Веснушка

Сесилия Ахерн, 2021

«Ты – среднее арифметическое пяти человек, с которыми больше всего общаешься», – говорит Аллегре Берд незнакомый юноша. Эти слова задевают и ранят девушку: а есть ли вообще в ее жизни эти люди? Аллегре, которую все зовут Веснушкой, 24 года, она выросла с отцом-одиночкой и никогда не видела свою маму – испанскую красавицу Карменситу. Может быть, ее мать должна войти в эту пятерку? Между суровым атлантическим побережьем Ирландии, где остался ее отец и старые друзья, и богатым пригородом Дублина, где Веснушка живет и работает, но все еще чувствует себя аутсайдером, она ищет свою маму-беглянку, ищет «свое племя», а главное – ищет себя. Рассказанная ярким, живым голосом главной героини, это незабываемая история о человеческих взаимоотношениях, о родстве по крови и по духу, о дружбе и о том, как стать собой, – пронзительный и берущий за душу роман взросления.

Глава девятая

Я смотрю на приборную панель «феррари». Тридцать минут назад истек срок оплаченной парковки. На секунду меня переполняет удовлетворение, но не потому, что я могу снова выписать ему штраф, а потому, что он снова постарался. Но тут же злюсь на себя за то, как низко пали мои стандарты. Одного старания мало.

Я поднимаюсь по четырем ступеням к номеру восемь. Ступени чистые и блестящие, отремонтированные, в отличие от остальных ступеней на этой улице — неровных, с отбитыми краями, потрескавшихся от времени. Никаких следов моей липкой слизи там, где он наступил на меня, раздавил меня своими словами. Георгианская дверь черная, блестящая, с большой золотой ручкой и большой золотой восьмеркой. Справа только один звонок и название компании «Кукареку Inc». Я нажимаю на звонок, делаю шаг назад и прочищаю горло.

Никто не отвечает, я уже собираюсь уйти, как вдруг дверь открывает женщина примерно моего возраста, высокая, хотя она занимает лишь четверть высоты дверного проема. Она похожа на миниатюрного человечка, куклу в кукольном домике. Я вздрагиваю от громких мужских возгласов, будто футбольная команда забила гол. Она делает вид, что не замечает, и, как только я осознаю, что эти возгласы относятся не ко мне, я вздыхаю с облегчением.

Красавица с кислой физиономией пристально смотрит на меня.

— Привет, — говорит она.

Длинноногая брюнетка в обтягивающих черных джинсах, разорванных в самых нужных местах — на бедрах, в босоножках на высоком каблуке, клетчатой рубашке, наполовину заправленной в джинсы с высокой талией, пуговицы расстегнуты до груди, рукава подвернуты. Сексуальная сетчатая футболка или боди под рубашкой. Ей не нужно стараться, чтобы выглядеть круто. Небрежно сексуально. Все чистенькое и опрятненькое. Густые брови. Словно пушистые гусеницы, профессионально подстриженные и причесанные. Серьги-кольца. Пухлые губы. На все лицо. Кожа такая чистая, что глазам не верится. Ни единого пятнышка, ни единой веснушки или волоска. Будто ее отдраили до блеска, гладкая, как новая упаковка масла, как земля, покрытая свежим снегом. Белки глаз невероятной белизны, сами глаза янтарные, цвета канифоли, которой папа натирает смычок. Новый вид женщины. Тело Кендалл Дженнер с лицом Кайли Дженнер. По крайней мере, при полном макияже.

— Здравствуйте, — говорю я, — я парковочный инспектор графства Фингел. Я бы хотела поговорить с владельцем желтого «феррари».

Я стою чуть прямее, чем обычно. Я выше ее. Не знаю, почему это доставляет мне удовольствие, но что есть, то есть. Я смотрю мимо нее, в длинный коридор, откуда доносятся крики. Все отделано в серых и белых тонах. Стены, карнизы, деревянная обшивка, будто со страниц журнала по интерьеру. Кошка прогуливается по коридору по направлению к нам. Тоже серая с белым, словно ее покрасили в тон интерьера.

