Последний день Славена. Том второй

Сергей Самаров, 2014

Вторая книга серии «След Сокола» рассказывает об отношениях между двумя славянскими князьями – Годославом и Гостомыслом. Первого, старшего по возрасту, история называет отцом будущего основателя династии русских князей и царей Рюрика, второго же, младшего, в рукописях называют дедом Рюрика. Каждая из этих исторических личностей известна по-своему, но, не будь между двумя князьями дружбы, история России, возможно, предстала бы иначе… Наряду с известными по первой книге цикла героями, такими, как король франков Карл Великий и его ближайшее окружение, помощники Годослава, князь-воевода Дражко и волхв Ставр с подчинёнными ему разведчиками, читатель познакомится и с новыми героями, восточными и западными славянами, такими, как отец Гостомысла неукротимый князь Буривой, варяжский князь Войномир, будущий князь острова Руян и Поморского княжества, впоследствии один из лучших полководцев Карла Великого, покоритель грозных аваров, и с другими. Хронологически действие происходит через три с половиной года после событий первой книги. Карл Великий сначала окончательно присоединил к своему королевству Баварию, а потом, прежде, чем вступить в серьёзную, на его взгляд, и долговременную войну против постоянной угрозы для всей Европы с юго-востока – Аварского каганата, решил обеспечить себе спокойствие в тылах. Для этого Карлу было необходимо окончательно усмирить ненадёжную Саксонию, и покончить с княжеством вагров, в котором правил князь Бравлин Второй. Но, чувствуя устремления Карла, поднимала голову и обеспокоенная Византия. Византии много неприятностей доставлял Аварский Каганат, висевший над северными греческими провинциями постоянной угрозой. Тем не менее, если сменить одного опасного соседа на другого, не просто опасного, но и страшного своей силой, упорством и организованностью – на королевство франков, угроза станет стократ сильнее… Это в Константинополе прекрасно понимали…

Глава четвертая

— Люди, когда кормят детей, почему-то избегают любой активной физической деятельности. Считается, что кормящая мать должна больше отдыхать и не нагружать себя… Звери и птицы же, наоборот, в этот период приобретают наибольшую активность… — философствуя, сказал князь Годослав, поглядывая, как, играя мышцами на мускулистых лопатках, рвётся с цепи его любимица Гайяна. И висящие набухшие соски самки пардуса ничуть не мешают ей. — Кстати, кто видел сегодня князя-воеводу?

Вокруг Годослава собралось большое сопровождение — и слуги, и бояре со слугами, и боярские дети, и многочисленные загонщики с традиционными трещотками^[3]. Но никто князю не ответил, хотя все знали, что князь-воевода Дражко на рассвете должен был давать смотр собранным в единый полк боярским стрельцам, и потом присоединиться к охотникам. Однако дольше ждать уже было некогда, и, ответа не услышав, князь дал рукой знак — к воротам.

Однако сам приподняться на стременах и оглядеться в последний раз не забыл.

Годослав не особенно беспокоился, хотя после вчерашнего покушения на Дражко на душе и у самого князя было так же неуютно, как неуютно, должно быть, было на душе у князя-воеводы. Но если бы что-то произошло, Годославу сразу доложили бы. К тому же князь-воевода и сам предпринял необходимые меры защиты, и волхв Ставр обещал позаботиться о том же. Но сейчас нигде не было видно даже самого Ставра. Впрочем, волхв обычно появлялся рядом с Годославом именно тогда, когда он был особенно необходим. Если не появился сегодня утром, значит, необходимости в этом он не видел.

Кавалькада охотников выехала на городские улицы, где к ним присоединились и другие охотники — боре и их окружение, и растянулась на целых два квартала. Годослав, возглавляющий кавалькаду, умышленно придерживал повод, чтобы не торопить коня. Делал он это потому, что всё ещё ждал, когда его догонит Дражко, или хотя бы волхв Ставр с новостями о князе-воеводе. И ещё потому, что горожане, несмотря на ранний час, вышли на улицы толпами, чтобы поприветствовать своего князя, которого в последние время видели не часто. Годослав, сам не зная почему, стал избегать выхода в город. Наверное, домашние дела делали его более замкнутым, чем прежде, и он попросту стеснялся, понимая, что среди горожан обязательно должны возникать разговоры о княгине Рогнельде и о том, кто станет наследником Годослава. Князь принадлежал к тем людям, которые любят, чтобы о них знали всё хорошее, и предпочитал никогда не выносить сор из избы, то есть, не выставлять напоказ свои семейные проблемы.

