Жить ярче!

Смеклоф, 2023

Вы уверены, что мечтать не вредно? Анастасия домечталась и проснулась. Не так, как просыпаются по утрам, а в параллельной Москве. Улицы и дома те же, только по Тверской бегают Чёрные коты, шатуны и ведьмы. «Прекрасных принцев» сразу три, но править будет только тот на кого укажут провидицы. В общем всё вывернуто наизнанку. Добро хуже зла, тёмное светлее белого, а самое разрушительное оружие – это любовь. Поэтому надо научиться жить по-новому: справиться со страхом, завистью и гневом, но при этом остаться самой собой. Иначе, высшее право решать свою судьбу – не заслужить!

Глава 2. Оберег

Ночь оказалась не лучше. Сумасшедший в античной маске жёг огнём женщин в старинных греческих хитонах и смеялся, срываясь на вой. Длинные тени от мечущихся людей падали на стёкла и соединялись в отражениях с пушистыми снежинками. Почему-то от этого было ещё страшнее. Анастасия пряталась в тёмном углу за портьерой. Как будто маленькую, глупую девочку наказали и заставили не оборачиваться. Но она не могла. Смотрела на обжигающие языки огня, слышала крики и стенания. Пол дрожал, а посреди этого безумия, прямо из паркета торчала сухая рябина. Её ствол скрутило судорогой, но пламя каждый раз огибало её с разных сторон…

Анастасия просыпалась. Скидывала мокрую подушку, даже вставала. Проклинала стихи Брюсова, но как только дремота овладевала ей, кошмар возвращался. Огонь ревел так же оглушительно, как карканье сумасшедшего и вопли его жертв. Нетронутой оставалась только рябина. На самых верхних ветвях покачивались, свесив худые тонкие ноги-шарниры, три куклы. У одной не было глаз, у второй рта, а у третьей ушей. Они что-то мычали в такт волнам жара, и чтобы лучше слышать, Анастасия прокралась к дереву.

— Она станет твоей новой богиней. Это то, что будет, — говорила кукла без глаз.

— Она станет новой богиней фанатиков. Это то, что может быть, — вторила ей кукла без ушей.

— Она никому не отдаст своё желание.

Голос безротой куклы раздался прямо в голове. От неожиданности Анастасия отпрянула назад, поскользнулась на осыпавшихся ягодах и упала в кровавую кашу.

Сумасшедший в маске остановился и скрипуче пробормотал:

— Она меня прокляла, прокляла!

Варвара в дымящемся праздничном хитоне с оборкой, украшенной греческим орнаментом чуть приподнялась с пола и простонала:

— Думай сердцем, логос.

Вторая женщина поправила остатки дымящихся перчаток и сбила пламя с высокой причёски.

— Не вмешивайся. Полагайся на разум. Против судьбы…

— Не будет другой богини, я её уничтожу, — взревел сумасшедший, и пламя взметнулось с новой силой.

— Прометей не для того дал проснувшимся огонь, чтобы они уничтожали друг друга!

Анастасия запрыгнула на огнетушитель, надавила на ручку и упругая струя пены подкинула её вверх, так что она ударилась головой в ветку…

Потирая шишку на лбу, Хвостикова сидела на кровати с недоумением рассматривая сбитую с крепления лампу для чтения. Сны не опасны? Она в это больше не верила. Конечно, можно было на всё наплевать и залезть обратно под одеяло, если бы не бесконечные возвращения в безумный кошмар.

Позавтракав кофе, она выглянула в окно и, покрывшись мурашками, нацепила тёплый плащ. Вот только холодный, мокрый ветер на улице всё равно пробирал её до костей.

В метро тоже было не по себе. Постоянно казалось, что все смотрят именно на неё. Но стоило обернуться, как люди усиленно занимались своими делами. Хотя внимательный, чужой, требовательный взгляд не оставлял. Только отодвигался куда-то за границы видимости.

Добраться до блошиного рынка оказалось не просто. На станции «Марк» электрички останавливались нечасто. А от платформы пришлось идти пешком через пути. При этом взгляд в спину не оставлял ни на мгновенье.

Хвостикова оглянулась, мельком увидев кого-то скрывшегося в жухлой поросли, облепившей железную дорогу. Сильнее закуталась в плащ и побежала к мосту. Сверху проносились машины, а внизу шумела поредевшая барахолка. Часть продавцов уже разошлась, избавившись от товара.

Напряжённо озираясь, Анастасия миновала швейные машинки, утюги, чайники и старые игрушки, когда в зеркале с пожелтевшей рамой за её спиной прошла старуха с бледным лицом. Черты размазались в искажённом отражении и утекли прочь. А чёрные глаза с седыми лохмами висели в воздухе, пока Хвостикова не обернулась. Сзади никого не было, только разрисованный граффити столб с надписью: «Жизнь — это сон»! Она снова посмотрела в зеркало, но и там наваждение пропало. Стало ещё холоднее. Плащ не спасал, сколько она в него не куталась. Кто знает, может она ещё будет с теплотой вспоминать чёрного кота. Призраки, ведьмы, вампиры? Кто ещё обитает в мире проснувшихся?

Что-то хрустнуло за спиной, и Хвостикова побежала вдоль лотков. Ей было наплевать, что продавцы смотрят на неё морщась и кривя губы. Что плащ уже весь в грязных брызгах. Что лицо покраснело… Она остановилась только у приметной фуражки. Старик стоял чуть на отшибе, точно такой как описывала Варвара. Под козырьком лучились хитрые глаза, а на вытянутом морщинистом лице в седой бороде пряталась заговорщицкая улыбка. Старый синий сюртук, меховая жилетка и высокие, натёртые до блеска, армейские сапоги, настолько не сочетались друг с другом, будто наряд сошёл с подиума высокой моды.

— Здравствуйте, дядя Валерьян! — выпалила Анастасия.

— Ты, девочка, меня ещё дедом назови. Так я тебе по-любому подмогу.

— Простите…

— Кто прислал?

— Варвара сказала, что вы оберег…

— А! Новенькая, — усмехнулся старик. — Проснулась недавно. И кто же тебя разбудил, такое чудо чудное?

— Логос чёрного кота подослал, — тяжело дыша ответила Хвостикова.

— Диво дивное, — опешил старик. — Какой же тебе оберег тогда нужен? Кровь господня?

Он провёл рукой над товаром. В деревянном ящике с раскладными ножками вперемешку валялись иконы, тканевые мешочки, пучки перьев и соломы, непонятные знаки вырезанные из дерева. Металлические кресты и звезды, пробирки и фляги.

