Стрельба в невидимку

Сергей Самаров, 2003

Все взбудоражены: в городе объявился серийный убийца, прозванный журналистами Лешим. Он выслеживает парочки в пригородном лесу, убивает мужчин, а с женщинами расправляется с особой жестокостью. Милиция действует по привычной схеме: сплошные облавы и засады-подставы. Но Леший уходит из любой, самой коварной ловушки. Кажется, он неуловим. Но ведь маньяк тоже человек, у него есть друзья. И даже подруга. Именно она подговорила Лешего на убийство ее мужа. А когда в деле замешана женщина, дело принимает совершенно непредсказуемый оборот…

Глава 3

1

Автобус остановился, не доезжая до плотины. Лязгнули, как пасть крокодила, дверцы. Человек средних лет и среднего роста, но широкоплечий, кряжистый, в камуфлированном полувоенном костюме без погон, вышел на остановке и посмотрел на небо. Тучи ползли низко и плотно, предвещая если и не снег, то скорый дождь обязательно.

Человек поправил форменную кепочку, надвинул козырек почти на глаза и пошел по сырой, хотя и плотно утрамбованной дороге в городской сосновый бор. На плече он нес пустой рюкзак такой же камуфляжной расцветки. Дорога была скользкой еще после ночного дождя, но ноги в тяжелых, военного образца ботинках не скользили.

К тому же человек не собирался долго придерживаться дороги, а свернул вскоре прямо в молодой сосняк. Там трава хоть и сырая, но не такая скользкая, как земля на дороге.

Человек постоянно осматривался.

Углубившись в лес метров на сто, он достал из-за пазухи большой охотничий нож-мачете, попробовал лезвие пальцем и резким взмахом разрубил ветку в пару сантиметров толщиной, что перекрывала тропу — попробовал оружие в действии. И удовлетворенно, одобрительно хмыкнул. Так, с ножом в руке, он и двинулся дальше, постоянно к чему-то присматриваясь, часто оглядываясь.

В одном месте он подобрал большую и кривую сосновую ветку. Несколькими взмахами обрубил боковые сухие ответвления и сделал что-то вроде неуклюжего посоха-дубинки. Взмахнул, словно угрожая кому-то невидимому. И тоже удовлетворился. Этим посохом он и стал раздвигать ветви кустов.

Еще метров через сто человек подошел снова к дороге. Оказалось, что он срезал путь, видимо, хорошо ему знакомый. Не выходя на открытое место, человек проводил взглядом легковой автомобиль, что проехал мимо, — за рулем молодой парень, на заднем сиденье развалилась девушка, потом и сам двинулся по опушке.

Здесь дорога кончалась. Автомобиль заехал дальше в бор. Человек в камуфлированной форме посмотрел на свежие следы рубленого протектора, указывающие направление движения, но не пошел в ту сторону, а остановился около кучи корней и хвороста. Лесники все же не всегда пили водку, а иногда за бором ухаживали — подбирали сушняк. Человек стал копаться посохом в куче, разбрасывая наломанные ветром и человеческими руками ветки. Он, похоже, искал что-то.

Здесь его и задержали. Четверо ментов с тупорылыми автоматами выскочили, как с деревьев свалились, одновременно с разных сторон. Стволы смотрели прямо на человека. Пожелай он упасть, а они выстрелить, то вполне могли бы с такой тактикой перестрелять друг друга.

Но он, к счастью, сопротивления не оказал.

— Лапки подними.

— Что вам надо, ребята?

— Нож брось в сторону.

Человек отбросил нож.

— Документы есть? — спросили.

— Есть, — он полез во внутренний карман.

— Стоять. — Ствол сильно ударил человека между лопаток. — Лапки, мудак, кверху. Симонов, обыщи его.

— Да что вы в самом деле? Что вам надо?

— Сейчас машина подойдет, тогда и разберемся, кому что здесь надо.

Машина подошла почти сразу. Милицейский «уазик».

— Что ты здесь искал? — спросил капитан, показывая на кучу хвороста.

— Корни искал.

— Ну-ка, переворошите все, — скомандовал капитан ментам. — Что-то там должно быть. А ты садись в машину. Не туда, не туда… Через заднюю дверь, за решетку…

2

Я снова спустился на четвертый этаж и позвонил своей недавней собеседнице. Она открыла сразу. Значит, под дверью слушала. Любопытная тетя. Но такие в нашем деле бывают полезнее наряда ментов из райотдела.

