Брать живьем! 1919-й. 2

Сергей Юров, 2021

Петродару продолжают нести угрозу мамантовцы, зреет новый заговор, наглеют бандиты и убийцы. Даниле Нечаеву снова нет покоя. Опять он в деле, опять в борьбе.

Глава 3

Дождавшись темноты и положив дневник за пазуху, я выбрался из оврага, крадучись добрался до сельской околицы, и углубился в степь, держа общее направление на северо-восток. Перебегая от рощицы к рощице, благополучно избежал встреч с несколькими казачьими разъездами. Спина и бок от удара нагайкой ныли, но не настолько, что бы я придавал этому большое значение.

Где-то через полчаса по линии моего бега замаячили сады и жилые строения. Что это? Хутор?… Есть хотелось как из пушки, поэтому я без опаски постучал в дверь крайнего дома и попросил кусок хлеба у мужчины средних лет. Дал, не пожадничал, да еще и кружкой холодного кваса угостил.

— Что это за хутор? — спросил я у него.

— Нечаевским называют.

Мое сердце нырнуло вниз, а потом забухало в груди.

— А Ионычевы где живут?

— Да тут и живут, квасом тебя угощают.

Боже мой, Ивлий Ионыч! В этот момент на крыльце появился со свечой молодой светловолосый парень.

— С кем это ты разговариваешь, папаша?

— С прохожим человеком, Федь.

Федор Ивлиевич, прадедушка!.. Я его слегка помнил. Когда приезжал в деревню, он большей частью бродил с клюкой по старому саду, либо грелся на солнышке, сидя на лавке у дома.

Держа свечу перед собой, он спустился с крыльца и встал подле отца. Какое-то время мои прямые предки смотрели на меня, а я на них! Меня охватило волнение. Что им сказать? Что я их потомок, пришелец из будущего?.. Ну, уж нет, не стоит…

— Ладно, паренек, — сказал Ивлий Ионыч, забирая у меня кружку. — Прощевай! Дела у нас на дворе.

Я провожал их взглядом до тех пор, пока они, поднявшись на крыльцо, не скрылись за дверью. А затем возобновил бег. Железную дорогу я пересек южнее станции Прибытково. На берегу пруда у восточного конца деревушки Прудки остановился. Вот тут мы с отцом таскали карасиков, здесь жгли костер, варили уху, ставили палатку… Отец говорил, что поблизости от этих мест жили наши предки… Когда мы здесь ночевали? Лет девяносто тому вперед!.. М-да, почти как у Кира Булычева…

Легкой трусцой я миновал хутора, принадлежавшие ранее дворянам Зацепиным и князьям Волконским, обогнул крупное село и оказался в лесу, под кронами вековых сосен, а затем и на лесной дороге. После непродолжительной пробежки показалась прогалина дальнего кордона. В крохотных окнах ни огонька! Похоже, лесник после моего отъезда, как и советовал Яркин, свалил в город.

Взяв из погреба наган, я оставил кордон и побежал по обочине лесной дороги вперед, к Петродару. Из ночного бора доносилось уханье совы и мерное пение сверчков. Где-то в отдалении дали о себе знать волки, но их протяжный вой не произвел на меня впечатления. С заткнутым за пояс револьвером я чувствовал себя в безопасности и даже позволял себе на бегу напевать песню Whitesnake «Forevermore», подражая интонациям Дэвида Ковердейла. Любовь к добротному хард року и прог-металу привил мне отец. Творчество «Deep Purple» запало ему в душу еще в начале 1970-х с прослушивания «in Rock» и «Fireball».

До города я добрался ближе к утру. Постучался в окно к Светловскому, отдал ему дневник и пошел к себе на Базарную отсыпаться, пообещав утром рассказать о своих приключениях.

Пробудился я в десятом часу. Одевшись в гимнастерку и галифе, выпил чаю с двумя бутербродами и, взяв выданную Маркиным одежду, постучался к Лидии. Дверь она открыла с сонным видом, но увидев меня, сразу оживилась, радостно блеснув глазами.

— Данила!.. Как ты, в порядке?

— Все хорошо.

— Что с заданием, выполнил?

О своем плене и расстреле я решил умолчать и ограничился коротким рассказом.

— В общем, справился с заданием, так скажем. На службу вот собрался. И вечный бой, покой нам только снится…

— Александр Блок, «На поле Куликовом». Применительно к твоей работе, ох, как верно.

Я со вздохом пожал плечами. Девушка тронула меня за руку и с улыбкой произнесла:

— Ну, ступай, ступай. А то мне влетит от Светловского за твое опоздание!

Часовой у дверей здания милиции, едва увидев меня, сразу отправил к Маркину.

— И Яркин там! — кивнул он на окно начальника.