— Я не знаю, — растерялась Анастасия. — А что сколько стоит?

— Не о том думаешь, ясно ясное. Логос могуч, если начал на тебя охоту, непременно закончит. Так что дело твоё грустное.

— Что же мне делать?

— Смириться.

— Я не хочу! — возмутилась Хвостикова.

Старик засмеялся, подкрутив белый ус.

— Ишь ты, бойко бойкая. Ладно, есть у меня одна штука, на время поможет. От души отрываю, это тебе не просто доска размалёванная, — он зачерпнул горсть побрякушек из коробки. — Вещь особо особенная. Редко редкая.

Он вытащил из-под ящика рюкзак и достал из кармана плоскую круглую флягу с семью горлышками, заткнутыми пробками. Небольшую, меньше ладони. Но из-за миниатюрного размера простая на вид стекляшка, казалась почти ювелирной.

— Только придётся тебе тоже потрудиться, светло светлое, — заметил Валерьян, протягивая оберег. — В каждую сторону надо накапать воды из семи святых источников. Когда она перемешается, то тебя от всякой мрази защитит. Вот ещё, — он достал скомканную бумажку. — Здесь адреса храмов, где воду брать будешь.

Анастасия приняла флягу с запиской и спрятала в сумку.

— Сколько я вам должна?

— Что же ты меркантильная то такая? — удивился старик. — Если добрых дел не делать, совсем без фантомов окажешься, запомни, краса красная. Я долго живу в правде, в ней и умереть хочу. Плата у тебя одна будет. Поцелуй меня в щеку, да вспомни добрым словом, когда воду наливать будешь.

Хвостикова огляделась и, быстро перегнувшись через ящик, чмокнула его в бородатое лицо.

— Спасибо, — смущенно пробормотала она.

— Обращайся, слава славная. Всегда здесь стою, и в мороз, и в зной.

— До свидания.

— Добро доброго!

Анастасия ещё раз кивнула, повернулась и пошла обратно к мосту. Навязчивый взгляд в спину не отпускал. Хотелось быстрее убраться прочь. Узкая тропинка привела к дороге. Вдалеке маячила автобусная остановка, и она даже сделала несколько шагов, когда рядом притормозил автомобиль. Опустилось стекло, и водитель спросил:

— Вы из наших?

— А вы?

— Извините. Вы у Валерьяна оберег брали. Вряд ли не проснувшаяся. Я тут по тому же вопросу, — он махнул массивным перстнем с тёмно-синим камнем. — Не хотел вмешиваться, но вы, видимо, новенькая и могли не заметить, что за вами следует теневик.

Анастасия остановилась.

— Кто вы?

— Сноходец. Меня Семёном зовут.

— Кто такой теневик?

— Дрянь, которая высасывает эфир, то есть, энергию из людей. Вам куда? Хотите, подвезу?

Хвостикова нерешительно замерла, пытаясь придумать причину для отказа, но в голову ничего не шло. Вынув из сумки, она пробежала глазами скомканную бумажку и назвала первый адрес в списке.

— Храм Воздвижения Креста Господня в Алтуфьево.

— Тут недалеко, — обрадовался Семён.

Анастасия всё ещё топталась на обочине, когда в боковом зеркале мелькнул смазанный белый силуэт. На этот раз она повернулась так быстро, что разглядела нырнувшую за опору моста тень с длинными когтями. Поэтому распахнула дверь машины и заскочила внутрь, продолжая дрожать. Совсем некстати закружилась голова.

— Если вам несложно…

— Потрите виски, поможет, — убеждённо предложил сноходец. — Вы не думайте, у нас так принято. Когда я проснулся, мне тоже помогали. Так что я сейчас, можно сказать, возвращаю долг. А с долгами у нас строго.

Он повернулся к дороге, и Хвостикова, прислонив пальцы ко лбу, смогла его рассмотреть. Под сорок. Густые тёмные волосы, острые скулы, нос с горбинкой. Глаза суровые, но добрые. Он чем-то напоминал молодого человека из сна, только возмужавшего. Возникло странное чувство, что они уже встречались или он и есть тот самый…

— Меня Настя зовут.

— Очень приятно. Едем? Или вы ещё не уверены?

Она кивнула, тогда Семён улыбнулся и завёл двигатель. Его лицо ожило и озарилось внутренним светом.

— Сколько прошло с вашего нового рождения? — спросил он.

— Сегодня второй день.

— Новорожденная! Как вам с другой стороны?

— Странно, — пробормотала Анастасия, растирая виски, и невольно обернулась, — и пугающе.

— Так было раньше! — попытался пошутить сноходец. — Когда обвыкнитесь, вам понравится. Другая сторона скорее удивительная.

Они переехали мост и выскочили на кольцевую.

— Вам повезло. Просыпаются не многие. Некоторые идут к осознанию истинной природы вещей всю жизнь, но так и не доходят. Правда открывается не всем. А вам вот… Чем-то занимались? Йога? Медитация? Аффирмация?

— Надеюсь это не какая-нибудь гадость?

— Что? — он искоса глянул на неё, но сразу вернулся к дороге. — А?Аффирмация? Это самовнушение. Думаешь, что всё будет хорошо и всё становится хорошо. Правда, не у всех.

— У меня, обычно, наоборот, — кутаясь в плащ, пробормотала она. — Думаешь, что всё ещё не плохо и тут же становится хуже. А йога мне не нравится.

— Тем более. Будда для просветления медитировал много лет. Иисус освободил своих фантомов из-за чего собственно и попал в ловушку, а вам знания достались просто так.

— И теперь за мной бегает теневик, — вздохнула Хвостикова.

— Не стоит так переживать, — обнадёжил Семён. — Вреда там немного. Это тень оставшаяся от человека, который не хотел умирать. Он или она, так сильно боялись перехода в другой мир, что навечно застряли в этом. Чтобы хоть как-то существовать, им приходится воровать эфи… энергию у людей. Высосать её они не могут — слишком слабые. Поэтому дожидаются, когда он уснёт, отвлечётся или задумается и отбирают у его фантома. Не бойтесь, они живут и охотятся там, где погибли. Далеко не уходят. Вот, кстати, и ваша церковь.

Он свернул с кольцевой и через две сотни метров остановился на обочине. Храмовый комплекс Воздвижения Креста Господня прислонился к живописному пруду.

— Спасибо.

— Идите, я вас подожду.

