Тишина камней

Сергей Савочкин, 2021

Лишенный дома и всего, что ему дорого, ученик старухи-обрядчицы вынужден бежать, унося с собой только чувство вины и таинственный артефакт, оставленный отцом. Лучшая ныряльщица с побережья узнает правду о себе и, добавив эту тайну в багаж других секретов, собирается в долгий путь. На наследника правящей династии у заговорщиков далекие планы – ему приходится скрываться после покушения на отца. Три героя, три дороги, три судьбы в мире, где жизнь подчинена сезонам падения метеоритов с необычными свойствами, где люди готовы убивать и умирать за полные неведомых сил камни, где надежда и верность – куда более редкие сокровища, чем смертоносные чары. Они встретятся, чтобы навсегда изменить этот мир и нарушить тишину камней.

Рийя Нон. Шаг 3. Гиз-Годолл

Россыпи искр в небе — это давние попытки Шенкарока посеять жизнь и в других мирах, не только на Тэи. Семена видны лишь в темное время, потому что теперь они дети Льяд, ночной наместницы Отэранги, — бесчисленное множество мертворожденных детей.

При совершении ковари, обряда венчания, влюбленным рассказывают, что на небесном поле, возможно, остались и живые. И от искреннего старания пары ради друг друга и во имя сущих во многом зависит вероятность подобного чуда.

Люди влияют на то, возникнет ли жизнь в других мирах, отличных от Тэи! В это верят лишь полоумные влюбленные да лишенные ума совсем. Те, что собирают карги в Глупость.

Майя верила. И если она иногда и казалась дурочкой, то весьма привлекательной. Она верила всем сказкам странствующих вестников и торговцев, которые изредка заглядывали в Энфис. Особенно одному из них — тому, что обменивал у ее мамы нити из Новых земель на сытый ужин и ночлег.

Именно Майя впервые поведала Ри о Гиз-Годолле.

История из последних, чей след еще не остыл.

Одно время повелось у странствующих артистов гастролировать с покалеченными животными. Это были дикие и весьма опасные твари, наводящие ужас на и без того запуганных в Охоту людей: острозубые волки, мечтающие перегрызть глотку любому зазевавшемуся путнику; лисы, умеющие ждать часами подходящего момента для нападения на жертву; жестокие кабаны, не останавливающиеся ни перед чем на пути к обреченному, — и все они были специально изуродованы и посажены на тяжеленные цепи, чтобы люди, приходящие поглазеть на представления, могли чувствовать свое превосходство, смеясь и тыкая пальцем в сторону зверей. Тут маленькие, трусливые людишки превращались на время в уверенных в себе людей, обретали “человечность”.

Частенько странствующие артисты обращались к городским лекарям, чтобы те ампутировали те или иные конечности и заменили их на металлические протезы. Такие цирки собирали толпу.

Животные, придя в себя после мучительных операций, неуклюже передвигались, бряцая новыми частями тела. Медвежонок старательно вылизывал место соединения безобразного когтистого протеза с лапой. Лисица боялась показаться из своей конуры, а когда ее выгоняли, то забивалась в угол. Остроконечные металлические уши из спиц и пластин больше никогда не прижмутся от страха или злости, а пушистый хвост превратился в ржавый хлыст. У дикого пса, некогда наводившего ужас на людей и одним только рыком способного обратить хваленый задор смельчаков в бабский визг, был жалкий вид брошенной, исхудавший собаки. Даже несмотря на высовывающиеся из пасти искусственные клыки устрашающего вида.

В глубинках люди охотно отдавали медяки, чтобы просто поглазеть и поржать над бедными животными. В городах же странствующие артисты закатывали настоящие представления, а за дополнительную плату в пять серебряных любой желающий мог пощекотать себе нервы: войти в клетку к зверю и выпустить немного затаенного страха в виде жестокости. Попинать. Поиздеваться. За договорную плату можно было даже убить гаденыша.

Но дикий, пусть даже слабый и запуганный зверь, не такой терпеливый, как прирученный. Однажды пьяный охотник, пообещав гвирт владельцу цирка уродов, вошел в обустроенный на месте представления вольер с одной целью: забрать жизнь у черной волчицы, в пустующей глазнице которой, на сложном креплении из коротких спиц держался никчемный осколок мутно поблескивающей хлазы.

