Улыбка Пеликена

Сергей Тюленев, 2011

Доброта, очень тонкая и еле уловимая материя, ее не ощущают пальцы, она скользит, как вода, но если коснется сознания и начнет дышать твоими мыслями, ты, даже когда скучаешь, все равно радуешься. Эти рассказы о Севере, дань, живущей в каждом из нас чувстве искренней доброты, желании беречь и любить свою семью. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Теща — иностранный агент

За окном, несмотря на девять часов утра, темень. Ветер завывает в оконных рамах, на улице минус тридцать, а на кухонном календаре — восьмое марта.

В честь праздника Глеб разрешил себе немного поспать. Он слышал, как поднялись Виктория и четырехлетняя дочь, Шурка. Чувствовал, что они стараются не шуметь, давая ему в один из немногих выходных понежиться в постели.

Неожиданно дверь скрипнула, и на пороге спальни появилось курносое лицо. Глеб закрыл глаза и, притворившись спящим, ритмично засопел. Дверь закрылась, и громкий голос за ней объявил:

— Мама, мама, он еще спит, давай будем завтракать!

— Нет! Ишь ты, какие, — улыбаясь, произнес Глеб, забегая на кухню следом за дочерью.

Поцелуи, смех и счастье по случаю успешно выполненной провокации под названием «пригласить папу завтракать» придали всем настроения и желания начинать праздновать международный женский день прямо с самого утра. Когда дочери был торжественно вручен комплект розовой мебели для куклы Барби, а жене подарена электрическая мясорубка, Глеб, еще раз собрав поцелуи своих любимых женщин, открыл бутылку шампанского и наполнил фужеры.

Завтрак, с красной икрой и домашнего посола кетой, — атрибутом застолья каждой чукотской семьи, прошел на волне радости и семейного общения.

К одиннадцати часам солнце красной полоской осветило горизонт, градусник за окном сжалился и снизил температуру до минус двадцати восьми. Шурка расставила свою новую мебель и рассадила на нее кукол. Виктория, поставив локти на стол, опустила свои маленькие щечки на кулачки и, не отрывая взгляда от еще жующего мужа, произнесла:

— Когда поедем встречать маму?

Глеб посмотрел на часы, за окно и, пробежав глазами по пустым тарелкам, произнес:

— Через полчаса за нами приедет вездеход.

— Вездеход? Ты что, смеешься?

Он улыбнулся, и именно это выдало его намерение немного поддразнить жену.

— A-а, обманщик! Вижу, вижу твои хитрые глазки! Меня не проведешь. Скажи честно, поедем на твоей новой белой Волге?

— Да ну, что ты! Вдруг дунет, как обратно через лиман по зимнику вернемся? А потом, Волга у меня — секретаря обкома встречать, а для тещи прекрасно подойдет уазик.

— Вот ты какой, значит. — Виктория стала убирать со стола. — Теща тебе столько вкусненького везет, а ты ее на «козле» встречать хочешь! Посмотри в окошко, солнце встает, ни ветра, ни пурги сегодня не предвидится, дорога через лиман почищена, ну…

Она подошла к нему, обняла мокрыми руками и, заглядывая в глаза, промурлыкала хитрющим голоском:

— Мамочку на Волге, ну, пожалуйста.

Глеб усмехнулся, в голове его промелькнул образ тещи, толкающей машину, застрявшую на снежном перемете.

— Хорошо, я тебя предупредил. И если, пока мы будем ее ждать, посыплет снежок, именно ты с мамой будешь в этом виновата.

Виктория чмокнула его в нос и, довольная тем, что добилась своего, вернулась к посуде. Поднявшись, Глеб прошел в коридор и, щелкнув тумблером рации, одел наушники с микрофоном.

— Николаич, как там погода?

— Глеб Михайлович, да все нормально. Ветер не сильный, снега не ожидается, я готов выезжать.

— Николаич, как смотришь, если поедем на Волге?

— Как скажите, так и поедем.

— Ну, тогда через тридцать минут у моего подъезда.

Глеб выключил рацию и, почувствовав, что кто-то сверлит взглядом его спину, обернулся. Виктория, довольно потирая руки, состроила ему гримасу, показала язык и исчезла из коридора.

Дорога через лиман от Анадыря в аэропорт заняла минут сорок. Белая Волга, единственный в этом месте легковой автомобиль, на фоне торосов и идущих по зимнику трехосных большегрузов смотрелась так же нелепо, как балерина, в пачке и пуантах, спустившаяся в забой добывать уголь. И, наверное, именно поэтому, на протяжении всего следования, они видели на лицах водителей встречных машин удивление и улыбки.

Виктории эта нелепость нравилась. Шампанское и мороз выкрасили ее щеки румянцем, предвкушение встречи с матерью прыгало в ней хулиганистым чертенком и она, взяв Глеба за руку, периодически сжимала его ладонь, проявляя так свое состояние нетерпения.

Когда райкомовская Волга подъехала к главному входу в аэровокзал, на крыльце стояли все, кто хоть как-то и за что-то отвечал.