Анастасия хотела отказаться, но в зеркале заднего вида снова мелькнула размазанная тень. Тёмная фигура, крадущаяся за ней всё утро, ползла вдоль дороги.

— Вы же говорили, она не уходит с места?!

— Странно, — удивился сноходец. — Обычно они так себя не ведут. Она будто вас выслеживает! Давайте, провожу.

Он вышел из машины, обошёл вокруг и открыл перед Хвостиковой дверь. Она вылезла, опираясь на его крепкую руку. Повторила «спасибо», думая про себя, зачем ему всё это надо? Все эти люди, живущие среди фантомов и прочих чудес, слишком уж бескорыстные. Варвара безвозмездно избавила её от кота. Валерьян подарил ценный оберег. Семён бесплатно возит, забыв о своих делах. Что с ними не так? Или наоборот, с ними всё так, это с обычными людьми что-то не в порядке?

— Простите, — пробормотала она, спускаясь к асфальтовой дорожке. — У вас же свои дела есть. Сегодня выходной. Семья, наверное…

— Моя жена умерла, — серьёзно сказал Семён. — Детей нет. Родственников не осталось. У проснувшихся близких мало… я совсем один. А вы, если честно, мне очень понравились. Поэтому, если ещё не верите в наши порядки, считайте, что я за вами ухаживаю.

У Анастасии порозовели щеки, поэтому она прибавила шаг, но тут же брякнула:

— Я тоже одна, — и пожалела о своих словах, прозвучавших, как предложение к дальнейшему знакомству. — Но это не значит, что…

— Я мог бы и не признаваться, что вы мне понравились. Но зачем начинать с вранья?

Она неопределенно встряхнула головой, не найдя подходящих слов.

Церковь с колокольней выглядывали из-за голых деревьев и бело-красных столбов забора, выделяясь чистым пятном на фоне осенней ржавчины. Не в силах сдержаться, Анастасия обернулась, наткнувшись взглядом на ползущие следом клоки чёрного тумана. Теневик больше не скрывался. Грязное пятно ворочалось в жухлой траве, но неминуемо надвигалось.

— Смотри прямо на него. Пока ты сосредоточена, он не нападёт, — уверенно заявил Семён.

Хвостикова пятилась, не зная куда деть руки. Их хотелось спрятать за спину и одновременно прикрыться. Словно растопыренные трясущиеся пальцы могли отразить волны приторно сладкой вони или защитить от прозрачных, но всё равно дерущих сухую землю когтей. Поэтому она не отрывала глаз от мерзкого пятна, не смотрела под ноги, а нащупывала каждый шаг, упираясь пяткой. Потом приставляла другую и снова шарила позади себя. Теневик постоянно менялся: то расплывался в набравшийся смога туман, то собирался в мерзкую старуху. От напряжения у Анастасии заслезились глаза. Она боялась пропустить какое-то движение и тряслась всё сильнее.

— Успокойся, — бросил сноходец и дёрнул её за руку. — Сюда он не полезет.

Они заскочили под кирпичную арку с образом и их оглушил звон. Зажав уши, Хвостикова чуть не упала на колени. А Семён что-то крикнул и оглянулся.

— Что?

Тень раздвоилась. Белёсая часть удирала без оглядки и набат с каждым колокольным ударом подкидывал её всё выше, собираясь разметать в клочья. Вторая, чёрная, застыла у ворот. С искажённого лица угрожающе таращились бездонные провалы глаз, а огромный рот скалился в беззвучном рычании.

— Святые свидетели, — раздался голос сноходца в тишине после внезапно оборвавшегося колокольного звона.

Он подхватил пошатнувшуюся Анастасию под руку и отвёл глубже в арку. Её лицо побелело и уже отдавало синевой. Перед глазами всё крутилось. Заболело в боку и поднималась тошнота. Пришлось вцепиться в камни арки, чтобы не упасть.

— Успел присосаться к тебе.

Семён едва оторвал её от стены и дотащил до скамейки у забора.

— Сядь. Что тебе здесь нужно?

Она достала оберег из сумки, но выговорить ничего не смогла. Губы тряслись и кроме невнятного мычания ничего не выходило, но Семён понял и так. Выхватил флягу с семью горлышками и бросился к храму.

Анастасия сползла по спинке скамейки и зажмурилась. За что ей всё это? Коты — убивающие фантомы. Тени — пьющие силы. Верните назад тихую спокойную жизнь! Она прижала руки к животу. Внутри всё переворачивалось и горело. Её согнул особенно сильный спазм.

— Выйди ко мне! — долетел скрипучий голос.

Она завороженно вытаращилась на перекошенный чёрный силуэт за воротами. Вокруг его головы вились белые спутанные волосы. От лица остались лишь угольные дырки глаз и огромный зубастый рот. Он манил её когтистыми лапами и подпрыгивал от нетерпения.

Крик застрял в её горле. Силы таяли. От спазмов больше не выворачивало, а наоборот скручивало и давило к земле. Сопротивляться уже почти не получалось. Ещё немного и она свалится на колени и поползёт навстречу неминуемому. Наверное, так и должно быть. Её затягивало во тьму. В бескрайний омут из которого не выплыть. Погружения уже не избежать, сдаются даже самые смелые и упорные.

Сноходец бухнулся перед ней на колени и сунул в лицо оберег. В центре фляги переливалось голубое пламя. От него расползалось лазурное сияние. Успокаивающее и умиротворяющее. Наполненное могучей, но при этом ласковой энергией.

— Бери, быстрее! — приказал Семён. — Он тебя защитит.

Анастасия вцепилась в стекляшку и прижала к груди. Свечение перетекло на плащ, заскочило под него и впиталось в кожу. Её затрясло ещё сильнее, словно окатили ледяной водой, но после первого шока наступило облегчение. Жжение проходило. Тиски в голове разжимались и скоро дыхание стало тихим и ровным.

— Лучше? — заботливо спросил он.

Она кивнула.

— Что со мной?

— Тебе не повезло, под теневика замаскировался шатун. Представь, что из твоего тела вырвали огромную длинную зазубренную занозу. Вот это то же самое, и теперь из раны вытекает ваша общая энергия. Твоя и фантомов.

— Я больше не хочу, — простонала Хвостикова. — Отвезите меня в больницу, даже в психушку, куда угодно, только верните мою жизнь обратно.

— Я не могу.

— За что мне это?

— Не волнуйтесь, я буду рядом. Вам, наверное, нужно посетить семь церквей? — сноходец поднял её, поддерживая под руку. — Давайте я вас отвезу. Когда оберег наполнится, вы почувствуете себя великолепно.