— У Рустера встреча, — говорит она, наклоняясь, чтобы подобрать кошку, целует ее, не прикасаясь губами, чтобы шерсть не прилипла к блеску. У нее длинные заостренные ногти, такие могут серьезно поцарапать. Накладные, розового цвета. Раздается еще один возглас со стороны коридора.

— Рустер^[2]? — спрашиваю я.

— Хозяин «феррари», — отвечает она.

Я очень разочарована. Не из-за имени. Оно просто класс! Лучшего и не придумаешь для придурочного владельца такой выпендрежной машины. Я думала, это будет идеальным поводом снова поговорить с ним. Встретиться лицом к лицу с лисой. Подробнее расспросить его про пять человек, проклятие, порчу, которую он навел на меня. Что все это значит и почему это так мучает меня. Но все же я не зря сюда пришла.

Я поднимаю папку для бумаг.

— Можно оставить это для него? — говорю я.

— Конечно, а что там? — спрашивает она.

Кот вырывается из ее рук. На мгновение мне показалось, что ее острые ногти поцарапают его и с диким ором он умчится на другой конец дома. Но кот благополучно прыгает на пол возле меня. Он приземляется на придверный коврик, затем вдруг бросается назад, будто я угроза. Капризный уродец.

— Это касается парковки, — отвечаю я. — Я заметила, что он паркуется здесь каждый день и у него своя компания. — Я делаю паузу. — Это ведь компания? — спрашиваю я.

Она прищуривает свои янтарные глаза.

— Ну, конечно.

— Я хотела передать ему бумаги, — говорю я, протягивая ей папку. — Это заявление на специальное парковочное разрешение. Годовая плата шестьсот евро, можно оплатить сразу или раз в месяц. Он получит регистрационный номер, и ему больше не придется брать талоны в паркомате и оплачивать штрафы.

Я улыбаюсь ей при слове «штрафы», но она не понимает. Ничего.

— Постойте-ка, — говорит она озадаченно. — Вы торговый агент?

— Нет, — говорю я со вздохом. — Я парковочный инспектор, — произношу я медленно и четко.

Она оглядывает меня с ног до головы, из глубины здания доносится очередной возглас, явно финальный, и голоса становятся громче, когда толпа молодых мужчин вываливает из комнаты в коридор. Все они одинаковые. Джинсы, кроссовки, футболки, бейсболки, волосы на голове и на лице. Напомаженные и вкусно пахнущие. Как назвать музыкальную группу, в которой одни мальчики? Банда? Стая? Комплект? Мишура?

Парковщик замечает меня.

— Черт, уже пора? — спрашивает он, глядя на круглолицые часы с розовым ремешком на своей руке.

— Да, — начинаю я, — но я хотела…

— Рустер на встрече, — перебивает он. — Уже три часа там сидит, так что он занят. Я же просил тебя это сделать, — обращается он к девушке.

— Я не знала, — пожимает она плечами. — В общем, она продает разрешения на парковку.

— Нет, я…

— Ну, так бери, — говорит парковщик, презрительно махнув в мою сторону, и исчезает в офисе — в том, откуда он наблюдает за мной через окно, словно ночной сторож, охраняющий крепостную стену. Парни расходятся по комнатам, кошка и маленькая собачонка тоже. Сперва они бросают на меня любопытные взгляды, затем отворачиваются, потеряв интерес. Мне здесь больше нечего делать.

— Ладно, до свидания.

Я поворачиваюсь и спускаюсь по ступеням. Нужно бы проверить остальные машины на улице, но я не хочу здесь задерживаться. Сегодня им повезло. У меня лицо горит. Я слышу сдавленный смешок за спиной, и дверь закрывается. Лучше я устрою себе ранний обед. Тогда Пэдди не успеет подсесть ко мне и не придется говорить о том, что произошло, снова проживать тот эпизод.

Моя скамья занята.

Черт.

Я говорю это вслух.

