Вперед, за Питер!

Сергей Сурин, 2019

Преданному футбольному болельщику снятся удивительные сны – с рыцарями, инквизицией и красочным триумфальным шествием, а наяву он уговаривает свою непокладистую и острую на ответ супругу лететь на финальный матч любимой команды. И вот они уже в салоне самолета. И счастье было так близко, что совершенно непонятно – почему теперь он на лужайке, аккуратно вырубленной в непроходимых джунглях, привязан к какому-то отполированному столбу?! А местные жители: одни – в набедренных повязках, называющие себя патриотами, другие – в строгой офисной, несмотря на жару, одежде, представляющиеся либералами, – ходят вокруг него, удовлетворенно кивают, и, боже упаси – облизываются?

Часть третья. «В аэропорту»

— Еле успели. Проклятые границы. Когда уже их отменят?

— На том свете. Но тебе туда еще рано: ты жене помаду не купил.

— Дорогая, самолет на взлетной полосе…

— А где же ему еще быть? Конечно, на взлетной. Самолет жене помаду не обещал — он может лететь, куда хочет.

— Уже посадку объявили…

— И правильно сделали. А теперь послушай мое объявление. У тебя свои мечты — и масштаб их велик. А у меня — скромные, бытовые желания. Ты хочешь, чтобы твоя команда выиграла Кубок. А я хочу, чтобы мой муж купил мне в дьюти-фри хорошую помаду. И помнить об этом я буду так же, как и ты о своем Кубке — очень долго. Внукам буду рассказывать. Перед сном. После твоего рассказа о выигранном Кубке, разумеется…

— Но самолет нас ждать не будет. Смотри, вон ребята уже пошли…

— Значит, они своим женам помаду заранее купили.

— Хорошо, но только ради всего святого — очень быстро…

— С этого момента — я мадам Быстрова. Майорша Вихрь. Ураган Жаклин. Нет, — Коллет. Нет… Как там звали тот страшный ураган, не помнишь, милый?..

— Дорогая, ты не могла бы…

— Могла бы, если ты, вместо того, чтобы занудно бубнить, поможешь мне выбрать то, что я хочу. А хочу я наверное эту…

— Очень достойная помада.

— Ты думаешь? Или всё-таки ту?

— Давай ту, она лучшая из всех.

— Ты говоришь от чистого сердца, или чтобы побыстрее отделаться?

— От самого чистого сердца в округе. Только самолет улетает. Осталось пять минут…

— Послушай, мы собираемся отдыхать или спешить и дергаться? Ты думаешь, это так легко — сделать правильный выбор? Тренеру вашему гораздо легче состав на матч выбрать, чем мне помаду. Булкин впереди, Белкин сзади, остальные где-нибудь в центре. Или в очереди за премиальными. Все дела. Вот, смотри, какой симпатичный цвет!..

— Я давно хотел тебе ее предложить…

— Но ведь она слишком пресная. Или ты хочешь сказать, что я чересчур вульгарная, и мою болтливость надо нейтрализовать бесцветной помадой?

— Извини, я имел в виду другую. Просто промахнулся.

— Эту? Да ты за кого меня держишь? Такими помадами девки в ваших пабах мажутся — чтоб вы на них косились под пиво. Лучше уж не советуй, если тебе всё равно. Стой и молчи. Может эту, как ты думаешь?..

— Думаю, что мы опоздаем и останемся в аэропорту. Самолет улетает.

— Без нас? Без нас не улетит, милый. Ну а если улетит, то — подумаешь, беда какая — улетит без нас. Следующим рейсом полетим. Что ты так разволновался? А если все-таки вот эту взять, я тебе буду нравиться? Только попроси, чтобы света прибавили…

А как тут прибавить? — двух больших чаш с огнем, расставленных по сторонам арены, явно не хватало для освещения столба, к которому над вязанками дров и пучками соломы привязали ведьму. Ей предстояло на глазах у многочисленных зрителей, заполнивших трибуны — уйти из жизни. Трибуны, надо признать, выглядели странно — сектора разделялись при помощи неровных деревянных изгородей, и наряду с местными жителями, вполне себе деревенскими, — разместились на лавках рыцари в блестящих доспехах с длинными копьями и пешие воины в разноцветных хитонах с короткими мечами. Особым вниманием собравшихся, пока не прозвучал свисток главного арбитра к началу мероприятия, пользовалась трибуна для почетных гостей, где сидели люди явно нездешние и высокопоставленные. Среди королей и епископов выделялся надменный мужчина в яркой развевающейся на ветру одежде — не по вечеру легкой, — на левом плече его недовольно переминался с ноги на ногу нахохлившийся пестрый попугай. Чтобы высокие гости чувствовали себя спокойно, у изгороди, отгораживавшей VIP-трибуну, прохаживался высокий крепкий темнокожий парень, с удовольствием откликавшийся на имя Жак.