— Откуда вы знаете, — прошептала Хвостикова. — Логос могуч, если начал охоту, обязательно закончит.

— О! — удивился Семён. — Это он подсылает к вам тварей?

Девушка кивнула.

— Что я ему плохого сделала?

— Не важно. Валерьян дал вам очень сильный оберег. Давайте его зарядим. Какая следующая церковь?

Продолжая прижимать к себе сияющую стеклянную флягу, Анастасия трясущейся рукой вытащила бумажку.

— Храм Троицы Живоначальной в Старом Свиблово.

— Это рядом с Ботаникой. Поехали! Вы можете посидеть в машине, я сам наберу.

— Я боюсь.

— Я его задержу, а вы бегите. Сможете?

— Наверно.

Хвостикова всхлипнула. Доведя её до ворот, сноходец выставил перед собой руку с перстнем и сделал шаг вперёд. Повернул кольцо камнем вниз и начал растворяться в воздухе, разделяясь на три одинаковых прозрачных фигуры. Они завертелись. Поднялся маленький смерч, закрутил опавшие листья, заполнил трепещущей жёлтой волной проём арки и выскочил наружу. Порыв ветра смёл шатуна, перевернул и потащил к пруду. Листья осыпались на асфальт, шурша:

— Беги!

Барахтающуюся тень затянуло в воду, подняло и, подбросив, ударило о ребристую гладь пруда.

Анастасия добежала до пригорка, поднялась и опёрлась на капот. Дыхание сбилось. Сердце вылетало из груди. Появившийся из ниоткуда Семён распахнул дверь и втолкнул её на заднее сиденье.

— Попробуйте поспать, — бросил он, усаживаясь за руль.

Хвостикова сжалась, укрывшись плащом. Через «открытую рану» стремительно утекали силы. Вернулся вчерашний озноб. В тяжёлой голове вертелась единственная мысль: «Пусть всё происходящее будет горячечным бредом, а после выздоровления вернётся тихая спокойная жизнь».

Машина тронулась. От мерного качания навалилась дремота, но когда подбирался сон, перед глазами вставала жуткая фигура с огромным ртом.

— Иди ко мне! — требовал скрипучий голос.

Она каждый раз подскакивала и так и не смогла заснуть, пока автомобиль не затормозил. Сноходец перегнулся через сиденье.

— Как вы? — спросил он.

Анастасия молчала.

— Я быстро, потерпите.

Он выхватил оберег и хлопнул дверью.

Наступила долгожданная тишина.

Хвостикова лежала с закрытыми глазами. Холод как будто отступил, но осталась опустошённость. Пульсирующая боль спала, а мир погрузился в сумерки. Ей мерещились тяжелые шаги и бряцанье когтей. Тёмная тварь бежала следом. Принюхивалась, припадая на брюхо, и плотоядно рычала. Чуяла, что уже рядом. Что скоро догонит, вцепится и больше не отпустит. Но Анастасии уже было плевать. Она устала бороться. Хотелось тишины и покоя. Она бы даже впала в дремотное забытье, если бы не телефонный звонок. Не глядя махнув по экрану, она подсунула телефон под ухо.

— Привет! Ты как? — раздалось из динамика.

— Умираю, — прошептала Хвостикова.

— Шикарно! Я заберу твой проект, не волнуйся…

Потянуло сквозняком.

— Кирилл? Какого чёрта тебе надо?

— Клара Архипповна сказала, что ты заболела и, если быстро не оклемаешься, могу тебя заменить. Так что сделай одолжение, умри поскорее.

Раздались гудки и даже сквозь веки прорезалось голубое сияние. К рукам Анастасии прижалась холодная стеклянная фляга, и она жадно сжала пальцы. Как только небесный огонь пробежал по коже, пришла новая волна облегчения. Сквозь губы вырвался вязкий пар. Она села и, сбросив сапоги, поджала под себя ноги.

Семён завел машину.

— Кто звонил?

— Козёл с работы, — еле удерживая трясущийся подбородок, выговорила Хвостикова.

— Куда дальше?

Она облизала пересохшие губы и протянула мятую бумажку.

— Покровский Ставропигиальный женский монастырь. Церковь Святой Матроны на Таганке, — прочитал сноходец. — Слышал. Это почти в центре.

— Он не отстанет? — прошептала Анастасия.

— Вы правы, — согласился Семён. — Не хочу вас пугать, но шатун всегда добивается своего. Он ищет проснувшихся и уничтожает. Единственный шанс выжить, победить его в схватке.

— Как?

Сноходец съехал с обочины и вывел машину в правую полосу.

— У тебя уже есть наставница?

— Хотела сегодня…

— Придётся пока пересидеть за монастырской стеной. Я попробую договориться.

Он настороженно всмотрелся в зеркало заднего вида, и Анастасия, вздрогнув, обернулась. Отталкиваясь четырьмя ногами, как собака, вдоль дороги стремительно неслась чёрная тень. Зубастая рожа вытянулась. Провалы глаз стали ещё глубже.

Семён прибавил скорость. Над головой промелькнул железнодорожный мост. Тварь подпрыгнула, перескочила ограждение и снова побежала вдоль отбойника.

— Не волнуйся, — пробормотал он. — Сейчас выскочим на Проспект Мира, прибавим.

Хвостикова прижала к груди оберег и зажмурилась, но тёмное пятно продолжало скакать рядом даже под стиснутыми веками.

— Откуда он взялся? — чтобы нарушить проклятую тишину, прошептала она.

— Из Аида, — ответил сноходец. — Противопоставление созидательной силе. Ему не нужно питаться, без надобности наша энергия, он просто убивает ради самого убийства. Им движет ненависть.

— Лучше бы не спрашивала, — пробормотала Анастасия. — Ад есть?

— Не ад, а Аид. Там нет котлов, демонов и прочего. Просто бесконечная череда кошмаров, от которых нельзя проснуться.

— Если шатун меня… я попаду туда? — вскрикнула Хвостикова.

— Лучше этого не допускать.

Они вывернули на широкую улицу, сноходец прибавил скорость, и скачущая тень отстала.

— Как его победить?

— Лучшее оружие против ненависти — любовь!

— Очень смешно.

Анастасия скривилась.

— Я не шучу. Мы что-нибудь обязательно придумаем, а пока побудешь в монастыре. Не бойся, монахини не откажут.

