиеся аварийные ситуации воспроизводятся и становятся мало-помалу привычными, возникает предуготованное к ним отношение, которое смягчает остроту встречи с ними и уже не застает своей неожиданностью врасплох.

Точно так же работа по сигналу в условиях парашютного прыжка, частое повторение определенных заданий, постепенно усложняющихся, наконец, необходимость откликаться на посторонние раздражители, а следовательно, и направлять на них внимание, — все это вместе взятое создает предпосылки для лучшего приспособления к неожиданному, выражающегося в сохранении готовности к целесообразным действиям в условиях так называемой сшибки.

Помимо тренировочного значения подобного рода специальных упражнений, эксперимент имеет и своеобразное диагностическое значение. Он хорошо отражает индивидуальные различия и позволяет выделять тех тренирующихся, которые в результате повторных упражнений достигают наибольших успехов, и тех, кто почти не обнаруживает никаких положительных сдвигов.

Таким образом, система специальных упражнений, предназначенная в первую очередь служить задачам тренировки, косвенно позволяет с гораздо большим основанием, чем это делается путем однократных испытаний, решать задачи отбора, а если надо, то и отсева непригодных. По отношению к опасным и высокоответственным видам человеческой деятельности эта задача никогда не снималась в психологии труда. Системой тренировочных экспериментов намечается если не идеальный, то, во всяком случае, более или менее надежный путь решения труднейшей задачи — задачи профессионального отбора. В этом смысле особенно показательны опыты с парашютистами. В результате многочисленных экспериментов из числа тренирующихся выделена была небольшая группа, для которой характерно было ухудшение результатов от опыта к опыту. Столь парадоксальная «кривая упражнения» объясняется тем, что повторные опыты закрепляли и фиксировали то внутреннее сопротивление, которое испытывали некоторые тренирующиеся, относившиеся к прыжкам с особенно выраженным чувством боязни и опасения. Как правило, люди, часто встречающиеся с опасностью, приучаются к тому, что все более и более спокойно реагируют на нее, и освобождаются от первоначальной растерянности и смятения. Но это правило имеет и исключения. В тех случаях, когда чувство страха оказывается не преодоленным повторной встречей с опасностью, а оно еще более усугубляется, уходит как бы внутрь и превращается в постоянный очаг внутренней тревоги и напряженности, уже сама мысль о том, что придется снова испытать переживание опасности, настраивает таких людей на тревожный лад, делая их все более и более предрасположенными к своеобразному психическому шоку. В наших опытах встретилось несколько таких испытуемых. Они кончили тем, что на каком-то этапе тренировки отказались от дальнейшего участия в опытах, так как почувствовали себя совершенно неспособными совершить прыжок. Парашютная вышка по силе таких переживаний мало чем отличается от реального парашютного прыжка, так как сознание гарантированной безопасности далеко не всегда создает противовес естественному чувству боязни лишиться «точки опоры».

Мы заранее учитывали, что самый процесс упражнения далеко не заканчивается по истечении 5 прыжков, но имели все же основание рассчитывать на раскрытие тенденции изменчивости реакций в процессе повторных прыжков с вышки. Нами руководили при этом добытые на основании анализа парашютного прыжка предположения, что в этой ситуации в наиболее сгущенной и выразительной форме обнаруживается влияние остаточных следов неизжитых при первых прыжках отрицательных эмоций на поведение в последующих. Поэтому мы вправе были смотреть на наши экспериментальные повторные прыжки не только как на механическое повторение однотипного действия, а и как на связанные друг с другом и отмеченные внутренней преемственностью звенья одной цепи.

Все прыжки, следующие друг за другом, по сути являют одну линию поведения, одну ситуацию, характеризующуюся на разных последовательных этапах специфическим влиянием изжитого или неизжитого последствия предшествовавших звеньев. Опыт показал, что эти наши исходные соображения подтвердились, и мы получили чрезвычайно богатую и многообразную картину изменений поведения наших испытуемых в процессе пятикратного повторения прыжка.

На основании произведенных экспериментов мы подраздели всех наших испытуемых на 5 групп.

В первую группу мы включили всех тех испытуемых, которые дали сравнительно малое время по двум показателям: а) длительности акта принятия решения и его реализации и б) скорости двигательной реакции в условиях свободного падения, причем, это малое время сохранялось в качестве мало измененной, почти константной величины в процессе повторения прыжков. Таких испытуемых оказалось у нас 24.

Наряду с количественными показателями лиц, отнесенных к первой группе, мы регистрировали сопряженные с ними показатели, характеризующие поведение этих лиц. Это обычно спокойные, уверенно действующие люди, поведение которых во время прыжков окрашено положительными эмоциями. Это люди, не теряющиеся, активные, полные самообладания и решимости. Нельзя сказать, что всем им абсолютно чуждо чувство боязни, но эта боязнь не носит травматогенного характера, она хорошо изживается и преодолевается сознательно-волевыми усилиями, подкрепленными уверенностью в безопасности прыжка. Для испытуемых этой группы характерно отсутствие вегетативной лабильности, ибо в условиях, нарушающих обычное течение психической деятельности, они сохраняют все признаки устойчивости, не обнаруживают ни резких побледнений или покраснений, ни чрезмерно учащенного пульса, ни типичных для подобных состояний растерянности, потери ориентировки, нарушения способности владеть собой и т. д. Среди них также мы не встречаем ни излишне оживленных, маскирующих свою взволнованность, ни суетливых, ни заторможенных. Мы вправе считать, что эти лица оказались наиболее соответствующими требованиям, предъявляемым парашютным прыжком к нервно-психической организации человека. Те из них, которым довелось по окончании опытов на вышке осуществить парашютный прыжок, дали, по отзывам инструкторов, наилучшие результаты.

