Серебряный век русской поэзии

Сборник, 2014

На рубеже XIX и XX веков русская поэзия пережила новый подъем, который впоследствии был назван ее Серебряным веком. За три десятилетия (а столько времени ему отпустила история) появилось так много новых имен, было создано столько значительных произведений, изобретено такое множество поэтических приемов, что их вполне хватило бы на столетие. Это была эпоха творческой свободы и гениальных открытий. Блок, Брюсов, Ахматова, Мандельштам, Хлебников, Волошин, Маяковский, Есенин, Цветаева… Эти и другие поэты Серебряного века стали гордостью русской литературы и в то же время ее болью, потому что судьба большинства из них была трагичной, а произведения долгие годы замалчивались на родине. Но как сказал Осип Мандельштам: «Ведь это все русские поэты не на вчера, не на сегодня, а навсегда».

Александр Блок

(1880–1921)

Книга первая (1898–1904)

Из цикла «Ante lucem»

(До света — лат.)

«Ищу спасенья…»

О. М. Соловьевой

Ищу спасенья.

Мои огни горят на высях гор —

Всю область ночи озарили.

Но ярче всех — во мне духовный взор

И Ты вдали… Но Ты ли?

Ищу спасенья.

Торжественно звучит на небе звездный хор.

Меня клянут людские поколенья.

Я для Тебя в горах зажег костер,

Но Ты — виденье.

Ищу спасенья.

Устал звучать, смолкает звездный хор.

Уходит ночь. Бежит сомненье.

Там сходишь Ты с далеких светлых гор.

Я ждал Тебя Я дух к Тебе простер.

В Тебе — спасенье!

25 ноября 1900

«В полночь глухую рожденная…»

В полночь глухую рожденная

Спутником бледным земли,

В ткани земли облеченная,

Ты серебрилась вдали.

Шел я на север безлиственный,

Шел я в морозной пыли,

Слышал твой голос таинственный,

Ты серебрилась вдали.

В полночь глухую рожденная,

Ты серебрилась вдали.

Стала душа угнетенная

Тканью морозной земли.

Эллины, боги бессонные,

Встаньте в морозной пыли

Солнцем своим опьяненные,

Солнце разлейте вдали!

Эллины, эллины сонные,

Солнце разлейте вдали!

Стала душа пораженная

Комом холодной земли!

24 декабря 1900

Из цикла «Стихи о прекрасной даме»

(1901–1902)

Вступление

Отдых напрасен. Дорога крута.

Вечер прекрасен. Стучу в ворота.

Дольнему стуку чужда и строга,

Ты рассыпаешь кругом жемчуга.

Терем высок, и заря замерла.

Красная тайна у входа легла.

Кто поджигал на заре терема,

Что воздвигала Царевна Сама?

Каждый конек на узорной резьбе

Красное пламя бросает к тебе.

Купол стремится в лазурную высь.

Синие окна румянцем зажглись.

Все колокольные звоны гудят.

Залит весной беззакатный наряд.

Ты ли меня на закатах ждала?

Терем зажгла? Ворота отперла?

28 декабря 1903

«Ты отходишь в сумрак алый…»

Ты отходишь в сумрак алый,

В бесконечные круги.

Я послышал отзвук малый,

Отдаленные шаги.

Близко ты или далече

Затерялась в вышине?

Ждать иль нет внезапной встречи

В этой звучной тишине?

В тишине звучат сильнее

Отдаленные шаги,

Ты ль смыкаешь, пламенея,

Бесконечные круги?

6 марта 1901

«Всё отлетают сны земные…»

Так — разошлись в часы рассвета.

А. Б.

Всё отлетают сны земные,

Всё ближе чуждые страны.

Страны холодные, немые,

И без любви, и без весны.

Там — далеко, открыв зеницы,

Виденья близких и родных

Проходят в новые темницы

И равнодушно смотрят в них.