— Спасибо, — пробубнила Хвостикова. — Всю жизнь мечтала уйти в монастырь.

— Это временно.

— А кто такой сноходец? Чем вы вообще занимаетесь?

— Спасаю молодых красивых девушек!

— Мне повезло, что я не старая и страшная.

— Перестаньте, я бы вас любую…

— А чем вы занимаетесь в свободное от спасения девушек время? — перебила она.

— Сноходец — это второй уровень. Сначала пройдёте посвящение и почувствуете своих фантомов. Потом научитесь переключаться между ними по собственному желанию и станете сноходцем.

— У вас много?

— А что, не видно? — улыбаясь, проговорил Семён и сам себя оборвал. — Извини, у меня три фантома.

— Тяжело с ними управляться?

— Не очень, — заметил он. — Я привык.

— Мне кажется, можно сойти с ума, если одновременно жить несколькими жизнями. Шизофрения какая-то…

— Раздвоение личности — это когда человек ведёт себя по-разному, а вы во всех телах одинаковая и поступаете одинаково. Сами всё поймете со временем. Тем более, они прекрасно обходятся и без нас.

— Они что, ещё и самостоятельные?

— Конечно. Как, вы думаете, они живут, пока вы не проснётесь? А если вы вообще не проснётесь? Просыпаются единицы. Обычно в молодости, пока сознание пластичное и готово к переменам. Но бывают исключения, я вот припозднился. А некоторым вообще суждено лишь в старости…

— Я запуталась, какая вообще разница, — пожаловалась Анастасия.

— Разберётесь. Сколько в мире похожих людей с одинаковыми судьбами? А двойников?

— Я про суждено лишь в старости.

— А-а-а-а. Так помолодеть или поменять фантом нельзя. Если проснёшься только в старости, так старым и останешься. А жизнь у проснувшихся долгая.

Хвостикова отрешённо кивнула. Они неслись по полупустой дороге. Тень шатуна скрылась и чудеса снова казались нереальными. Только лучившийся голубым светом оберег не давал забыть об опасности. Она боялась закрывать глаза, потому что в темноте под ними клацала зубастая пасть.

— Вам наставница объяснит. У них лучше получается, — добавил Семён и замолчал, тревожно поглядывая в зеркало заднего вида. — Давайте лучше о чём-нибудь другом? Кто вам звонил?

— Коллега по работе, — задумчиво протянула Анастасия. — Точнее конкурент. Заполучит мой проект, а с ним и повышение к которому я пять лет шла.

Они съехали с многополосного шоссе, дома закончились и за тротуаром и лужайкой потянулась крепостная стена с фальшивыми бойницами. Углы венчали островерхие башни из красного кирпича и ещё более высокая колокольня со шпилем.

— Добрались, — обрадовался сноходец. — Припаркуюсь у столба, и бежим внутрь.

Он остановился, загнав машину на тротуар, и выскочил, помогая вылезти Анастасии. Сделав несколько шагов, она споткнулась и чуть не упала. За ними прямо по проезжей части неслась искажённая тень. Проскакивала между автомобилями, задирая вверх оскаленную морду. Водители не видели жуткое пугало, но инстинктивно отворачивали в сторону.

— Быстрее!

Семён подхватил обмякшую Хвостикову, затащив её в поток идущих к воротам монастыря. Она еле передвигала ноги. От нового приступа не помогал даже оберег. Тварь уже перескочила улицу и бросилась к высокой кирпичной стене.

— Пожалуйста, старайся, — выдохнул Семён, но она не шевелилась.

Тело не слушалось, а тень надвигалась. Люди расступились, настороженно осматриваясь и крестясь. Дети заплакали, закрывая испуганные лица.

— Брысь! — прохрипел сноходец. — Изыди! Я её не отдам!

Подняв Анастасию на руки, он медленно отступал. Она видела всё словно в тумане. Тварь скалила огромную пасть, пригнув голову к земле. Испуганные прихожане жались к стене, не понимая, что происходит, но страх давил их всё сильнее. Они не видели с кем разговаривает побледневший Семён, но от этого становилось ещё страшнее. До раскрытых ворот оставался десяток шагов.

— Моя, — проскрежетал шатун.

— Нет! — яростно крикнул сноходец.

Он повернулся к воротам, не отрывая напряжённого взгляда от шатуна, поднял Хвостикову выше, качнул, и бросил. На пальце вспыхнул перстень. Сияние расходилось от тёмно-синего камня кругами. Переливалось от светло-голубого до насыщенного индиго и тугими, пульсирующими волнами толкало Анастасию к воротам.

Чёрная тварь взвыла.

Поток закружил Хвостикову, ускоряясь, но её внутреннее время замедлилось. Она видела, как шатун прыгнул следом. Как из клоков непроглядного тумана выдвинулись чёрные когти. Они тянулись следом за ней, и медленно, очень-очень медленно удлинялись. И чем сильнее они росли, тем тоньше и прозрачнее становились.

Чёрная тварь поняла свою ошибку и отчаянно взвыла. Оттолкнулась от асфальта и поменяла траекторию прыжка.

Синее свечение от перстня внесло Анастасию в ворота. Качнуло и начало мягко опускать. Медленно и бережно. Даже слишком медленно. У сноходца уже дрожали руки от напряжения. Перстень подскакивал вверх и вниз, и он пытался сдержать его удивительную силу. Настолько сосредоточился, что не видел, как раззявленная пасть и длинные когти потянулись уже к нему самому.

Хвостикова задёргалась, пытаясь закричать, но слишком медленно. Опутанная синими петлями, она зависла над асфальтом. Перстень мигнул. Во все стороны полетели брызги крови. Вместо отчаянного крика изо её рта вырвался сдавленный хрип и она рухнула на асфальт, ударившись локтем.

Снаружи за воротами метались непроглядные тени, и во все стороны расплескивалась кровь. Слишком красная среди серости и клоков тьмы.

Хвостикова сжала губы и попыталась подняться, но чьи-то руки обхватили её за плечи и потянули внутрь монастыря. Она ревела, вырывалась, но силы окончательно иссякли.

— Не дёргайся, — попросил зычный голос. — Его уже не спасёшь!

К ней подбежали молодые монахини и, закинув руки на свои плечи, помогли идти. Бородатый священник, оттащивший Анастасию от ворот, взял оберег и, встряхнув, кивнул самому себе.

— Я наполню его из источника, — пообещал он и скомандовал. — Отнесите её в приют.

