Вторая попытка

Сергей Шинкарук

Практически каждый из нас задавал себе вопрос: «А не начать ли мне жизнь сначала?». И представьте, что такая возможность представилась. Инопланетная цивилизация предлагает «избранным» переселиться на другую планету, где «все будет иначе». А будет ли?На первый взгляд – это фантастический роман. Острый сюжет, необычные идеи… Но всё не так просто. Ведь прежде чем наладить контакт с внеземным разумом, нам нужно научиться понимать друг друга.

Дизайнер обложки Оксана Здор

© Сергей Шинкарук, 2021

© Оксана Здор, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-3678-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Сергей Ткаченко

Тускло горела свеча, на стенах возникали причудливые тени, все вокруг казалось таинственным и романтичным. Но через пару часов начнет светать и волшебство исчезнет. Станут видны кровати с продавленными сетками, старый холодильник, шкаф с шатающейся дверцей, блекло-зеленые обои со свежими надписями: «Пошел десятый день, еще чуть-чуть!», «Земля, прощай!» А также со старыми, выцветшими — «В этой комнате Иван Куницын провел лучшие годы жизни», а также обязательным — «Наташка — дура». Ремонт перед прибытием мигрантов решили не делать. А смысл?.. Да и сами мигранты на это закрывали глаза — сколько нам тут жить? Максимум месяц.

Я и Ядвига, обнявшись, лежали на полу. Точнее, на двух матрацах, которые я бросил на пол и застелил простыней. В последний раз я делал такое лет двадцать назад в студенческой общаге, когда приводил… Не важно, кого я тогда приводил. И вот снова общежитие, только уже в лагере для переселенцев из Восточной Европы и России. Не очень хорошее слово «лагерь»…

Лагерь наш состоял из трех старых девятиэтажных общежитий и семи пятиэтажек, в которых ждали отлета около двух тысяч человек. Эта территория была ограждена колючей проволокой и охранялась национальной гвардией. Везде были установлены видеокамеры — на зданиях, в коридорах, в комнатах. Вначале эти камеры напрягают, но затем быстро привыкаешь и вообще забываешь о них.

Ядвига водила указательным пальцем по моему лицу и тихо мурлыкала незнакомую мне песенку.

— У тебя красивые глаза, — сказала она. — Причем они все время меняют цвет — то карие, то зеленые. Нос у тебя греческий. Из губ мне больше нравится нижняя, так и хочется ее поцеловать. А вот этот жуткий шрам — он откуда?

— Когда студентом на стройке подрабатывал, неудачно упал.

— Да?.. А мог бы сказать, что в бою с бандитами получил, когда девушку защищал, — улыбнулась любимая.

— Я не хотел сочинять.

— Понятно, ты честный. В отношениях с женщинами это не всегда нужно. Можно не добиться победы.

— Но ведь я добился.

— Да, добился. Сама не понимаю, как тебе удалось. И это не просто победа, а разгром и полная капитуляция.

Как мне удалось? Я до сих пор об этом не задумывался. Ядвига мне сразу понравилась, и я не стал это скрывать. Может, вел себя смелее обычного. Мы были не первой такой парой — чувства в лагере предельно обостряются. Тем более, наш маленький городок предназначался специально для одиноких. Кто-то в верхах принял мудрое решение: семейные отдельно, одиночки отдельно. И правильно! Пусть создают свои семьи и не разбивают чужие.

У нас все произошло за неделю. Но срок знакомства еще ни о чем не говорит. Бывает, ухаживаешь за женщиной годами, а в результате — пшик! А случается, потянуло двоих друг к другу, они стали близки через несколько дней или даже часов, но потом это на всю жизнь.

Ядвига. Ядвига Ковальская из Варшавы. Я бы мог долго описывать ее внешность — глаза, волосы, губы, сильное спортивное тело, гладкую кожу, слегка лукавый взгляд, ямочки на щеках… Но скажу кратко: моя женщина была прекрасна. Один мой приятель когда-то придумал теорию «постепенного приближения к идеалу». Согласно этой теории, каждая следующая женщина у мужчины должна быть лучше предыдущей. Не всегда у меня так получалось, но эта точно была лучше всех. И лучше всех возможных.

