Тишина камней

Сергей Савочкин, 2021

Лишенный дома и всего, что ему дорого, ученик старухи-обрядчицы вынужден бежать, унося с собой только чувство вины и таинственный артефакт, оставленный отцом. Лучшая ныряльщица с побережья узнает правду о себе и, добавив эту тайну в багаж других секретов, собирается в долгий путь. На наследника правящей династии у заговорщиков далекие планы – ему приходится скрываться после покушения на отца. Три героя, три дороги, три судьбы в мире, где жизнь подчинена сезонам падения метеоритов с необычными свойствами, где люди готовы убивать и умирать за полные неведомых сил камни, где надежда и верность – куда более редкие сокровища, чем смертоносные чары. Они встретятся, чтобы навсегда изменить этот мир и нарушить тишину камней.

Рийя Нон. Шаг 2. Начало пути

От отца Рийя Нон знал о том, почему название их места назначения созвучно имени бога Отэранги, бога небесного полотна, но, когда Инзима, наверняка уверенный, что грязный и вонючий цнои ни о чем подобном и в жизни не слыхивал, задал вопрос, он, конечно же, решил выслушать и его версию.

По легенде здесь упали первые куски плоти Шенкарока, заточенного в небесной тюрьме и страстно мечтающего возродиться на своей вотчине, плодородной земле. Но вот почему именно здесь?

То было тысячу с лишним гвальд назад. Тогда эпоха, которую потом назовут первой и о которой сейчас известно лишь из легенд, только-только зарождалась. Люди полагались на волю двух самых сильных богов: Отэранги — властелина небес, и его брата Шенкарока — земного хозяина. Отэранги недолюбливали, потому что он частенько насылал ураганы, стегал молниями и недовольно грохотал на задворках небес.

Шенкарок же, будучи богом плодородия и земли, всегда радел о судьбе людей и считал своим долгом помочь им в возделывании новых пастбищ и сборе богатого урожая, переживал за них, как за своих собственных детей. Он прекрасно знал: снова и снова наступало время, когда брат Отэранги, будучи в скверном настроении от меньшего почитания его людьми, начинал закидывать несчастных камнями из небесного сада Гульгарда.

“Сжалься, — просил Шенкарок. — Камни столь огромны! Они убивают ни в чем не повинных”.

Хитрый и расчетливый Отэранги задумался. “Хорошо, — сказал он, — если ты будешь отвечать за проступки человеческого отребья, то я перестану их мучать. Я буду мучить тебя! Когда прегрешений наберется столько, сколько ты можешь выдержать укусов моих паучьих псов, я буду спускать их на тебя, а потом, когда твои раны заживут, истязания начнутся вновь”.

Шенкарок задумался. Он боялся за людей: “Но как же куски моего тела? Они могут попасть на землю!”

“Всего лишь маленькие кусочки, — отмахнулся Отэранги. — Обещаю: сами по себе они не навредят людишкам. Да и, скорее всего, пролетят мимо”.

Шенкарок согласился и добровольно поднялся в небесную тюрьму, где был немедленно схвачен и закован в цепи, а сосуд, созданный из божественного терпения плененного, начал заполнятся человеческими грехами.

Отэранги же, зная, что куски, привлеченные божественной сущностью, будут падать туда, куда упадет первый, откусил от себя побольше и презрительно сплюнул в глубины Тэи. Плоть упала, расколов гору, и на том месте построили поселение и назвали его Атаранги, из неуважения к богу исковеркав его имя.

— Вот так и появился Атаранги, — заключил Инзима. — Место, где любят отдыхать охотники Старых земель. Место, где похоть смешивается с кровью, и каргхары упиваются этой окрошкой досыта.

Матаара, поравнявшись с ними к концу речи, захохотал и одобрительно похлопал Инзиму по плечу, чем явно того смутил.

Всадники приблизились к обители еще при свете катящегося к закату Нари.