Мощёные рубленным камнем мостовые гудели от множества копыт. Этот шум обязан был разбудить даже тех, кто поленился встать в такую рань, чтобы посмотреть на выезд княжеской охоты. Но таких, наверное, нашлось немного, потому что толпой были заполнены даже боковые улицы. И там, где улицы заполняет толпа, обязательно появляются, в надежде получить подачку, и многочисленные уличные собаки. Но сейчас подачек собакам не давали, да и им самим было не до того, когда княжеские охотники вели на цепном поводу таких больших длинноногих кошек, способных одним ударом лапы свалить любую собаку. Но собаки сами хорошо знали, что такое цепь, и понимали, что кошки на цепи для них неопасны, если близко не приближаться. И потом лаяли из-под ног горожан, дальше не высовываясь.

Охотничий досмотрщик Божан величественно шёл впереди князя Годослава, до локтя намотав на руку тройную звенящую серебряную цепь, на которой вёл Гайяну. От присутствия множества людей Гайяна чувствовала себя не спокойно, но она не в первый раз отправлялась на охоту, цепь тянула, но не настолько сильно, чтобы Божан не смог удержать её. Да и по другой причине Гайяна не могла бы рваться вперёд слишком активно — позади князя вели лошадь с двумя притороченными в специальному седлу большими корзинами, в которых везли котят Гайяны. Как заботливая мать, пардусиха не могла уйти от них слишком далеко, и оставить на попечение людей, которым она не слишком доверяла. А из всех людей Гайяна доверяла только Божану и Годославу, прекрасно распознавая острым кошачьим чутьём господина и слугу, и отдавая одному из них естественное предпочтение.

Три других княжеских пардуса, кот и две молодые кошки, на таких же цепях, как и Гайяна, только не серебряных, а простых, железных, шли недалеко позади, и вели себя похоже. На людей не реагировали, на собак не рычали и даже не шипели, но держали цепи внатяг, проявляя понятное беспокойство дикого хищника перед людским многоголосым и невнятным шумом.

Так же неторопливо, как городские кварталы, миновали распахнутые настежь городские ворота, где князь не забыл приветливо поздороваться с сотником городской стражи, отчего сотник покраснел и весь засиял лицом. За воротами ситуация изменилась мало — теперь приветствовали князя уже жители многочисленных пригородов, посадов, пристроев, и крестьяне, отправляющиеся спозаранку в город, и тоже запрудившие дорогу. Но скоро кавалькада, оставив главный шлях сбоку, свернула в сторону княжеских охотничьих угодий, и ехать стало легче. Даже Божан сел на коня, и отпустил цепь на большую длину, не опасаясь, что Гайяна проявит нрав хищника не в том месте, где она должна его проявить. Вообще-то пардусы никогда не нападают на человека, даже дикие, однако отмахнуться лапой от докучливых и излишне любопытных могут так, что здоровья и красоты это не добавит никому. Княжеские пардусы не любят панибратства, тем более, от людей не знакомых или малознакомых.

Мороза в это утро не было, солнце светило ярко, и уже с утра начало оттаивать смёрзшуюся было за ночь грязь. Если бы не сырой ветер, можно было бы утверждать, что погода прекрасная, как специально подготовленная для охотничьего дня. Но ветер охотников не смущал. Даже сам Годослав, несмотря на повседневные заботы, вызывающие у него усталость, и на новые заботы, связанные с событиями вчерашнего дня, казался довольным, и нёс на лице лёгкую улыбку. А как охотнику не улыбаться в преддверии охоты! Поддерживая княжеское настроение, улыбались и бояре, и все другие охотники. Только один князь Додон сидел в седле молча и насупившись, всем показывая свою обиду, однако охотой не пренебрёг, следовательно, не считал, что для него всё потеряно. Годослав, конечно, заметил и Додона, и без проблем определил его состояние. И даже видел, как тот осматривается, кого-то выискивая. Понять, кого ищет князь не трудно. Додону очень хотелось посмотреть на князя Войномира и определить, насколько тот близок со своим дядей. Но Войномир с рассвета должен был находился рядом с князем-воеводой Дражко, и вместе с ним прибыть к началу охоты. Пока не прибыл, и Додон беспокоился, боялся, что молодой князь-воин уже отбыл на Руян, и уже поздно предпринимать какие-то меры к повороту событий в иную сторону. Хотя какие мера можно было бы предпринять против княжьей воли, Додон, скорее всего, даже не предполагал.

