Маленькие и неприметные. Заказ на заказчицу

Сергей Семипядный, 2023

Грустная история о киллере-везунчике, который не убивал. Дмитрию Подлесному его гражданская жена Марина Бояркина сообщает, что приняла заказ на убийство. Явившись на встречу с человеком, представившимся Иваном Ивановичем, Подлесный получает деньги и данные на будущую жертву. И с изумлением узнаёт, что убить он должен Марину Бояркину. Ошеломлённый Подлесный напивается, а поутру обнаруживает пропажу денег.

Пить надо меньше, надо меньше пить

Ещё пребывая в стадии пробуждения, Подлесный ощутил необъяснимую тревогу, а когда открыл глаза, всполошился не на шутку. Всё вокруг было незнакомым: и мебельная стенка напротив, и ковёр на полу, и, конечно же, запахи. Дмитрий резко приподнялся на локте и тотчас же сморщился от сильнейшей головной боли. Да-да, вчера он изрядно набрался — голова болит с похмелья. Однако где он находится и как здесь очутился? Напиться до такого состояния, что проснуться чёрт знает где и не иметь при этом ни малейшего представления о том, каким образом он оказался в чужой квартире!

За его спиной произошло какое-то движение, и Дмитрий в испуге обернулся. Сон окончательно отлетел от него прочь. Рядом с ним лежала женщина и, улыбаясь, смотрела на него. Дмитрий стремительно сунул руку под одеяло и ощупал своё правое бедро — трусов на нём не было. Женщина озарилась ещё более милой улыбкой и спросила:

— Что ты там ищешь? Думаешь, не потерял ли чего?

— Я просто… Я как бы… — забормотал Дмитрий.

— Всё в порядке?

Дмитрий нерешительно пожал плечами. Он, совершенно голый, лежит в постели с незнакомой женщиной, тоже, по-видимому, полностью раздетой. Если, по крайней мере, судить по её оголённому правому плечу.

— Ты так смотришь, словно впервые меня видишь, — надула губки женщина.

— Да нет, лицо, вроде бы, знакомое, — выговорил Дмитрий.

Лицо её действительно показалось ему знакомым, но женщина эта была не из вчерашнего дня. Это совершенно определённо. Возможно, она и не является его знакомой — просто тип лица её кого-нибудь напоминает. Но вчера, до того момента, пока он не вырубился, он с ней не встречался. Хотя бы уже потому, что ни с какими бабами он не знакомился и знакомиться не собирался. Перед ним стояла совсем другая задача, а именно — напиться и расслабиться.

— И ты всё помнишь? Как мы пришли, как пили коньяк? А что потом было? — лукаво спрашивала неизвестная голая дама бальзаковского возраста. — Мне начинает казаться, что ты даже ничего и не помнишь.

— Я действительно не понимаю, как тут оказался, — счёл необходимым сознаться Дмитрий. И смущённо улыбнулся.

— И ты не помнишь?.. — удивлённо спросила женщина.

Дмитрий понял, о чём она, и задал встречный вопрос:

— А между нами и в самом деле что-то было?

— Конечно. И ты мне столько всего приятного наговорил!

— Значит, я ещё способен был разговаривать? — сказал Дмитрий, массируя больную голову.

— И не только.

Женщина ласкала его нежным взором, потом высвободила из-под одеяла руку и обняла за шею.

— Как жаль, что не помнишь эту незабываемую для меня ночь. Мы были так жутко близки, а теперь даже не знаю, как к тебе подступиться. Совсем, прям, чужой. И смотришь, ну, как на идиотку, прям.

— До вчерашнего вечера мы… где-нибудь встречались? Лицо мне твоё знакомо.

— Да, мы же знакомы уже три дня. Мы были с моей подругой Анькой, а ты пил водку. Ещё за твой столик сели, пока за очередной порцией ходил.

— А-а, вот оно что! — обрадовался Дмитрий. — А то ломаю свою больную голову, а вспомнить никак не могу. Тебя Шурой зовут.

— Теперь тебе, надеюсь, полегчает. Кстати, можешь опохмелиться. На кухне в холодильнике.

— Да я, в общем-то, не опохмеляюсь, — нерешительно произнёс Дмитрий.

Шура уловила в голосе Дмитрия эту его нерешительность и приказала:

— Иди-иди! У нас осталось после вчерашнего. Можешь, кстати, и мне плеснуть.