С тех пор, как Ри был здесь единственный раз, многое изменилось. Несколько крайних домов засыпало острыми обломками отколовшейся скалы. Руины никто не разбирал. Позади остальных выросли грандиозные сооружения из частокола, связанного цепями, призванные отводить селевые потоки и задерживать мелкие камнепады. Вдоль мощеной дороги вырыты канавы. Сваи пристроек укреплены отслужившими свои сроки металлическими изделиями: тарелками, частями доспехов. Улица стала у́же, некоторые дома выпирали и их приходилось объезжать. Праздношатающихся было мало, зато из каждого заведения доносился шум и гам, которые у Ри вызывали тошнотворное отторжение.

Он вдруг понял, что постоянно и сильно сутулится. Хотя в Энфисе никто в подобном его не упрекал. Отец сызмальства следил за осанкой сына, твердил, что прямая спина и расправленные плечи говорят о твердом месте под солнцем. Ри сутулился, потому что не чувствовал почвы под ногами, боялся вздохнуть полной грудью, опасался оглядеться вокруг.

И сейчас мешки с песком вины, которую он испытывал перед жителями Энфиса, придавливали и не позволяли выпрямиться.

У каждого домишки из трубы валил дым. Дымное разнообразие поражало: от густого до тоненьких струек, от пепельно-серого до рыжего. В воздухе с путниками заигрывали запахи жареного мяса.

И только Ри начал с любопытством озираться, как отряд прибыл к «тесварице», так назвал Инзима эту забегаловку с щитом и черепом быка на двери.

— Наше любимое место — “Бочка”, — добавил он и, спешившись, отбежал к командиру. Они о чем-то недолго пошептались. Косаль Таг сдержанно улыбался, разглаживая бороду, а его родственник хихикал и кивал, соглашаясь с наставником.

Ри спрыгнул с Паутинки, а Матаара, подцепив лошадь за поводья, куда-то ее увел.

Подошел Инзима, похлопал Ри по плечу и серьезным голосом заявил:

— Прежде, чем мы набьем наши животинки да так, что не влезет больше ни кусочка, тебя ждет сюрприз, приятель. Идем с нами. Ни о чем не волнуйся.

Они пошли за Косаль Тагом, и Ри, перехватив сочувственный взгляд Лодисс Антеи, разволновался не на шутку. Он не любил сюрпризы. Ничего хорошего от сюрпризов не бывает — одни неприятности.

Они шли задними дворами, перешагивая то храпящего в одних портках мужчину, а то и парочку любовников, заснувших в траве. Обходили огромные валуны с вытесанными нишами, служившие явно каким-то хозяйственным целям. Один раз Ри споткнулся, попав ногой в сточную канаву. Инзима поймал незадачливого спутника, придержав того за рукав:

— Почти пришли.

Низкая дверь. Бревенчатая изба без окон, но с узкими прорезями под крышей, из которых клубился пар. Из единственной трубы валил и растворялся в сумерках белый дым. Во дворе под навесом покоились аккуратно сложенные ряды дров. Недалеко стояло большое корыто с водой.

Кос вошел, согнувшись пополам и выпустив наружу клубы пара. За ним, расстегивая ремешки на куртке, запрыгнул Инзима. И Ри, чуть помешкав на пороге, нырнул во влажный, теплый воздух длинной комнаты.

Глаза потихоньку привыкли к полутьме. Вдоль стены — лавка, заваленная с краю воняющей по́том одеждой. Возле этой кучи сидел худощавый голый мужик, который зыркал на вошедших исподлобья.

Кос сразу же начал раздеваться. Ри растерянно замер у двери и, не понимая, что происходит, попятился назад.

Еще одна дверь вела в комнату вглубь избы, и из нее вывалился здоровый мужлан, тоже голый, да к тому же мокрый, источающий жар, будто его ошпарили. Он проорал что-то невнятное и, чуть не сбив с ног Ри, выбежал на улицу, откуда загрохотало, плюхнуло и заохало.

Инзима подтянул опешившего парня к себе и усадил рядом.

— Это банька, — объяснил он.

— Это бурлящие кипятком жернова Думрока, — не согласился Ри, чувствуя, как тяжело ему дышится.

— Нет, — хохотнул Инзима, — это банька, и она по тебе ой как соскучилась.