К большому княжескому лесу, где запрещалось охотиться другим бодричам, где запрещалось даже деревья рубить, чтобы не спугнуть предназначенную для княжеского дома дичь, подъехали через час. Здесь, около двухэтажного охотничьего дома, выстроенного в форме лежащей подковы, уже готов был к встрече лесной смотритель Вратко со своими помощниками.

— И как там наш секач? — в ответ на приветствие, сразу поинтересовался Годослав.

— Секач давно дожидается встречи с Гайяной, — смотритель вежливо и с достоинством поклонился, и посмотрел куда-то за спину князю. — Пока я расставлю загонщиков по местам, стол в доме ждёт тебя, княже… И князя-воеводу тоже ждёт, как и всех твоих гостей…

Обернулся и сам Годослав. По дороге, обгоняя растянувшуюся кавалькаду, скакало несколько вооружённых всадников. Если большое расстояние не позволяло рассмотреть знаменитые усы князя-воеводы Дражко, то высокую фигуру волхва Ставра спутать с любой другой было трудно. Но и самого Дражко Годослав узнал по вольной, прямой посадке в седле — даже при быстром беге коня Дражко не любил склоняться к конской гриве. Рядом скакал, не отставая, скорее всего, князь Войномир. А остальные, что слегка отстали, были, наверное, воинами сопровождения, призванными обеспечит безопасность князя-воеводы. И отстали они не потому, что кони их были значительно хуже, а только потому, что показывали этим уважение к Дражко. Впрочем, Годослав посчитал, что охране следовало бы несколько человек пустить и впереди князя-воеводы. Так было бы, наверное, надежнее…

* * *

— Извини, княже, что мы опоздали к выезду, — приложив руку к груди, первым сказал Дражко, склонив усы и чуть-чуть голову.

Так же уважительно склонил голову и князь Войномир, и только волхв Ставр сидел в седле прямо, никак не показывая своих эмоций.

— Давал смотр стрельцам? — спросил Годослав.

— Да… Сначала смотр стрельцам, потом вынужден был ненадолго навестить своё имение. Были срочные дела…

Дражко никак не показал голосом того, что выражало его лицо — и глаза, и, особенно, усы, сердито вытянувшиеся в стороны. Вокруг было слишком много посторонних, чтобы разговаривать громко о цели поездки домой. Годослав понял, что есть новости, и, очевидно, они пришли от Ставра. Но у волхва лицо было таким же непроницаемым, как и раньше.

— Хорошо, что вы успели до начала охоты. Впрочем, до охоты нам предстоит небольшое застолье, и оно тоже не повредит вам… Как хозяин дома, я приглашаю всех занять места за столами, — сказал князь уже громко.

И тронул повод, чтобы проехать к боковому крыльцу, тогда как все остальные направились в середину «подковы», к крыльцу парадному, откуда сразу можно было попасть в большую гостиную охотничьего дома. За Годославом потянулись Дражко с Войномиром и волхв. Годослав успел заметить, что князь Додон, уже увидевший князя Войномира, приблизился, чтобы, наверное, завести с ним разговор, как только тот останется один. Но Дражко не оставил Войномира одного, имея к тому, видимо, какие-то причины…

* * *

По рангу, который Годослав, кстати, соблюдал только тогда, когда ему этого или хотелось, или была к этому необходимость, князю было положено выходить в обеденную горницу только после того, как все рассядутся за столами. А этот процесс обычно занимает несколько беспокойных минут, связанных со многими обязательными препирательствами из-за близости отведённых каждому мест к княжескому столу. И потому время для разговора с Дражко у Годослава было.

— Я так и думал, что-то случилось… — князь первым начал разговор.

— Случилось то, — мрачно и с заметной обидой в голосе сказал князь-воевода, — чего в наших краях прежде не было. И сам решай, что мне делать, если Ставр отказывается выполнять мои распоряжения…

Годослав коротко бросил взгляд на волхва.

— Так что всё-таки произошло? Я так и не понял… Чего у нас прежде не бывало?

— У нас не воровали людей…

— Воровали людей?.. — переспросил удивлённый Годослав. — Слава Свентовиту, до такого у нас дело не доходило…

Дражко сердито стукнул ладонью по рукоятке меча.

