Улица 17

Сесиль Монблазе, 2023

В недалеком будущем, в эпоху правления папы римского Петра Второго юная мексиканка-атеистка Мария Ньевес становится монахиней. Ее выбор кажется странным ей самой, но только не высшему духовенству, создавшему два военно-монашеских ордена – Санта Муэрте и Пабло Эскобара. Они не существуют официально, их деятельность покрыта тайной, мистикой и недомолвками. Картели страшатся юных дев и предприимчивых иноков, а голливудская мафия пытается забыть об их существовании. Тем временем мир катится в бездну, и только древнее мексиканское божество, объявленное католической святой, может его спасти…

X

Она сама не знала, почему потянулась за крошечной сумочкой, где у нее всегда были заранее сложены визитки, которые она тщательно берегла. Могло ли такое быть, что он ей приглянулся? О, он был довольно неплох на вид, особенно эти милые, похожие на оживленных змеек, кудри у него на голове. И сам вид его говорил о некоем благородстве, особенно явном после того, как он заговорил на европейском испанском. Так трогательно и одновременно величественно! Должно быть, он считает, что Рита Ривас не знает таких слов, но фиг вам, она училась на историческом факультете, хотя и не помнит всего, что там проходила.

А вот куда делся ее официальный парень? Впрочем, ей иногда было сложно так его называть, скорее уж сахарным папочкой. Все-таки он заметно седел, да и лицо его было умудренным опытом, а каким именно, она и не спрашивала. Когда ее любимая певица Лана Дель Рей вышла в свет с одним из своих поклонников, тоже седым и кряжистым полицейским, она смеялась, но тогда, в том клубе, ей вдруг резко захотелось остаться с ним вдвоем, она и сама не понимала почему. Тогда она была очень расстроена и пьяна, возможно, поэтому. Как страшно жить, когда ты привыкла к коктейлю «Космополитен» и не желаешь отвыкать! А еще в тот день она пропивала последние деньги, ибо ушла с работы секретарши одной важной общественной организации, называвшейся еще таким сентиментальным словом «Милосердие» и помогающей беднякам в трущобах. Эти самые бедняки постоянно толклись в ее прихожей и просили ее дать поговорить с шефом, а тот ее лапал. В конце концов, как-то Риту увидела жена начальника и устроила страшный скандал, она даже до сих пор не могла опомниться.

Тогда ей и пришло в голову уйти, хотя шеф всячески просил ее остаться, уверяя, что с женой дело будет улажено. Но ей действительно надоело ходить каждый день мимо ухмыляющихся рож в белом замкнутом пространстве и постоянно лихорадочно заваривать чай из общего кулера. Начальник, кстати, был молод, энергичен и даже был бы хорош собой, если бы Рита не была выше его на целую голову, что его крайне раздражало. Но отношения их долгое время оставались чисто дружескими, пока на день рождения он не подарил ей книгу и душистое мыло с прованскими травами — милый, но жутко наивный подарок. Тогда она и обратила на него свой взгляд и улыбнулась.

Рите всегда, сколько она помнила, была нужна любовь, неважно чья, родительская (а они предали ее, разведясь после двадцати лет совместной жизни), мужская (они никогда не понимали ее) или даже женская (у нее не было подруг, хотя она была бы хорошей девочкой в отношениях с ними, ни разу не завистливой). Ее съемная квартира лучилась одиночеством, но сейчас она наконец-то приобрела мужчину, сильного, уверенного в себе, страдающего от посттравматического расстройства, правда, но какого же идеального! Казалось, ему нравится в ней все — от манеры прыгать по утрам, радуясь новому дню, до увлечения картами таро, которые сами по себе он считал бесовщиной.

— Но когда этим занимаешься ты, это выглядит эстетично, — часто говорил он ей, когда она делала очередной расклад.

Рита знала, что у него нет детей и догадывалась, что он, возможно, воспринимает ее отчасти как свою заблудшую дочку, что никак не мешает им спать вместе. Правда, в последнее время он этого не делает. Почему? Рита не знала ответа на этот вопрос. Вот и сегодня он зачем-то решил потащиться с ней в церковь, в которую она пошла только под давлением своей подруги Мануэлы.

Мануэла — такая красивая, яркая и властная, никогда не бывающая одна, вечно среди артистически совершенных музыкантов и художников. Она встретила ее случайно, в интернете, подписавшись на какую-то страницу, принадлежащую ее знакомым. Неожиданно ей поступил запрос на добавление в друзья, и она приняла его.