Престарелая пара, сидящая на скамье, поднимает на меня глаза. Мужчина склонился вперед, опираясь на трость, тяжело дыша, с присвистом.

— Вы тут надолго? — спрашиваю я.

Они удивленно смотрят на меня.

— На этом свете или на скамейке? — спрашивает он.

— На скамейке? — говорю я.

— Ему нужно отдохнуть, — говорит она, будто извиняясь.

— Выпишете мне штраф? — спрашивает он, с задорным блеском в глазах, и я улыбаюсь.

— На этот раз прощаю.

Придется подстраиваться. Сегодня все не так как надо.

Я сажусь на низкой каменной ограде над пристанью. Я никогда здесь не сидела и чувствую себя как собака — делаю несколько кругов, чтобы решить, как бы сесть поудобнее. Передо мной покатый спуск для лодок до самой воды, шелковистой и блестящей. Гладкой, как зеркало, в этот погожий день. На середине спуска стоит мужчина, сунув руки в карманы, и смотрит на море. Я наблюдаю за ним, потом перевожу взгляд на остров вдали. То тут, то там виднеется несколько движущихся точек — это гольфисты ездят по полю для гольфа на острове.

Не успеваю я откусить свой сандвич с сыром, как на стене возле меня появляется нога, затем и все остальное. Я узнаю эти кроссовки. «Прада».

— Не возражаешь, если я присяду? — спрашивает он. Стоит, ждет приглашения.

— Пожалуйста.

Он садится.

— Спасибо за бумаги, — говорит он с папкой в руке. — Я только что со встречи. Это ведь ты принесла?

— Я решила, так будет проще, чем бегать по сто раз в день и доплачивать за парковку. Почти все компании в этом округе берут разрешение на парковку.

— Да, это разумно. Спасибо.

Я откусываю свой сандвич. Чувствую его пристальный взгляд, жую неритмично, неестественно. Нужно поговорить с ним, а не есть. Опять я все делаю не вовремя. Глотаю.

— Слушай, ты можешь оплачивать парковку как тебе удобно, но, если ты не будешь платить, мне придется выписать тебе штраф, это моя работа, ничего личного. Никакой мести. Я многим выписываю штрафы. И чаще всего я не знаю владельцев.

Хотя я прекрасно помню, кто чем владеет в нашем районе, но я не хочу рассказывать об этом ему.

— Я хотел извиниться за тот случай, — говорит он, — когда я порвал штраф и наговорил всякого. Я проявил чудовищное неуважение, мне вообще такое несвойственно, я никогда так не срываюсь, и я не хотел тебя обидеть.

— Хотел.

— В тот момент хотел, но это не было… В общем мне очень жаль.

Теперь-то он робкий. Может, куры все-таки способны напугать лисиц, может, улитки способны раздавить людей.

— Рассказывай, — говорю я.

— Если в двух словах, — произносит он и задумывается, — день выдался ужасный. К тому же я получал штраф за парковку каждый день в течение двух недель. И я был взвинчен, на грани нервного срыва, понимаешь, новый бизнес, офисные интриги… Почему ты улыбаешься?

— Я имела в виду, расскажи о том, что ты мне тогда сказал. Что мы среднее арифметическое пяти человек, с которыми мы чаще всего общаемся, — говорю я. Громко и четко, как повторяла себе с той минуты, как он произнес эти слова. Порча. Проклятие. Троянский конь.

— Ах, это. Да нет. Я ничего такого не имел в виду.

Он смущен. Тем, что оскорбил меня, или тем, как он меня оскорбил, не знаю точно. Дебильное оскорбление, если подумать. Все же мне хочется, чтобы он объяснил подробнее.

— Хорошо, — говорю я, — но что это значит?

— Ты среднее арифметическое пяти человек, с которыми ты чаще всего общаешься, это такая расхожая фраза в бизнесе, — объясняет он. — Вдохновляющее высказывание. Принадлежат Джиму Рону. Он мотивационный спикер. Это значит, что люди, с которыми ты проводишь больше всего времени, влияют на твою личность.