Мимо потянулась колокольня, разрывая шпилем серое небо. На лицо Хвостиковой падали редкие капли и стекали по щекам, а она даже не могла их смахнуть, зажатые монахинями руки не слушались. Дождь усиливался, и пока они доплелись до жёлтого двухэтажного здания, совсем промокли.

Её завели в крошечную комнату и, сняв мокрый плащ, уложили на кровать.

— Поспите.

— Как вы так можете? — простонала она. — Он же, его же…

Анастасия ещё что-то бурчала, поджимая под себя ноги. Руки соскальзывали с мокрого плаща, но холод ушёл насовсем. Осталась бесконечная жуткая пустота. Глаза закрылись сами собой, но из темноты на неё тут же кинулась ещё более чёрная тень.

Хвостикова закричала и вскочила. По щекам полились слезы и не останавливались, пока священник не принёс оберег. Только с его отрезвляющим холодом в руках, она немного успокоилась и снова легла.

— Отдохните, здесь вы в безопасности. Мы не отказываем в приюте проснувшимся.

Он ушёл, а Хвостикова, стиснув в руках стеклянную флягу, наконец уснула. Её словно выключили. В темноте засветилась золотая подкова и отовсюду полилась странная музыка. Её опять тащило вверх, но на этот раз только до развилки. Теперь к ослепляющему свету вели два пути. А между ними выпирал огромный валун с древними письменами вырезанными на замшелом боку. Сверху восседали три куклы. Одна без глаз, вторая без рта и третья без ушей.

— Твоя судьба предрешена, — заурчала первая.

— Ты можешь выбрать свой путь, — эхом ей ответила вторая.

— Ты можешь получить желание, — слова третьей снова раздались прямо в голове.

Золотая подкова засветилась сильнее и потянула Анастасию по левому пути. Свет за пологом мрака накалился. Его жар клонил вниз. Хотел сделать послушной и молчаливой. Пугал, угрожал, требовал. Становилось всё тяжелее сопротивляться. Из памяти всплывали арфы, лютни, банджо, гусли, лира…

Хвостикова подскочила над кроватью, всё ещё держа оберег. Голубое пламя потускнело, но ещё вспыхивало синими сполохами. Она вытерла мокрый лоб, выбралась из узкой кельи и пошла по коридору, пока не натолкнулась на сдержанно улыбающуюся монахиню.

— Хочу заказать отпевание моего друга, — выпалила Анастасия.

Ответом было мотание головой.

— Или как у вас это называется?

Монахиня указала в сторону выхода. Хвостикова вздохнула и открыла дверь. У маленького крыльца стоял мужчина с густыми тёмными волосами, острыми скулами, носом горбинкой, широкими бровями и смеющимися серыми глазами.

— Мне от дома ближе было добираться до оставшихся четырех церквей, — проговорил Семён. — Фантома, конечно, жалко, но…

Анастасия охнула и бросилась на него с кулаками. Несколько раз стукнула в грудь, вцепилась ему в шею и крепко-крепко прижалась.

— За меня ещё никто… никогда… он же тебя…

Она отстранилась и отвернулась, вытирая лицо.

— Больно было?

— Врать не буду, — севшим голосом ответил он. — Крайне неприятно.

Хвостикова наконец привела себя в порядок и попыталась улыбнуться.

— Ты это заслужил.

Он наигранно нахмурился.

— По-моему, я поторопился со спасением красивых девушек. Неблагодарная профессия.

Её улыбка потеплела.

— Если дорогие мне люди перестанут умирать, мне понравится этот новый мир.

Семён ещё больше развеселился.

— Так я уже дорогой?

Анастасия переминалась с ноги на ногу, крутя в руках оберег. Пожала плечами, но тут же съязвила:

— Если в нервных клетках, то очень дорогой. Ты хоть всё помнишь?

— Я же сноходец.

Хвостикова выразительно посмотрела на пакет в его руках.

— Набрал в других храмах, и сразу к тебе, — Семён потряс пластиковыми бутылками.

— Сколько же я спала? — удивилась она.

— Часов пять-шесть.

Они отошли к беседке между деревьями. Сноходец нацедил в каждое подставленное горлышко, и оберег с каждой каплей сиял всё сильнее и сильнее. Но когда бутылки закончились, начал потихоньку угасать, пока не посветлел до обычной воды из-под крана.

Они долго смотрели на флягу, пока Семён не крякнул и не пошёл выбрасывать пакет. Когда он повернулся, Анастасия обвила оберег пальцами и прижала к себе. Тогда за стеклом в такт ударам сердца начала пульсировать его аквамариновая копия. На душе стало так хорошо, как ещё никогда не было. Все предыдущие несчастья казались дурным сном. Даже не самим сном, а полустёртым воспоминанием о давнишнем кошмаре.

— Тебе лучше?

Хвостикова открыла глаза.

— Намного.

— Чудно! Тебе ведь ещё шатуна побеждать…

Анастасия замотала головой.

— Он вокруг монастыря бродит. Видел, когда подъезжал.

— Я до жути его боюсь.

— Это всё меняет, — усмехнулся сноходец. — Пусть дальше бродит. Может ещё к кому-нибудь присосётся…

— А лучше меня? Как тебя? — она смотрела с укоризной, но он не отвёл взгляда.

— Что тебе снилось? — спросил Семён.

Хвостикова ещё сильнее нахохлилась, поэтому он уточнил:

— Тебе придётся пустить меня в свой сон. Что тебе снилось в последний раз?

— Мифы древней Греции! Орфей и Эвридика! Я была Эвридикой. Он тащил меня наверх. Я не хотела, но сопротивляться не могла, пока не вспомнила, что он играл на лире. Как тебе такая чушь?

— Кто он? — сглотнув, спросил сноходец.

— Да, откуда я знаю. Его не было видно, темно было, знаешь как где? — она скривилась. — В Аиде твоём. Мамуня читала мне в детстве стихотворение Брюсова. Слышу, слышу шаг твой нежный. Шаг твой слышу за собой. Мы идём тропой мятежной. К жизни мертвенной тропой.

— Странный выбор… для ребёнка.

Она не ответила, и Семён понятливо сменил тему.

— Непроглядная тьма — это плохо, — начал он. — Значит у тебя не осталось фантомов и ты уязвима. Ты что фанатичка?

— Кто? — не поняла Хвостикова.

— Фанатики так будят своих. Собирают фантомов и ритуально…

— Я не…

— Верю, верю, — сноходец примирительно поднял руки. — Ты фаталистка. Тебе дали келью?

Она кивнула.