Кухня квартиры Шуры также каких-либо ассоциаций с прошлым не вызвала. Он налил в бокалы граммов по пятьдесят дагестанского коньяка и вернулся к Шуре. Она уже была причёсана и одета в хлопчатобумажную ночнушку в цветочек и сидела, положив под спину подушку.

— Решила одеться, раз уж так получилось, — с виноватой улыбкой сообщила женщина. — А то получается, ты меня и не знаешь почти. В интимном плане, по крайней мере.

— Да-а, — протянул Дмитрий, — а ты, получается, знаешь обо мне очень даже немало. И как я тебе? Неужели ещё и дееспособен был?

— Ну-у, ты молодцом держался, — заверила Шура.

Женская похвала Дмитрию польстила, но чувство неловкости и некие иные ощущения пренеприятнейшего свойства, квалифицировать которые пока не удавалось, остались.

Однако если бы он знал всю правду о взаимоотношениях с этой именно женщиной, то опечалился бы ещё пуще. Если бы он знал, что ей известно вовсе не то, каков он в качестве любовника, а нечто совсем из другой области, он встревожился бы гораздо сильнее. И известно не только ей, но и её мужу, что особенно опасно.

Это её муж все эти дни убил на слежку за ним, за Дмитрием, а вчера подсыпал ему в пиво быстродействующего снотворного, после чего привёз сюда. Вчера, когда Дмитрий уснул, уткнувшись мордой в рыбью шелуху, Уквасов позвонил Шуре и потребовал, чтобы она срочно приехала в кафе к метро «ВДНХ». И вот вместе с ней Уквасов и доставил Дмитрия в свою квартиру, раздел до плавок и уложил в постель, на своё собственное ложе, к собственной жене под бочок.

После того, как Уквасов раздел и уложил спать Дмитрия, они с Шурой сели на кухне, чтобы перекусить и выпить коньячку. Уквасов был предельно сосредоточен. Он инструктировал Шуру, подробнейше излагая, как она должна себя вести с гостем, что должна говорить и какие действия совершать. И чего не должна делать.

Завершая инструктаж, Уквасов испытующе посмотрел жене в глаза и спросил:

— Александра, дорогая, я могу на тебя положиться?

— Да, конечно. Я всё поняла. Хотя, как я уже говорила, мне лично всё это не нравится очень и очень.

— Я не об этом, дорогая.

— А о чём? — взбрыкнула ресницами Александра.

— Ты всю ночь будешь находиться в одной постели с мужчиной.

— А, вот ты о чём! Ну, за кого ты меня принимаешь? Оказалась в постели с мужиком, так сразу… Да и он же в стельку.

— Что в стельку — это временное.

— Как раз до утра. Налей ещё, — попросила Шура.

— Тебе бы лучше не пить больше, — возразил Уквасов.

Александра возмутилась:

— Слушай, если собственной жене не доверяешь, то сам с ним и ложись!

— Да речь не о недоверии, — почесал затылок Уквасов. — Просто, сама понимаешь, женщина, мужчина…

— Ладно, хватит! Зануда! — сердилась Александра, сама подливая себе коньяку.

— Может, тебе лучше не совсем раздетой с ним лечь?

— Сначала ты сказал, что должен увидеть меня совершенно голой.

— Я не говорил, что он должен увидеть тебя совершенно голой. Я сказал, что, проснувшись, он должен знать, что ты без одежды с ним… И это не одно и то же.

Александра продолжала спорить:

— Я не понимаю. Если не увидит, что я голая, то как он узнает, что я — голая?

— Так значит, ты собираешься перед ним голышом щеголять?

— Я ничего не собираюсь, это ты меня заставляешь спать с чужими мужиками.

— Я не заставляю тебя спать с чужими мужиками! — прижав руки к груди, горячо возразил Уквасов. — Но так сложились обстоятельства! Очень надо! Понимаешь? Ты же была и раньше знакома с ним. Понимаешь? И перспективы…

— А мне теперь спать с пьяным мужиком! — перебила его Александра. — От которого перегаром тащит за версту! Да ещё и храпеть будет, поди.

— Почему обязательно храпеть? Не все же храпят.

— А если заразу какую-нибудь подхвачу?

— Да заразу-то просто так не подхватишь! И ты же под своим одеялом…

— Под своим одеялом! А постель-то всё равно общая! — Александра обиженно отвернулась.

— Ну давай положим тебя на раскладушку, — предложил Уквасов. — Он проснётся, а ты скажешь, что он, мол, спал беспокойно, толкался во сне — пришлось уйти. На эту самую на раскладушку.

Александра пожала плечами.