— Расскажи мне что-нибудь, — попросила Ядвига.

— Что?

— Не знаю… Может, стихи. Хочу твои! Ты пишешь стихи?

— Нет. Много раз пытался, но не получалось. Но однажды написал сказку.

— Давай сказку!

— Хорошо. Попробую вспомнить… Жили-были недалеко друг от друга два города — А и Б. Как-то неправильно. Это про людей пишут «жили-были», а про города нужно иначе. Хотя, если подумать, в городах ведь люди живут…

Пусть все-таки будет: жили-были два города: А и Б. Да, именно так они и назывались! Город А образовался первым, и его жители ужасно этим гордились. Поэтому свысока смотрели на обитателей города Б. Жителям Б, конечно, не нравились эти зазнайки. Еще в самом начале, когда первые назвали свой населенный пункт А, вторые высунули языки и стали их перекривлять — «Б-э-э!», «Бэ-э! Вот так это Б и стало названием их городка. А потом жители обоих стремились, чтобы у них все было не так, как у соседей. Если в одном городе едят мясо, значит в другом — все вегетарианцы. Если в одном слушают рок, то в другом — джаз. Если в А популярен футбол, то в Б — хоккей. А если в Б вдруг начинали играть в футбол, то в А тут же выбрасывали бутсы и надевали коньки.

Нетрудно догадаться, что жители А и Б друг друга не любили, радовались неудачам соседей, огорчались в случае их побед и строили козни. Например, перекроют дамбой реку, чтобы вода к соседям не поступала. Правда, они и себе перекрывали, но рассуждали так: «Мы-то потерпим, главное, чтобы им было плохо…»

Я сделал паузу.

— Грустная история, — сказала Ядвига, — и что-то мне напоминает. Да всё она мне напоминает! А что было дальше?

— А дальше все было замечательно. В городе А жил умный принц, а в Б — прекрасная принцесса — н

у как мы с тобой. Они полюбили друг друга, преодолели все препятствия, поженились, и тогда города помирились.

— Хороший финал, — вздохнула любимая, — только слишком сказочный.

Сказку эту я придумал, когда мне было лет двадцать. Боюсь, в переводе на английский, тем более моем переводе, она что-то потеряла. Дело в том, что переселенцам настоятельно рекомендовали разговаривать исключительно на английском — этом «языке межнационального общения». У первых мигрантов из разных стран возникали проблемы с коммуникацией. А на «Второй попытке» не должно было быть недопонимания. Там все должно было быть идеально!

— Финал хороший, — повторила Ядвига, а затем неожиданно спросила: — От чего ты бежишь, Серж? Или от кого…

— От чего я бегу?.. Это надо будет тебе всю мою жизнь рассказать.

— Можешь начинать. Я внимательный слушатель.

До этого момента мы с Ядвигой так откровенно не разговаривали. Она рассказывала интересные случаи из практики врача-педиатра — свою профессию она очень любила. А я в основном пытался шутить, играя роль этакого интеллектуального бунтаря, презирающего всякие шаблоны и стереотипы. Но сейчас нужно было быть серьезным.

— Ну ладно… Детство и юность я пропущу. Они были счастливыми. Правда, тогда я этого не чувствовал, был многим недоволен, но сейчас понимаю — очень счастливыми. Начну с войны.

— С какой войны? — не поняла Ядвига.