— Вы не подскажете, на шестом этаже кто живет?

— Люся. Женщина с двумя детьми.

Она посмотрела недоуменно, никак, видимо, мысленно не связывая Люсю с квартирой Чанышевых.

— А из мужчин?

— Нет у нее никого. С мужем она уже три года как развелась. И чтоб кого-то приводила — я не видела… Люся — женщина серьезная.

— А на их этаже молодой человек… — я описал того, что прошел мимо меня по лестнице. — Такой там нигде не проживает?

— Нет. Там только один молодой — Юрка. Он школу заканчивает. В квартире напротив Люси живет. Но он ростом-то с меня, не больше.

— Спасибо. Я поднялся этажом выше. Лоскутков уже вызвал экспертов и следственную бригаду горотдела и сейчас выгнал всех с балкона, чтобы не наследили. Хотя, пожалуй, уже поздно. Мы все там побывали. И неизвестно, кто за что рукой в этой тесноте и в спешке взялся. Могли отпечатки и заляпать. Ведь когда смотрели на путь, которым преступник ушел, мысли были только об одном — о погоне. Это потом я сообразил, что гнаться уже не за кем. Паровоз ушел.

— Обыск в квартире производили? — спросил Лоскутков опера из райотдела.

— Зачем, здесь и так все было ясно. Только наркоту забрали. Нам Чанышева сама показала, где у нее что припрятано.

Майор посмотрел неодобрительно, хотя и знал, что обыск производится далеко не всегда. Сам он к обыскам имел почти садистское пристрастие — нравился, видимо, ему вид разбросанных и перевернутых предметов, — а однажды умудрился провести обыск даже у меня. Тогда мы и познакомились.

— Кстати, а почему в материалах нет протокола допроса соседки с четвертого этажа? — спросил я.

— Я сам пару раз к ней заходил, оба раза никого дома не было. Откуда я могу знать — где она. Может, она и не живет здесь. Может, у детей, за внуками ухаживает. Может, у нее домик в деревне…

— То есть ты хочешь сказать, что ее не допрашивали?

Кудрявцев мотнул головой так, что мне показалось — он отмахнулся от меня лысиной.

— Никто ее не допрашивал.

— Сержант, — попросил я. — Пригласи сюда соседку с четвертого этажа.

— А что такое? — коротко и настороженно спросил злой Лоскутков. Он уже понял, что следствия вообще никакого не было. Так, отписали бумажки и посчитали, что отчитались. А моей педантичности мент верил. Только всегда подозревал, что я не все ему говорю.

— Я с ней сегодня беседовал. Женщина говорит, что ее уже допрашивали. Приходили из милиции.

— Еще не легче, — вздохнул опер и потер ладошкой раннюю, не по уму лысину. — Может быть, Свиридов — наш следак? Так он бы протокол к делу подшил. А больше… так вообще некому. Она не врет?

Я ничего не ответил.

Сержант привел соседку, и Лоскутков ушел с ней на кухню, где можно было бы присесть, не так боясь стереть чужие отпечатки. Я пока зашел в другую комнату, посмотреть, что там и как. Здесь в первую очередь привлек внимание компьютер. С него почему-то был снят кожух. Я в компьютерах не великий знаток — уровень примитивного пользователя, но даже мне показалось, что что-то здесь не так стоит, как оставил бы рачительный хозяин. А что он хозяин рачительный и технику свою уважающий, об этом красноречиво говорила книжная полка со множеством книг и особенно журналов на компьютерную тему.

Приехала следственная бригада горотдела. Лоскутков дал распоряжения. Ему самому было некогда здесь торчать, в городе проводилось какое-то мероприятие по поимке Лешего.

— А ты со мной поедешь, — сказал майор мне.

— В качестве арестованного?

— Сможешь фоторобот сделать?

— Попробую. Если ваши компьютеры не такие, как местный. — Я кивнул на вторую комнату. Майор заглянул в распахнутую дверь, минуту рассматривал письменный стол и стоящее на нем электронное оборудование, потом что-то тихо сказал приехавшему следователю. Тот тоже заглянул в дверь и кивнул Лоскуткову.

Мы спустились по лестнице, чтобы не ждать лифт. Рядом с моей машиной стоял старенький, маленький, серенький, словно грязный, «БМВ-320». Два человека смотрели на меня, когда я открывал свою «развалюху». Лица у парней незнакомые. А я высматривал того, что прошел мимо меня по лестнице.