Он почти разделся и сложил одежду на лавку. Кос же, уже голый, нашел в дальнем углу какой-то букет из веток, задержался у двери и, смерив Ри оценивающим взглядом, сказал, прежде чем скрыться во тьме жара и пара:

— Не продержится и пары ударов. Налью тебе столько пива, сколько сможешь выпить, если он протянет хоть три и не сбежит.

— А если десяток выдержит, позволишь сыграть в карглек и ставка с тебя.

Кос хмыкнул и кивнул в знак согласия. Потом просто растворился в темноте комнаты, дышащей невидимым огнем.

— Это парная, — пояснил Инзима. — Раздевайся.

— Меня там будут бить? — неуверенно спросил Ри. Он понял только, что бородатый не верит в его выносливость. Но упрямство, которого у Ри было с лихвой, иногда удавалось выдавать и за стойкость. Особенно, когда приходилось спорить с Мельзингой по поводу выполнения ритуалов, требующих длительного пребывания на морозе.

— Парить будут, — поправил Инзима. — Но с непривычки может и затошнить. Если что, выбегай, но… Ой, ладно, ты хотя бы на нижней полке посиди. Толк будет. Раздевайся. Я жду.

Ри разделся. Спрятал камень в мешочек, а мешочек в сапог и, заткнув его портянкой, задвинул под лавку. А потом, несколько раз глубоко вздохнув, нырнул за Инзимой в парную.

Лицо обожгло горячим, сухим воздухом, а с первым вздохом — и легкие. Ри обхватил себя руками, почувствовал холодную кожу. Глаза понемногу привыкли к темноте, тем более в дальнем углу тлели раскаленные докрасна камни — какое никакое, но освещение. На длинных лавках, выстроенных в ряды, сидели, опустив головы, обнаженные мужчины. Двое стегали себя букетами из веток дуба на верхних полках, куда забрался и Косаль Таг.

С первичным жаром, ошпарившим ноздри, Ри уже свыкся. Он присел на корточки, успокоил дыхание, собрался с мыслями.

Ощущение близкого огня вызвало воспоминание недавнего пожарища в Энфисе. Боль односельчан угнетенным эхом заныла в глубинах души. Ри поднялся и выпрямился. Он не должен уклонятся от жара. Тогда он прятался из-за предостерегающих от необдуманных действий нитей Мельзинги. Сейчас нет угрозы расправы, но Ри был уверен: эта комната, переполненная удушающим паром, послана ему, чтобы испытать: а смог бы он выйти к дяде, если бы не старуха?

— Здесь всегда так прохладно? — голос Ри слегка дрогнул, но слова он произнес как можно тверже, просто сомневался в уместности фразы и необходимости излишней наглости.

Изнуренные головы поднялись, а Кос с верхней полки, прокашлявшись, позвал:

— А ну-ка поднимайся сюда! Инзи, поддай-ка парку нам!

Инзима набрал в ковш воды и выплеснул ее на раскаленные камни, и, только Ри примостился рядом с командиром, как его накрыла волна обжигающего пара. Он даже зажмурился и не обращал внимания на обжигающую поверхность лавки.

— Ложись, — приказал Кос, и Ри, не проронив ни звука, растянулся на лавке вниз головой. — Потрачу на тебя свой веник — ладно уж.

Косаль Таг погладил спину Ри влажными, жесткими ветками, потом прошелся, слегка потряхивая, а затем начал бить. Несильно, но и не заботясь особо о состоянии парня.

— Тебе все еще холодно?! — крикнул охотник.

Ри ответил не сразу. Он вздрагивал каждый раз, когда веник прикладывался к его коже, оставляя жгучий след. После каждого удара он был готов вскочить и выбежать, но за паузу, длившуюся мгновение, он успевал перебороть этот позыв слабака и заставить себя лежать и впитывать боль, как необходимое лекарство, без которого душа сгниет и почернеет. Он жаждал страдания.

Кос приостановился, взглянув на паренька:

— Хватит?

Ри повернул голову, расцепил зубы и произнес, глазами отыскав в темноте лекаря:

— Инзи… поддай нам… парку.

Кос, довольный, улыбнулся. Раздалось шипение. Кто-то выбежал. А веник в сильных руках каргхара стал часто и жестко хлестать по всему телу бросившего вызов хилого, тощего Рийя Нон.

