Я намерен хорошо провести этот вечер

Александр Снегирёв, 2015

Он мечтал о счастье. И всё его обещало: и вёдра с нарциссами на стойке бара, и острый запах прелести, наглости, ранимости, разлитый в клубе, и пара-тройка «лонг-айлендов», и чувство уверенности, что любит и любим той единственной, которая сейчас далеко. Он мечтал… Но только апреля в сердце не было. Как не было ощущения, что по-прежнему юн. Как не было веры, что любовь настоящая. Чтобы заглушить острую боль несвершившегося и утраченного, он решил, что просто хочет хорошо провести этот вечер…

Зайчик, который живет под снегом

В новостях сообщали об успешно проведенной контртеррористической операции. Настроение у населения было приподнятое. Стоял солнечный сентябрь.

Мы с Витькой пили вино и болтались по переулкам среди самой дорогой недвижимости нашего города. Солнце жарило особенно усердно, и к обеду мы порядком напились. Захотелось отлить. Нырнув в первую попавшуюся арку, мы оказались в тихом, безмятежном дворике. Пятна света красиво лежали на асфальте, вокруг не было ни души.

Встав возле мусорных баков, мы расстегнулись. «Удивительно, — подумал я, — как мало надо двадцатилетнему парню для счастья — отлить в хорошей компании». Я посмотрел на Витьку глазами, полными крепкой мужской дружбы. Он ответил мне тем же, и мы принялись соревноваться, у кого длиннее струя. Каждый попеременно лидировал, и никто не хотел уступать. Силы были почти равны, но в какой-то момент мне удалось вырвать инициативу. Я отошел от мусорного бака почти на метр, мне уже померещились охапки роз и венок триумфатора, но тут сбоку послышался шорох и мелькнуло что-то белое.

В детстве я читал, что у сибирских охотников сильно развито боковое зрение. На меня этот факт произвел глубочайшее впечатление, и с тех пор я постоянно проверяю свое боковое зрение. Мне всегда казалось, что боковое зрение у меня отличное. Не знаю уж, могу ли я соревноваться с сибирскими охотниками в дальности струи, но в зоркости бокового зрения точно могу. Итак, мое боковое зрение подало тревожный сигнал. Рядом запарковался белый «Мерседес». «Прямо как в песне «ах Черное ты море, ах белый “Мерседес”», — подумал я. Моря, правда, не было, но его вполне могли заменить два бурных потока, рассекающих двор пополам.

Из «Мерседеса» вышли холеный мужчина и нежненькая мадам с загорелыми лодыжками и на высоких каблуках. Мы с Витькой затряслись от немого смеха, потоки забурлили пуще прежнего, запенились, соединились где-то в арке и понеслись бурной рекой в пере — улок.

Мужчина нажал на кнопку центрального замка, «Мерседес» послушно пикнул и уснул. Мадам на цыпочках перескочила Витькин поток, потопталась на островке, перемахнула через мой и брезгливо зацокала к подъезду. Мужчина шагал смелее, но об осторожности тоже не забывал. Мы добродушно смеялись и читали их мысли: «Ну и страна!»

Года через два мы сидели на ступеньках бульварного променада в том же районе. Была замечательная погода, которая длится только несколько дней в апреле. По радио сообщали, что очередная контртеррористическая операция завершилась успешно, мы отмечали новые ярко-оранжевые штаны Антохи. Я приобрел эти штаны в феврале за пятьсот рублей, но после парочки презрительных замечаний моей тогдашней подружки стал себя в них чувствовать неуверенно. Тут Антоха выразил желание штаны купить. Я с радостью провернул сделку, и теперь он угощал нас с Витькой в честь удачной покупки.

Для начала мы выпили бутылку белого. Потом Витька пошел за второй, но вернулся сразу с двумя. Продавщица ошиблась и дала ему две бутылки по цене одной. Когда последняя опустела и звякнула вниз по ступенькам, мы заметили по другую сторону улицы большое здание белого цвета. К стенам здания лепились скульптуры из пластмассы, имитирующей бронзу, у подножия кучковались киоски с хот-догами, в золотых куполах здания плавилось богатое солнце нашего города. Как обнаружилось впоследствии, нас одновременно посетила одна и та же мысль: «Мы, рожденные в этом городе, никогда не видели данное знаменитое сооружение изнутри». Сказано — сделано. Не сговариваясь, мы перебежали поток машин, оправили одежду и ринулись в двери. Я на всякий случай нацепил темные очки, чтобы не пугать своим нетрезвым взглядом набожную публику.

Интерьер поразил нас разноцветными росписями, величественными сводами и всеобщей чистотой. Я даже снял очки, тем более что набожной публики под сводами не оказалось. Налюбовавшись вдоволь, мы вышли на свежий воздух и направились к реке. По пути к набережной, примерно в том месте, где, судя по старинным фотографиям, раньше стоял памятник императору, мне приспичило. Выбор был невелик — урна возле вентиляционной вытяжки, замаскированной под часовню.