— С украино-российской. Даже в Польше это не воспринимают, как войну… Мне тогда было двадцать семь, жил я в Донецке и работал журналистом на местном телевидении. Был женат на симпатичной, веселой женщине. Все складывалось неплохо, но случился Майдан, революция, референдум и как результат — война. В этом конфликте я выбрал сторону Украины. Да, мне не нравилось новое руководство страны, но других вариантов-то не было… Пришлось нам с Зоей уехать. Думали, временно, а оказалось, что навсегда. Приехали мы в Киев, потому что в других городах работу по специальности найти было тяжело, да и вообще — любую работу… Мне на какое-то время пришлось вспомнить молодость — работал на стройке, Зоя убирала в квартирах. Но постепенно все стало налаживаться: я устроился на один из центральных телеканалов, Зоя — в банк. По логике трудности должны были нас еще больше сблизить, но…

Я говорил, Ядвига слушала и не перебивала. Я не привык, чтобы женщина так долго слушала без уточнений и вопросов. Зоя терпела мои монологи не более двух минут. «Все ясно!» — говорила она. Ее интересовала суть — подробности или мои переживания были ей ни к чему. Правда, «все ясно» стало через год после свадьбы. До этого она внимала с широко раскрытыми глазами.

— Но потом выяснилось, что у моей Зои роман с заместителем директора того самого банка, — продолжил я, — и вообще ей все надоело: «Я хочу жить, а не бороться за выживание», — сказала она. Вопрос, любит ли она того человека, я задавать не стал.

— Почему?

— Почему?.. Потому что подобные вопросы из дешевых мелодрам. В реальной жизни люди не должны так общаться. Ушла и черт с тобой! Глупо выяснять причины… После развода я сосредоточился исключительно на работе и дела пошли в гору. Вскоре у меня была своя еженедельная аналитическая программа. Но через год телеканал продали, и я стал получать указания — о ком и в каком ключе должен говорить. Я послал новое руководство на три буквы, пару месяцев сидел без дела, затем устроился в другой холдинг, где казалось все более-менее честно. Казалось… Помню свой разговор с директором. «В этой стране, парень, сохранить журналистскую невинность тебе не удастся, — сказал он. — Так что расслабься, стань как все, и получай удовольствие в виде денежных знаков. Десять штук в месяц тебе хватит?»

Тогда я решил уйти в Интернет, стать блогером. Там не было никаких запретов — говорил то, что накопилось и о чем раньше не решался. Я мстил. Мстил политикам, чиновникам, продавшимся коллегам по профессии за то, что мы живем не так, как мечтается. Месть была сладкой, я получал кайф. Кайф от травли людей. Короче, я действительно стал, как все, и через пару лет меня смотрели миллионы. Но от моей борьбы против всего плохого хорошего почему-то не прибавлялось…

Где-то с полминуты мы помолчали, потом Ядвига как-то очень робко спросила:

— А что было дальше?

— А дальше я задумался: «Кто я и чем занимаюсь?» Получалось, что я просто талантливый дерьмометатель, не более того. Но разве это нужно стране, где война продолжается и конца ей не видно? Где все ненавидят всех, а мы, блогеры, это чувство только множим. А страна живет от выборов до выборов в надежде, что уж теперь все будет иначе. Конечно, можно было бы уехать туда, где общество подобрее. Но для меня всюду было одинаково, только уровень жизни разный. BBC — эталон объективности — тоже врет! Там тоже выполняют чьи-то заказы. Наше время — это эпоха фейков, когда невозможно отличить правду от вымысла. Эпоха троллей и хейтеров, когда на одного, что-то создающего, тысячи критикующих. Эпоха всеобщего хамства. В восемнадцатом веке за оскорбление вызывали на дуэль. А сейчас и в Сети и на телевидении совершенно безнаказанно можно назвать человека гнидой, вором, педофилом… И началось это все с нас, с журналистов. А обычные люди берут пример. Для чего существуют социальные сети, если не для бесконечных споров и унижения друг друга?!

— А о чем-то добром и разумном ты в своих блогах говорить не пробовал? — спросила Ядвига.

— Пробовал, но это было никому не интересно.

— Понятно, милый Серж, — вздохнула Ядвига, — в целом у тебя все в порядке.

— В порядке?! — возмутился я.

— Да, мой рыцарь. Тебе просто не нравятся страна и время, в которых ты живешь. Но таких идеалистов много. Я думала, была беда какая-то…

— А тебе нравится?!