— Сейчас ты у меня согреешься, — приговаривал Кос, снова и снова замахиваясь веником по ногам, спине и ягодицам парня. — Подкинь еще! Как-то быстро отпускает.

Снова хлопнула дверь. Любителей парной становилось все меньше.

— Ри, — позвал Инзи, — ты как там? Уже достаточно. Слезай.

Из глубины легких Ри вырвался кашель, из носа на доску потекли сопли.

— Мы еще только начали, — отмахнулся Кос. — Вон видишь — вся дурь полезла.

Но Инзи будто не слышал и обращался к Ри:

— Дурак, кому и что ты хочешь доказать?

Но ответа не дождался, а после очередного требования Коса “поддать”, он плеснул воды на камни и поспешил из парной.

— Ого! — а это сразу после вышедшего Инзи в парную ввалился коренастый и широкоплечий Матаара. Он прислонился к полозьям полок и с непривычки от нагнетенного жара отшатнулся, прикрыв рот и нос рукой. — Он живой?

Ри отозвался взмахом руки и понял, как же тяжело ему дался этот жест: тело налилось ленью и усталостью. В глазах потемнело. Ужасно хотелось пить.

— А чего тогда ты его гладишь, как девчонку? — заржал нюхач. — Помнишь ту баньку, когда мы познакомились?

— А то как же!

— Повторим?

— А давай!

Кос вытер пот со лба и замахнулся.

Ри плохо помнил, что было потом.

Сидя в шумной закусочной за одним столом с Косом и Инзимой, он виновато рассматривал поцарапанную, деревянную поверхность и покорно ждал, когда принесут еду и выпивку. Неудобства добавляла и одежда: видно ее постирали, но до конца та еще не высохла и мокрой липла к коже. Ри плохо помнил, что было.

Он точно зацепился головой за косяк двери, когда двое голых мужиков выволакивали его под мышки из парной, — этот факт ярко подтверждали рассеченный посередине лоб, шишка и ноющая боль. На него выплеснули пару ведер холодной воды на улице. Тогда-то его и замутило, желудок задрожал и выдал все тайны плохо пережеванной картошки. А потом как-то воспоминания спотыкались, захлебывались в стыде и съедали друг друга: кто и как его одевал, довел до тесварицы, усадил за стол.

В зале царил хаос: с короной из едкой смеси запахов пота, табака, коптящих свечей и жареного мяса, скипетром, цокающими пивными кружкам в сопровождении дружного ора, на троне из десятка столов, за каждым из которых выпивала веселая компания.

В “Бочке” мариновались исключительно каргхары. Многие уже скинули тяжелую гвиртовую защиту, играли мышцами и перекидывались острыми словечками. В монотонный гул увлеченного обсуждения охоты и дел мирских частенько вклинивались стук пустой кружки о столешницу и громкий хохот.

А со стен на бывших еще вчера заклятых соперников угрюмо взирали головы кабанов, лис и волков.

И чем больше Ри задумывался об этом удивительном шумном месте, тем глубже оно поглощало паренька, привыкшего совершенно к другой жизни. Так много в одном месте людей, которых его с детства приучали остерегаться. Незримая, внушенная цнои опасность, исходящая от них, дразнила и щекотала нервы. Он присматривался и не видел горящих жаждой насилия глаз, оружия, приготовленного сеять смерть. Ри не увидел и беспощадных убийц в этих весельчаках, играющих с азартом в карглек, забирающихся на плечи друг другу, чтобы зажечь или заменить потухшие свечи. Хотя понимал, что совсем недавно, в разгар хеллизии, встреться они в засаде на мелин, для них существовала бы лишь цель и препятствие, которое во что бы то ни стало необходимо устранить. Но сейчас они друзья с душами нараспашку, готовые поделиться пивом и сочным куском мяса, не таящие обиды за проигрыш. Это удивляло Ри и вызывало волнение, как перед долгожданным торжеством. И он смущался подобного чувства, потому что любой цнои на его месте запаниковал бы.

— Расслабься уже! — Кос по-дружески толкнул его в плечо. Он был одет в белую холщовую рубаху с широким расшитым мелкими узорами воротом. — Ты заслужил столько пива, сколько в тебя влезет. И не кружкой меньше!

