Жить ярче!

Смеклоф, 2023

Вы уверены, что мечтать не вредно? Анастасия домечталась и проснулась. Не так, как просыпаются по утрам, а в параллельной Москве. Улицы и дома те же, только по Тверской бегают Чёрные коты, шатуны и ведьмы. «Прекрасных принцев» сразу три, но править будет только тот на кого укажут провидицы. В общем всё вывернуто наизнанку. Добро хуже зла, тёмное светлее белого, а самое разрушительное оружие – это любовь. Поэтому надо научиться жить по-новому: справиться со страхом, завистью и гневом, но при этом остаться самой собой. Иначе, высшее право решать свою судьбу – не заслужить!

Глава 3. Наставница

Добираться своим ходом не хотелось, но Анастасия решила не дожидаться сноходца. Он вчера и так слишком много всего наворотил, и теперь она не могла понять, как к нему относится. То ли начал нравиться, то ли это банальная благодарность. Поэтому, чтобы окончательно не запутаться, она решила не торопиться. Сначала с собой надо разобраться. Мамуня всегда говорила, что мужчины мешают нам стать собой. Поэтому и воспитывала её одна. Как личность, а не как кухарку и уборщицу. Она сама, чаще держала в руках фотоаппарат, чем кастрюлю или швабру.

Хвостикова посмотрела на чёрно-белую фотографию на стене. Несмотря на отсутствие цвета было видно, что у пожилой женщины с длинным седым локоном — гетерохромия. Иной цвет глаз с греческого. Мамуня коллекционировала такие снимки. Говорила, что без цвета, они правдивее. Вот только пасмурная хмурь за окном убеждала, что лучше много лживых красок, чем одна правдивая.

— Мне бы твою уверенность, — вздохнула Анастасия и пошла одеваться, попутно уговаривая себя, что сегодня всё обойдётся.

Но поверила в это, только выйдя со станции метро на улицу. Сегодня её не преследовали тяжелые взгляды в спину и фантастические неудачи. А это уже вселяло надежду. Бывать в центре занятости ей не приходилось, и в глубине души она надеялась, что никогда не придётся. Приёмная занимала первый этаж старой пятиэтажки. На крыльце, обложенном новой гранитной плиткой, курила пожилая охранница. Даже на вид далеко за шестьдесят пять.

Она странно посмотрела на Хвостикову, так что та вздрогнула. На благородном лице женщины презрительно щурились глаза разного цвета. Один карий, почти чёрный. А другой голубой, как весеннее небо. Не даром же Эйнштейн утверждал, что при помощи совпадений Бог сохраняет анонимность. Два дня назад, это стало бы поводом задуматься, но сейчас было не до суеверий.

— Простите! Можно оставить анкету?

Охранница безразлично кивнула, поднялась по ступеням и открыла стеклянную дверь.

— Как хочешь, детка, я за работу не держусь. Только не натопчи, не люблю грязь.

Пожав плечами, Хвостикова пошла следом.

— Думаешь, ответят? — поинтересовалась разноглазая.

— Мне обещали…

— Так ты блатная. И чего хочешь? Ничего не делать и много получать?

Анастасия нахмурилась.

— Наставницу найти.

— Да вижу, — усмехнулась та. — Два дня как проснулась, а понаделала уже. За такими присматривать надо.

Хвостикова удивлённо подняла брови.

— Вы…

— Зиновия Варфоломеевна. Давай свою анкету.

Протянув бумагу, Анастасия попыталась посмотреть на охранницу по-новому. Ни по-старушечьи собранные в пучок волосы, ни неказистая полувоенная форма не могли скрыть корни. Было в ней что-то от «белой кости». От дам, которых показывают в фильмах по романам русских классиков. Но было и что-то ведьмавское. Дело даже не в серьгах с крупными кровавыми камнями, и не в крошечном драгоценном гвоздике с головой чёрта на крыле носа, и не в толстой цепи с жутковатым амулетом и бесчисленных золотых перстнях, и даже не в сильной гетерохромии. Это шло откуда-то изнутри. Ловишь взгляд незнакомого человека и передёргивает от неясного страха.

— Шатуна ушатали! Кота замочили! — Зиновия Варфоломеевна хрипло закаркала. — Хвастаешься, детка?

Хвостикова замотала головой.

— Не знала, что писать.

— Дай руку.

Перевернув ладонь, охранница наклонила над ней перстень и, нажав большим пальцем на сверкающий рубин, брызнула из него несколько кровавых капель, сразу размешав ногтем по коже. Невесомая жидкость растеклась по бороздкам и заполнила линии на руке.

— Я…

— Забирай обратно!

Анастасия отдёрнула кисть, а красные линии остались на месте, повиснув в воздухе перед пальцами Зиновии Варфоломеевны. Она ловко перевернула алую паутину и цокнула языком.