— Мы с князем Войномиром давали смотр стрельцам. Чтобы облегчить тем минуты расставания с домом и своими боярами, на смотр я вызвал и свою дружину. Люди так устроены, когда они видят, что не одних их касается дальний поход, им легче в него отправляться. В доме у меня, после ухода дружины, осталось только несколько человек дворовых, да десяток воев, кто всегда сопровождает в походах лично меня. Они не пошли с дружиной. И в это время на дом напали…

— Напали на твой дом? — опять переспросил Годослав. — Да кто ж посмел?!.

— Спроси у Ставра… Напали на воев, большой, надо думать, бандой…

— Десятка три напало… — сообщил Ставр так хладнокровно, словно это происшествие мало его взволновало, и он вообще будто бы не желал придавать событию хоть какое-то значение.

Дражко продолжил:

— И пока мои вои во дворе отбивались, закрыв ворота, ещё кто-то проник в дом с другой стороны, и украл у меня рабыню, про которую я вчера рассказывал… Ту самую танцовщицу…

— К которой ты, кажется, не равнодушен… — в голосе Годослава прозвучала добродушная насмешка. Такая добродушная, что не должна была бы обидеть князя-воеводу.

— Мне нравилось проводить с ней время… — мягко сказал Дражко. — Но меня больше всего возмущает не само похищение, а состояние, в котором оказалось наше княжество. Если нападают на дом такого человека, как я, то как могут себя чувствовать в своих домах простые люди?.. Как я после этого проеду по городу? Закрыв лицо полумаской с бармицей, чтобы никто не узнал?.. Мне будет просто стыдно ехать по улицам с открытым лицом, как я привык всегда ездить…

— И что же Ставр? — Годослав повернулся в сторону волхва.

— Ставр, не слишком торопясь, приехал ко мне, и сообщил эту новость. Оказывается, он лично наблюдал всё происходящее вместе со своими разведчиками, и не вмешался. Я подумал, что он хотя бы погоню учинил, и сыск начал, а он, ты сам посмотри, на мою беду только усмехается… И ничего делать не желает…

— Всё делается своим чередом… — покачав, словно отвергая сомнения, головой, спокойно ответил Ставр. — Я ещё ночью знал, что решается вопрос о том, что заговорщики будут предпринимать сегодняшним утром. Первоначально они планировали попасть сюда…

— Сюда? — переспросил Годослав.

— Да. Они думали убить князя-воеводу на охоте стрелой, пущенной из кустов. В общей толчее это могло бы пройти незамеченным…

— И ты молчал? — спросил князь. — Знал и молчал?

Ставр не потерял своей невозмутимости.

— Зачем поднимать лишний шум… Я намеревался принять собственные меры. Сам Барабаш готовился обезопасить князя-воеводу от стрелка, которого специально для этого привезли издалека взамен первого, которого захватили Дражко с Власко. От стрелы Барабаша никто уйти не сумеет. Мы все многократно видели, что может его стрела.

— И что же дальше? — поторопил волхва Годослав.

— Мне необходимо было узнать, зачем им нужно это убийство, и кто за всем этим стоит.

— И ты узнал? — спросил сам Дражко.

— Я только догадался, что наш князь-воевода совсем им не нужен. Вернее, он просто является посторонней помехой, которую пытаются убрать с пути к какой-то другой, большой цели…

— Спасибо, утешил… — съехидничал Дражко. — В самом деле, что убить князя-воеводу, к тому же родственника правящего князя, что какого-нибудь нищего бродягу без дома, без имени — этим людям, видимо, все равно.

— Должно быть, именно так. Как я понимаю, эти бандиты не собираются долго у нас задерживаться, и стремятся куда-то дальше. И им мало интереса, какой переполох может подняться в княжестве, если будет убит князь-воевода.

— И что это за цель, к которой они стремятся? — более настойчиво спросил Годослав.

— А вот этого я пока не знаю, — волхв обычно знал, практически, все. И если уж он сознавался в том, что не знает нечто важное, значит, это важное тщательно скрывалось.

— Так что же ты знаешь? — Годослав начал уже сердиться.