— А… — спохватился Инзима.

— Да помню я, — отмахнулся командир.

Лекарь старался не смотреть на Ри. То ли из-за неловкости по поводу того, что сбежал из парной, то ли из-за чего еще, — Ри не понимал. Инзи сидел за столом в расстегнутом наполовину, начищенном до блеска и хруста кожанном коротком плаще с множеством ремешков и кармашков. Под ним красовалась белоснежная сорочка с кружевным запахом.

Полная неуклюжая женщина с бородавкой на подбородке, протиснувшись между сидящими вальяжно клиентами, принесла на подносе печеное мясо и три больших глиняных кружки с пенящимся напитком, небрежно поставила на стол и развернулась, чтобы удалиться.

Мясо источало необычайный аромат с примесью запахов специй. Желудок Ри заурчал в предвкушении трапезы.

Инзима схватил свой бокал и в два глотка жадно осушил его, самодовольно ухмыльнулся, вытерев рукавом пенку под носом, и звонко стукнул по столу два раза. Женщина лениво обернулась и медленно приподняла бровь, но, не сказав ни слова, забрала пустой бокал. Она еще успела томно подмигнуть Ри, прежде чем уйти за новой порцией пива.

— Ты, — Кос указал пальцем на Инзи, — скорострел. А ты, — палец теперь смотрел на пригубившего напиток Ри, — бабник.

Паренек даже кашлянул, разбрызгав пену. Потом прокряхтелся и вытер нос.

Наверное, обоим хотелось высказаться по поводу навешанных ярлыков, но они сдержались и просто наблюдали, как Косаль Таг размеренно, со вкусом пил свое пиво.

— А где остальные? — Ри после нескольких глотков немного оттаял и размяк.

— Мат пошел насчет ночлега договариваться. И новости поспрашивать. — Инзима, тоже чуть захмелев, вернулся к прежней роли и шутливой интонации. — А Ло ест на кухне. Она “не переносит запах мочи”. — Инзи прыснул со смеху, передразнив небогляда.

— Она говорит вообще? — удивился Ри.

— Она говорит, — серьезно и грубо ответил Кос. — Когда есть, что сказать. А вот я бы послушал о твоих побрякушках.

Ри понял не сразу, о чем его спрашивают, но, когда догадался, как ошпаренный принялся обыскивать внутренние карманы.

— Да все на месте, — успокоил Кос. Ри и правда нащупал заветный мешочек и успокоился. — Мы не воры, да и к чему нам хлам…

— Это от моего отца. Для укрепления эдды.

Кос задумчиво хмыкнул и почесал шею под бородой:

— Вот не пойму я ваших глупых заморочек. У вас что же, на каждое событие есть свой ритуал? Вы даже поссать без ритуала не ходите?

— Ну… Это… — Ри замялся, теряясь с ответом. Скорее всего, вопрос был задан ради хохмы. “Цнойский дикарь”, конечно же, понимал необходимость в соблюдении обрядов и знал каждый из них до мельчайших подробностей, но он не был уверен, что в соседних обителях, например, в Дим ар Гель, таких “глупых” церемоний нет.

— Зачем вы своих мертвых привязываете на крыше?! — не унимался охотник. — Получаете удовольствие от того, как птицы расклевывают труп близкого человека? Что за мерзость? Да вы больные на всю голову!

— А вы зачем своих закапываете в землю? — с обидой, задетый оскорблениями, но без злобы процедил Ри. — Не хотите смотреть, как их поедают черви?

Инзима попытался разрядить напряженный спор:

— А вот говорят в Диких землях по-другому. Мертвецов там сжигают.

Ри принялся жевать отрезанный ему кусок мяса, а Кос допил пиво и стукнул бокалом дважды.

За соседним столиком кто-то грохнулся со стула, чем вызвал взрыв глумливого смеха, да такого разноперого — с трудом верилось, что тонкий поросячий визг может издавать бравый, мускулистый добытчик каргов.