«Не иначе, обсуждают записи из дневника», — подумалось мне.

Я прошел по коридору, постучался в дверь с известной табличкой и вошел в кабинет. За столом сидели Маркин, председатель уездной ЧК и Светловский. Сизый папиросный дым вился к потолку и медленно плыл к открытой форточке. Толстая тетрадь в кожаном переплете лежала перед Яркиным.

— А вот и наш удалец! — воскликнул Светловский, вскакивая с места и сжимая меня в объятиях. — Умница, черт возьми, герой!

— Проходи, стажер, — сказал Маркин, показав на пустой стул. — Мы тут потихоньку разбираемся с дневниковыми записями подъесаула.

— Ну, поведайте нам о поездке в стан врага, Нечаев, — проговорил Яркин, когда я занял свое место. — Слушаем вас.

Я рассказал все, как было. Ничего не упустил, не прибавил. Когда умолк, Маркин с силой затушил папиросу в пепельнице.

— Ах, Тальский, ах, гаденыш!..

— А сорванцы-то! — воскликнул Светловский. — Им обязательно надо вручить по большому кульку конфет, когда из села уйдут мамантовцы.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — изрек Яркин, взяв в руки тетрадь. — Нечаев не только выжил, но доставил в Петродар ценный источник сведений… Так, обратимся еще раз к последней записи подъесаула… Он пишет: «Воскресенье, 7 сентября. Вечером был короткий бой под Петродаром. В небо поднялись две красные ракеты — заговор в городе, к сожалению, провалился. Отступили за реку, к лесу.

Его Превосходительство принял у себя четверых беглецов из Петродара, трое — участники провалившегося заговора, четвертый — можно долго смеяться — заместитель начальника Петродарской милиции! Еще тот тип, держал под своим контролем шайку, промышлявшую налетами и разбоем.

Заговорщики убеждали Его Превосходительство, что у них не все потеряно, что в Петродаре снова возникнет заговор. Просили оружие, денег. Его Превосходительство пошел им навстречу. Спрятав двадцать винтовок и столько же револьверов с патронами в лесу, трое беглецов той же ночью вернулись в город. Перед уходом Его Превосходительство напутствовал их такими словами: «Готовьте мятеж, сейте смуту, досаждайте всеми способами большевистской власти. Со своей стороны я обещаю прислать в город группу испытанных офицеров».

До очередного марша к югу раненный бывший милиционер будет находиться под наблюдением нашего военврача»… Что ж, товарищи, запись эта, как я уже говорил, показывает, что Мамантов уходит из нашей округи и уходит к югу.

— Очевидно также, что cбежавшие снова возьмутся за свое! — проговорил Светловский. — И, похоже, руководить заговором будет Петин.

— В этом нет никаких сомнений, — согласился Маркин. — Необходимо удвоить бдительность! Ладно бы только здешние супостаты нам гадили, золотопогонники подтянутся! Слов Мамантов на ветер не бросает.

— Чекисты будут благодарны милиции и сотрудникам Угро за любую, даже самую незначительную помощь, — cказал Яркин, прижав руку к груди. — Так, что тут еще интересного в дневнике?.. Ну, вот хотя бы это. «Его Превосходительство получил письмо от представителя английской прессы, который выразил надежду лично встретиться с ним, чтобы увидеть славную боевую жизнь корпуса и ознакомить английское общество с небывалым в истории конницы кавалерийским рейдом»…

— C англосаксами имеют контакт, — хмыкнул Светловский. — Они же веками были злейшими врагами России!

Яркин стал читать дальше и поднял указательный палец.

— А как вам это, Григорий Иваныч?.. Слушайте: «Его Превосходительство в тот же день надиктовал ответ представителю английской прессы: «Уважаемые союзники, доблестные офицеры лучшей в мире армии. Я получил Ваше лестное для меня и моей конницы приветствие, горжусь вниманием, которое Вы мне оказываете. Ваши заботы о том, чтобы поддерживать людей, борющихся за дело правды, дали себя почувствовать во время нашего похода и боев. Опираясь на могучую силу артиллерии и прекрасные английские пушки, мы проходили там, где, казалось, нет дороги. Казаки, офицеры и я шлем Вам дружеский привет, усердно благодарим за оказываемую нашей армии поддержку и верим в то, что правое дело, за которое мы боремся, не может быть оставлено без поддержки благородной нации джентльменов-англичан. Да здравствует несокрушимая британская армия! Да здравствуют наши благородные союзники!»

— Благородная нация джентльменов-англичан! — фыркнул Светловский. — Несокрушимая британская армия, благородные союзники!.. Мамантов подумал о том, сколько русских людей сгноили англосаксы в концентрационном лагере под Архангельском, который они устроили в прошлом году?! Благородные джентльмены без зазрения совести обнесли лагерь двумя рядами колючей проволоки высотой в три метра и вырыли под карцер трехметровую яму!.. А кто хотел урвать Крым в свое время, а попытка захвата Камчатки?!..