Чуть в стороне, даже не заехав на стоянку, остановился черный «Мерседес-280». Оттуда тоже кто-то смотрел, но сквозь тонированные стекла различим был только водитель, да и то недостаточно ясно.

Знаю за собой дурацкую привычку. Теперь буду в трамвае ехать и глазеть по сторонам в поисках симпатичного лица своего лестничного собеседника.

Но номера машин я все же сфотографировал в памяти. Что им надо у этого подъезда? Вроде бы никто не входил. Двери не хлопали.

Подъезд становится популярным?

3

Почти час у меня ушел на составление фоторобота, и, как оказалось, потратил я это время только ради своего удовольствия. Дважды в компьютерный отдел заглядывал майор Лоскутков, смотрел варианты, а я продолжал щелкать клавишей «мыши», перебирая варианты носа, бровей, глаз, разрез рта и очертания подбородка. Память меня не подвела. Я сфотографировал парня. Но оказалось, что воспроизвести оригинал гораздо труднее, чем это бывает в детективных фильмах. Было похоже, но все-таки что-то не так выходило. Скорее всего, меня просто смущало схематичное изображение, к которому я не привык.

Лоскутков заглянул в третий раз, постоял за спинкой моего стула, что-то нечленораздельное промычал, солидно похмыкал и отвел одного из компьютерщиков к другому монитору. Они начали там колдовать. А Лоскутков бормотать так и не переставал.

— Майор, посмотри-ка… — через пару минут он позвал меня. — Это не он?

Я подошел.

— Он. Точно. Твой друг?

— Это Паша Гальцев. Квартирный вор. Он во всероссийском розыске. Мы уже год как желаем с ним плотно побеседовать. Парень очень хладнокровный и с головой дружит. Откроет любой замок ногтем. Тебе бы тоже надо иногда просматривать наши ориентировки, — рысьи глаза майора обдают меня жутковатым холодом, когда он высказывает желание сделать из меня нештатного сотрудника ментовки. — Кстати, Паша работает всегда только по наводке, в случайную квартиру, где взять нечего, не пойдет. Как думаешь, что ему там было надо?

— Деньги?

— Деньги из квартиры изъяли сразу же. Почти шесть тысяч баксов. Не бедно они жили. Хотя по мебели этого не скажешь.

— Проверь еще номера машин, — попросил я лейтенанта-компьютерщика и продиктовал ему номера «БМВ» и «Мерседеса», которые видел у подъезда. Потом только повернулся к Лоскуткову. — Надо сначала выяснить — чем вообще занимался убитый? Большую часть рабочего дня он проводил дома. Если отлучался куда-то, его увозили и привозили на престижных иномарках.

Лейтенант включил принтер. Минута жужжания, и я получил в руки листок с распечаткой всех данных на интересующий меня транспорт.

— Кому они принадлежат? — спросил Лоскутков, заглядывая в бумажку. — Меня особенно «Мерседес» заинтересовал. Мне показалось, что оттуда нас или фотографировали, или на камеру снимали. Но тонированное стекло, чтоб ему, точно не разберешь…

Надо же. Оказывается, он тоже обратил внимание на машины у подъезда. И увидел даже то, что я не увидел. Если фотографировали, то это уже интереснее.

— Так… Так… Лейтенант, подбери-ка мне данные на хозяев транспортных средств. Потом занеси.

Мы вышли в коридор.

— Я больше не нужен?

— Чем заниматься собираешься?

Это уже сильно походило на то, что Лоскутков основательно меня запряг. Он вообще всегда и по любому поводу считает, что все сознательные граждане должны добровольно работать на ментовку. За честь и исключительное удовольствие.

— Дела у меня.

— Я тоже сейчас занят. Хотел только провести допрос этой самой Александры Чанышевой. В райотделе ее почти не допрашивали. Записали только, что она сама рассказала. Время такое было — пересмена… — Судя по тону, Лоскутков почти смирился с нерадивостью сотрудников, даже оправдывать их пытается.

— Мне бы желательно поприсутствовать.

Мы вошли в тесный, на двоих, кабинет. И тут же зазвонил телефон.

— Слушаю. Майор Лоскутков. Так… Отлично. Давайте его сюда быстрее.

Он положил трубку и посмотрел на меня торжествующе, почти радостно. Даже рысьи глаза сияли без злобы, как на праздник 10 ноября перед коллективной выпивкой.

— Кажется, Лешего поймали…

— Поздравляю. А как же наш допрос?