Там — матерь сына не узнает,

Потухнут страстные сердца…

Там безнадежно угасает

Мое скитанье — без конца…

И вдруг, в преддверье заточенья,

Послышу дальние шаги…

Ты — одиноко — в отдаленье,

Сомкнешь последние круги…

4 мая 1901

«Всё бытие и сущее согласно…»

Всё бытие и сущее согласно

В великой, непрестанной тишине.

Смотри туда участно, безучастно, —

Мне всё равно — вселенная во мне.

Я чувствую, и верую, и знаю,

Сочувствием провидца не прельстишь.

Я сам в себе с избытком заключаю

Все те огни, какими ты горишь.

Но больше нет ни слабости, ни силы,

Прошедшее, грядущее — во мне.

Всё бытие и сущее застыло

В великой, неизменной тишине.

Я здесь в конце, исполненный прозренья,

Я перешел граничную черту.

Я только жду условного виденья,

Чтоб отлететь в иную пустоту.

17 мая 1901

«Небесное умом не измеримо…»

Небесное умом не измеримо,

Лазурное сокрыто от умов.

Лишь изредка приносят серафимы

Священный сон избранникам миров.

И мнилась мне Российская Венера,

Тяжелою туникой повита,

Бесстрастна в чистоте, нерадостна без меры,

В чертах лица — спокойная мечта.

Она сошла на землю не впервые,

Но вкруг нее толпятся в первый раз

Богатыри не те, и витязи иные…

И странен блеск ее глубоких глаз…

29 мая 1901, с. Шахматово

«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…»

И тяжкий сон житейского сознанья

Ты отряхнешь, тоскуя и любя.

Вл. Соловьев

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —

Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо,

И молча жду, — тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возбудишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду — и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

4 июня 1901, с. Шахматово

«Я жду призыва, ищу ответа…»

Я жду призыва, ищу ответа,

Немеет небо, земля в молчанье,

За желтой нивой — далёко где-то —

На миг проснулось мое воззванье.

Из отголосков далекой речи,

С ночного неба, с полей дремотных,

Всё мнятся тайны грядущей встречи,

Свиданий ясных, но мимолетных.

Я жду — и трепет объемлет новый.

Всё ярче небо, молчанье глуше…

Ночную тайну разрушит слово…

Помилуй, Боже, ночные души!

На миг проснулось за нивой, где-то,

Далеким эхом мое воззванье.

Всё жду призыва, ищу ответа,

Но странно длится земли молчанье.

7 июля 1901

«За городом в полях весною воздух дышит…»

За городом в полях весною воздух дышит.

Иду и трепещу в предвестии огня.

Там, знаю, впереди — морскую зыбь колышет

Дыханье сумрака — и мучает меня.

Я помню: далеко шумит, шумит столица.

Там, в сумерках весны, неугомонный зной.

О, скудные сердца! Как безнадежны лица!

Не знавшие весны тоскуют над собой.

А здесь, как память лет невинных и великих,

Из сумрака зари — неведомые лики

Вещают жизни строй и вечности огни…

Забудем дольний шум. Явись ко мне без гнева,

Закатная, Таинственная Дева,

И завтра и вчера огнем соедини.

12 июля 1901

«Я всё гадаю над тобою…»

Я всё гадаю над тобою,

Но, истомленный ворожбой,

Смотрю в глаза твои порою

И вижу пламень роковой.

Или великое свершилось,

И ты хранишь завет времен

И, озаренная, укрылась

От дуновения племен?

Но я, покорствуя заране,

Знай, сохраню святой завет.

Не оставляй меня в тумане

Твоих первоначальных лет.

Лежит заклятье между нами,

Но, в постоянстве недвижим,

Скрываю родственное пламя

Под бедным обликом своим.

27 августа 1901

«Встану я в утро туманное…»

Встану я в утро туманное,

Солнце ударит в лицо.

Ты ли, подруга желанная,

Всходишь ко мне на крыльцо?

Настежь ворота тяжелые!

Ветром пахнуло в окно!

Песни такие веселые

Не раздавались давно!

С ними и в утро туманное

Солнце и ветер в лицо!