— А ведь генерал мог бы, как многие другие военачальники, перейти на нашу сторону, — cказал Маркин. — Известно, что он в избытке наделен честолюбием, упорством, смелостью.

— Благородов утверждал, что под Царицыном Мамантов лично водил кавалерию в атаку, — заметил я.

— Мамантов, Врангель, Кутепов, Май-Маевский, Слащев никогда не примут нашу сторону, — заявил главный чекист уезда. — Ни за какие коврижки!.. Слышали, что натворил Мамантов в Козлове? Его казаки грабили склады и магазины, взрывали железнодорожные мосты и водокачки, пускали под откос паровозы, жгли вагоны! Козловские чекисты уверяют, на станции был настоящий ад!.. А в Ельце?! А на нашей узловой станции?! Будем перечислять злодеяния генерала?.. Вот то-то и оно… Ладно, товарищи, мне пора. Тетрадь я забираю с собой.

У двери он обернулся и посмотрел на меня.

— Нечаев! На одну минуту.

Мы вместе вышли в коридор. Положив тетрадь во внутренний карман кожанки, Яркин сразу перешел к сути дела:

— Человек я прямой, не люблю ходить вокруг да около. Как вы, Нечаев, посмотрите на то, чтобы из Угро перейти в ЧК?

Я немного опешил. Ни хрена себе, вот так сразу и в ЧК!

— Неожиданно, не знаю, что и сказать.

Чекист широко улыбнулся и похлопал мне по предплечью.

— Что, Светловский не отпустит?.. Я бы постарался утрясти c ним это дело.

— Вообще-то, в Угро меня все устраивает, товарищ Яркин.

— Да?.. Ну, что ж, ценю вашу твердость. — Он крепко пожал мне руку. — Если вдруг надумаете, мало ли что, то знаете, где меня искать. Удачной службы!

Он развернулся и твердым шагом направился к выходу. Только он успел скрыться за дверью, как в коридор влетел черноволосый малый в гимнастерке, галифе и хромовых сапогах и быстро направился в мою сторону.

— Начальник милиции на месте? — выпалил он, глядя на меня и вытирая пот с крутого лба.

Я кивнул и, пропустив его впереди себя, приcел в кабинете на свой стул.

— Товарищ Маркин, я милиционер Артем Нетесов из Песков, — обратился запыхавшийся парень к начальнику. — У нас вчера к вечеру беда стряслась. В ярлуковском лесу были обнаружены убитыми заместитель начальника милиции поселка и старший милиционер Зайцев…

— Погоди, погоди, — нахмурился Маркин, встав с места. — Зеновий Мартыныч Cоколов убит?.. Как? Что произошло?

— Водички можно? — Нетесов опорожнил стакан в три глотка, только кадык заходил ходуном. — Лучше начну с самого начала. Шестого числа к нам на станцию, как известно, мамантовцы нагрянули. Партийные работники и милиция вон из поселка. А что было делать? Против такой силищи не попрешь… Наш начальник дома в болезни лежал, так мы его и всю его семью подхватили и вывезли в дальнюю деревню. Туда же отправили и семьи Соколова и Зайцева, поскольку сами они вынуждены были задержаться в отделении, чтобы выгрести из сейфа реквизированные у бывших торговцев ценности и рассовать их по саквояжам.

Удрали они из отделения буквально перед носом у мамантовцев. Те видели, как они тащили битком набитые сумки и, почуяв поживу, неслись за их пролеткой до самого ярлуковского леса. Бросив ее у подлеска, милиционеры углубились в чащу, стали петлять, кружить, менять направление, чтобы, тово, сбить преследователей со следа. На одной из полянок они ножами выкопали яму, положили в нее два саквояжа, закопали и аккуратно выложили дерном. Мотаться с драгоценностями было опасно еще и из-за Рваной Шеи и его людишек. В том лесу бандюки как у себя дома! Запомнив место клада, Cоколов и Зайцев решили двигаться в сторону Дерновки, к своим семьям. Когда Мамантов оставил Пески, они вместе со старшим милиционером Ивановым вернулись на ту поляну. И что же? Яма разрыта, к саквояжам с драгоценностями ноги приросли!

— Далеко ли от Дерновки до леса? — влет спросил Светловский у Нетесова.

— Не очень, верст восемь.

Маркин взглянул на начальника Угро.

— Ты полагаешь, что проделать фокус с саквояжами мог кто-то из милиционеров?.. Не знаю, гадание на кофейной гуще. Мне думается, кто-то видел, как они копали, либо ушлые казачки смогли прочитать следы и обнаружить клад.