Начальник аэропорта, секретарь партийной организации, начальник линейного пункта милиции, майор-пограничник и летун в подполковничьих погонах.

— Здравствуйте, — сказал Глеб, выходя из машины. — Чего это вам всем в праздник дома не сидится? Сейчас ваши жены мне кости-то помоют!

— Да ну что вы, Глеб Михайлович! — произнесли они почти хором, здороваясь с секретарем райкома партии.

— Братцы, да у меня частное дело. Вот. — Глеб показал рукой на стоящую рядом Викторию. — Мы с женой приехали встретить Хабаровский самолет. Теща летит.

— Сел уже, — быстро ответил парторг.

Глеб, за руку, которого держалась Виктория, сопровождаемый группой из ответственных работников, прошел в маленький зал прилета.

Разговор ни о чем больше походил на вежливую стратегию ожидания. Начальники стояли вокруг него плотным кольцом, улыбались, шутили и очень сильно ждали, когда появиться теща секретаря, и партийная шишка укатит обратно в свой Анадырь. Предвкушение накрытого у парторга стола и красиво разложенных по тарелкам закусок наполняли их рот периодически сглатываемой слюной, и неожиданно свалившийся на их голову секретарь превращал желание начать отмечать женский праздник в пытку.

Наконец-то стали выходить первые пассажиры, а грузчики — вносить чемоданы прилетевших. Виктория, вытягивая шею, приподнялась на носочки.

— A-а, вот-вот! Это мамины чемоданы, — сказала она и, подбежав к узнанному ею багажу, радостно села на них, всем своим видом давая понять, что теперь это принадлежит ей.

Но вскоре все, кто прилетел, вышли, и в углу зала никого, кроме сидящей на чемоданах Виктории, не осталось. В глазах ее читались удивление и испуг. Глеб, после небольшой паузы общего молчания и непонимания происходящего, промерив взглядом каждого из присутствующих, произнес:

— Мне кто-то может объяснить, как это может быть? Багаж прилетел в пограничную зону, причем, строго охраняемую, на гражданский, а главное — военный стратегический аэродром, а пассажира нет.

— Да нет, — первым на вопрос, отреагировал пограничник, — она, наверное, замешкалась где-то. Сейчас появиться, вот увидите!

Дурацкая тишина и уже влажные глаза Виктории натягивали нервы присутствующих. Начальник аэропорта, щелкнув рацией, заставил всех вздрогнуть.

— Эй, наземные, кто меня слышит? Что, в самолете кто-то еще остался?

— Нет, все пассажиры вышли!

В воздухе добавилось напряжения и немых вопросов. Виктория встала и медленно подошла к мужу.

— Глеб, это точно мамины чемоданы, я не ошибаюсь!

— Так, — обратился он ко всем, — давайте, проверяйте списки прилетевших, ищите Колесову Тамару Петровну, тридцать второго года рождения. Свяжитесь с Хабаровском, может, ей стало плохо, и ее сняли с рейса в последний момент? Ищите, не стойте тут рядом со мной!

Секунда, и вокруг Глеба никого, кроме Виктории, не осталось. Настроение таяло, ощущение праздника сменилось тревогой и пугающей неизвестностью.

— Пойдем, дорогуша, — сказал он жене, поднимая чемоданы, — отнесем их в машину.

Виктория тяжело вздохнула и пошла следом за мужем. Убрав багаж, он попросил жену подождать его в Волге, а сам вернулся в здание аэровокзала.

— Ну, что? — переступая порог кабинета начальника пограничной службы громко, в тональности гвоздя, вбитого одним ударом молотка, спросил Глеб.

— Товарищ секретарь! — Выпрямил спину майор. — Пока ничего не понятно. В списках вашей тещи нет, и на рейс она тоже не регистрировалась. Багаж ее прилетел, но как он попал на борт самолета — никто не знает.

— Вот это да, вот это замечательно! — выкрикнул Глеб.

В кабинет пограничника вошли начальник милиции и парторг.

— Попробуйте мне все вместе объяснить! Вчера я получаю телеграмму, где моя теща пишет, что вылетает этим рейсом. Сегодня я вижу ее прилетевшие чемоданы, а ее самой нигде нет. Что это у вас твориться, товарищи начальники, отвечающие за безопасность полетов и секретность проникновения в пограничную зону. Молчите?!

Присутствующие, опустив глаза и головы, прощались, самое меньшее, с накрытым у парторга столом, а в качестве наибольшего — холодели от мысли, что организованная спецслужбами совместно с тещей секретаря райкома партии проверка выявила их халатность, а может, даже и профессиональную непригодность.

— Значит, так, — сказал секретарь голосом железного Феликса. — Завтра — докладные записки на стол мне и председателю комитета государственной безопасности. У нас на взлетной полосе новейшие МИГИ, а у вас два чемодана без пассажира в здании аэровокзала посреди зала стоят. А если бы там была взрывчатка?

Присутствующие в ужасе подняли глаза на секретаря.