Ко второй группе мы отнесли 20 испытуемых, весьма в сущности сходных с испытуемыми первой группы, но отличавшихся от них в том отношении, что кривая пяти прыжков по обоим показателям идет не как ровная кривая с незаметной тенденцией к уменьшению времени (как это имеет место в первой группе), а характеризуется довольно большим временем первого прыжка по обоим показателям. Для лиц этой группы характерна трудность освоения первого прыжка, наличие больших колебаний, внутренней борьбы, неумения быстро преодолеть внутреннее сопротивление. Это сказывается и на общем их поведении. Но уже со второго прыжка все задерживающие моменты устраняются, показатели выравниваются, и все испытуемые этой группы успешно овладевают прыжком.

К третьей группе — численностью в 11 человек — мы отнесли испытуемых, которые обнаружили тенденцию к увеличению времени по двум нашим показателям от первого прыжка ко второму, а иногда и к третьему, с последующим уменьшением этого времени при переходе к четвертому и пятому прыжку. Поведение испытуемых этой группы мало чем отличалось от поведения испытуемых первой группы, за исключением одного существенного признака, который, по-видимому, и находится в определенной связи с описанной объективной картиной. Испытуемые этой группы не сразу изживают внутренние колебания и сопротивление. Первый, а иногда и второй прыжок несколько даже усугубляют состояние внутренней нерешимости. Эмоция «страха» как бы уходит несколько вглубь, и самый прыжок не освобождает от нее, а даже заостряет ее, но уже на этапе второго или третьего прыжка такое состояние оказывается почти снятым, и в последующем идет закрепление положительных установок на прыжок и безболезненных на него реакций.

Можно считать, что те особенности реакции на парашютный прыжок, какие выявили лица этой третьей группы, в достаточной мере типичны в том отношении, что они предвосхищают индивидуальный тип поведения определенной группы парашютистов, которая свой второй или третий прыжок совершает хуже, нежели первый прыжок, причем и субъективные их переживания оказываются наиболее острыми и тягостными в процессе не первого прыжка. Для таких парашютистов первый прыжок служит источником новых эмоций, накладывающихся на неизжитое чувство неуверенности и, быть может, страха и приводящих к их усугублению. Другими словами, сам по себе первый, а иногда второй, а иногда и более поздний прыжок носит в себе целый ряд еще неизжитых отрицательных эмоций, от которых парашютисту удается освободиться лишь впоследствии. В литературе, посвященной парашютизму, в высказываниях отдельных парашютистов, наконец, в тщательно собранных нами материалах опроса очень большого числа парашютистов мы сплошь и рядом встречаемся с фактами, подтверждающими существование этой группы парашютистов. Их нужно считать так же, как и представителей первой [и второй] группы полноценными для выполнения парашютных прыжков.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

26

Тезисы доклада С. Г. Геллерштейна на IX Международном психологическом конгрессе, 1–7 сентября 1929 г., Нью-Хейвен, США.

Печ. по: Геллерштейн С. Г. Проблема упражнения интеллектуальных функций // История советской психологии труда: Тексты (20–30-е годы ХХ века) / Пер. с англ. М. С. Капицы; под ред. В. П. Зинченко, В. М. Мунипова, О. Г. Носковой. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. С. 156–157 (оригинал: Hellerstein S. The Problem of the Training of the Intellectual Functions // Ninth International Congress of Psychology. Proceedings and Papers. N. J.: Princeton, 1930. P. 218–219).

27

Печ. по: Геллерштейн С. Г. Проблемы «психотренировки» и развития. I. Некоторые закономерности процессов упражнения // Психология труда. Ч. 2. Информационный бюллетень. № 3 (18). Сер. «Из истории советской социологии» / Сост. С. Г. Геллерштейн, В. М. Коган, Э. А. Коробкова, Р. И. Почтарева, Д. И. Рейтынбарг; под общ. ред. Н. С. Мансурова, М. И. Бобневой. М.: Институт конкретных социальных исследований АН СССР, 1969. С. 61–98.

28

Текст подготовлен на основе исследования, проведенного в 1930-е годы С. Г. Геллерштейном.

Печ. по: Геллерштейн С. Г. Психологическая тренировка для подготовки к деятельности, связанной с эмоциональным напряжением // Психология труда. Ч. 2. Информационный бюллетень № 3 (18). Сер. «Из истории советской социологии» / Сост. С. Г. Геллерштейн, В. М. Коган, Э. А. Коробкова, Р. И. Почтарева, Д. И. Рейтынбарг; под общ. ред. Н. С. Мансурова, М. И. Бобневой. М.: Институт конкретных социальных исследований АН СССР, 1969. С. 78–90.

29

В период 1935–1937 гг., когда мы ставили опыты с парашютистами, психология труда еще не располагала фактами, доказывающими полезность и необходимость специальных упражнений для воспитания таких качеств, как эмоциональная устойчивость, умение не теряться в критической и опасной обстановке, готовность к безупречному выполнению цепи последовательных действий в условиях «психологической ошибки», когда происходит, как правило, внутренняя демобилизация и парализуется воля и т. д.

30

См. в данном сборнике статью Ю. В. Котеловой и А. А. Нейфаха «Тренировка аппаратчиков механизированной химической промышленности». С. 131–144.