— Ни хренашки! Абсолютно прямая судьба. Так чему тебя учить? Ты всё равно по-своему делать будешь.

— Чего делать?

— Всё! Против судьбы не попрёшь, а то хрен на лбу вырастет. Держи, детка! — Зиновия Варфоломеевна сунула визитку и распорядилась. — Сегодня в три. Опаздунов ненавижу, так что не вздумай. А пока выметайся, мне дежурство сдавать.

Хвостикова вышла на крыльцо, и дверь за её спиной захлопнулась. Она ещё несколько секунд хлопала глазами, но всё же взяла себя в руки и прочитала визитку: «77-й филиал ОТКП. Хворостовская Зиновия Варфоломеевна, наставник высшей категории. 125009, Москва, улица Тверская, 22М. Электронная почта [e-mail]».

Появилось навязчивое желание зайти в Интернет и проверить сайт. Анастасия даже потянулась за смартфоном, но отвлекли три коротких гудка от припаркованного у будки «Печать» синего мерседеса. В открытой двери торчал улыбающийся Семён, размахивая букетом. Не сдержавшись, она улыбнулась в ответ и подошла к машине.

— Тебя сдали бабки у подъезда. Сказали — сранья деловая упрыгала. Будь начеку. Пожилые женщины меня обожают.

— Может подождёшь, пока я состарюсь?

— Я лучше за этим понаблюдаю.

Он протянул букет.

— А эту старушку обаяешь?

Хвостикова обменяла цветы на визитку, но разглядев надпись, сноходец задрожал.

— Только не она!

— Что?

— Ну почему? — горестно спросил он у хмурого неба.

— Она, что…

— Да, лучшая, лучшая. Лучше во всей России не найдёшь, но Война невыносима.

— Кто? — не поняла Анастасия.

— Её так прозвали из-за отчества Вар-фаламеевна. Вар на английском война. Да и характер у неё под стать.

— Повезло.

— Как чёрному коту. Может в монастырь вернёшься?

Хвостикова покачала головой.

— Ладно! Тогда в качестве компенсации предлагаю обед.

— Давай, но в три я должна быть на Тверской, иначе…

— Война, — снова вздохнул Семён. — Уже угрожала? Терпеть не может, когда опаздывают. Будь поосторожнее, я даже заступиться не смогу, если что. Мы поругались прошлой зимой.

Открыв перед Хвостиковой дверь, он дождался, когда она сядет и аккуратно захлопнул.

— Она как раз из сильно-сильно припозднившихся. Проснулась уже под семьдесят. Хотя её могли разбудить и раньше.

— Почему же не разбудили? — заинтересовалась Анастасия. — Как вообще это становится понятно?

— Всё начинается со снов, — заводя машину, пояснил он. — Они становятся очень реалистичными. С деталями. Длинные, как хорошее кино. С предысторией, — они остановились на повороте, — и всегда от первого лица, никогда со стороны, всегда как будто своими главами всё смотришь. А ещё всё остро чувствуешь: вкус, запах, прикосновения, боль…

Хвостикова поджала губы, чуть не подпрыгнула, когда по ушам резанул звон колокола и мимо пронёсся новенький сверкающий трамвай.

— Начинаешь путаться, где сон, а где реальность. А потом просыпаешься не в себе.

— Но откуда об этом узнаёт ОТКП? — уточнила она.

— Аура меняется, — сноходец покосился на неё, сворачивая на Звенигородское шоссе, но добавить так ничего и не успел, выскочивший неизвестно откуда гаишник замахал палочкой.

— Этому ещё что надо, — недовольно пробурчал Семён.

Он остановил свой мерседес и неохотно опустил стекло. А когда подошедший сотрудник полиции представился и попросил документы, недовольно спросил:

— Может, сразу денег?

Гаишник наклонился, прижав толстое пузо к двери машины и потянув носом, спросил:

— Хамим? Выходите! Есть подозрение на употребление препаратов, придётся пройти медицинское освидетельствование.

— Война не любит, когда опаздывают, — усмехнулся сноходец, — а нам ещё обедать.

Повернув перстень камнем вниз, он ловко стукнул полицейского по обширному животу. Раздался глухой гул, как от барабана, и поползли синие круги. Они опутали гаишника сиянием, как клубок змей и подсветили форму, поменяв её цвет на ярко-фиолетовый.

— Сам ты наркоман, — бросил Семён, закрывая окно.

Быстро набрав скорость, он через несколько сотен метров съехал на второстепенную дорогу и завилял между жилыми домами.

— Зачем ты так? — спросила Хвостикова.

— А ты его ауру видела? — проворчал сноходец. — Если бы он так умел, ещё бы не то сделал. Такие, как он жизнь бы отдали за наши возможности!