Мануэла: Привет, тебя ведь зовут Рита, правда?

Рита: Да, так написано у меня на странице.

Мануэла: Ну не всегда следует верить написанному. Красивое имя.

Рита: Чем обязана?

(Она иногда любила изъясняться по-старинному).

Мануэла: Ты подписалась на моих друзей. Хочешь, проведу тебя за кулисы?

Рита: А кто ты такая?

Мануэла: Певица, всегда рада новым возможностям и знакомствам.

Рита: Отлично, когда встречаемся?

Мануэла: Сначала погадай мне, хорошо?

Рита рассмеялась и решила снять целое видео о том, как она раскладывает новую колоду, почему-то предварительно нарядившись и накрасившись. Она сама не могла бы сказать, зачем она это делает, возможно, опять из-за одиночества. После успешного сеанса Мануэла попросила номер ее карточки и сразу же перевела деньги. Рита усмехнулась и пошла на встречу с ней, побродив за кулисами с абсолютно неинтересной, как оказалось, инди-группой из унылых бородачей. Но потом они заглянули в клуб, повеселились, и Мануэла пригласила ее на свой концерт. У Риты не было ни возможностей, ни желания отвергать такой подарок судьбы в виде яркой и необычной подруги.

Кажется, все на свете подкидывает ей новые знакомства, когда она совсем отчаялась. Считается, что она легкомысленна. Говорят, что абсолютно развратна. Некоторые утверждают, что Рита Ривас голддигерша и больше никто. Что ж, она с этим согласна на все сто! Только вот денег у нее по-прежнему нет ни для чего, кроме пары уколов ботокса в губы, от которых ее русский парень отговаривает ее, утверждая, что естественная красота всего замечательнее. Кстати, где он? Она вышла на улицу и стала набирать номер такси, поглядывая по сторонам. Тут она вспомнила, что следом за ней идет стремный ботан по имени Хайме, и он на машине.

— Хайме! Извините меня, пожалуйста, — пробормотала Рита, оказавшись перед ним.

— Да, конечно, вас ведь зовут… Рита? — слегка оторванным от действительности голосом произнес он и прищурился.

— Не могли бы вы отвезти меня домой? — как можно увереннее произнесла она.

— Конечно, но разве вы пришли не с вашим парнем?

— Я нигде не могу его найти.

— Неужели он не взял телефон? — спросил Хайме, усмехнувшись и начав ковырять носком унылых коричневых туфель траву.

— Он… в общем, да, — солгала Рита, вспомнив о том, как русский велел никогда ему не звонить.

— Тогда садитесь, — махнул рукой ботан и завел двигатель, который неожиданно плавно и быстро оторвался от асфальта.

Он рулил прямо в ночную мглу, и Рита представила себе все, что увидела в храме. Кстати, до этого она никогда не была в церкви, ее даже не крестили родители, убежденные марксисты, не ведавшие о том, что главной целью в жизни для их дочери станет денежный достаток. Первый раз ей довелось пожимать руку опустившимся старухам и слышать, как люди репетируют новосочиненный гимн Святой Смерти, плавно раскачиваясь со свечами в руках. Причастие показалось ей вообще варварским ритуалом. Она подумала: неужели на всей Земле никогда не нашлось человека, который бы не пострадал более, чем Иисус Христос? Разве пытки нацистов не ужасны? По ее мнению, смерть человека, пускай даже сына Бога, довольно незначительная вещь, чтобы постоянно об этом напоминать людям. Но кто она такая, чтобы судить об этом.

Зато красиво, напомнила она себе и постаралась завести разговор с нечаянным попутчиком.

— Было интересно, правда? — спросила она его, постаравшись улыбнуться. Как она увидела в зеркальце, улыбка вышла неуверенной.

— Да, почему бы и нет? — его лицо было слишком закрытым, казалось, он весь погрузился в процесс вождения.

— Вы ведь не впервые в церкви? — спросила она еще раз, на этот раз глядя за тем, как пригороды выныривают на них, освещенные блуждающим огнем «фольксвагена».

— Нет, конечно. Я приютский мальчик. Знаете, когда здесь растешь, поневоле привыкаешь к Богу.

— Ах, извините.

— Ничего страшного, приют мне многое дал. И в первую очередь умение работать не покладая рук, чтобы кем-то стать. А еще у нас относительно спокойно, мать Анхелика со всеми умела управляться, еще когда она была просто сестрой, — лицо Хайме осветилось, а продольная морщина, рано избороздившая его лоб, разгладилась.