— Я-то не против. Сам смотри. Тебе виднее. Как для дела-то лучше?

— Да лучше-то, понятно, именно в одной постели — какой разговор, — удручённо сказал Уквасов и подумал, что с раскладушки перебраться на диван не так уж и сложно. Было бы желание. И он внимательно посмотрел на Шуру, будто хотел определить, не позволит ли она себе лишнего, его инструкцией не предусмотренного.

— Решай сам, — повторила Александра и посмотрела мужу прямо в глаза. Однако — не без некоторой загадочности во взгляде.

Уквасов вздохнул и принял решение.

— Всё делаешь, как договорились. И никакой самодеятельности.

— Что ты понимаешь под самодеятельностью? — сочла необходимым уточнить Александра.

— Самодеятельность и понимаю, — недовольно ответил Уквасов, пряча взгляд.

После ухода мужа Александра выпила ещё немного коньяку и пришла в комнату, где спал Дмитрий. Дожили! Собственный муж укладывает собственную жену с другим мужиком!

А мужчина-то Дима, в общем-то, и ничего даже. Хотя и отнюдь не красавец. Но всё при нём. Даже волосёнки на головёнке. Александра взяла стул и подсела к дивану. Нагнулась и сбросила со спящего простыню. Вот, пожалуйста, и на талии практически никаких лишних отложений-накоплений. И ягодицы в норме — есть за что подержаться. Она встала со стула и осторожно перевернула Дмитрия на спину. Волосатости мужик умеренной. Но там где положено — в достаточном количестве. Александра быстро разделась и снова села на стул. Теперь все её ощущения несколько изменились. Как бы изменился некий угол зрения, словно бы прибыло остроты восприятия. Говорят, мужики любят глазами, а женщины ушами. Может быть. Но она, видимо, не вполне типична. Ей приятно было разглядывать Дмитрия и сознавать, что он исключительно в её власти, что она способна сделать с ним всё, что захочет. Однако о том, что она может вдруг захотеть с ним сделать, Александра старалась не думать.

А действительно ли она может сделать с ним всё, что захочет? Она вместе со стулом придвинулась поближе к дивану и протянула руку, чтобы… Но вдруг испугалась и быстро глянула на лицо Дмитрия. Беспокойство, безусловно, напрасно. Да оторви ему всё под корень — он не проснётся. Не пошевелится, возможно, даже. Уквасов говорил же, что снотворного подсыпал. Шура вспомнила о муже и поскучнела. Но скоро справилась с собою, прогнала тяжёлые и непродуктивные мысли и вновь протянула руку к соблазнительно бугрившимся плавкам спящего мужчины.

***

Выскочив на улицу, Дмитрий остановился. Он не знал, куда бежать, что делать. Исполнение заказа невозможно, однако деньги уже получены, причём не только получены, но и потрачены. Точнее, утрачены. И утрачены, судя по всему, безвозвратно. Дмитрий был в панике. У него нет таких денег. Нет и никогда не было. И взять негде. Если эти деньги принадлежат Бояркиной, что в высшей степени маловероятно, то она просто убьёт его. Стукнет чем-нибудь, угодив по голове, и убьёт. А если заказчик настоящий и жертвой и в самом деле должна стать Маринка, то он, отказавшись от исполнения заказа, обязан будет возвратить деньги. Однако где он возьмёт такую сумму?

Стоп! Дмитрий вцепился обеими руками в волосы. А почему, собственно, он должен возвращать деньги людям, задумавшим убить его Маринку? Он вернёт им денежки — простите, мол, я за это дело не возьмусь, — а они просто-напросто найдут другого исполнителя. А самого его, возможно, уберут как нежелательного свидетеля.

Дмитрий подошёл к скамейке и сел. Надо подумать, но без паники, подумать спокойно и основательно. Он закурил сигарету и откинулся на спинку скамейки. Вчера так получилось, что поразмыслить ему не удалось, не вышло поразмыслить — он напился раньше, чем собрался это сделать. Естественно, он и в пьяном виде о чём-то размышлял, и, скорее всего, именно на эту животрепещущую тему, однако результаты тех его мыслительных усилий остались неизвестны. И не стоит теперь напрягаться, чтобы хоть что-нибудь вспомнить — предпочтительнее заново всё начать, продумать всё основательно на трезвую голову и принять решение.