— Я знаю только промежуточный момент. Заговорщикам нужна была та самая Гюльджи, рабыня князя-воеводы. И убить его пытались только для того, чтобы было легче освободить её… Прямо скажу, довольно резкие меры, которые были вызваны, как я думаю, срочностью. Вчера вечером, можно сказать, что уже ночью, кто-то сообщил заговорщикам, что на рассвете князь-воевода вместе с дружиной покинет дом, где почти не останется охраны. И тогда решено было отменить покушение, чтобы предпринять атаку на дом…

— Но… — сказал Годослав. — Это можно было бы пресечь сразу… Если ты всё знал, то… В конце-то концов, у нас в княжестве никогда не было такого откровенного разбоя. И, чтобы дать урок другим, его требовалось сразу пресечь.

— Тогда я не узнал бы главного — зачем им нужна была эта Гюльджи больше, чем она нужна была князю-воеводе.

— Любовная история? — спросил молчавший до этого молодой князь Войномир, который в соответствии со своим возрастом во всём готов был видеть любовные истории.

— Как правило, — возразил Годослав, — во имя любви подвиги совершают в одиночестве. А здесь действовала такая большая и опасная банда… Я готов не одобрить действий Ставра. Эта банда остаётся опасной, и нам, возможно, еще придется о ней услышать.

— Нет, княже, — не согласился волхв. — Она покидает пределы княжества. Если ещё не покинула их, хотя по времени еще рано.

— И куда же заговорщики отправились?

— Прямиком в земли соседних саксов. Может быть, в земли вагров. Мне трудно сказать, какую дорогу они выбрали после переправы, поскольку мои люди, что провожали беглецов, пока не вернулись.

Князь-воевода, высказав свои претензии к Ставру, задумался. Это заметил и Годослав.

— Не грусти, Дражко. На твоём веку будет ещё много красавиц.

— Будут. И я не о потере думаю. Меня один момент сильно смущает… — ответил князь-воевода. — Когда убегают, всегда стараются передвигаться быстрее. Похитители же захватили с собой три сундука с вещами Гюльджи. Большие тяжеленные сундуки…

— Что там было?

— Откуда я могу знать… Я не имею привычки рыться в чужих вещах, даже, если это вещи моей рабыни. Тем более, если это вещи моей рабыни.

Годослав, как делал это обычно, за разъяснениями повернулся в сторону волхва.

— Я сам видел, как эти сундуки подвешивали на спину вьючным лошадям, — сказал Ставр. — Признаться, меня это тоже заинтересовало. Тем более, интересует сейчас, потому что они эти сундуки бросили по дороге вместе со всеми вещами. Только вот в чём вопрос — со всеми ли вещами? Может быть, они взяли что-то, что им было нужно, а остальное бросили?

— Они могли бы взять это и в доме, — возразил Войномир.

— Торопились. Некогда было искать. Боялись возвращения князя-воеводы с дружиной.

— Неужели сама Гюльджи не знала, где и что у неё лежит? — пожал плечами Годослав. — Дражко, ты видел, чтобы твоя рабыня рылась в этих сундуках?

— Ни разу. У неё был ещё один сундук с её нарядами. Он остался в моём доме. На память… Как и золотой «зуб змеи». Она потеряла этот «зуб» на пороге комнаты.

Князь воевода вытащил из-за пояса и показал маленький кривой кинжал. Скорее игрушка, чем оружие, поскольку золотым лезвием трудно кого-то убить.

— Позволь, княже, посмотреть мне? — попросил Ставр. — А чуть позже я хотел бы посмотреть оставшиеся вещи твоей рабыни…

Дражко ответить не успел, потому что открылась дверь, и глашатный Сташко, с вечера уже пребывающий в охотничьем доме, стукнул посохом в пол:

— Гости ждут гостеприимного хозяина, княже. Все расселись, кроме вас.

— И ещё у меня вопрос к тебе, — Годослав повернулся к Ставру. — Откуда заговорщики знали, что Дражко будет утром давать смотр войскам?

— Это я уже старался выяснить, — ответил волхв. — Но ухватиться, кажется, не за что. Однако осведомитель у них информированный. Он может входить только в твоё ближайшее окружение. Или быть одним из слуг, посвящённых во многие дела.

— Ищи, — собравшиеся на лбу князя морщины говорили о серьёзности приказа…

Примечания

3

Загонная трещотка — специальное деревянное приспособление для создания шума, чтобы пугать в лесу зверя и выгонять его на охотников. Примерно такие же трещотки использовала в средние века городская стража, шумом показывая горожанам, что она не спит, и обходит улицы. Считалось, что треск отпугивает воров.