— К сожалению, ничего не могу сказать по этому поводу, — произнесла сожалеюще Рита и опять посмотрела на него. Что странно, его руки были волосатыми, как у настоящего мачо, и довольно мускулистыми. Интересно, занимается ли он чем-то, почему-то подумалось ей, но она постаралась отогнать эту мысль.

— Завтра мне опять ехать на работу, — неожиданно вновь заговорил он.

— Оу.

— Не поймите, мне очень нравится, но вы представляете себе дорогу до Куаутитлана?

Рита на миг задумалась и не смогла сообразить, что ответить, поэтому снова пробормотала:

— Ну да.

Он усмехнулся и прямо посмотрел на нее, продолжая уверенно держать руль:

— Вы ведь там никогда и не были?

Рита почувствовала себя не в своей тарелке и отвернулась, пробормотав:

— А что, интересная, должно быть, местность.

— О, ничего такого, что могло бы вам понравиться, — улыбнулся ботан и вырулил на главную трассу. Мимо них проносились огромные фуры, погромыхивая содержимым, шустрые гоночные автомобили, а рядом было старинное индейское кладбище.

— Куда вы меня везете? — проговорила неожиданно Рита, поежившись.

— Ничего страшного, мы скоро вырулим обратно в город, просто это кратчайший путь, — деловито произнес юноша и потом неуверенно прибавил:

— Сегодня у меня было повышение. Может, мы посидим в кафе и отпразднуем его?

— Черт, ой, извините, но… — Тут она вспомнила, что дома ее никто не ждет, и поинтересовалась: — А в каком конкретно?

— Я ни одно не знаю, — огорченно произнес он. — Может, вы посоветуете?

Так они и остановились возле маленькой корейско-китайской забегаловки возле ее дома, открытой вплоть до глубокой ночи или даже весь день, она не проверяла. Войдя рядом с ним в уютный полумрак и поморщившись от того, что корейцы опять включили новости, она села за маленький деревянный столик в углу, указав чуть не прихлопнутому дверцей юноше на соседний топчан, а потом поднялась сделать заказ.

— А вы что-нибудь будете? — спросила она его, но он скромно покачал головой.

— Эй, тут хорошо кормят. И сытно, — произнесла она, вытянув губы трубочкой, что нелегко далось уколотой ботоксом коже.

— Тогда закажите то, что считаете нужным, — просто сказал он и посмотрел куда-то на свои руки, нервно вертящие зубочистку.

Его задумчивый вид тронул ее сердце. Он просто сидел там и не смотрел по сторонам, очевидно, оробев. Вокруг были какие-то поздние посетители, одинокие мужчины и женщины, или же влюбленные парочки, смотрящие прямо друг на друга при небольшом свете. Даже корейцы за прилавком, казалось, чувствовали себя хорошо. К одному из них, маленькому и щуплому, со стеснительной улыбкой, пришел друг и что-то громко говорил ему, время от времени пихая его рукой. Они оба смеялись, да так, что однажды небольшой кореец чуть не выронил поднос с воком. Потом он взял себя в руки и, осмелев, сам шутливо подергал друга за ухо. Пожилая пара двух супругов, по виду похожих на аргентинцев или чилийцев, с недоумением поглядела на них и продолжила поглощать пищу. Иногда ей и самой хотелось когда-нибудь стать довольной жизнью старушкой из пригорода, имеющей мужа, собаку, непременно с большими ушами, и изредка видящейся со своими детьми и маленькими шумными внуками. Жизнь для нее была слишком сложна и наполнена хлопотами под завязку, но сейчас она даже не работала, фактически живя на чужой шее, и ей это нравилось. Но немного раздражало, что она не могла выйти со своими подругами посреди рабочего дня, посидеть в кафе или направиться на шопинг, потому что они, в отличие от нее, упорно вкалывали. Да, жаль, подумала она, что женщина в наши дни не может полностью довериться своему мужчине, а ее бездеятельное положение всячески осуждается. Но почему он ничего не ест, им же принесла заказ та улыбчивая кореянка или китаянка с двумя хвостиками и кривыми ногами в разноцветных чулках?

— Мне не хочется, — словно читая ее мысли, ответил он и отставил тарелку с мисо.