— Легко разбрасываться чужими жизнями, когда своих четыре.

— Это пословица? Не слышал. У меня их теперь не четыре… — начал он, но сам себя оборвал. — Извини. Давай лучше о чём-нибудь другом?

— Куда мы едем?

— Во «Внутри кошмара». Здесь недалеко на набережной. Интерьер соответствующий. Для ознакомления с традициями — в самый раз. Как раз расскажешь мне о себе. А то я ничего не знаю. Ну, кроме того, что тебе мама Брюсова перед сном читала. Я, конечно, не специалист. Но это вроде не детский поэт. Она у тебя, что педагог или литературовед?

Анастасия минуту смотрела в окно, но потом всё-таки выговорила:

— Сумасшедший художник.

Перед глазами замелькали тени из пещеры Аида. А в ушах хрустнул напряженный голос: «Слышу, слышу шаг твой нежный, шаг твой слышу за собой».

— Не думал, что это больная тема, извини, — пробормотал Семён.

Он завернул в очередной пустынный двор, расчерченный бельевыми верёвками. Медленно проехал его насквозь и упёрся в железные ворота, почти скрытые полуголыми деревьями.

— Будь осторожнее, — предупредил он. — У нас слухи расходятся быстро. А твоя победа наделала много шума. Теперь все болтают, что твоя судьба найти истинную любовь…

— Мне уже говорили.

— Ты хоть представляешь что это значит? Выбрать своё предназначение. Твоё желание будет исполнено!

— Любое? — не слишком заинтересованно уточнила Хвостикова.

— Абсолютно.

— Тогда мне абрикосовый латте с безлактозной карамелью.

Он покачал головой и посигналил. Створки со скрипом разъехались. Узкая аллея утопала в жёлтой с окалиной листве. За голыми кустами скрывались статуи с непропорциональными руками и ногами, похожие на слонов с картин Дали. Витые скамейки вдоль тропинок торчали как гигантские человеческие пальцы. Даже урны скалились огромными черепами со срезанной макушкой.

— Здесь мило, — саркастично протянула Анастасия.

— Как на детском фильме ужасов.

Они выехали на асфальтированный пятачок, обрывающийся крутым склоном, падающим в реку. Набережную перегородил высовывающийся из воды парусник. С пяти мачт сиротливо свисали оборванные закопчённые паруса. В смотровом гнезде покачивался скелет. А к распахнутым дверям, занявшим место пушечных люков в корме, тянулись хлипкие деревянные лестницы.

Сноходец остановился на парковке перед кораблем, вышел, распахнул дверь и подал Хвостиковой руку.

— Дальше будет интереснее, — пообещал он.

Вместо перил были грубые канаты, а дощатые ступени скрипели под ногами. В тёмных нишах у входа прятались скрюченные изваяния карликов. Впечатлений добавляла мистическая музыка Вангелиса сочащаяся из недр парусника.

В тёмном холле их встретил мертвенно-бледный администратор и, не сказав ни слова, повёл к столику. Он смотрел только под ноги, вообще не поднимая глаз.

Трюм наполняла грубая деревянная мебель, полумрак и такие чадящие факелы, что Анастасия закашлялась.

— Можно в какой-нибудь уголок, чтобы дыма поменьше?

Администратор упрямо шагал по чёрному полу, словно кукла-марионетка, и отреагировал только когда Семён положил руку с зажатой купюрой ему на плечо. Деньги исчезли, а перед гостями открылся уютный закуток. Между деревянными столбами в распахнутый люк задувал ветер, но было тепло. К столешнице, накрывающей деревянный станок, когда-то служивший подставкой под пушку, прижимались две бочки с кожаными сиденьями и мягкими спинками.

Передав два увесистых тома меню, администратор степенно удалился.

— Приступим? — сноходец отодвинул импровизированный стул.

Хвостикова села, но расслабиться не могла. Постоянно оглядывалась, словно ожидая появления настоящих пиратов или ещё чего похуже. В небольшом зале стояли ещё три столика, но занят был только один. Два молодых парня, покрытых татуировками, громко спорили, чокаясь бокалами и разбрызгивая вино. Их раскрашенная кожа в пирсинге противоречила старинным нарядам с вышивкой и кружевами.

Она отвернулась, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры, но меню расплывалось. Из-за игры теней всё казалось нереальным. Даже глаза Семёна мерцали, меняя цвет.

— Ты сказал, что Войну не хотели будить.

— Предрассудки, — коротко вздохнул он, не отрываясь от списка блюд. — Таких раньше считали ведьма. Думали, что и проснувшихся из них не получится…

— Я просто так не буду спорить! — завопили из-за спины.

Анастасия посмотрела через плечо.