— Да, нравится. И моя Польша, и блогеры, и социальные сети. С их помощью можно почувствовать себя сопричастной к происходящему. Можно сделать карьеру с помощью ютуба или инстаграмм. Они выравнивают возможности.

— Так почему? — начал я и остановился, не хотел говорить «бежишь».

— Я бегу, точнее бежала от воспоминаний, — сказала Ядвига.

Я не стал спрашивать, «каких именно». Ждал, что любимая сама расскажет. И она рассказала.

— Я была замужем. Дважды. Первый муж был полицейский. Погиб в перестрелке. Когда мне рассказали о его смерти, у меня случился выкидыш. Я даже в клинику попала, психиатрическую. И… я просто не представляла, как жить одной. Ко мне стал приходить друг Войцеха — Богдан. Нет, ничего целый год не было. Но потом я вышла за Богдана. А еще через два его убили. Официально — автомобильная катастрофа. Но мне сказали, что не случайная. Они с Войцехом работали в отделе по борьбе с наркотиками… И мне все, все вокруг о них напоминало. Это просто невозможно вынести!

Рассказ Ядвиги был более чем лаконичным. Но я живо представлял себе, какой ужас она пережила. И все-таки не мог до конца в эту историю поверить.

— Убили двух полицейских? В Польше?!

— А ты считал, что убивают только в Украине?.. И… я долгое время думала, что мне уже никто никогда не понравится. Но ошиблась. Я буду тебя ждать, сколько потребуется. Буду ждать, — сказала Ядвига и заплакала.

— Ты чего? Перестань. Я должен прилететь максимум на две недели позже тебя.

— Я знаю. Но у меня какое-то предчувствие… Лишь бы ничего не произошло. Лишь бы тебя не «отбраковали».

«Отбраковка» — страшное слово. Попадание в лагерь, несмотря на все сложности, еще не являлось гарантией миграции. Агелонцы могли человека отбраковать. Говорилось, что они отвергают людей с «преступными наклонностями», а эти наклонности определяют, глядя в видеокамеры. Опасаясь быть отсеянными, потенциальные переселенцы вели себя тихо, доброжелательно. Конфликты возникали редко.

— Конечно, ты хороший, ты добрый, — стала успокаивать себя Ядвига. — В тебе нет никаких плохих наклонностей. Но у Стаса их тоже не было, но за ним пришли…

Когда гвардейцы сообщили Стасу Лучкевичу шокирующую новость, он чисто внешне воспринял ее спокойно — только голос его дрожал, когда он с нами прощался. А вот другие отбракованные, бывало, устраивали истерики, сопротивлялись. К ним применяли силу, но никто из мигрантов не пытался вступиться, опасаясь стать следующим. Обычно такое случалось в первые пять-семь дней пребывания в лагере. Рубиконом считался срок в десять дней. Если за тобой не пришли — все будет в порядке.

— Не волнуйся, — сказал я. — Я здесь уже одиннадцать суток.

— Точно одиннадцать? Ты считал?

— Конечно, дорогая. Все, засыпай, тебе рано вставать.

Ядвига улетала утром еще с двумястами переселенцами. Мы успели несколько раз обсудить, чем будем заниматься по прилету. Я, скорее всего, буду строить. Журналистом пока быть не желаю, хотя на «Второй попытке» уже есть радио и газеты. А Ядвига рассуждала так:

— Я буду лечить детей. На новом месте они же болеть не перестали. А еще есть ушибы, порезы. Глубокий порез я хорошо зашиваю. И помочь ребенку появиться на свет тоже умею.

«Дети, — подумал я. — У нас обязательно будут дети. Было бы хорошо иметь нескольких».

Ядвига, видимо, почувствовала ход моих мыслей и сказала:

— Хочу от тебя девочку, а потом мальчика. Только ты прилетай поскорее, не задерживайся. Обязательно прилетай. Прилетай…

Это звучало как молитва.