Краски года времен. Сборник поэзии и прозы

Сергей Ходосевич

Я ненавижу насилие любое,а также любой произвол —мнебольно,что выше слова силамускул и ствол!Считаю, дряньутверждение, что оно золотое —ничто,весь мир, к сожалению, сталчёрствым не чтя его —очень давно…Поэтическое и в прозе слово о природе и любви. Все жанры – басня и фантастика, сказка и фэнтези в одной книге.

мысли в слух

В мерзкую погоду о стране, которой нет

Утро в черных тучах,

Ветер, снег в лицо.

В спящих здесь кварталах,

Я ищу крыльцо…

Прячется, где детство

И всегда тепло.

В той стране, что нету,

Но всегда жива!

Где тянулись к свету,

Но настигла тьма,

Где любви вдруг первой-

Я сказал слова…

Магазинов модных в инее стекло

Мысли, как в тумане,

Маяки такси.,

Улиц проплывают гордо фонари!

Если это-счастье,

Что ж так много слез!

Та страна из детства-

Быль или курьез!

Ветер бьется в стекла,

То ли дождь, то ль снег.

Мы живем в рекламы-

Яркой бурный век.

Сыро и морозно

И черно вокруг…

Глупо и серьезно-

Ты огней всех друг!

В прошлое уплыли лучшие года

И к крылечку с детства-дорога заросла…

Счастья иль несчастья лучшая страна,

К тебе приспособленцам дорога не видна!

Магазинов модных в инее стекло,

Мысли, как в тумане,

Маяки такси,

Улиц проплывают гордо фонари,

За ваучер продали дельцам свои мечты,

И к раю иль не раю мы тянем корабли…

Страны что оболгали-

Держа все черепки!

Владимиру Высоцкому

На одном из аккордов-

жизнь порвалась, как струны

И река понесла в мир холодный и лунный.

На гитару толпа горьки слезы роняла,

Как молитва слова песни мужа звучала.

С хрипотцой голосок и душа на надрыве,

И огонь из стихов, что не стынет поныне.

Ты сгорел, как свеча до конца без остатка,

Не стелил пред собой, чтобы падалось мягко,

Дураков не любил щебетали, что сладко.

Как Победы дитя слово молвил солдату,

А романтикам всем стал, ты, другом и братом.

Но эпохи ветра вдруг порвали твой парус

И истлела душа, струны лопнули в клочья,

Сгинул с грешной земли, будто в отпуск бессрочный.

Бродит Гамлет во тьме,

слышен возглас Жеглова,

В каждом сердце слова,

что написаны кровью…

Как металл нашу грудь

рифмы режут так больно!

Гений умер, но жив,

Наш великий крамольный!

Молитва о мире

О, Господи! Бог справедливый!

Прими молитву

и выполни её своей небесной силой!

Грехи усердно отпусти,

не допустивши

беззаконий, больные головы уйми-

войны, несут, которых кони.

Царей всех самозваных клику

рукою гневной покарай,

на свой народ войска ведущих с шиком!

Безумных и завравшихся рабов-

на суд свой строгий-призови к ответу!

Сойди на землю-наш владыка!

Народ не хочет взрывов,

смерти крика-фашизм,

что снова на земле-

твоего пусть побоится лика!

И пусть не будет нечисти прощенья…

Помилуй тех-

в душе есть у кого-

сей светлый мир любить стремление!

Помилуй женщин и детей-

к ним проявивши уважение!

Всех режиссёров сечи сей-

метлою в ад-смети, ТЫ, со старанием!

Любви и кротости-посей, Бог, новы всходы,

чтоб только в счастье на земле

отныне жили все народы, Забыв страдания,

разрушения.

имели люди бы терпенье!

Вселенной мир и тишину,

любовь-несла проникновенна,

и чтоб любое лихо,

зло-здесь умирали бы мгновенно!

Старик, ты-помнишь?

Война-сколь страшно это слово,

Война-борьба идеологий!