С ними подруга желанная

Всходит ко мне на крыльцо!

3 октября 1901

«Жду я холодного дня…»

Жду я холодного дня,

Сумерек серых я жду.

Замерло сердце, звеня:

Ты говорила: «Приду, —

Жди на распутье — вдали

Людных и ярких дорог,

Чтобы с величьем земли

Ты разлучиться не мог.

Тихо приду и замру,

Как твое сердце, звеня,

Двери тебе отопру

В сумерках зимнего дня».

21 ноября 1901

«Я долго ждал — ты вышла поздно…»

Я долго ждал — ты вышла поздно,

Но в ожиданье ожил дух,

Ложился сумрак, но бесслезно

Я напрягал и взор и слух.

Когда же первый вспыхнул пламень

И слово к небу понеслось, —

Разбился лед, последний камень

Упал, — и сердце занялось.

Ты в белой вьюге, в снежном стоне

Опять волшебницей всплыла,

И в вечном свете, в вечном звоне

Церквей смешались купола.

27 ноября 1901

«Ночью вьюга снежная…»

Ночью вьюга снежная

Заметала след.

Розовое, нежное

Утро будит свет.

Встали зори красные,

Озаряя снег.

Яркое и страстное

Всколыхнуло брег.

Вслед за льдиной синею

В полдень я всплыву.

Деву в снежном инее

Встречу наяву.

5 декабря 1901

«Бегут неверные дневные тени…»

С. Соловьеву

Бегут неверные дневные тени.

Высок и внятен колокольный зов.

Озарены церковные ступени,

Их камень жив — и ждет твоих шагов.

Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь,

Одетый страшной святостью веков,

И, может быть, цветок весны уронишь

Здесь, в этой мгле, у строгих образов.

Растут невнятно розовые тени,

Высок и внятен колокольный зов,

Ложится мгла на старые ступени….

Я озарен — я жду твоих шагов.

4 января 1902

«Я укрыт до времени в приделе…»

Я укрыт до времени в приделе,

Но растут великие крыла.

Час придет — исчезнет мысль о теле,

Станет высь прозрачна и светла.

Так светла, как в день веселой встречи,

Так прозрачна, как твоя мечта.

Ты услышишь сладостные речи,

Новой силой расцветут уста.

Мы с тобой подняться не успели, —

Загорелся мой тяжелый щит.

Пусть же ныне в роковом приделе,

Одинокий, в сердце догорит.

Новый щит я подниму для встречи,

Вознесу живое сердце вновь.

Ты услышишь сладостные речи,

Ты ответишь на мою любовь.

Час придет — в холодные метели

Даль весны заглянет, весела.

Я укрыт до времени в приделе,

Но растут всемощные крыла.

29 января 1902

«Мы живем в старинной келье…»

Мы живем в старинной келье

У разлива вод.

Здесь весной кипит веселье,

И река поет.

Но в предвестие веселий,

В день весенних бурь

К нам прольется в двери келий

Светлая лазурь.

И полны заветной дрожью

Долгожданных лет

Мы помчимся к бездорожью

В несказанный свет.

18 февраля 1902

«На темном пороге тайком…»

На темном пороге тайком

Святые шепчу имена.

Я знаю: мы в храме вдвоем,

Ты думаешь: здесь ты одна…

Я слушаю вздохи твои

В каком-то несбыточном сне…

Слова о какой-то любви…

И, Боже! мечты обо мне…

Но снова кругом тишина,

И плачущий голос затих…

И снова шепчу имена

Безумно забытых святых.

Всё призрак — всё горе — всё ложь!

Дрожу, и молюсь, и шепчу…

О, если крылами взмахнешь,

С тобой навсегда улечу!..

Март 1902

«Я медленно сходил с ума…»

Я медленно сходил с ума

У двери той, которой жажду.

Весенний день сменяла тьма

И только разжигала жажду.

Я плакал, страстью утомясь,

И стоны заглушал угрюмо.