— Хорошо, — зарычал парень с чёрным крестом через лоб и, вскочив, показал на неё пальцем. — Давай на неё!

— А мужик? — протянул первый с розами переплетающимися буквами «С3Н».

Крестоносец оскалился.

— В расход. Проигравший мочит. Выигравшему девка.

— Не уверен.

— Твой фантом из своего Бибирева не доберётся?

— Да пошёл ты.

— Давай! — взревел крестоносец.

Они упёрлись друг в друга решительными взглядами и подняли пистолеты. Чёрные револьверы угрюмо уставились в татуированные лбы.

— Смерть не наступит никогда.

— С три эН!

Выстрелы гулко прокатились по ресторану. Хвостикова взвизгнула от неожиданности, а вошедший официант испуганно посмотрел на трупы с развороченными головами.

— Что будете заказывать? — заикаясь, спросил он, оглядываясь в угол.

— Принесите два кофе, — попросил Семён и повернулся к бледной Анастасии. — Прости! Не думал, что так получится, у фанатиков обычно к вечеру обостряется.

— Зачем? — выдавила она.

Он протянул руку, накрыв её ладонь, но она дёрнулась и отклонилась назад.

Мёртвые тела быстро утащили бледные сотрудники ресторана. Мгновенно вымыли пол и прибрали за столом. Буквально через три минуты не осталось никаких следов, будто и не было двух сумасшедших.

У Анастасии тряслись колени. Аппетит окончательно пропал. Если кто-то от стресса объедался, ей кусок в горло не лез. Хотелось спрятаться и обо всём забыть. Она никогда не видела смерть, такую близкую, страшную и совершенно бессмысленную.

— Понимаешь, — сохраняя хладнокровие, попытался объяснить сноходец. — Для фанатиков жизнь игра, они не ценят тела. Для них всё «С» три «Н»! Смерть Не Наступит Никогда! Они восстанавливают фантомы с помощью жертвоприношений.

Хвостикова раздраженно молчала. С каждым следующим фактом новый мир приобретал всё более отвратительные черты.

— Мерзавцы есть везде, но большинство людей все же хорошие. Правильно? Проснувшиеся, которые тебе встречались до этого, берегут свою карму.…

— Может, просто не знают других путей или боятся замарать руки? — перебила Анастасия.

— Ты так не думаешь, просто произошедшее тебя шокировало. А карма, штука серьёзная. Это понятие появилось в Греции после путешествия Пифагора на Восток. Его так и называли пифагорейским учением о переселении душ. Но ты лучше подумай о другом, если получишь желание, сможешь всё изменить.

— Если до этого меня не убьет логос.

— Он не хочет тебя убивать, — мягко уверил Семён. — Когда-то он был на твоём месте. Тоже пошёл за судьбой и нашёл свою любовь. Они встретились ещё в Сурке…

— Где?

— Художественный институт имени Сурикова. Будущая богиня училась на реставратора, он на живописи. Они хотели изменить мир, сделать его лучше, но…

— И что? — вскрикнула Хвостикова. — Не получилось? Мерзавцам не нужен другой мир?

— Его вторая половинка погибла и он остался один.

— И что? — чуть спокойнее спросила Анастасия.

— Он стал слабее и несчастнее. На великие замыслы уже не осталось сил. Он не идеален, но никогда бы не пошёл на такое. Мы немного знакомы. Поверь, это не он. Может, тебе кто-нибудь угрожал?

Принесли кофе, и Хвостикова сердито уставилась в чашку. Белая пенка напоминала нежные облака Средиземноморья. Но очень не кстати. К воспоминаниям о солнечной Греции не хотелось добавлять эти. Пить хотелось, но она не могла себя заставить. Глаза сами собой косились на столик в углу, где совсем недавно орали фанатики.

— Вчера после твоего ухода ко мне приходил Дон Кей. Он сказал, что больше не будет пытаться меня уничтожить…

Её перебил назойливый шум. Оттолкнув официанта, в зал влетел фанатик с крестом на лбу. Он почти не отличался от убитого, только вместо коротких волос голову покрывали татуировки.

— Успел! — вскрикнул он.

К нему подошёл администратор.

— Вы должны оплатить счет. Услуги утилизации. Причинённый ущерб и беспокойство посетителей.

Не удостоив его даже словом, крестоносец воткнул ему в карман пиджака банковскую карточку и, закатав рукав кожаной куртки, с упоением посмотрел на дорогие часы.

— Рекорд!

Он продолжал ещё что-то орать, когда в зал вбежал второй, но, увидев приятеля, выругался.

Сноходец уверенно посмотрел на Анастасию и поднялся.

— Не будем доводить до… — начал он.

— Что, шкуру свою пожалел? — перебил крестоносец. — Или девка так сильно нравится?

— Очень, — улыбнулся Семён.