Старик, ты-помнишь это горе…

Сражений жарких море крови!

Снарядов грохот,

взрывы пули-

Сухие губы фрица матюгнули!

И под свинцовым градом-ноги в бой рванули!

За Родину! — истошный крик

И рукопашной схватки миг!

Вас, как снопы — косило в чистом поле…

Героям лишь досталась доля-

Геройски выжить в том аду, чрез не могу!

Потомком будет не забыто,

Твоя, что молодость зарыта-

В могилах братских по Европе,

Что много так,

как снега хлопьев!

А мир спасён благодаря-солдата русского отваги-

над нами голубого неба ради!

Пускай огнём горят, твои, награды на параде

и о таких, как ТЫ поют в балладе

проза

Переправа в гетто

Прохладное июльское утро 1942 года. Солнце только поднималось из-за леса, превращая капельки, холодной росы на травах, в сверкающее в розовых лучах ожерелье.

Возле берега Западной Двины вспохнула и застрекотала сорока. Лесной голубь далеко в зелёном массиве затянул свое: Ку — КУ — ку до бесконечности. Стефан, бородатый старик и Петро, мальчуган лет пятнадцати, с автоматами наперевес подходили к лесной опушке. «Так я сам дзядзька Стэфан ўчора бачыў як немцы каля ракі штук пяцьдзесят плытоў з груэовиков выгружалі… Напэўна харчаатрад чакаюць» — сказал по — белорусски юнец и указал пальцем в сторону берега: Вон де они, а командир с товарищем Артамоновым мне не верят!

Стефан в знак одобрения кивнул головой и насторожился. Со стороны проселочной дороги послышался шум моторов. Оба партизана залегли возле кустов орешника, откуда хорошо открывался обзор и сняли со своих поясов по связке гранат. Минут через пять шум усилился и на полном ходу на заросшее травой поле вокзал немецкий тигр. Вслед за ним показалась колонна из нескольких десятков крытых грузовиков. Танк остановился почти прямо у воды, развернув пушку в сторону другого берега. Чуть выше один за одним стали останавливаться грузовики.

Один, два, три — начал их считать Петро. Из первой машины выскочили два эсэсовских офицера, а рядовые, коих было человек двадцать выгрузили несколько пулеметов. Офицер зарядил ленту в один из них и сделал выстрел очередью куда то в середину реки. С того берега немедленно ответили такой же очередью.

Стефан с Петро переглянулись, не понимая что происходит и затаили дыхание. невооруженные эсэсовцы, поочередно открывали машины и помогали спускаться людям, которых строили в колонну по четыре недалеко от того места, где в траве лежали плоты. Когда построение было закончено к ним обратился офицер на немецком языке, а после самый первый в первом ряду колонны сделал шаг вперед и перевел: Немецкое командование обещает нам жизни, если мы обещаем трудиться во благо Вермахта. Свободное еврейское поселение расположено в километре от того берега в самом центре Глубокого… Он говорил еще долго, но всего было не раслышать двум партизанам.

Вскоре погружив на плот один пулемет и прихватив несколько автоматов от берега отчалила немногочисленная немецкая команда, оттолкнувшись самым большим багром, за ним синхронно отбыли еще два экипажа с немцами.

Schneller, lebendiger — слышалось у уст тех, кто остался на берегу, подгоняя евреев, собранных по всем уголкам Белоруссии.

Те же немцы на плотах, что к этому времени достигли середины реки вдруг притормозили, дожидаясь, когда первые еврейские плоты, поравняются с ними. Как только это произошло, довольные немцы сблизились с ним и перевернули своими баграми, хохоча и крича: Wer nicht schwimmen kann, kann nicht Leben. Wer wird das gest; rkte Wohlergehen aus der F; hrung Deutschlands retten.