Уже двоилась, шевелясь,

Безумная, больная дума.

И проникала в тишину

Моей души, уже безумной,

И залила мою весну

Волною черной и бесшумной.

Весенний день сменяла тьма,

Хладело сердце над могилой.

Я медленно сходил с ума,

Я думал холодно о милой.

Март 1902

«Люблю высокие соборы…»

Люблю высокие соборы,

Душой смиряясь, посещать,

Входить на сумрачные хоры,

В толпе поющих исчезать.

Боюсь души моей двуликой

И осторожно хороню

Свой образ дьявольский и дикий

В сию священную броню.

В своей молитве суеверной

Ищу защиты у Христа.

Но из-под маски лицемерной

Смеются лживые уста.

И тихо, с измененным ликом,

В мерцаньи мертвенном свечей,

Бужу я память о Двуликом

В сердцах молящихся людей.

Вот — содрогнулись, смолкли хоры,

В смятенье бросились бежать.

Люблю высокие соборы,

Душой смиряясь, посещать

8 апреля 1902

«Мы встречались с тобой на закате…»

Мы встречались с тобой на закате.

Ты веслом рассекала залив.

Я любил твое белое платье,

Утонченность мечты разлюбив.

Были странны безмолвные встречи.

Впереди — на песчаной косе

Загорались вечерние свечи.

Кто-то думал о бледной красе.

Приближений, сближений, сгораний —

Не приемлет лазурная тишь…

Мы встречались в вечернем тумане,

Где у берега рябь и камыш.

Ни тоски, ни любви, ни обиды,

Всё померкло, прошло, отошло…

Белый стан, голоса панихиды

И твое золотое весло.

13 мая 1902

«Тебя скрывали туманы…»

Тебя скрывали туманы,

И самый голос был слаб.

Я помню эти обманы,

Я помню, покорный раб.

Тебя венчала корона

Еще рассветных причуд.

Я помню ступени трона

И первый твой строгий суд.

Какие бледные платья!

Какая странная тишь!

И лилий полны объятья,

И ты без мысли глядишь.

Кто знает, где это было?

Куда упала Звезда?

Какие слова говорила,

Говорила ли ты тогда?

Но разве мог не узнать я

Белый речной цветок,

И эти бледные платья,

И странный, белый намек?

Май 1902

«Поздно. В окошко закрытое…»

Поздно. В окошко закрытое

Горькая мудрость стучит.

Всё ликованье забытое

Перелетело в зенит.

Поздно. Меня не обманешь ты.

Смейся же, светлая тень!

В небе купаться устанешь ты —

Вечером сменится день.

Сменится мертвенной скукою —

Краски поблёкнут твои…

Мудрость моя близорукая,

Темные годы мои!

Май 1902

«На ржавых петлях открываю ставни…»

На ржавых петлях открываю ставни,

Вдыхаю сладко первые струи.

С горы спустился весь туман недавний

И, белый, обнял пажити мои.

Там рассвело, но солнце не всходило.

Я ожиданье чувствую вокруг.

Спи без тревог. Тебя не разбудила

Моя мечта, мой безмятежный друг.

Я бодрствую, задумчивый мечтатель:

У изголовья, в тайной ворожбе,

Твои черты, философ и ваятель,

Изображу и передам тебе.

Когда-нибудь в минуту восхищенья

С ним заодно и на закате дня,

Даря ему свое изображенье,

Ты скажешь вскользь: «Как он любил меня!»

Июнь 1902

«Я просыпался и всходил…»

Я просыпался и всходил

К окну на темные ступени.

Морозный месяц серебрил

Мои затихнувшие сени.

Давно уж не было вестей,

Но город приносил мне звуки,

И каждый день я ждал гостей

И слушал шорохи и стуки.

И в полночь вздрагивал не раз,

И, пробуждаемый шагами,

Всходил к окну — и видел газ,

Мерцавший в улицах цепями.

Сегодня жду моих гостей,

И дрогну, и сжимаю руки.