— Но ты же сам предложил отметить твое повышение, разве нет? — она неожиданно перешла на ты с этим чудным парнем. Ей приходилось почти кричать, потому что один из корейцев включил телевизор, явно наслаждаясь звучанием испанских слов, льющихся потоком из теленовелы.

— Я давно не был в такого рода… заведениях.

— Ну, бывает, много кто занят. Или, может быть, тебе нравится готовить? — скучающе протянула она.

— Да, конечно, только из-за кризиса это стало очень сложно сделать. Моя продуктовая корзина подорожала! Я всегда беру себе мясо и еще немного яиц, готовлю яичницу, жаркое, все по мелочи, а потом еще мне нравится мармелад, и… — он замолк и вновь стал смотреть на стол.

— Если ты не против, я съем твой мисо?

— Я думал, модели не едят, — обезоруживающе улыбнулся он.

— Едят. И да, я не модель, просто… — она покрутила в воздухе рукой с наращенными синими ногтями, которые лично ей напоминали о звездном небе. Впрочем, ее восторгов Иван не разделял, как-то заявив, что она ими слишком сильно царапается.

— Понятно, — сказал он и поглядел сквозь нее. Как оказалось, на теленовеллу, которую с упоением смотрел режущий дайкон кореец. На экране женщина гораздо хуже самой Риты, но с шикарными волосами, громко орала в лицо своему приятелю с нелепо торчащими усами: «Убирайся к черту!» Кореец присвистнул и несколько раз повторил: «уби…ляй…ся к сёльту». Потом улыбнулся и поглядел на друга. Неужели геи, подумалось Рите, а впрочем, сейчас все такие.

— Ты хочешь мне рассказать что-нибудь? Или я пойду?

— Нет-нет, не уходи, — засуетился он и неожиданно взял ее за руку, а потом отдернул ее. — Тебе понравилось в церкви?

— Такое себе… развлечение, — выдавила она. — На один раз сойдет. Но могу сказать, что красиво и значительно. И потом, почти все известные люди ходят в церковь. Это престижно. Но здесь она какая-то не такая.

— Мало красивых личностей? — ухмыльнулся он.

— О, как ты догадался?

— Просто подумал, что ты захотела бы увидеть Тридентскую мессу, ту самую, старинную, с латинским языком и Dies Irae. Но ее скоро восстановят, не зря же папу зовут Петром Вторым.

Тут он крутанулся на стуле и сказал:

— Пойду закажу себе еще мисо, оно вкусное.

Рита обнаружила, что улыбается и пробормотала:

— Он. Мисо-суп — это мужской род.

Он неожиданно громко захохотал, практически сгибаясь пополам.

— Эй, а что тут смешного? — произнесла она. На них оглядывались: и пара пожилых, и одинокая дама с собачкой и смешной шляпкой, и даже корейцы. Его смех заглушал собой теленовеллу, которая наконец-то дошла до финальных титров с тягучей музыкой.

— Ничего, просто ты напомнила мне нашего главного инженера, который устанавливает кузова на «тойоты». Дело было в том, чтобы наконец-то переставить держатель с положения вне кузова в положение внутрь и тем самым обеспечить лучшее прилегание. Я разработал для держателя особую программу, но инженер постоянно меня поправлял… — затараторил он, взяв салфетку и пытаясь начертить какую-то схему на ней своей зубочисткой. Рита еле поспевала за его объяснениями, лившимися каким-то лихорадочным потоком из его рта, который хотя бы был свежим. Его дыхание почти обвевало ее щеку, но никаких сексуальных помыслов в ее обычно падкой на них голове не было. Рите просто хотелось, чтобы он прекратил говорить, даже если ради этого ей придется его ударить.

— Постой, мисо-суп… — пыталась она объяснить, но он все продолжал рассказать, дойдя до автоматических систем оповещения об ошибке.

— А еще я постоянно езжу в Куаутитлан, да вот такая незадача — по утрам там много пробок, — темп его речи снижался, как будто из него выпустили весь воздух, и Рите подумалось, что трогать Хайме точно не следует.

Кореец вдруг подошел к пульту телевизора и увеличил звук еще сильнее. Перед ней мелькнуло спасительное лицо вечно молодой телеведущей, которой исполнилось целых пятьдесят, но она по-прежнему сногсшибательно выглядела. Женщина стояла прямо перед ними на фоне нервной музыка и строгим голосом учительницы вещала о том, что состоялась встреча президентов Боливии и Эквадора, где они рассмотрели текущие экономические соглашения, при этом ее на миг заслонили кадры с двумя крупными индейцами, жмущими друг другу руки и нелепо смотрящимися в официальных костюмах.