С немецкого плота и обоих берегов раздались пулементные очереди. Среди тех, кто еще не успел спуститься на воду началась паника. Несколько десятков человек, бросив плоты ринулись в сторону леса. В сторону беглецов очень быстро танк развернул свою пушку и произвел выстрел. Люди падали, крася зеленую траву в красный цвет. Река давно уже была красной от крови, а перекрестный огонь с берегов не прекращался. Офицер, стоящий около танка дико хохотал, что то пританцовывая и изображая руками стрельбу из пулемёта.

Вось сволачы! Гады, гады! Рожы фашысцкія! — заорал Петро и выпустил из укрытия автоматную очередь.

Вообщем так, дурень! Давай мне свой автомат, буду отсекать вас огнем! Помоги тем, кто доберется до леса и уходите в отряд! — скомандовал Стефан, силой вырвал у парня оружие, почесал бороду и откатился траве от того метров на десять в сторону и сделал прицельный выстрел по немцу, что еще продолжал хохотать, как конь. Танк сдвинулся с места и медленно стал двигаться в сторону Стефана. Стефан сменил позицию и выпустил еще одну очередь. Паника на берегу продолжалась. Еще десятка два человек предприняли попытку бежать к тому месту, откуда руками подавал сигнал Петро. Один из пулеметов немцы развернули туда же и палили беспрерывно. Несколько автоматчиков бежали за танком и хаотично выпускали патроны, срубая ветви орешника, в которых укрылся Петро. Остальные немцы, что были без оружия, ломали еще не спущенные на воду плоты и этими ьревнами загоняли людей в воду, без всякого разбора: детей, женщин и стариков.

Не надо, дяденька! Не надо! Я воды боюсь! Я плавать не умею! — с мольбой в голосе голосила черноволосая девчушка лет семи. Раненый в шею, недавно хохотавший офицер, глотая воздух подлетел к ней и с криком: Юда! — вцепился в ее горло.

К этому моменту около пятнадцати человек добежали до Петра. Тот рукой указал им, что бежать надо в чащу к оврагу и вовремя успел пригнуться. Пуля только чиркнула по его голове и вонзилась в ствол дерева. Юный партизан схватился за голову, которая была рассечена и ручьем лилась кровь хотел было ринуться в сторону Стефана. Но тот увидел это и выпуская патроны один за одним заорал: Бяжы дурань!

Петро побежал и за ним еще с десяток спасшихся. Кто то на бегу отодрал кусок рукава от своей рубашки и перевезал ему голову. Автоматчики еще с час прочесывали лес, но далеко углубляться не собирались. Автоматная очередь Стефана стихла

Через пару часов умолкли и немецкие пулеметы на этом берегу. Выплывших и уцелевших после переправы евреев строили уже на другом берегу. Всех мужчин от пятнадцати до пятидесяти растреляли на месте, скинув их тела в реку. Женщинам, старикам и детям опять что то долго говорили о величии Германии и о том, что среди недостойных достойно жить смогут сильнейшие, которые будут хорошо работать…

Далее в еврейское гетто в Глубокое немногочисленный немецкий отряд повел тысячную толпу пешком.

Грузовики с того берега, куда привезли людей для переправы разъехались. Недалеко от орешника стоял пустой «Тигр» с пробитой гусеницей. А недалеко от него виселица в которой болталось, изрешеченное тело Стефана. Фашисты выкололи ему глаза и отрезали оба уха.

Свое «ку-Ку-ку» твердил лесной голубь, а малиновое солнце уже с другого берега на закате садилось в огненно-краснуюот крови Западную Двину.

В такое же красной траве зашевелилось подавая признаки жизни старческое тело. Подняв одну руку к небу, а другое положив на сердце, лежа на спине оно полушепотом пело на польском, со свойственным евреям акцентом.

А в партизанском отряде, что в двух верстах, принимали пополнение в двадцать восемь бойцов, который привел безусый мальчишка.

В то время еще не думали о Победе, но она жила в сердце каждого советского человека, с нарастанием ненависти к фашисткой заразе.

Гетто в Глубоком просуществовало до лета 1944, где безжалостно было уничтожено великое множество человеческих жизней