Давно мне не было вестей,

Но были шорохи и стуки.

18 сентября 1902

«Явился он на стройном бале…»

Явился он на стройном бале

В блестяще сомкнутом кругу.

Огни зловещие мигали,

И взор описывал дугу.

Всю ночь кружились в шумном танце,

Всю ночь у стен сжимался круг.

И на заре — в оконном глянце

Бесшумный появился друг.

Он встал и поднял взор совиный,

И смотрит — пристальный — один,

Куда за бледной Коломбиной

Бежал звенящий Арлекин.

А там — в углу — под образами.

В толпе, мятущейся пестро,

Вращая детскими глазами,

Дрожит обманутый Пьеро.

7 октября 1902

«Вхожу я в темные храмы…»

Вхожу я в темные храмы,

Совершаю бедный обряд.

Там жду я Прекрасной Дамы

В мерцанье красных лампад.

В тени у высокой колонны

Дрожу от скрипа дверей.

А в лицо мне глядит, озаренный,

Только образ, лишь сон о Ней.

О, я привык к этим ризам

Величавой Вечной Жены!

Высоко бегут по карнизам

Улыбки, сказки и сны.

О, Святая, как ласковы свечи,

Как отрадны Твои черты!

Мне не слышны ни вздохи, ни речи,

Но я верю: Милая — Ты.

25 октября 1902

«Будет день, словно миг веселья…»

Будет день, словно миг веселья.

Мы забудем все имена.

Ты сама придешь в мою келью

И разбудишь меня от сна.

По лицу, объятому дрожью,

Угадаешь думы мои.

Но всё прежнее станет ложью,

Чуть займутся Лучи Твои.

Как тогда, с безгласной улыбкой

Ты прочтешь на моем челе

О любви неверной и зыбкой,

О любви, что цвела на земле.

Но тогда — величавей и краше,

Без сомнений и дум приму.

И до дна исче́рпаю чашу,

Сопричастный Дню Твоему.

31 октября 1902

«Мне страшно с Тобой встречаться…»

Мне страшно с Тобой встречаться.

Страшнее Тебя не встречать.

Я стал всему удивляться,

На всем уловил печать.

По улице ходят тени,

Не пойму — живут, или спят…

Прильнув к церковной ступени,

Боюсь оглянуться назад.

Кладут мне на плечи руки,

Но я не помню имен.

В ушах раздаются звуки

Недавних больших похорон.

А хмурое небо низко —

Покрыло и самый храм.

Я знаю: Ты здесь. Ты близко.

Тебя здесь нет. Ты — там.

5 ноября 1902

Из цикла «Распутья»

(1902–1904)

«Загляжусь ли я в ночь на метелицу…»

Загляжусь ли я в ночь на метелицу,

Загорюсь — и погаснуть невмочь.

Что в очах твоих, красная девица,

Нашептала мне синяя ночь.

Нашепталась мне сказка косматая,

Нагадал заколдованный луг

Про тебя сновиденья крылатые,

Про тебя, неугаданный друг.

Я завьюсь снеговой паутиною,

Поцелуи — что долгие сны.

Чую сердце твое лебединое,

Слышу жаркое сердце весны.

Нагадала Большая Медведица,

Да колдунья, морозная дочь,

Что в очах твоих, красная девица,

На челе твоем, синяя ночь.

12 ноября 1902

«Я, изнуренный и премудрый…»

Я, изнуренный и премудрый,

Восстав от тягостного сна,

Перед Тобою, Златокудрой,

Склоняю долу знамена.

Конец всеведущей гордыне. —

Прошедший сумрак разлюбя,

Навеки преданный Святыне,

Во всем послушаюсь Тебя.

Зима пройдет — в певучей вьюге

Уже звенит издалека.

Сомкнулись царственные дуги,

Душа блаженна, Ты близка.

30 ноября 1902

«Покраснели и гаснут ступени…»

Покраснели и гаснут ступени.

Ты сказала сама: «Приду».