Закончив, он наконец поднимает на меня глаза, чтобы убедиться, что я все еще слушаю. Я слушаю. С той самой минуты, когда он сказал мне эти слова. Не в романтическом смысле, конечно, и никакого намека на любовный роман здесь и в помине нет, как раз наоборот, но эта фраза произвела настоящий взрыв в моей голове.

— Согласно исследованиям, — говорит он, — люди, с которыми ты регулярно взаимодействуешь, определяют почти девяносто пять процентов твоего успеха или неудачи в жизни. Они определяют темы обсуждения. Они влияют на твое настроение и поведение. Со временем ты начинаешь думать как они и вести себя как они. Я хожу на бизнес-курсы и недавно прочитал об этом, как раз перед тем, как увидел тебя, и… понимаешь, просто вырвалось.

— Ты сказал, что меня окружают неудачники, — говорю я. — Что пять человек, с которыми я провожу больше всего времени, наверняка ничтожества, раз я тоже получилась таким ничтожеством. Ты назвал Пэдди неудачником. Моего коллегу. Когда порвал штраф и бросил мне в лицо, ты не собирался вдохновлять меня.

Умен, нечего сказать. Хитрая старая лисица. Я перевожу взгляд на рыбака возле воды.

— За это я и прошу прощения.

— Хватит извиняться, — говорю я. — Это я уже слышала. Мне нужно разобраться в этом.

— В чем разобраться?

— Кто мои пять человек. Если бы каждый выбирал себе пять человек, это были бы их мужья, жены, дети, родители или…

— Нет, семья не считается, — говорит он улыбаясь.

— Почему?

— Потому что тогда у всех эти пять человек были бы членами семьи.

— У меня был бы только один.

— Ясно.

— Продолжай.

— Если не ограничиваться семьей, наверняка найдутся и другие люди, которые оказывают влияние на твою жизнь, а ты об этом даже не задумываешься.

Я открываю пакетик с грецкими орехами и предлагаю ему. Он качает головой.

— Думаю, тебе не стоит воспринимать это буквально. Я ляпнул глупость. Что первое в голову пришло. Просто вертелось на языке.

— Да, понимаю, но это как навязчивый мотив.

— Что-что?

— Ну, знаешь, песня, которую никак не можешь выкинуть из головы и повторяешь ее снова и снова. Я постоянно размышляю об этих словах.

— Действительно, похоже на то. Наверное, поэтому я и сказал эту фразу. Тоже много думал о ней.

— А можно одного члена семьи все-таки включить в пятерку? — спрашиваю я.

— Думаю, да, если он оказывает на тебя большое влияние.

— Да, оказывает. Мой папа.

— Хорошо. — он пожимает плечами.

— Значит, нужно еще четыре, — размышляю я вслух. — Это люди, с которыми ты буквально проводишь больше всего времени, даже если они тебе не очень-то нравятся, а, может, это люди, которых… — я задумываюсь. — Люди, которых ты даже не знаешь.

— Люди, которых ты не знаешь? — говорит он, тоже размышляя вслух. — Что ты имеешь в виду? Люди, которые вдохновляют тебя? — спрашивает он, протягивая руку за моими орешками и задумчиво отправляя их в рот. Он смотрит на море. — Мм, вкусно. Обычно мне не нравятся грецкие орехи.

— Они в сахарной глазури.

— По-моему, — говорит он, — ты слишком заморачиваешься. Сложно, конечно, выбрать из всех своих знакомых только пять человек. Тебя могут вдохновлять чьи-то мысли и поступки… например Опры, но ее не будет в твоем списке. Речь идет о людях, с которыми ты общаешься. Они должны пересекаться с твоей жизнью.

Он внимательно смотрит на меня.

А я на него.

Он мог бы быть очень даже симпатичным, если бы не был таким мудаком.

— Объясни-ка еще раз, — говорю я, — я все-таки не улавливаю, по каким параметрам выбирать этих пятерых.