Волчица была облезлой, полудохлой, еле держалась на ногах, но, когда заметила, что охотник самонадеянно оставил вход не запертым, вкус бывалой свободы вернул толику сил, вдохнул надежду. С горечью злобы.

В полном отчаянии, не дожидаясь, когда каргхар достанет меч из ножен, она бросилась на него и вгрызлась в горло.

Зрители завопили и стали в панике разбегаться, а сами артисты не знали, что предпринять. Охотника уже не спасти, а войти и прибить обезумевшего зверя никто не осмелился. Они спрятались и просто смотрели, как волчица расправилась с легкой одеждой и уже отрывала куски мяса от обмягшего, кровоточащего человека. Она разбрасывала их по вольеру, делясь с начинающими выползать из своих клеток изуродованными животными, какие-то сглатывала без разбора.

А потом они все сбежали.

Считается, что именно тогда она впервые проглотила гвирт, который убитый охотник держал при себе.

На зверей устроили облаву, но те ушли в глубь Диких земель и обрели свой дом в лесу, который впоследствии назвали Лесом стальных волков или Гиз-Годолл. И вот почему.

Волчица, вкусившая с плотью врага силу карга, быстро восстановилась, обрела прочную, как сталь, шкуру и мощь десятерых волков.

Дальнейшие ее похождения настолько обросли легендами и слухами, что в некоторые поверить не просто трудно, но и невозможно.

Ее называли Неуловимой. Беспощадной. Бессмертной. Сучкой Думрока. Или же вообще предпочитали не называть вслух.

Она в одиночку справлялась с отрядом вооруженных каргхаров, проглатывая все их снаряжение и оружие, а тела оставляла на растерзание стае. Она питалась только каргами. Проглотила как минимум шесть мелинов. Выросла до размеров лошади и с легкостью перепрыгивала деревья. Когда она выла на луну, в округе умирали дети, а взрослые сходили с ума. По силе и свирепости она не уступала паучьим псам Отэранги.

Кто ж поймет, что из того вымысел, а в чем есть доля правды. Многие истории разнятся, но большинство сходятся в том, что в Гиз-Годолле обитают кровожадные, лютые звери, и соваться туда без особой нужды не стоит. А ночью — не стоит и по особой.

К вечеру, когда верхушки деревьев окрасились углями догорающего Нари, отряд охотников под предводительством Косаль Тага, занятого тяжкими раздумьями, приблизился к Гиз-Годоллу и разбил лагерь недалеко от леса. Но и не настолько близко, чтобы чувствовать его ледяное, смрадное дыхание.

Для ночлега выбрали развалины сгоревшего и давно покинутого людьми селения.

От некоторых домов остался лишь каменный фундамент. Кое-где были полуразрушенные стены — накренившиеся и обугленные, они застыли, словно их остановили в падении. Какие-то держались на подгоревших сваях, другие просто зависли, ожидая удобного момента, чтобы схлопнуться и придавить собой путника-растяпу.

Собрать остатки головешек для розжига не составило труда. Кос с Инзимой и Матаарой отправились на разведку, оставив проблему с костром и ужином на Лодисс и Ри.

Ло, осмотрев короткий лук и колчан со стрелами, достала пару камней из котомки и небрежно бросила их под ноги Ри, перед сваленнной кучей поленьев.

— Я за едой. Разведешь костер?

— Как? — Ри был сильно растерян и обескуражен, но уж лучше сразу расписаться в своем профанстве, чем потом из-за этого будут страдать другие. — Этими камнями?

— Это карги, идиот! — Ло начала было раздражаться, но видно поняла, что толку от этого не будет и решила успокоитьься. — Гвирт и пуру. Стучишь ими друг о друга и высекаешь искру. Ты серьезно никогда не видел карги? Вообще никакие?

— Я же из цнои, — пожал плечами Ри, будто извиняясь. — Мне лучше не подходить к ним близко.

— Что ты там бормочешь?! — Лодисс быстро теряла терпение. Она отложила лук и стрелы, в два широких шага подошла к Ри и крепко схватила за плечи. Ему показалось, что небогляд считает его виноватым чуть ли не во всех злоключениях, выпавших на ее долю, столько обиды и какой-то наигранной ненависти сквозило в словах, будто она хотела ненавидеть его, но не могла. Будто ее заставили приглядывать за ним. — Научись говорить четко и внятно! Зачем ты вообще выбрался из своей цнойской дыры?! — Ло почти кричала, но не громко, вся назидательная сила голоса была устремлена к Ри: — Принял бы смерть от рук дяди или отправился бы в его гарем! Что ты здесь делаешь?! И не надо мне байки травить про учения эклиотиков! Научился бы сначала различать карги, прежде чем впаривать эту чушь!