— Тогда давай так, мы её не тронем, ну а тебе пуля!

— Может, на кулаках…

— Да чего ты с ним разговариваешь, — завопил второй.

Хвостикова не успела разглядеть, что произошло. Начавший растворяться в воздухе сноходец дёрнулся и упал навзничь. На груди расплылось кровавое пятно.

— Чё такой нервный? — расстроился крестоносец, вырывая пистолет у приятеля. — На кой ляд стрелять без предупреждения? Нас больше сюда не пустят.

Уставившись на неестественно выгнувшееся тело Семёна, Анастасия тоже застыла. Ноги заледенели, будто она два часа проторчала на морозе. Сцепленные руки наоборот так покраснели, что готовы были лопнуть. А между ними возникла чёрная дыра в которую втягивалось тепло, радость и проклятый пиратский корабль вместе с бочками и столами. Всё стало таким нереальным и бессмысленным, что начало темнеть в глазах. Она ещё слышала, что администратор строго говорил:

— Немедленно покиньте ресторан. Вам запрещено появляться у нас в течение года любым из своих фантомов. Штраф придёт через ОТКП.

Но смысл слов не доходил. Из жуткого ступора вернул телефонный звонок. Хвостикова автоматически вытянула мобильник из сумки, нажала на приём и приложила к уху.

— Я в порядке, но тебе надо вызвать такси, чтобы не опоздать на занятия.

— Как ты можешь так спокойно? — прошептала она, но голос сорвался, не дав закончить.

— Привык, — после паузы ответил сноходец. — Ты тоже…

— Ни за что!

— К сожалению, от тебя это не зависит.

Анастасия зло посмотрела на телефон.

— А от кого? — выкрикнула она.

— От судьбы.

— Пошёл ты со своей судьбой! Наши пути расходятся, — выкрикнула она. — Больше не хочу смотреть, как тебя убивают.

— Согласен, — вяло проговорил Семён. — Наши встречи приносят только несчастья. Будь осторожна, но на занятия лучше не опаздывай.

Он разорвал соединение, и ей пришлось зашипеть сквозь зубы, чтобы не грохнуть смартфон об пол.

Татуированных фанатиков вывели. Администратор извинился, сообщив, что все расходы за счёт заведения и любезно вызвал такси.

Через десять минут Хвостикова уже сидела на заднем сиденье жёлтой иномарки с чёрными полосами. Молчаливый водитель спросил «не мешает ли радио» и больше не произнёс ни слова. Адрес ему сообщили заранее.

Самое глупое, что она чувствовала себя виноватой и совершенно разбитой. Хотелось, чтобы всё вернулось обратно. Простая спокойная жизнь, но вместо этого каждый следующий день только сильнее затягивал её в пучину нового мира. Вспомнились слова Дон Кея: «Вы сами хотели проснуться! Чтобы жизнь стала ярче и интереснее».

— Вот и получила, — прошептала она.

Машина остановилась на Тверской. Центр Москвы, как всегда, кипел, переполненный людьми.

Пробормотав казенное «спасибо», Анастасия взглянула на номер дома. Тот самый. Старая зелёно-голубая развалина рядом с современным офисным центром выглядела жалко. Её теснили со всех сторон, но она ещё как-то держалась. Бросала свой последний вызов жестокой действительности и видно собиралась развалиться по собственной воле. Хвостикова уже дошла до зеркальной двери, но остановилась.

— Да пошли вы все! Не хочу так жить, и не буду, — она повернулась и зашагала к подземному переходу.

Тянуло на Патриаршие пруды. Ей нравилось сидеть у воды и кормить лебедей. Особенно, когда удача поворачивалась спиной, а душу разрывало на части.

От успокаивающих мыслей отвлёк раздражающий сигнал телефона. Анастасия поднесла трубку к уху.

— У тебя проблемы с пунктуальностью? — прорычала Зиновия Варфоломеевна.

— Откуда у вас номер?

— Из анкеты. Я ненавижу ждать!

— А я не хочу жить по вашим правилам!

— Не будешь приходить вовремя?

— Сделайте так, чтобы я снова уснула. Верните мою жизнь. Без сумасшедших фанатиков! — закричала Хвостикова, остановившись посреди улицы.

Прохожие обходили её стороной. Глядя кто с сочувствием, кто с недовольством.

— Ты не в себе? Что случилось? Они тебя обидели? Приходи, поговорим!

— Нет!

— Хорошо, — не стала спорить Зиновия Варфоломеевна. — Только не наделай глупостей. Ты ещё многого не знаешь.

— О чём? Что можно безнаказанно убивать? Платишь штраф и пали в кого хочешь? Знаю, видела! — Хвостикова так распалилась, что её трясло. — Ваш мир отвратителен. Верните обратно мой!