Речь Хайме постепенно снижалась до шепота, в конце концов он замолк, осознав, что его не слушают, и устало взглянул в пиксельное светящееся лицо вечной любовницы телеэкрана.

— А теперь — к срочным новостям. Сегодня был найден мертвым в своей спальне знаменитый психоаналитик, президент Психоаналитической академии…

Она, не верив своим глазам, смотрела прямо на фото человека, которому она доверяла больше жизни и больше, чем тому русскому, с которым спала и который давал ей деньги, непонятно откуда взявшиеся. Иван же должен был посетить его сегодня, подумала она, я его упрашивала. Но в спальне? Почему именно там? Так значит, Иван не дошел до него, или все-таки дошел, и…

— Эй, ты слушаешь меня? Мексика не отсталая страна, потому что «Тойота» не работает просто с теми поставщиками, которые могут похвастаться лишь рабочей силой, — вновь продолжая вдохновенно рассказывать о чем-то, говорил он.

— Да, — сказала она и села, механически хлебнула его мисо и обожглась бульоном. В душе у нее было смутно, а все вокруг заволакивалось туманом, сквозь который упорный голос продолжал пояснять ей про то, почему он никогда не пойдет к «Дженерал Моторс».

Он тасовал приятно пахнущую колоду, выполненную каким-то знаменитым итальянским дизайнером в количестве нескольких экземпляров на безупречном оборудовании. Он чувствовал своими грубыми руками нежное прикосновение глянцевой бумаги так и липнущих друг к другу карт. Как ни странно, несмотря на то, что он был верующим и даже вопреки этому, гадать на таро ему нравилось больше, чем на Библии, как рекомендовал ему и всем благоверным католикам святой Августин. Наверное, потому, что он не мог сопоставить цитаты со своим положением, а оно было серьезным. Впрочем, он еще был убежденным марксистом, что мало согласовывалось с верой.

Гадание он предпочитал либо самое простейшее, по одной карте, либо посложнее — прошлое, настоящее и будущее. Колода, которую он сейчас раскладывал, могла бы удивить человека тем, что она соотносилась с недавно объявленной святой и называлась Таро Санта Муэрте. Итак, думал он, внимательно смотря на едущего в закат скелета Панчо Вилья с усами и на мертвом коне-остове, Паж пентаклей, а тут у меня что? Семерка пентаклей — скелет с обведенными красным глазницами в пончо смотрит через какие-то железные прутья, утыканные металлическими черепами, его отсутствующий взгляд подозрителен и недоволен. Третья карта — довольный мертвец на фоне рассвета идет по полю с сумкой, на которой изображено пылающее сердце, браво стуча костяшками ног. Пылающее сердце символ Иисуса, а как называется карта? Дурак, правильно. Иван знал смысл только этого аркана — он обозначал новое начинание, и ему было приятно узнать, что в будущем его и его замысел ожидает только хорошее.

Паж пентаклей символизирует наивного молодого человека, увлеченного искусством и красотой, а Иван отнюдь не молод, что он с достоинством признавал. Возможно, эта карта говорит о том времени, когда он реально писал стихи и даже получил небольшое денежное вознаграждение за них. Но может, карта говорит еще о чем-то? Новая должность, работа, некая практическая деятельность — ну что ж, это правда, теперь он перешел на сугубо прагматические рельсы и с них не сойдет. А семерка — важное дело, требующее трудолюбия и сосредоточенности. Да, так оно и есть.

Тут неожиданно зазвонил телефон, и Иван встал, так и не подумав ни о чем другом, кроме работы.

— Милый, ты где? — это дышала в трубку его ненаглядная Ритуля.

— Я? У себя дома, а что?

— Ты слышал, что произошло с тем психоаналитиком? — казалось, она почти орет в истерике.

— Нет, откуда мне? Я таро раскладывал, — примирительно заявил он.

— Дело в том, что его убили! В своей постели! А ведь он был одним из самых известных фрейдистов Мексики, а еще…

— Твоим личным доктором, я знаю.

— Ты же его видел тогда. Он ведь сразу прошел к себе, не так ли? Но обычно у него много посетителей, и он не мог почувствовать усталость так рано… — она начала быстрым голосом перечислять варианты возможного дня своего врача. Рита была не так глупа, как казалось.