— Ну, и вот, — продолжал Нетесов, сверкая карими глазами. — Вчера, когда Cоколов и Зайцев шли из отделения домой, их прямо на улице оглушили двое в масках — один высокий и сухощавый, другой среднего роста, широкий в кости. Затолкали в черную лакированную бричку и вывезли за пределы поселка в сторону Самовца. Когда в отделение сообщили об этом, мы выехали на пролетках в том направлении, но бричка как в воду канула, к селу она, по уверениям сельчан, не подъезжала. Что ж, вернулись назад, а через некоторое время в поселок прибежал перепуганный грибник и рассказал, что в ярлуковском лесу, на поляне с раскопанной ямой, наткнулся на двух мертвецов. Один был привязан к стволу сосны, другой лежал в чаще, саженях в пятнадцати от опушки. Мы туда, ну, и нашли наших. За деревьями с двумя пулями в спине лежал Соколов, а к сосне был привязан Зайцев. Прежде чем умереть, он, видно, помучился. Изверги его пытали, чтоб им сдохнуть лютой смертью!.. Мы все думаем, что это дело рук Рваной Шеи. В черной бричке по окрестностям разъезжает он со своими лепшими корешами.

Маркин хмуро зашагал по кабинету. Затушив одну папиросу, он сразу потянулся за другой.

— Ясно, что похитители уверовали в то, что саквояжи перепрятали сами милиционеры. Потому и пытали Зайцева… Соколов, наверное, повел игру, попытался сбежать, но его подстрелили… Рваная Шея, говоришь?.. Весьма возможно, но мы должны знать наверняка. — Он выпустил клуб дыма и посмотрел на меня. — Нечаев, поезжай в Пески и попробуй разобраться с этим делом. Не подкачай, докажи, что Петродарскому уголовному розыску все по плечу.

— Нечаева отправляете к нам? — оживился Нетесов. — Здорово! О нем у нас наслышаны. Ведь это он раскрутил банды «затейников» и «синих»?..

— Видишь, стажер, слава о тебе докатилась и до узловой станции! — улыбнулся Маркин. — Ну, действуй! У нас здесь куча дел, знаешь сам, но, если что, мы пришлем подмогу… Григорий Иваныч, напутствуй ты теперь своего сотрудника.

Cветловский приобнял меня и сказал:

— Ничего, парень, выдюжишь. Будет трудно, дай знать — все как один примчимся на помощь!

Мы с Нетесовым вышли из здания, сели в пролетку, на которой он прибыл, и выехали со двора. Напротив бывшего дома купца Котельникова я попросил его остановиться, чтобы взять с собой самое необходимое и увидеться с Лидией. Девушка как раз выходила из квартиры, готовясь закрыть дверь на ключ.

— На уроки? — cпросил я, сообщив ей о новом задании.

— Нет, к родственнику.

— У тебя здесь есть родственник?

— Да, двоюродный дядя, мой крестный. Замечательный человек, я обязательно познакомлю тебя с ним.

По пути к Пескам Нетесов не умолкал ни на секунду. Весь рассказ, в основном, вертелся вокруг двухдневного пребывания мамантовцев на узловой станции:

— Налетели, гады, и ну куролесить: ломать стрелки, крушить станционные пути, разносить вагоны. Взорвали мосты через реки, пустили к ним локомотивы, те сорвались в воду, образовав заторы. Не забыли снести водокачки, взялись за грабеж мельниц, маслозавода, пакгауза. Пострадал от паскудников и красавец-вокзал. На лошадях в него въезжали, палили из карабинов и револьверов почем зря по большим зеркалам и живописным полотнам! Сорвали с петель едва ли не все двери, побили стекла в окнах, разворочали стены — повсюду лежат груды кирпича и кучи битой штукатурки!.. Одним словом, погуляли казачки, позабавились, язви их душу!.. А бывшие помещики да чиновники что учудили?! — продолжал Нетесов с ухмылкой. — Достали из сундуков и шифоньеров пересыпанные нафталином сюртучки, дореволюционные мундиры, пышные платья, драгоценности и поперлись казачьего генерала хлебом-солью встречать. В ножки ему кланялись, благодарственные речи произносили. Я-то думал, что они переменились, зажили как все без задней мысли. Шиш с маслом!.. Ну, ничего, Воронин, Кострыкин и Чудинов им покажут кузькину мать, дурь-то из них выбьют!.. Ну, и времена. Бандиты рыщут, жулье распоясалось, анархисты воду мутят, бывшие хозяева жизни только и думают, как бы сковырнуть Советскую власть!

— А кто такие Воронин, Кострыкин и Чудинов? — спросил я, доставая из нагрудного кармана блокнот с карандашом.

— Уполномоченные по Пескам чекисты. Их контора в том же здании, что и наша.