— Это не в моих силах. Я только могу научить тебя выживать. Или ты уже не хочешь жить?

— Хочу, только не так.

— Ты далеко?

— Нет.

— Тогда заходи. Мы просто поговорим.

Анастасия с сомнением взглянула на зелёно-голубой осколок прежних времён пригнувшийся перед стеклянными боками соседей.

— Пообщаемся, как подруги, — предложила Зиновия Варфоломеевна. — Я даже забуду про опоздание.

Хвостикова сделала несколько шагов назад, но снова замерла, прислушиваясь к прокуренному голосу в телефоне:

— Ты не первая, кому так плохо. Поверь, мне было намного хуже. Только одной пережить всё это намного сложнее.

— Только поговорим, — пробормотала Анастасия и нажала отбой.

Она вернулась к дому 22М и открыла зеркальную дверь. Внутри притаился невозмутимый охранник. Просто стоял и смотрел, пока она не сунула ему в нос визитку.

— Второй этаж. Справа кабинет 777, — сухо проговорил он.

Взбежав по мраморной лестнице, она распахнула массивную дверь и ввалилась в небольшой кабинет с высоким потолком. За рядами парт на громоздком столе, закинув ногу на ногу, сидела женщина в чёрном хитоне в пол с самой скромной геометрической вышивкой. Она курила сигарету в длинном мундштуке и медленно выпускала кольца дыма. Хвостикова не сразу узнала охранницу из центра занятости, так сильно макияж и одежда её поменяли. Хотя та самая «белая кость» никуда не делась, а только сильнее проступила.

— Новый мир пугает? — прокряхтела Зиновия Варфоломеевна. — Хочешь получить ответы?

— Как стать прежней? — спросила Анастасия от двери.

— Пройди, детка. Не орать же нам через весь класс?

Хвостикова подошла ближе, встав у первой парты, и тогда наставница продолжила.

— Найди истинную любовь. Объедини семь фантомов. Получи заветное желание и будешь, кем хочешь.

— По другому никак.

— Никак!

— Что для этого надо?

Наставница усмехнулась и подавившись дымом, закашлялась.

— Я не хочу так жить, — отрезала Анастасия.

— Почему?

Подробности происшествия в ресторане вылетели из неё, как та злосчастная пуля. Она не упустила ни кровавых деталей, ни телефонного разговора.

— С почином, — бросила Зиновия Варфоломеевна, вытащила окурок из мундштука и затушила в пепельнице. — Никто не хочет взрослеть, но так устроена жизнь!

Хвостикова упрямо сжала губы, но наставница всё равно продолжила:

— Мир жесток, а ОТКП — это концентрат. Здесь всё намного хуже. Мерзавцев оно быстро превращает в скотов. Не важно, фаталистов или фанатиков. По природе своей все одинаковые. А безнаказанность из ангела сделает чёрта. Если нельзя умереть по-настоящему, и жить по-настоящему не хочется.

— Да кто такие эти фанатики? — не выдержала Анастасия.

— Те же фаталисты, только в профиль! Одни прикидываются волками, другие овцами, но если содрать шкуры…

— Разницы нет?

— Пробуждение предсказывают провидицы. Потом проводится ритуал пробуждения…

— Но меня…

— Не болтай! Тебя логос запретил будить.

— Почему?

— Услышал про твою судьбу и взбесился, — Зиновия Варфоломеевна скривилась. — Варвара лишилась фантома, а я месяц ожоги лечила.

— Вы знакомы?

— Нас не так много.

— Вы знаете Дон Кея?

— Он главный фанатик. Тощий, хитрожопый задавака с гигантским самомнением. А если копнуть его поглубже, там сплошные комплексы. Но злющий, как полсотни шатунов, так что лучше его не доводить. Они все чокнутые, для них смерть служанка…

— А если бы у моего друга не осталось ни одного фантома? — пробормотала Анастасия.

— Аура бы показала…

— Какая аура? Он тоже о ней говорил.

— Ты что, ауру не видишь? На это способны даже не проснувшиеся, — наставница стянула со стола чистый лист бумаги. — Приложи руку и смотри рассеянным взглядом, не моргая и не отводя глаза. Сосредоточься.

Хвостикова уставилась на свои пальцы. Вскоре вокруг ладони появилось слабое алое сияние.

— Ну и что? Вижу красное…

— А ты что хотела? Сразу всё увидеть? Великую любовь, свою судьбу и суженого-ряженого? Потренируешься, начнёшь видеть больше.

— Но…

— Фанатики ничего не ценят, — оборвала её Зиновия Варфоломеевна, — кроме своего раздутого эгоизма. Хотя к этому сейчас склонны все. Убей они фаталиста без фантомов, вмешался бы геронт. Такое не остаётся безнаказанным. Уж в чём в чём, а в этом логоса не упрекнёшь.