У входа в сумрак молений

Я открыл мое сердце. — Жду —

Что скажу я тебе — не знаю.

Может быть, от счастья умру.

Но, огнем вечерним сгорая,

Привлеку и тебя к костру.

Расцветает красное пламя.

Неожиданно сны сбылись.

Ты идешь. Над храмом, над нами —

Беззакатная глубь и высь.

25 декабря 1902

«Я искал голубую дорогу…»

Я искал голубую дорогу

И кричал, оглушенный людьми,

Подходя к золотому порогу,

Затихал пред Твоими дверьми.

Проходила Ты в дальние залы,

Величава, тиха и строга.

Я носил за Тобой покрывало

И смотрел на Твои жемчуга.

Декабрь 1902

«Я к людям не выйду навстречу…»

Я к людям не выйду навстречу,

Испугаюсь хулы и похвал.

Пред Тобой Одною отвечу,

За то, что всю жизнь молчал.

Молчаливые мне понятны,

И люблю обращенных в слух.

За словами — сквозь гул невнятный

Просыпается светлый Дух.

Я выйду на праздник молчанья,

Моего не заметят лица.

Но во мне — потаенное знанье

О любви к Тебе без конца.

14 января 1903

«Зимний ветер играет терновником…»

Зимний ветер играет терновником,

Задувает в окне свечу.

Ты ушла на свиданье с любовником.

Я один. Я прощу. Я молчу.

Ты не знаешь, кому ты молишься, —

Он играет и шутит с тобой.

О терновник холодный уколешься,

Возвращаясь ночью домой.

Но, давно прислушавшись к счастию,

У окна я тебя подожду.

Ты ему отдаешься со страстию.

Всё равно. Я тайну блюду.

Всё, что в сердце твоем туманится,

Станет ясно в моей тишине.

И когда он с тобой расстанется,

Ты признаешься только мне.

20 февраля 1903

«Очарованный вечер мой долог…»

Очарованный вечер мой долог,

И внимаю журчанью струи,

Лег туманов белеющий полог

На зеленые нивы Твои.

Безотрадному сну я не верю,

Погрузив мое сердце в покой…

Скоро жизнь мою бурно измерю

Пред неведомой встречей с Тобой…

Чьи-то очи недвижно и длинно

На меня сквозь деревья глядят.

Всё, что в сердце, по-детски невинно

И не требует страстных наград.

Все, что в сердце, смежило ресницы,

Но едва я заслышу: «Лети», —

Полечу я с восторгами птицы,

Оставляющей перья в пути…

11 июня 1903,

Bad Nauheim

«Крыльцо Ее словно паперть…»

Крыльцо Ее словно паперть.

Вхожу — и стихает гроза.

На столе — узорная скатерть.

Притаились в углу образа.

На лице Ее — нежный румянец,

Тишина озаренных теней.

В душе — кружащийся танец

Моих улетевших дней.

Я давно не встречаю румянца,

И заря моя — мутно тиха.

И в каждом кружении танца

Я вижу пламя греха…

Только в дар последним похмельям

Эта тихая радость дана.

Я пришел к ней с горьким весельем

Осушить мой кубок до дна.

7 ноября 1903

«Вот он — ряд гробовых ступеней…»

Вот он — ряд гробовых ступеней.

И меж нас — никого. Мы вдвоем.

Спи ты, нежная спутница дней,

Залитых небывалым лучом.

Ты покоишься в белом гробу.

Ты с улыбкой зовешь: не буди.

Золотистые пряди на лбу.

Золотой образок на груди.

Я отпраздновал светлую смерть,

Прикоснувшись к руке восковой.

Остальное — бездонная твердь

Схоронила во мгле голубой.

Спи — твой отдых никто не прервет.

Мы — окрай неизвестных дорог.

Всю ненастную ночь напролет

Здесь горит осиянный чертог.

18 июня 1904, с. Шахматово

Книга вторая

(1904–1908)

Из цикла «Город»

«Твое лицо бледней, чем было…»

Конец ознакомительного фрагмента.