— Это гвирт, — сказал Ри как можно тверже, указав на тот камень, что немного засветился зеленым при падении. У самого тряслось внутри и от внезапного напора Ло и от близости небесных камней, но его выдавала лишь небольшая дрожь в руке.

— Ну так возьми его! — потребовала небогляд и, не дав опомниться Ри, схватила карг и силой вложила в трясущуюся ладонь парня.

Он вскрикнул, словно обжегся, и выронил камень. А сердце вспыхнуло и сжалось от мороза. В глазах защипали слезы бессилия и никчемности. Он оглядел кожу, ощупал ее, но никаких следов не обнаружил. Тут же его охватит стыд, будто он совершил великое предательство.

Но Ло не отступала. Она снова схватила гвирт и снова запихала его в руку Ри, хотя тот и сжимал пальцы, как мог. Небогляд накрыла его руку своей, чтобы он вновь не выронил камень, и ждала.

Сначала Ри закричал. Не от боли или страданий. Это был крик вины. Его обуяло ужасное, глубокое чувство вины за все те смерти, что приключились из-за его трусости, за тот страх, что испытывал он все это время. Стыд. Страх. Вина…

Ло держала его крепко, не позволяя вырваться. Недолго. И за этот крик ему тоже стало стыдно. Он стих и прислушался к себе.

"Заткнись! Заткнись! Заткнись! — злость лилась сквозь сжатые зубы прямо в душу. — Я должен быть твердым, как скалы Макарири. Как учил папа. — Ри постарался вспомнить, какими на ощупь были своды пещеры, но нащупал второй рукой узелки в мешочке, и стало вдруг спокойнее. — Вот. Значит узы не пропали. Они со мной. Они помогут, как помогали до сих пор".

— Ты хоть знаешь, как тебе повезло с нами? — Ло ослабила хватку. — Или ты думал добрести до самого Ноксоло, не повстречав по пути ни одного вшивого ублюдка с каргами за пазухой? Да тебя бы уже в Атаранги раздели и разули, а кишки бы намотали вокруг шеи.

— За что? — сухо сглотнув, спросил Ри.

— За что?! Причина тебе нужна? Да потому что некоторые садюги ничего другого и делать не умеют, — жестко ответила Ло.

— Но не все же?

— А ты у нас из тех, кто верит в лучшие побуждения?

— Я из тех, кто верит в связь с предками, и пока мне это помогало.

— Ну-ну, — небогляд похлопала Ри по плечу и отпустила, убедившись, что тот успокоился. — Я бы зашвырнула тебя вон в тот лесок и посмотрела, как предки помогут тебе в ночном Гиз-Годолле, да боюсь, твое бренное тело даже шмякнуться об землю целиком не успеет. Давай! Разжигай.

Ри покрутил в руке гвирт. Тяжелый. Тяжелее обычного камня такого же размера. Не жжет и не колет. Рука вроде тоже пока что не отсохла и язвами не покрылась. Значит, предостережения цнойских старожилов лишь россказни да сказки, чтобы удержать молодежь от побега из паутины сущих. Но Ри ни капли не жалел, что его затея с Майей не удалась. У нитей есть одно несомненное преимущество — они не вредят. А вот от каргов добра не жди.

Ри подобрал второй камень, приблизился к сложенным дровам, прицелился в приготовленные обломки коры и пучки соломы и сильно ударил им о гвирт. В темноте казалось, что искры высыпались из рук Ри.

Он подбросил тонких прутьев в разгорающееся пламя и вернул камни.

— У вас у каждого есть гвирт для добычи огня?

— Значение гвиртов сильно преувеличено. — Ло убрала камни в котомку. — Зеленых каргов достаточное количество, но все равно из-за них грызутся и пускают кровь. Он словно разменная монета для жизней охотников. Ты не поймешь. Если за мелин любой готов сложить голову, то гвирты, я считаю, и определяют сколько в каргхаре человека, а сколько зверя, получающего удовольствие от перегрызания глотки врага.

Конец ознакомительного фрагмента.