— Позже. Сейчас тебя не задерживаю. Сам понимаешь…

— Без тебя я смогу поговорить с Чанышевой?

— Лучше не надо. Я сейчас пошлю Кудрявцева, пусть он вместе с ней на квартиру съездит. Посмотрят, что пропало. Паша Гальцев просто так туда не полезет. Он всегда знает, что ищет.

Мне осталось только согласиться.

4

Машину, приехав на службу, я всегда ставлю не у подъезда, а под окном своего кабинета. Хоть и старенькая она у меня, а не любит домогательств посторонних, большей частью молодых личностей, хотя по нынешним временам к такому можно было бы и привыкнуть. Все мы со временем к неприятностям привыкаем.

Путь к дверям всегда постоянный. Марина Владимировна, старушка из газетного киоска, с десяти метров узрев машину, приготовила уже пачку моих привычных сигарет «Спецназ». В последнее время я курю их не столько из-за вкусовых качеств и соответствующей кошельку частного сыщика стоимости, сколько от ностальгических воспоминаний о днях своей службы в спецназе.

Кивнув охраннику и прошагав по длинному коридору, я застал на диванчике у двери своего кабинета Гошу Осоченко с мелким рыжим типом — весьма подвижным котенком.

— Извините уж, что я не один. Вот, подарили сегодня… — Гоша поднял зверюгу к груди. — Приходится весь день с ним мотаться.

Кисть левой руки Гоша замотал слегка окровавленным носовым платком. Котенок оказался царапучим и оставил на руках ощутимые метины.

Осоченко самому не терпелось узнать результаты моей деятельности. Что ж, вполне резонно. Он платит, он и музыку заказывает. А я собирался ему звонить и договариваться о встрече.

— Проходите, — распахнул я дверь. — Вы очень вовремя. Я еще в восемь утра пытался вас найти.

Парень передернул плечами, словно поежился. Странная и неприятная у него привычка, я еще в прошлый раз заметил это передергивание. Словно у него аллергия на запах кошки, живущей четырьмя этажами выше. Или на пролетающую где-то далеко в небе птицу.

Вошел. В низком кресле он вообще кажется невзрачным и потерянным, словно провинившийся ребенок. Даже вдвоем с котенком.

— Как наши дела? — это он спрашивает.

Рыжий мяукает, словно повторяет вопрос хозяина.

— Дела наши обстоят так, что я уже плотно занялся вашим заказом. Дело изучил. И мне думается, что есть все шансы на успех. Вы в состоянии нанять своей подопечной хорошего адвоката?

— Наверное…

— Этого мало. На одном «наверное» ей не выехать. Надо сделать это обязательно, и чем скорее, тем лучше. Могу, если у вас нет соответствующих связей, порекомендовать из своих знакомых. Но любой адвокат стоит денег. Хороший адвокат стоит двойных денег. Вы вообще-то чем занимаетесь?

— У нас с компаньоном своя небольшая фирма. Торгуем компьютерами и комплектующими. Если хотите, могу и вам чем-то помочь. В порядке взаимообмена. У нас цены самые низкие в городе…

— Мне, к счастью, или, вернее, к сожалению, ничего не надо. Компьютером пока не обзавелся. А вообще, говорят, это дело прибыльное. Я имею в виду ваш род деятельности.

В ответ неуверенное, но слегка высокомерное хмыканье. Как профессионал оценивает суждение дилетанта. Котенок при этом тоже проявил неуважение к моему кабинету и попытался забраться на стол.

— Было раньше прибыльным, пока ветер не поднялся и доллар не подлетел до потолка. Сейчас продать компьютер — большая удача.

А мой мальчик и остроумием иногда блеснуть может. Это я одобряю. Только вот другого я понять не могу. Все коммерсанты жалуются на сложности своего существования. С ними в основном я и работаю, потому говорю обоснованно. Однако все они живут, как мне кажется, не так уж и плохо.

— А на чем тогда держитесь?

— На компьютеры мы цены почти не поднимаем. И так они для многих стали нереальными. Почти на нолях работаем. Только на расходных материалах выезжаем. У кого уже есть компьютер, тому расходные материалы так и так необходимы. Вот они сейчас и стали дорогими. Но у нас все равно дешевле, чем в других фирмах.

— Значит, вытягиваете…

Опять неопределенное пожатие плеч.

— Пытаемся выжить.