И тут он вновь наткнулся мысленно на факт пропажи денег. Как это произошло? Одному Богу известно. Можно, конечно, сидеть и выкручивать, словно половую тряпку, собственные мозги — вдруг да всплывёт нечто такое, что прольёт хоть чуточку света на вчерашние события. Да, попытаться можно. Но прежде всего необходимо поговорить с Шурой, которая доставила вчера его к себе в квартиру. Она сказала, что денег при нём не было, однако, возможно, она сообщит что-нибудь из того, что поспособствует — так хочется на это надеяться! — выйти на след пропавших денег.

Сегодня, сделав несколько глотков из бокала с коньяком, он вспомнил о деньгах, полученных им накануне от усатого, и бросился обшаривать карманы брюк и ветровки. И не обнаружил денег.

— А деньги где?! — вскричал он.

— Какие деньги? — спросила Шура.

— У меня же были деньги! Восемнадцать тысяч! Долларов! — закричал Дмитрий и снова принялся осматривать карманы.

— Ты что-то путаешь, — не согласилась с ним Шура. — У тебя не было денег.

— Были! Восемнадцать тысяч! Чёрт возьми! Где же они?!

— С такими деньгами… пьянствовал? — голосом ошеломлённого человека произнесла Шура.

Дмитрий схватил одежду и стал быстро одеваться. Ему казалось, что надо куда-то бежать и что-то срочно предпринимать. Через минуту он уже бежал по лестнице вниз.

— Ты вернулся? — удивилась Шура. — Ну заходи.

Дмитрий вошёл в коридор, потом разулся и взглянул на Шуру.

— Может быть, чайку или кофе? — предложила хозяйка квартиры.

— Да, пожалуй, — кивнул Дмитрий.

— Тогда проходи на кухню. Чайник только что вскипел.

Дмитрий предпочёл кофе. Отхлебнув из чашечки небольшой глоточек, он испытующе посмотрел на Шуру и задал прямой вопрос:

— Шура, ты не брала моих денег? Точнее, не моих, а денег, которые при мне находились.

— Дима, я же уже говорила тебе! — Шура обиженно надула губы. — Почему второй раз спрашиваешь? Ты, получается, мне не веришь?

— Я верю, но, сама понимаешь… — нерешительно произнёс Дмитрий.

— Веришь, но сомневаешься, — покивала Шура. — Но что я могу тебе сказать? Могу только повторить то, что уже говорила. Что не брала твоих денег. И даже не потому, что такая вся из себя честная, а потому, что у тебя ничего не было. По крайней мере, тогда, когда я тебя нашла. И ты сам мне об этом сказал, когда я тебя нашла. В пивнушке у «ВДНХ».

— Что сказал? — переспросил Дмитрий. — Что я «сам сказал»?

— Что деньги потерял. Ты сказал, что потерял целую кучу денег.

— Я это в самом деле говорил?

— Да, именно это ты и говорил. Но вскоре забыл, видимо, об этом, ну, о том, что деньги потерял. И больше на эту тему ни слова… Я даже подумала, что ты что-то перепутал, что никаких денег не было. Да если б знала точно, что ты деньги потерял, то ни за что в квартиру свою не пустила бы. Зачем, скажи мне, подозрение на себя навлекать?

Александра выглядела искренней, она смотрела Дмитрию прямо в глаза, почти не моргая, и все её движения были несуетливы и пластичны. Если она и лжёт, то очень умело. Конечно, знай он язык жестов, то, возможно, заметил бы гораздо больше признаков, на основании которых с несравнимо более высокой степенью определённости мог бы судить о том, насколько Шура правдива. Однако Дмитрий, хотя и читал он брошюрки о человеческих телодвижениях, мало что из них почерпнул для себя. Кое-что об открытых и закрытых позах, что-то о том, как отражается внешне настроение человека, да запомнил ещё кое-что о движениях и позах женщины, желающей контактов с мужчинами. Вот и всё, пожалуй.

— Деньги были. Я не перепутал, — Дмитрий горестно опустил голову. — Были и сплыли.

— Сколько денег было? Ты какую-то сумму огромную называл. В долларах.

— Много. Очень много. Далеко не каждый столько и в руках держал. Послушай, а я ничего такого не говорил о том, где эти деньги и каким образом посеял?

— Нет, ничего такого, по-моему, не говорил, — поманипулировав некоторое время складками лба, но так, очевидно, ничего и не вспомнив, заявила Шура.

— Так я и думал, — огорчённо проговорил Дмитрий.

О том, что и надежда у него тоже была, он говорить не стал. Какой в этом смысл? Теперь надо думать, как быть дальше. Допить почти остывший кофе и решать, как жить дальше.