— Пойдём или ты хочешь пожить здесь ещё?

Анастасия покачала головой, и они молча вернулись к двухэтажной постройке. Прошли в крошечную келью с кроватью, и Семён прикрыл дверь.

— Твой оберег будет проводником в твой сон.

— Шутишь? — пробормотала Хвостикова. — По твоему, я сейчас лягу и усну?

— Конечно, — усмехнулся сноходец, сел рядом с кроватью и похлопал по матрасу. — Баю-баю-баю-бай. Успокойся, засыпай!

Анастасия упёрла руки в бока и недовольно поджала губы.

— Прекрати, — взмолился он. — Мне сейчас не до глупостей!

Она вздохнула, но всё-таки легла и закрыла глаза.

— Расслабься, — прошептал он. — Пусть твоё дыхание успокоится.

Анастасия постаралась выбросить из головы всё лишнее. Хоть это было и не просто. Рядом сидел почти незнакомый мужчина. Да, он отважно бросился на чудовище и практически загородил её собой. Но ведь ему это ничего не стоило. Вот он, сидит рядом, живой и здоровый. Точно такой же, как был. Она чувствует его запах. Слышит его дыхание и тихие слова. От него не исходит никакой угрозы, но что она знает о проснувшихся.

— Молодец, — похвалил Семён. — Когда ты спокойная, ты очень красивая.

Хвостикова чуть не открыла глаза, но он закрыл их ладонью. Его пальцы коснулись оберега. Она почувствовала, как за стеклом сильнее забилось аквамариновое сердце. Или это её собственное?

— Тебе становится теплее. Тело расслабляется. Всё вокруг больше не имеет значения. Тебя обволакивает мягкая успокоительная дремота.

Она больше не могла сосредоточиться на ленивых мыслях. Они перестали выстраиваться в чёткие ряды и больше не казались разумными и правильными. Лоб разгладился, пропали тонкие морщинки у глаз и губ. Из оберега расходились энергетические волны. Прозрачные, почти незаметные, но крепкие, как стальные канаты. Они обвили Анастасию и Семёна. Сплелись в сверкающий кокон и едва выпустили наружу слова:

— Забудь обо всём и спи.

Она даже не заметила, как из тьмы протаяли пятна света. Пещера уже не выглядела подземным царством смерти. Скорее пиршественным залом в средневековом замке. На гладких стенах дымились факелы, а пол покрывала потрескавшаяся от времени плитка. Сноходец держал её за руку и улыбался.

— Мы его точно прибьём! Я же с тобой, — прошептал он, — Повторяй за мной.

— Перед богами Олимпа и истинными пророчицами, вызываю на поединок шатуна! — сказала Анастасия.

Её слова ударились в стены и отлетели многократным эхом. Покатились по неведомым подземным лабиринтам и отозвались протяжным воем, где-то далеко, в глубине бескрайних подземелий.

Хвостикова сильнее вцепилась в руку Семёна.

— Мы победим, — как ни в чём не бывало, повторил он.

Тени от факелов начали дрожать сильнее, как будто задул ветер. А потом и вовсе поотрывались от стен и поползли к центру пещеры. Собрались в один перекорёженный ком тьмы, налились ядовитой синевой и покатились на них.

Теперь сноходец сжал её ладонь.

За тёмным комом, кралась ещё более чёрная клякса. Сопела, втягивая дырами на морде пыль с пола, морщилась, будто пробовала запах на вкус. Шипела и вздрагивала от предвкушения, пока не распахнула гигантскую пасть, утыканную кривыми зубами, и из неё не вырвался утробный рык.

Хвостикову передёрнуло.

— Бояться нечего! — уверенно заявил Семён. — Твоя защита непробиваема. Ты необыкновенная. Самая лучшая! Восхитительная и прекрасная!

— Рехнулся? — еле выдавила Анастасия.

— Окончательно и бесповоротно, — согласился сноходец. — Когда увидел тебя сегодня утром и не смог уехать. Во мне что-то перевернулось. Среди похожих один на другой тоскливых дней, сегодняшний стал самым ярким. И теперь будет таким всегда, и во веки веков.

Тварь пригнулась и сильнее заворчала сквозь ряды клыков. От её задних лап тянулась бесконечная тьма. В косматых колтунах на боках дымились искры. Чем ближе она подбиралась, тем сильнее воняло серой.

— Ты единственная и необыкновенная, ты мой луч утреннего солнца, ты моя весна. Ты сбывшаяся мечта. Унеси меня за грань воображения! Ты моя сбывшаяся мечта. Предназначенная мне судьбой.

За их спинами посветлело. Свет разгорался всё сильнее. Набирая силы с каждым новым словом.

— В тебе тоже что-то есть, — попыталась подыграть Хвостикова.

Уродливая тень замерла в нескольких шагах.

— Не останавливайся, говори, — зашептал Семён.

— Ну, я тоже подумала, что ты тот самый, который….

Распахнутая пасть захлопнулась.

— Мой, в общем-то, единственный…

Углы чёрного рта опустились. Загородившись лапой от сияния, шатун отступил в тёмные клоки тумана.

— Ты моя симфония, моя тема любви, всегда и вовеки веков, — уверенно крикнул сноходец. — Мы пройдём до конца наших дней рука об руку! Никто не встанет на нашем пути. Не разлучит, не заставит забыть друг о друге. Мы всегда будем вместе!

Тварь сощурилась. В зрачках блеснул огонёк, но она замотала головой, пока не пошёл редкий дымок.

— Говори!

— Я очень-очень долго тебя ждала, — зачастила Анастасия. — И дождалась. Теперь я самая счастливая женщина на свете… — она запнулась. — Наш корабль любви не потопят никакие ураганы…

Огонь вспыхнул вновь. Мгновенно затопил тёмные провалы глаз и тварь взвизгнула. Но сколько не трясла уродливой мордой, пламя разгоралось только сильней. Оно охватило всю голову, и беспросветная тьма начала светлеть. Чёрные отростки, похожие на шерсть, свернулись кольцами, скукожились и задымились. Мощные лапы с длинными когтями затряслись и начали таять. Тень быстро меркла, пока, с громогласным хлопком, не исчезла. А бледные отростки, оставшиеся на полу, заползли на стены и приклеились к факелам.

— Что это за… — начала Анастасия, но Семён перебил:

— Победа! Пора просыпаться.

Факелы неожиданно потухли, и пещера погрузилась во тьму. Хвостикова хотела возмутиться, но почувствовала в руках оберег, успокоилась и открыла глаза.