А он сегодня — мне даже интересно такую метаморфозу лицезреть, и навевает это определенные выводы — не такой беспомощный, как в первую встречу. Тогда, понятно, волновался. Или вид делал. Сейчас уже знает себе цену. Или показывает это. Осмыслил, видимо, что он оплатил услуги и вправе требовать результата. Как должно было бы быть в действительности. Но при всей внешней, почти дурацкой его простоте и неприспособленности он в настоящей жизни, сдается мне, совсем не такой.

— А чем занимался Валентин Чанышев?

Осоченко задумался ненадолго. Оказывается, он умеет формулировать мысли достаточно быстро и достаточно четко. В первый раз я этого бы и не заподозрил. Да что — я, сам Лоскутков не смог бы подумать так при всей своей проницательности и профессиональной ментовской подозрительности.

— Он закончил университет. Сначала в НИИ работал. Там, естественно, не платили. И начал работать самостоятельно. Это не все могут, но Валька был программистом от бога. Любую программу мог сделать на заказ. На любые нужды. Кому что требуется по профилю трудовой деятельности. От простейших до самых сложных. Официально нигде не числился, но заказов много имел. И все клиенты, насколько я знаю, оставались довольны. Но это, так сказать, не для печати, вы же понимаете…

Я понимаю. Я не работаю, дорогой мой клиент, в неблагодарной налоговой полиции, поэтому меня мало интересуют юридические тонкости подобной надомной работы. Однако я где-то слышал, что работа программистов оплачивается достаточно высоко. Особенно если обходиться без налогов.

— И много он зарабатывал?

— В месяц столько, сколько вся наша фирма за полгода. За хорошую программу люди с головой готовы платить деньги. Одна программа способна десяток человек из штата убрать — работа только эффективнее пойдет. Это же какая экономия…

Откровенно. А главное откровение в том, что теперь у Гоши даже зависть в голосе проскользнула. Интересные, должно быть, были между друзьями отношения. И не совсем простые.

«Санька!» — понял я.

Санька — со школьной скамьи…

— Одну и ту же программу можно продавать в разные фирмы. Или это не так?

Это очередной вопрос дилетанта. Рыжий котенок при этом заглядывает Гоше в лицо, ожидая умного ответа.

— Можно. Он делал программы, которые работают с электронным ключом. Чтобы избежать конкуренции в продаже со стороны первого заказчика.

— Это для меня темный лес…

— Догадываюсь.

А клиент, оказывается, еще и ехидничать умеет. Прямо на глазах мальчик растет и превращается в зрелого мужа.

— Вы с ним сотрудничали?

— Он у меня покупал, что надо было. Я ему делал дополнительные скидки. Иногда посылал к нему заказчиков. Придет кто-то, спросит по поводу программы, которая его устроила бы. Я отсылал к Вальке. Кроме того, мы ведь проводим обслуживание своих клиентов и фирм, которые технику у нас брали. Там тоже можно что-то посоветовать. Это срабатывает. Экономить у нас научились. В общем, я ему, как мог, помогал.

— За комиссионные?

— Нет. Просто так. Но это все же были редкие случаи.

— А как же он искал клиентуру? Ведь рекламу он, я так думаю, не давал? Ни к чему привлекать внимание налоговых органов.

— Где-то находил. Но я же говорю, найти клиента — это удача. Повезет, и можно несколько месяцев жить безбедно. Он постоянно был в поиске заказов.

— А его жена? Чем она занималась?

— Санька? — теперь Гоша глянул на меня почти затравленно, и я только сейчас понял, что у него астигматизм — вот почему он не может смотреть прямо в глаза, но ответил он, четко формулируя мысль, — сегодня мой клиент уже не был мямлей. — Они не только в школе, но и в университете учились в одной группе. Она за ним туда пошла. Чтобы не отставать. Потом вместе с ним в НИИ работала. Тоже программист. И уволились вместе. А потом… Валентин не хотел, чтобы она вообще работала. Причуда богатого и сильного человека. Она у него дома, как в тюрьме, сидела. Только в магазин иногда выходила. Он ее даже к подругам не отпускал.

— Тиран?

— Близок к этому.

— А как она на это реагировала?

— Как собака. В глаза ему заглядывала. И не была против. Верила, что так и надо.

— Так, значит, Валентин был сильным?

— Духом. Он всегда таким был. Что хотел, то и брал. Словно всегда имел на это право.

— Хорошо. К разговору о ней мы еще вернемся. Это будет, как вы понимаете, наш главный разговор, — я очень постарался смотреть ему в глаза, очень хотел, чтобы он во время следующего вопроса взгляд не отвел. Ответ на вопрос многое бы мне дал в понимании ситуации. — А теперь скажите, вы были хорошими друзьями? Достаточно близкими?