— Это же сорок килограммов тротила, не меньше! Можете представить последствия такого взрыва? Стоите тут, глазами хлопаете. Всех, слышите — всех, вплоть до тети Мани-уборщицы разыскать, взять объяснительные и ко мне с докладом!

Глеб развернулся и пошел к машине. Он нервничал. Пропавшая куда-то теща, а вместе с ней и исчезающая перспектива праздничного ужина, огорчала его. Дорогой они с женой молчали, не зная, как комментировать произошедшее, но, переступив порог входной двери, вместе кинулись к зазвонившему телефону.

— О, Викуличка, наконец-то! — Услышали они голос мамы и тещи.

— Мамочка, мамочка! — Потянула на себя трубку Виктория.

— Что случилось, почему ты не прилетела, а прислала только чемоданы?

— Вот, представляешь, какая со мной оказия приключилась! Поехала меня, значит, Валя с Биробиджана провожать. Подходим мы регистрироваться, а очередь огромная, народ суетится, у всех веса больше нормы. А про меня и говорить нечего — я вам и варенья, и огурчиков с помидорчиками набрала, неподъемное все… Смотрю, два солдатика с маленькими чемоданчиками стоят. Видно, домой после службы возвращаются. Я к ним. «Сынки, — говорю, — зятю да внучке витаминов везу, помогите за ради Христа!» Ну, они и согласились, сдали в багаж мои чемоданы по своим билетам…

Глеб, тоже слышащий этот разговор, громко хлопнул в ладоши и сел на пуфик в прихожей.

— Ну, думаю, удачно получилось! — продолжила теща свой рассказ. — Стою, с Валей болтаю, спешить сильно некуда, только сумочка с билетами в руках и осталась. Вижу, прошли все, да и по радио объявили, мол, регистрации конец. Машу я, значит, рукой, — девочки, стойку не закрывайте, целую Валю, подхожу, билет и паспорт протягиваю, а они смеются…

— Что? — впервые за весь разговор вставила слово Виктория.

— Билет-то у меня на восемнадцатое марта куплен! Я, понимаешь, покупала его еще в январе, ну и сослепу-то циферку первую не увидела, когда телеграмму вам отправляла. А главное, и запомнила так, что восьмого лечу! Валю вот только понапрасну взбаламутила…

— Только Валю! — Сначала негромко, но потом все сильнее и сильнее принялся смеяться Глеб.

— Мам, ну как же ты так! Ты что, не могла сразу позвонить, как поняла, что не летишь?!

— Викуличка, детка, сегодня же международный женский день, праздник. Валя говорит: «Поедем ко мне в Биробиджан, отметим, раз не улетела». А ты же знаешь — туда от Хабаровска четыре часа на электричке. Но как только я вошла, детки вы мои дорогие, сразу набрала ваш телефон. Ну, а что там зятек мой ненаглядный, не хочет меня с праздником поздравить?

— На. — Жена протянула трубку Глебу, который от смеха уже практически свалился с пуфика, и даже начал икать. Перед его глазами стояли лица начальников, которые в этот самый момент занимались поисками его тещи, а главное — судорожно строчили объяснительные.

— Мам, — видя состояние мужа, продолжила говорить Виктория, — он тут от смеха загибается, даже говорить не может.

— Да-а, а что это, деточка моя, так его развеселило? Это он чего, над моей рассеянностью так потешается?

Вика закрыла трубку рукой и тихонечко толкнула мужа коленкой.

— Глеб, ну хватит уже угорать! Давай, успокаивайся и поговори с мамой. — Она протянула ему трубку и тоже хихикнула.

— Петровна, с празд… — новый приступ смеха не дал ему закончить фразу.

— Глеб, зятек, да что у вас там случилось?

— У нас? — с трудом преодолевая желание рассмеяться, продолжил Глеб. — Иностранные шпионы, агенты всех мастей и разведок зубы сломали в попытках выяснить расположение стратегических ракет и воинских частей, угрожающих Америке, а бабушка «Шапокляк», с зонтиком и в шляпке, получила разрешение влететь в пограничную зону и обошла все железные шлагбаумы и запреты, отправив багаж на закрытый военный аэропорт.

— Зятек, ты это сейчас с кем разговаривал? — наконец-то поняв, о чем идет разговор, лукаво произнесла теща, подыгрывая шутке Глеба.

— Ладно, Петровна, я поздравляю тебя с международным женским днем, желаю тебе здоровья и новых творческих планов в полете восемнадцатого марта.

— Служу Советскому Союзу! — ответила та, отключаясь.

Глеб хотел было опустить трубку на аппарат, но Виктория мягко остановила его и, нежно проведя ладонью по лицу, произнесла:

— Позвони мужикам-то, небось, на ушах стоят. Ты на них нарычал, они других грызть будут… А сегодня же праздник, всех дома жены ждут.

Глеб улыбнулся, эта мысль тоже пришла ему в голову.

Виктория и уже ковыряющая в комнате замки чемоданов Шурка принялись разбирать багаж, когда Глеб, дозвонившись до начальника аэропорта, снова начал смеяться над «шпионскими» замашками своей находчивой тещи.