Сноходец стоял у кровати, потягивался и махал руками наподобие утренней зарядки.

— Что ты там нёс? — проворчала Анастасия и тоже поднялась.

— Любовь — это самая сильная часть эфира, то есть энергии. Она словно священный огонь — сжигает любых адских тварей изнутри.

— Но я…

— Я вообще-то песню Демиса Руссоса пересказывал! — воскликнул сноходец. — Помнишь, «Всегда, во веки веков», — он начал напевать, но Хвостикова только скривилась.

— Я домой хочу. Эти глупости меня не интересуют.

— Глупости? — удивился Семён. — Это всего лишь имитация любви, подкрепленная энергией. Представляешь, на что способны истинные чувства? Почему, ты думаешь, богиня получает величайшее право…

Анастасия нахмурилась ещё сильнее.

— Я не просила никаких признаний, тем более, их имитацию. Это, знаешь ли, даже оскорбительно.

— У нас не было другого выхода. Сны существуют по своим законам, которые мы, наверное, никогда до конца не поймём. Но там, там глупый обман иногда срабатывает. Прости, я не хотел тебя обидеть. Но здесь, в реальности, мы бы никогда не победили шатуна. Понимаешь?

Она кивнула, но не слишком искренне.

— Я просто устала. День был слишком длинным, и меня раздражает, что он никак не заканчивается. Ты понимаешь, что за эти два дня, я пережила больше, чем за всю предыдущую жизнь?

Она сама испугалась своих слов и замолчала.

Семён подал просохший плащ и помог надеть.

— А как же биржа труда? — напомнил он.

— Точно не сегодня.

— Завтра выходной, они не работают, но анкету можно оставить.

Она кивнула.

— Пойдём, я тебя отвезу домой.

На крыльце они натолкнулись на давешнего священника.

— Давненько не видал, чтобы так лихо с нечестивыми расправлялись, — поздравил он. — Пусть господь и дальше помогает, а я буду за вас молиться.

Анастасия склонила голову.

— Спасибо, святой отец, — поблагодарил сноходец. — С полицией проблем не возникло?

— Они с проснувшимися не разбираются, слишком хлопотно.

Священник протянул тесёмку.

— Это для оберега. Я такое не поощряю, но вам он видимо необходим.

Выйдя за ворота, Хвостикова с тоской посмотрела на монастырь. Уже стемнело, но над золотыми крестами ещё светились закатные облака. Она вздохнула.

— Теперь всё будет хорошо, — пообещал Семён, помогая ей сесть в машину.

До дома добрались незаметно. Вечерняя Москва стремительно пролетела мимо, не оставив воспоминаний. Анастасия клевала носом, хоть и пыталась бодриться, но говорить было не о чем. Слова нашлись только когда ей подали руку и уверенно пошли следом.

— Спасибо. Дальше я сама, — строго сказала она.

— Защиту нанесу и уйду, — пообещал сноходец. — Так лучше будет. А то у меня душа не на месте.

Хвостикова пожала плечами. Пусть делает что хочет, лишь бы побыстрее. Они поднялись в квартиру. Семён, деловито скинув ботинки, прошёл на кухню и почти сразу крикнул:

— Соль нашёл, а где аптечка?

— Там же. В полке над раковиной, — устало ответила Анастасия.

В ответ загремела посуда. Семён вышел в коридор с пенящимся стаканом.

— Немного алхимии, — подмигнул он, но глядя на появившиеся морщинки на её лбу, поспешно добавил. — Для твоего же блага.

Сноходец вышел на лестничную клетку и, макая палец в приготовленный раствор, вывел на двери странные знаки, похожие на пляшущих человечков.

— Не волнуйся, высохнут, видно почти не будет. Зато без твоего разрешения в эту дверь никто не войдет. Твой дом — твоя крепость.

Семён быстро наклонился и поцеловал Хвостикову в щёку.

— Спокойной ночи. До завтра.

— Спокойной ночи, — согласилась она и заперла дверь.

Сняла плащ и распахнула окно на кухне. В квартире до сих пор пахло валерьянкой. Хотелось выпить горячего чая и наконец упасть в кровать, но раздался дверной звонок.

— Я его сама убью, — печатая шаги, прорычала Анастасия и распахнула входную дверь.

Там стоял седой, но совсем молодой мужчина в длинном фраке с кружевными манжетами и перчатках с вензелем «С3Н». У Хвостиковой похолодело внутри. Тот самый седой, что приходил в офис к её фантому вместе с чёрным котом.

— Что вам нужно? — взвизгнула она, вцепившись в дверь.

— Не пригласите, — холодно уточнил он, глядя на символы, и не дождавшись ответа продолжил. — Меня зовут Донофей Кейбардин. Мало кто может выговорить. Поэтому прицепилось прозвище. Я не против. Так даже удобнее. Все зовут меня Дон Кей. Поздравляю вас с пробуждением и хочу предложить помощь.

— Валите вместе со своим драным котом!

— Он не мой, — также равнодушно заметил Дон Кей. — Пока вы не проснулись, в нём ещё был смысл, но теперь… Всему виной предсказание. Провидицы почему-то нас не жалуют, а это раздражает! Переходите на мою сторону и…

— Оставьте меня в покое! А лучше верните мою жизнь!

— Она и так ваша. Вы же сами хотели проснуться! Чтобы жизнь стала ярче и интереснее. Мечтали о приключениях. Романтике…

— Откуда вы знаете?

— Я геронт. Поэтому много чего знаю. Хотите анекдот?

Она потрясённо кивнула.

— Проснувшийся пришёл к больному другу, но его встретила заплаканная жена друга. Она сказала: «Он покинул нас». А проснувшийся ответил: «Когда вернётся, передай ему, что я приходил».

— Не понимаю…

— Скоро разберётесь. У вас два дня, потом я приду за ответом. До скорой встречи!

Дон Кей скрылся, а Анастасия захлопнула дверь и прижалась лбом к холодному глазку. Неужели в случившемся есть её вина? Она конечно редко выходила из дома, но такая работа. А то, что каждый следующий день похож на предыдущий, так это почти у всех. Да и кто не мечтает о другой жизни? Все хотят приключений, настоящий любви, страсти, романтики. Все хотят, чтобы скучная обыденность стала ярче! А вот чёрных котов и тварей из ада — никто не хочет! Мужчины должны признаваться в любви, чтобы добиться расположения, а не уничтожить шатуна. Разве не в этом смысл?