— А в чём можно? Что ему очень плохо? — съязвила Анастасия.

— Кому? — опешила наставница.

— Он ведь единственную потерял…

— Он сам её довел. Вот она и понажелала. Он себя не контролирует! Довёл и руки опустил. Из-за него по улицам нечисть бродит.

— Шатуны? — пискнула Хвостикова.

— Логос — закон бытия. Но без любви, он ничто, — Зиновия Варфоломеевна достала ещё одну сигарету и прикурила. — Наше общество пошло ещё с Древней Греции. Так вот и прижились все эти словечки. Некоторые до сих пор — эфир говорят. А у греков было 8 видов любви, — она выпустила кольца дыма, пролетевшие одно в другое. — Эрос — страсть и удовольствие. Филия — дружеская любовь. Агапэ — любовь к ближнему. Сторге — родительская. Мания — одержимость. Людус — влюблённость. Но все они ничто — без филаутии.

— Это ещё что? — поморщилась от лекторского тона Анастасия.

— Любовь к самому себе. Пока жила его богиня, он был целым и всесильным. Но она погибла. Он ослабел и перестал защищать наше бытие. Он больше не закон, а только его исполнение.

Зиновия Варфоломеевна недовольно стряхнула пепел.

— В ней было всё. Всё вообще всегда в женщине. Мы творцы. А они… без неё, он так и останется полубогом.

— Вы были знакомы?

— Ненавижу его, — наставница выпустила дым. — Не думай о нём, он этого не заслуживает. Оберег тебя защитит. По крайней мере, пока. Остальному я научу. Получишь своё желание и свергнешь этого выскочку.

— А Дон Кей? Он угрожал…

— С этим я разберусь, лучше думай о другом.

— И как мне искать эту истинную любовь? — поморщилась Анастасия.

— Давай по порядку, — отмахнулась Зиновия Варфоломеевна. — Как учиться вычислять интегралы, если складывать не умеешь? Закончим, если у тебя нет вопросов…

— Зачем вы работаете охранницей?

Наставница затрясла сигаретой так, что пепел разлетелся во все стороны, но так и не попал в пепельницу.

— Это не я, а мой фантом. А я могу выбрать подходящих учениц.

Хвостикова сделала шаг вперёд.

— Почему вас не хотели будить?

— Тоже дру-ууг рассказал? — Зиновия Варфоломеевна поморщилась и показала пальцем на свой голубой глаз. — Ведьма! — ледяным тоном протянула она. — Раньше считали, что от нас слишком много проблем, и не будили, суеверные идиоты. Поэтому сейчас я еле хожу и разгибаюсь. Достаточно? — она кряхтя, съехала со стола и встала, склонившись на один бок. — Или всё ещё думаешь, что это у тебя проблемы? Я ненавижу ОТКП намного больше. Хочешь из него выбраться, научись как.

Она повернулась и медленно захромала к вешалке со своим пальто.

— Решать тебе. Придёшь завтра? — донеслось из угла.

— Я подумаю.

Хвостикова вышла из класса и спустилась по лестнице. Улица уже сверкала огнями. Фасады светились жёлтым и голубым, рекламные щиты пёстрым, а табло синим. Город пытался поразить людей, соблазнить, заманить, обмануть и подчинить. Но недавно проснувшаяся не замечала расставленных силков и перешагивала через ловушки. Она больше не спала, и не смогла бы заснуть, даже если бы очень хотела.

Переполненное метро только усилило отчужденность. Ей там больше не было места. Она стала чужой. Случайные прохожие смотрели на неё, как на теневика. Со смесью брезгливости и страха. Но когда она добралась до дома, стало ещё хуже. Входить в безжизненный подъезд было невыносимо. Она еле заставила себя подняться по лестнице, но парализовано замерла перед дверью своей квартиры. На дверной ручке зловеще покачивался чёрный непрозрачный пакет.

Хвостикова затаила дыхание. Сделала неуверенный шаг. Ещё один. Тяжёлые ноги сопротивлялись подъёму. Каждая ступенька давалась с трудом.

— Ну почему я? — простонала она. — Хватит! Я больше не могу.

Несколькими этажами выше что-то заскрипело. Пакет перестал раскачиваться и затих, будто прислушивался. Но когда по лестничному пролёту прокатилось эхо захлопнутой двери, начал качаться вновь. Хвостикова выдохнула и сдёрнула его с ручки. Остервенело рванула за края и с ненавистью уставилась на деревянный прутик скрученный кольцом. Его оплетали засохшие красные цветы, покрытые лаком. Рядом лежала неровно оторванная картонка с надписью: «Венок Гипноса для тебя. Семён».