— Пять человек, — произносит он медленно, на этот раз с широкой улыбкой, обнажая идеальные зубы, — с которыми ты чаще всего общаешься. Вот и все. — Он смотрит на меня улыбаясь.

— Что тут смешного?

— Твое лицо. Я совсем заморочил тебе голову.

— Так и есть, — говорю я. — По-твоему все просто. Пять человек. Кто бы они ни были. Делают меня такой, какая я есть. Навсегда. Просто потому, что я с ними общаюсь. И все. И это никак не связано со мной и с моим воспитанием или решениями, которые я принимаю, и моими генами и так далее. Все сводится к этим пятерым.

— Да, но не совсем. — он наклоняется ко мне, размахивает руками во время разговора. Большие дорогие часы на его тонком запястье. Светлые волосы на бледной коже рук. — Ты такая, какая ты есть, это понятно, но в этом-то вся прелесть. Вторая часть фразы говорит о том, что нужно выбирать с умом. У тебя есть выбор. Ты можешь выбрать этих пятерых, а значит, ты сама выбираешь, кто влияет на становление твоей личности, то есть сама выбираешь, кем тебе быть. Допустим, ты собираешь баскетбольную команду, разве ты не выберешь пятерых лучших игроков и чтобы каждый из них был мастером своего дела. Тебе нужны разыгрывающий защитник, атакующий защитник, легкий форвард, тяжелый форвард и центровой.

— Я не играю в баскетбол.

— Не важно. — он закатывает глаза. — Ты — проект. Кто должен попасть в твою команду, чтобы ты стала такой, какой ты хочешь стать?

— Вот это действительно вдохновляет, — говорю я. — Так бы сразу и сказал, перед тем как рвать мой штраф.

Мы рассмеялись.

— Мир? — говорит он, протягивая руку.

Я киваю.

— Как тебя зовут? — спрашивает он.

— Аллегра Берд, — говорю я.

У него мягкие руки. Мягче моих.

— Аллегра Берд. Классное имя.

— Есть такой музыкальный термин allegro, значит оживленно. Папа преподает музыку.

— Он один из твоей пятерки.

— Он первый. А их нужно располагать в определенном порядке?

Он смеется — ничего прекраснее я никогда не слышала, я невольно улыбаюсь, хотя голова кругом идет от всей этой путаницы.

— Друзья называют меня Веснушкой, — говорю я, хотя это совершенно лишнее, но я не знаю, что еще сказать.

— Веснушка, — говорит он улыбаясь и разглядывает мое лицо. Я смущаюсь. Будто он рисует карту, проводя линии от одной веснушки к другой. — Мило. Что ж, Аллегра, или Веснушка, я Тристан.

— Я думала, тебя зовут Рустер.

— Нет, Рустер — мой ник в YouTube.

— Зачем тебе ник в YouTube?

— Затем, что… а откуда ты знаешь, что я Рустер, если ты не знаешь, что я на YouTube?

— Твоя секретарша сказала. Я отдала ей папку с документами, чтобы передать тебе, — говорю я растерянно. Все-таки он псих, если забыл, почему он сюда притащился.

Он хмурится, глядя на папку.

— Я нашел ее на полу у двери, — говорит он, — решил, ты бросила через прорезь для почты.

— Нет. Твои помощники сказали, что ты на встрече.

— Да, я был на встрече.

— Что тебе больше нравится, — говорю я, — Рустер или Тристан?

— То есть кем мне больше нравится быть? — спрашивает он. — Или какое имя я предпочитаю?

Об этом я не подумала, но говорю, что и то и другое.

— Мне больше нравится быть Рустером. Но ты можешь звать меня Тристаном. А ты, что тебе больше нравится — Аллегра или Веснушка?

Я смотрю на него. Опять он это сделал. Устроил очередной взрыв в моей голове.

Папа зовет меня Аллегрой. И веснушки у меня от него. Но я ничего не говорю. Просто пожимаю плечами, и мы расстаемся, обоим пора возвращаться на работу.

Примечания

2

От англ. rooster — петух.