Ри не хотелось продолжать словесную перепалку с охотником, спасшим его. Когда с детства видишь, как отрезанные части тела умерших передают родственникам, а те плачут, и не боль от потери — причина слез, а радость за обретение нитей сущих, то понимаешь, как это важно. А оторванность от всего остального мира не дает поводов сомневаться в том, что только так и нужно. Потом, когда Ри исполнилось пара гвальд, папа стал украдкой рассказывать ему о мире за пределами цнойских обителей. Но ребенком истории о небесных камнях, храбрых охотниках, бескрайнем океане и прелестных ныряльщицах из касты гоэм воспринимались им как сказки. Отец тогда поведал и о недоступных Диких землях.

— А откуда ты знаешь о Диких землях? — удивился Ри. — Туда же невозможно добраться через Макарири.

Глаза Инзимы загорелись страстью рассказчика, и чем ярче разгорался этот огонь, тем короче и резче становились фразы:

— Когда-то так и было. Место прохода хранится в строжайшем секрете. Туда отправляют лучших. Лучших из личной охраны Владетеля Гирей. Сведения скудны. Но мы знаем предостаточно.

— Заливать-то хорош! — разозлился Кос и снова дважды стукнул пустым бокалом, требуя обновить выпивку. — Соловей. Ничего мы о Диких землях не знаем, кроме того, что там живут дикари.

— Но эклиотики знают! — живо возразил Инзи.

— Эклиотики — мразь, они не гнушаются ничем в поисках своей истины! Ну-ка напомни, — теперь Кос обращался к Ри, — кто тебе рассказал об ученых эклиотиках, к которым ты так мечтаешь попасть?

— Отец, — осторожно выговорил Ри, соображая говорил ли вообще об этом.

Кос прищурился и продолжил, но уже тихо и вкрадчиво:

— А он тебе объяснил, что это за слово такое вообще “эклиотика”?

— Нет. И что это за слово?

Инзима тяжело вздохнул и прикрыл ладонью глаза, а предводитель отряда ухмыльнулся.

— Земное воплощение Шенкарока. Они хотят помочь ему сбежать из тюрьмы Отэранги. Цепные ищут избранных с отметинами, похищают их для ученых, а те… те изучают. Способы разные пробуют. Вернуть Шенкарока. Зверство в их опытах не знает предела. Люди бояться хеллизии. Но мы не тронем, если не будешь мешаться под ногами! Бояться нужно эклиотиков. — Кос перешел на заговорщицкий тон, наклонился над столом, ближе к Ри. — Они — зло во плоти. Странствующие пудрят людям мозги. Цепные рыщут в поисках избранных. Ученые…

Его предостережение прервала женщина с полными кружками пива, и к тому времени, когда он медленно, причмокивая, допил хмельной напиток до дна, начатая мысль потерялась в пьянеющих глазах.

— Сегодня крепковато, — посетовал Кос. — Явно добавляют чего-то. Надеюсь не пуру. Или оранги. Или пуру, смешанную с оранги. Каржьи ублюдки!

Он громко икнул и уставился на дымящееся мясо.

Ри хотел было напомнить ему о разговоре, но Инзима дернул за рукав и прижал палец к губам.

Наконец-то они принялись за еду. Набросились на жаркое, будто его только что принесли, хотя то успело уже подостыть. “Наверно, пивом в “Бочке” принято напиваться до основного блюда", — думал Ри, помалкивая и украдкой разглядывая посетителей тесварицы. Еще он размышлял над тем, как бы ему половчее припрятать часть еды, чтобы потом поделиться с сущими.

За соседним столиком сидели четверо, раздетых до пояса. Те, что покрупнее, бодались кучерявыми бошками, а те, что поскромнее телосложением, подбадривали друзей веселым улюлюканьем. Обладатель более пышной бороды явно выигрывал. Он уже залез коленками на стол и изо всех сил, обливаясь потом, дожимал соперника.

С другой стороны уже набившие свои животы начали сдвигать несколько тяжелых столов друг к другу, затевая какое-то представление или игру. Идея всем казалась настолько заманчивой, что каждое скрежетание массивных деревянных ножек по полу сопровождалось дружным счетом. Один запрыгнул на стол. Его одежда была заляпана блевотиной, а в рыжей бороде торчали кусочки костей рыбы.