Витька смотрел в одну сторону, Антоха — в другую, они как два зорких сокола хранили меня в этом рискованном мероприятии. Урна оказалась пустая, отчего струя задорно звенела. После мы, не задерживаясь, сбежали к реке. У наших ног плескалась мутная жидкость, а на противоположном берегу высилось мрачное серое здание, свидетельствующее о великом прошлом нашей страны. Тут отлить захотел Антоха.

Он встал, легко, как стриптизер, освободился от оранжевых штанов и остался в белых обтягивающих трусах-шортиках. В этих трусах он напоминал порочного ангелка. Тут мне так сильно захотелось показать моему верному другу, как я его люблю, я почувствовал такую гармонию со всем миром и с этой речкой, что тоже снял штаны и встал рядом. Это были замечательные мгновения, которые уже никогда не повторятся. Всепоглощающая энергия дружбы охватила даже Витьку, нашего сдержанного на эмоции друга. Он тоже было взялся за молнию на ширинке, но тут мы заметили влюбленную парочку. Влюбленные заметили нас. Наступила тишина.

Первым очнулся Антоха. Он вспомнил, что работает директором по кастингу на телевизионном шоу «Первое свидание». В его обязанности входило снабжение шоу приятными молодыми людьми. Видимо, профессиональный инстинкт подсказал Антохе, что влюбленные, застывшие в нескольких метрах от нас, и есть те приятные молодые люди, которые вполне сгодятся для «Первого свидания». Если бы я набирал участников для телешоу, я бы таких не взял, уж слишком они похожи: у него серые волосики и у нее тоже серые волосики, у него толстые очки, у нее телескопы, у него жидкие усики и у нее какая-то поросль. У меня даже мелькнула мысль об инцесте, так они были похожи. Но профессионалы в отличие от раздолбаев видят суть вещей, а Антоха был именно профессионалом. Он кинулся к парочке. Я, не раздумывая, устремился за ним, за мной еле поспевал Витька. Штаны Антоха так и не подтянул.

Влюбленные-близнецы бросились наутек. Чего они больше испугались, осталось тайной. Антоха потом утверждал, что это мы с Витькой виноваты. Думаю, причина была не в нас, а в его истошных воплях и в том, что он был без штанов. Антоха кричал:

— Эй, подождите! Я из «Первого свидания»! Вас покажут по телевизору! — Не знаю, как вы, но если бы за мной погнался человек в спущенных оранжевых штанах, вопя что-то про первое свидание, я бы постарался избежать общения с ним.

— Тебе надо пересмотреть политику привлечения новых участников, — советовал я Антохе впоследствии. — Горожане пока не готовы к подобной раскованности.

Таким образом мы проследовали несколько десятков метров по центральной набережной города. Впереди скакали влюбленные, за ними шкандыбал Антоха, сверкая попкой, обтянутой белыми трусами, и путаясь в оранжевых штанах. Процессию завершали мы с Витькой, оглядываясь по сторонам на всякий случай.

Постепенно погоня захлебнулась. Влюбленные-близнецы поднажали и дали такого стрекача, что, даже если бы Антоха натянул штаны как следует, он бы их все равно не догнал. Мы стали отставать, а потом и вовсе прекратили преследование, остановившись под мостом перевести дыхание.

С тех пор много всего было, сразу и не расскажешь. Но то, с чего все началось, не забуду никогда. Была зима, мне исполнилось три года, я гулял по парку с папой. Точнее, не гулял, а с трудом передвигался, растопырив ручки…

…На мне колючая шерстяная буденовка, черная меховая шубка и валеночки в красных калошах. Варежки сжимают лопатку. Я стыжусь красных калош, мне хочется черные, как у всех. Поэтому я стараюсь поглубже залезть в снег, чтобы спрятать калоши. Мне хочется писать, и я обращаюсь за помощью к папе. Папа ведет меня за деревья и помогает спустить рейтузики с колготками. Струйка пробивает в снегу желтенькую норку, над которой клубится пар.

— Почему дым, папа? — спрашиваю я.

— Это не дым, а пар. Так бывает, когда кто-то дышит.

— А кто там дышит?

— Зайчик.

Папа говорит, что под снегом живет зай — чик и что надо писать аккуратно, чтобы не обжечь зайчика.

— А как его увидеть?

— Зайчика, который живет под снегом, трудно увидеть. Он сам показывается когда хочет.

Я вглядываюсь в дымящуюся норку. Зайчика все нет. «Не попал», — думаю я и писаю дальше, и все смотрю и смотрю, и все жду зай — чика, который живет под снегом.