— Более-менее… — А в глаза он посмотреть не сумел. Возможно, сыграл роль астигматизм, возможно, что-то другое. — Общались мы часто. Больше по моей инициативе. Я к ним приходил. Он ко мне показывался только тогда, когда что-то к компьютеру купить надо.

— А кто был с ним более близок, чем вы?

— Компьютер. Он сутками перед ним просиживал.

— Значит, близких друзей Валентин Чанышев не имел?

Гоша пожал плечами.

— Он в них не нуждался. Характер такой…

Это уже было сказано достаточно категорично.

— И тем не менее с кем-то же он общался. Вы можете назвать несколько имен, с кем он в последнее время вел дела?

Осоченко задумался. И я понял, что он не вспоминает. Он хорошо помнит эти имена. Но сомневается — следует ли мне знать подробности.

— Зачем это вам надо? Вы же не изучением жизни Валентина Чанышева занимаетесь. Вы должны доказать невиновность Саньки Чанышевой.

— Если его убил кто-то другой, то Александра Чанышева автоматически становится невиновной. Вы не понимаете это? Я думал, после первой нашей встречи объяснил все достаточно четко.

— Да, но есть же и другие пути.

— Например?

— Например, сделать недоказуемой ее виновность.

Теперь уже я мог позволить себе улыбнуться. Специалист и дилетант поменялись местами. А скажу честно, мне не слишком нравится играть роль последнего. Хотя специфика моей службы такова, что играть ее приходится достаточно часто. В самом деле, не могу же я изучить все сферы деятельности социума, в котором приходится мне работать. От бизнеса до воровства газет из почтового ящика. Да, и таким делом приходилось заниматься недавно.

— А вы знаток законов, оказывается. Да, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Следствие должно доказать его виновность. Но вы ставите мне задачу гораздо сложнее, чем выбрал я сам, если учесть, что Чанышева сделала добровольное признание. Тем более что у меня есть сведения — кто-то очень интересуется квартирой Чанышевых в данный момент.

— То есть?

— Сегодня туда проник посторонний человек. Что-то искал. Возможно, это связано с убийством. Итак, мне повторить вопрос?

— И что он украл? — Осоченко обеспокоился.

— Ничего не успел, кажется. Я ему помешал. Итак?…

— Валентина как опытного компьютерщика-хакера пытались привлечь к работе в период предвыборной кампании. Скоро выборы в Думу… И есть много разных путей… Вы сами должны понимать, что такое выборы и какие люди лезут в Думу. И для каждого из кандидатов важно сохранить тайны своего компьютера и узнать тайны компьютеров чужих. Это же естественно. Хакеры сейчас нарасхват идут. И им хорошо платят.

— Так-так… Это уже интереснее, значит, он не просто суперпрограммист, а еще и хакер?

— Суперхакер, — поправил Гоша, и котенок супермяуканьем подтвердил его слова. Хотя, возможно, бедное животное просто искало место, где сделать лужу, и потому рвалось с оцарапанных рук хозяина.

— Это уже намного интереснее. И если мы с вами узнаем больше, то может так случиться, что Александру Чанышеву скоро освободят. Постараемся узнать, а? — я усилил нажим, давая понять, что информация, которой обладает клиент, может сыграть значительную роль в достижении цели.

Но он или в самом деле не имел более точных данных, или предпочел молчать.

— Больше я ничего не знаю. Даже не знаю имени кандидата, на которого он должен был работать.

— А Александра?

— Валька вообще держал ее вдалеке ото всех дел. Я очень сомневаюсь, что она сможет вам в этом помочь.

— Ладно, — переключился я довольно резко. — Тогда перейдем к главному. Меня весьма интересует один вопрос. Каким образом вы лично заинтересованы в том, чтобы Александра Чанышева была свободной?

Гоша замялся и стал похожим на себя вчерашнего, когда предстал передо мной мямлей и человеком нерешительным. Даже голос у него изменился. Только что не покраснел в смущении до самых ушей.

— Мы — друзья.

Если не фраза, то внешний его вид говорили многое и весьма красноречиво. Жены друзей могут тоже быть друзьями. Но говорят об этом обычно, не стесняясь.

— Вы сами-то женаты?

— Нет.

— А я вот утром, когда звонил, подумал, что мне теща отвечает. Ошибся, значит…

— Это мама. Она у меня человек суровый.