Выругавшись сквозь зубы, Анастасия отперла замок и прошла в прихожую. С мстительным удовольствием хлопнула дверью и сбросила отяжелевшие сапоги. Умылась, оттёрла руки, по инерции таская пакет подмышкой. И только когда дошла до комнаты, зашвырнула его на тумбочку у кровати. Быстро переоделась и с головой залезла под одеяло.

Она думала, что ни за что не уснёт, полежит немного и примет душ. Может быть, выпьет кружку чая или даже съест йогурт. Так и ворочала неподъемными мыслями, пока не пригрелась. Тогда мысли размякли и растеклись склизкой кашей. Покачивались, как тихие волны у причала, что-то шептали. Настолько монотонно, что даже начали поскрипывать.

Потемнело. Сквозняк трепал волосы и доносил затхлый запах подземелья. Начало разгораться золотистое сияние арфы, но прежде чем она подпала под его чары, что-то ткнулось в бок и отпихнуло в сторону. Крепкая рука потянула подальше от обжигающих переливов раскалённой подковы. Совсем другая рука, не такая холодная и жесткая, как у бездушного Орфея. Да и пыхтение было слишком знакомым.

— Хватит! — закричала Хвостикова. — Убирайся! Я от тебя устала. Ты теперь и в сон залез.

Она попыталась освободиться, но держали крепко, продолжая тащить куда-то в темноту, подальше от волшебных переливов арфы.

— Прости, после пережитого сегодня, я боялся, что этот сон вернётся. Это же мир смерти, Аид. Неужели ты не понимаешь? Если застрянешь здесь, погибнешь и там, снаружи. У нас всё взаимосвязано. Такие видения нельзя оставлять без присмотра…

— Нет никакого Орфея, — сдавленно зарычала Анастасия.

— Может и так, — не стал спорить Семён. — Но тут нельзя находиться…

— Ты теперь будешь говорить, какие мне сны смотреть? — её голос стал ниже и в нём зазвенел металл. — Ты вообще кто?

Сноходец не ответил. Шурша в темноте, он наконец нащупал ответвление туннеля и облегченно вздохнул. Они выбрались под тусклую лампочку, покачивающуюся над головами.

— Это ещё что значит? — вздрогнула Анастасия.

— Чтобы всем этим управлять, надо разобраться со старыми проблемами, — бросил он. — Почему эта тема для тебя такая больная? Какую утрату ты понесла?

Он открыл непонятно откуда появившуюся дверь с потрескавшейся лакированной поверхностью.

Хвостикова сглотнула. Внизу притаился нарисованный карандашом котёнок, а ближе к косяку начинались деления и возрастные отметки. Когда измеряют рост, ни в коем случае нельзя двигаться, но сноходец втолкнул её в комнату.

Детская совсем не изменилась. Раскладной диван книжка, трюмо, секретер с откидным столом и ковёр на полу. Как всегда, с одним загнутым углом. Он так замялся, что осталась белая полоса. А в центре ромбовидного рисунка, как заведённый по кругу ползал рыжий хомяк с точно такой же белой полосой на спине.

— Как? — с трудом выдавила она.

Над ковром подрагивали занавески. Нежно изгибались, пытаясь погладить рыжую спину с белой полоской, но не дотягивались. Их невесомые края так натянулись, что прогнулась вся рама, вместе с открытым окном. Стекла не выдержали давления, хрустнули, но не треснули, а надулись прозрачным пузырём.

— Другого выхода нет… — попытался сноходец.

Она упала на колени, но прикоснуться к своему детскому питомцу не смогла. Её ноздри раздулись, а глаза так засверкали, что в комнате стало светлее.

— Рыжик умер, когда мне было десять. А мамуня сделала пятьдесят фотографий, прежде чем спустить его в унитаз. Я увидела их, когда вернулась из школы. Как тебе такой выход? Убирайся из моего сна!

— Твоей вины в этом нет, — снова затрепетали занавески.

— Больше не пытайся меня дурить. Ваш мир ад! Я хочу вернуть всё как было!

По щеке побежала слеза.

— Я до сих пор вижу твою кровь на асфальте. Татуированных уродов стреляющих друг в друга…

— Я смогу тебя защитить!

Анастасия скривилась.

— А кто защитит тебя? Я забыла закрыть клетку, — её голос задрожал, — мои близкие умирают. Все без исключения. Даже дурацкий хомяк.

— Но нельзя всегда быть одной и только в мечтах…

— Можно! — отмахнулась она.

Занавески отлетели к окну и поникли. В них не осталось прежней жизни, только пустая инерция. Свет в комнате потускнел, обои выцвели и даже ковёр растерял остатки домашнего уюта, превратившись в сборник микробов и пыли. И только в центре ромбовидного рисунка механически крутился рыжий ком шерсти, раскручивая безжалостную спираль времени.