Сам же Всеволод в черной, явно неудобной рясе стоял на арене напротив жертвенного столба с незажженным факелом в руках, из чего следовало, что по свистку арбитра ему предстояло торжественно разжечь костер. Ведьму, похоже, не слишком тревожило происходящее — она безучастно смотрела в небо и шевелила губами, и Всеволод, как ни старался не обращать внимание, а разбирал вполне отчетливо:

–…И ты зря думаешь, что я не тороплюсь — я очень тороплюсь. В другой раз я бы еще долго выбирала, а сейчас — настроена решительно. На самом деле я давно уже заприметила одну помаду — просто мне хотелось, чтоб ты тоже на нее глаз положил. Ведь это важно, чтобы муж знал, что нравится жене. Понимаешь? Стали два одною плотью, так что они уже не двое, а одна плоть. То есть, мы уже не сами по себе, а команда, защищающая одни ворота — так тебе яснее, да?..

— В поле не видно ни зги, скорее костер нам зажги!

Зрители всё настойчивее требовали зрелища, а самый активный сектор еще и беспрерывно подпрыгивал, чтобы согреться и вывести сплоченность на новый уровень.

— Раз, два, три, — ты нам, ведьма, тут не ври!

Ври — не ври, исход предрешен: со своего места поднялся главный инквизитор региона. На парадной мантии — яркий орден «За охрану истины» и золотой свисток футбольного арбитра. Возбужденные предстоящим сожжением зрители стихают, даже активный сектор больше не прыгает. Замолкли, насторожились.

— За вредность, упрямство и психическую неуравновешенность, за постоянные претензии, своенравие и чрезмерное стремление к комфорту делаю подсудимой первое предупреждение.

Достал из кармана желтую карточку. И показал — раз уж достал.

— За организацию ссор и скандалов с параллельным обрезанием крыльев супругу и периодическим надругательством над его мечтой выношу подсудимой второе предупреждение.

И второй раз желтая, как лимон, карточка направляется в сторону будущего костра.

— По совокупности содеянного постановляю: удалить подсудимую из нашей жизни.

Красная карточка была вынута из другого кармана и зафиксирована в высоко поднятой руке.

— И да покинет наши сердца на время сожжения случайное сострадание и малейшее милосердие.

Подойдя к чаше с огнем, Всеволод обернулся на ведьму. Привязанная к столбу, с растрепанными волосами, внимательно смотревшая в небо, и наконец-то — беззвучно — шевелившая губами, — ведьма вызывала его симпатию, и с этим ничего нельзя было поделать. Мало того: Всеволоду показалось, что она не просто шевелила губами, а посылала ему воздушный поцелуй, — от чего в руках у него тут же вспыхнул факел! Всеволод готов был поклясться, что произошло какое-то странное самовозгорание, — впрочем, зрителей его клятвы совершенно не волновали.

— Гори, гори, ясно. Зрелище — атасно!

Пока шел с горящим факелом — зрители входили в раж. Входить в раж ритмично помогали двое — один с большим барабаном, исправно выделявшим сильные доли, другой — с дирижерской палочкой. Всеволод и не заметил, как оказался перед удаляемой из жизни…

— Она мешает тебе жить! Эту тему надо закрыть!

Скандировали слаженно, волну запустили по трибунам. Так что, если смотреть на происходящее со стороны, то это было красивое и впечатляющее зрелище. Главное — не смотреть на происходящее со стороны жертвы, — думал Всеволод, — тогда будет уже не до слаженности речитативов и колыхания трибун. Впрочем, Всеволод не хотел сейчас быть и тем, кому по свистку арбитра придется поджечь хворост вокруг ведьмы, — самим собой…

— Раз, два, три, — ну-ка, ведьмочка, гори!

Свисток арбитра.

— Ты сама это выбрала…

Вздохнул Всеволод, но так и стоял с горящим факелом, не разжигая костра, под нарастающий свист аудитории.

— Да, выбрала. Заплатишь? Ау, ты заснул? Мы уже не торопимся?

Всеволод открыл глаза. Раскошелился. И во всю прыть на посадку…

— Смотри, милый — там эти, как они, министры, что ли? Которые нами управляют… А этот — сыщика играл, точно тебе говорю, только забыла где…

То и дело останавливалась, зацепившись взглядом за очередного знаменитого пассажира, и каждый раз, заглядываясь, намазывала губы — слой за слоем — купленной помадой. Таким образом, Всеволоду приходилось не только бежать с ручной кладью в руках и с посадочными талонами в зубах, но и тащить в качестве прицепа восторженную и перманентно прихорашивавшуюся супругу. Но он видел: еще не отвели трап, еще проходят на посадку, а значит, они обязательно успеют, — и это делало его поступь твердой и стремительной.

— Стой, там наши. Смотри, смотри!..

Теперь заглядеться на футболистов приспичило Всеволоду, а сдвигать с места и тащить за собой партнера пришлось уже Юлии. Со стороны это очень похоже на любовь, подумал Всеволод. Одна плоть, одна команда, играем без замен… Прошли последний контроль, взбежали по трапу и оказались в салоне самолета, который тут же, как будто только их и ждал, покатился по взлетной полосе.