— Карглек! — заорал он. — Эль сэкта!

— Сэкта! — отозвалась толпа.

Внезапно все стихли и, под мерный гул обсуждения в полголоса, принялись рассаживаться за образовавшимся игровым полем. Инзи изредка с завистью поглядывал в их сторону, а оттуда время от времени раздавался громкий хоровой счет до пяти.

Они с Косом допивали уже третью или четвертую кружку, и пару раз успели сходить в сортир, когда Ри наконец-то закончил с первой, закатил глаза и почувствовал, как из-под ног уходит земля.

— Давай, — потребовал оторвавшийся от трапезы Кос.

— Чего? — не понял Ри.

И даже Инзи расплылся в загадочной улыбке и тихо пристукнул по столу кружкой:

— Ну же!

Они ждали, когда неотесанный цнойский простачок запросит обновить выпивку.

Ри, смутившись, обхватил двумя руками глиняный сосуд и неуклюже пару раз цокнул им по столу.

— Э-э-э, — разочарованно протянул Кос. — Даже бабы свои причиндалы резвее полощут.

Ри стиснул зубы и стукнул сильнее.

— А вот так моя жена сливки взбивает, когда нужно не слишком густо.

Ри вскочил, его трясло от негодования и злости. Верхняя губа дергалась в такт пульсирующей боли у глаза. Он размахнулся и вдарил кружкой так, что та разлетелась на осколки, а на столешнице отслоилась щепа. В трясущемся сжатом кулаке осталась ручка с куском мокрой стенки.

Кос от удивления разинул рот, а Инзима поспешил успокоить Ри, усаживая его на место и поглаживая по спине. Звон разбитой посуды привлек внимание нескольких посетителей, но те быстро потеряли интерес.

Прибежавшая женщина с бородавкой одарила Ри полным презрения взглядом и уже набрала полную грудь воздуха, но Кос быстро задобрил ее монетой и попросил заткнуться, прежде, чем та успела что либо выдать, и принести еще три пива.

— А ты не так-то прост, — похвалил Кос. — И в парной не сбежал. И тут не сдержался. Никак я тебя не раскушу: вроде труха трухой, а вроде и есть прожилина.

— Сколько я вам должен за кружку? — насупившись пробубнил Ри.

— А у тебя есть деньги?

Инзима снова выручил, вмешавшись с очередным слухом для узкой компании:

— Говорят, что скоро карги заменят монеты из меди, серебра и золота.

— Ты дурак! — взревел командир. — Учудил: монеты на камни менять! Да никто в здравом уме на то не пойдет! Никто не знает: ни откуда они взялись, ни почему начали падать и когда это закончится. Это же просто камни. — Он в недоумении пожал плечами. — Камни! Но оказалось посуда из фиолетовых делает еду… Вкуснее? Полезнее? Как? — Кос выглядел взаправду растерянным. — Кто проверял? А амулеты из синих оберегают от сглаза, порошок спасает от хвори… И люди верят! Соглашусь, что обработанная хлаза сверкает на солнце, но тут ничего удивительного — полно камней блестят не хуже. И все, конечно, помешались на боевых каргах: гвиртах и мелинах. Мы носимся за ними, проливаем кровь. И ради чего? — Кос как-то постарел лицом, устало вздохнул. Он больше походил на пожилого бородача, принявшего свое бессмысленное существование, чем на охотника, жаждущего славы. — Каргам незачем становиться деньгами. Они уже управляют нашими жизнями. Это мы — их разменная монета. — Он громко икнул. — Ну-ка напомни, почему я тебя еще не вышвырнул из отряда?

— Потому что я умею залечивать любые раны? — неуверенно предположил Инзима, боясь смотреть в глаза патрону. — Могу пробраться в любые дыры? Потому что я красавчик и уговорю любого и любую на что угодно? — Видя каменное лицо Коса он сделал последнюю попытку: — Потому что со мной весело?

— Да потому что ты брат моей жены! — заорал охотник. — А с тобой нужно нянчиться, как с каржьим сосунком! И еще один прихлебала мне в отряде не нужен! — Перевел взгляд на Ри, но тут же отвернулся.