Иван задумался и уставился на стену, по которой медленно полз комар. Наверное, мне все-таки как-нибудь следует претерпеть боль от укуса в качестве наказания за все то, что я сделал. Так делали святые, почему не могу и я?

— Ты вообще слушаешь меня?

— Да, Рита, я понятия не имею, может, у твоего психотерапевта что-нибудь случилось, вот он и ушел пораньше. Жена там заболела, дочь принесла плохую отметку…

— У него не было ни жены, ни дочери! — трубка буквально раздиралась криком.

Хмм, а ведь правда, что немного забавляет в якобы эффективном враче. Хотя как психоаналитики могут быть настоящими докторами. Они же лечат разговорами, и, по их мнению, в них должны влюбляться все их пациентки, чего явно не может быть. Да и потом, этот доктор был несколько озабоченным человеком, раз все время меня расспрашивал о сексуальном насилии…

Он достал из ящика запись к психоаналитику и разорвал ее, потом принялся за его блокнот, исписанный большими грубыми буквами, как будто принадлежащими руке невежественного человека. Буквы не соединялись между собой, что свидетельствовало об агрессивности и нетерпеливости человека, как знал Иван из какой-то книжки. Что ж, это вполне могло быть и так. Так что он с большой долей вероятности избавил психоаналитика от нелюбимой работы, фейлов в личной жизни и несвойственной врачу злобы. Когда он его душил, врач умудрился начать сдавливать его собственное горло. Ивану придется провести немало времени вдали от Риты, но она, скорее всего, и так догадывается о том, где он работает и почему иногда вынужден быть один. Кстати, слово «фейлы» ему нравилось, как и вообще жаргон молодежи, ибо он привык общаться с людьми младше него и не испытывал никакой ностальгии ни по временам своей юности, ни желания поучать или рассказывать страшные и забавные армейские байки.

— Ну так вот, ты ведь был у него, правда?

— Да, но ненадолго. Он меня взбесил, и я ушел через минуту.

— А что такое? — Рита, казалось, не ловит его на лжи, а возмущается его отношению к психоаналитике.

Он задумался и наконец сказал, стараясь как можно больше растягивать слова, чтобы девушка не увидела зазора между ее фразой и его ответом, как будто он просто припоминает события того дня. Так, возможно, ее удастся успокоить, но станет ли она тише, если узнает, что он к ней сейчас не приедет? И тут до него дошло.

— Ты сейчас одна? — как бы между прочим, но с театральным нажимом поинтересовался он.

— Н-нет, а что? — спросила неожиданно обескураженная девушка.

Ура, мне это удалось. Я же видел, как ты подошла к тому кудрявому и протянула ему свой телефонный номер. Зачем ты это сделала, радость моя? Он на минуту закрыл глаза и попытался расслабиться. Внутреннее чувство подсказало ему, что он ей надоел или уже начинает действовать на нервы, а может, ей просто понравился тот мальчик, и Иван не является ее единственным. Следует ли что-то предпринимать в этом случае? Он не знал, но догадывался, что нет, ибо таких безвестных киллеров со сложной работой много, они постоянно меняют длинноногих подружек, и Рита вполне естественный выбор для такого, как Иван. А то, что она неверна ему, можно исправить так же, как и все прочие проблемы — уйти и не сказать куда. Тем более, что он все больше хотел это сделать.

Ему пришлось приготовиться, прочистить горло и захрипеть в трубку, как будто он не мог преодолеть внутреннего спазма, связывающего его внутренности и чувства в клубок боли:

— Я видел, как ты прощалась с одним и пошла с другим. О чем ты вообще думаешь?

— Иван… — в трубке послышалось сдавленное всхлипывание.

— Что?

— Ты ничего не понимаешь, я…

— Ну, я понимаю чуть больше твоего доктора, который заявил, что я испытал сексуальное насилие, — кратко сказал он и отключил трубку. Мир не был наполнен горем, он обретал новый смысл, и Иван стоял на его пороге. Он вскочил, одернул короткую футболку, которая была ему впору в более юные годы, взял мобильный телефон, коротко ругнулся, видя, что он обновляется, нажал на него в нетерпении и написал одно-единственное слово человеку, которого узнал совсем недавно: «Готов». В ответ сразу же появилось предложение, как будто на той стороне его ждали: «Так быстро?» Иван ухмыльнулся и посмотрел в вечную черноту надвигающегося неба, а потом вывел текстом: «Когда?» И в ответ ему прилетело только «Завтра».