— Да я и не… — жалобно залепетал Инзима, но Рийя понял, что Кос имел в виду вовсе не родственника.

Хмурый каргхар внезапно успокоился и принялся в свойственной ему манере, не торопясь, тянуть пиво, а допив, снова уставился на Ри.

— Обещал довести до Зирона — доведу, а дальше ты сам по себе…

— А вот с этим могут возникнуть проблемы, — прервал последнюю фразу командира подошедший Матаара.

— Говори уже! — потребовал Кос.

— Я тут разведал… Энфис сожжен дотла. Вестник утверждает, что нет следов ни живых, ни мертвых.

Внутри Рийя похолодело. Его пробрала дрожь, даже застучали зубы. Накрыла отступившая ненадолго боль от чувства вины, страха и безнадежья. Нутро превратилось в серую безжизненную тряпку, переполненную лишь ненавистью к своей трусости.

Матаара продолжал, голос его смягчился:

— Коган разослал разведчиков в поисках сбежавшего племянничка. Награда за твою голову — три гвирта. За живого — десять. Кому не нужны карги, отдаст золотыми. Такие, как твой дядя, убивают и за меньшее, да и в этой забегаловке найдутся несколько бравых ребят, готовых подзаработать по пути домой. Тебя тут не знают?

Ри отрицательно мотнул головой. Плечо свело колючим зудом, он яростно почесал, но не помогло.

Кос гладил бороду, прикрыв глаза. Матаара не проявлял к Ри обычного презрения.

— Утром решим, что с тобой делать, — наконец выдал командир твердым, не терпящим возражений голосом. — Хорошему плану требуется Нари на востоке и трезвая голова. А пока ешь, пей и отдыхай.

После командирского распоряжения даже Инзима изменился по отношению к Ри: он резко переключил внимание и был теперь поглощен игрой в карглек. Мат, как только принесли его порцию мяса и пива, сразу же накинулся на еду. Ел страстно, как дикий зверь. А сам Кос то потягивал пенный напиток, то дремал, тихо покачиваясь. Судьба Ри была решена уже сейчас, до того, как Нари проснется, а голова охотника протрезвеет.

Парень совсем упал духом. Отщепенец, променявший жизни односельчан на собственную безопасность и благополучие. “Я заслужил подобное обращение, — мысли жгли и терзали. — Нужно уйти до рассвета. Сдаться дяде. Больше никто из-за меня не пострадает”.

От сдвинутых столов раздался гул взволнованного обсуждения. Инзима подвинулся на стуле поближе к кучке игроков, втерся между ними, и вскоре вернулся с распахнутыми от восторга глазами и, чуть ли не заикаясь, принялся объяснять:

— Играют на амункул! Кос, ты обещал! Он же продержался. В парной. Дай на ставку.

Косаль Таг лениво пошевелил бородой, разминая челюсть.

— Думаешь, они дадут тебе выиграть аманкул?

Мат ухмыльнулся в поддержку высказанного сомнения.

— Я попытаюсь! Ты обещал!

Кос молча достал монеты и протянул лекарю. Напоминание об обещании было для него неприятным.

Когда Инзи убежал, Матаара легонько толкнул ссутулившегося Ри локтем в бок:

— Ты знаешь, что такое аманкул?

Ри промолчал. Неужели он хоть чем-то высказал заинтересованность происходящим вокруг? Больше всего ему хотелось сейчас уединиться, чтобы… Он не знал для чего. Поистязать себя битьем головой о стену? Поплакать? Он вдруг ясно ощутил тяжесть мешочка во внутреннем кармане. Поговорить с отцом…

— Аманкул… — начал было Мат.

Со стороны играющих раздался возглас возмущения:

— Ты кто такой вообще?!

Кос тяжело вздохнул и поднялся, собираясь разобраться в ситуации и помочь родственнику. Через некоторое время тот же голос громко произнес:

— Косаль Таг! Вот тебя мы знаем и уважаем. Ты можешь сделать ставку.

— Так вот, — продолжил Матаара, допив пиво. Медленно растягивая слова, он принялся объяснять: — Аманкул — это гвиртовая защита, сделанная по старой технологии. Но не простая. Нет. — Он покачал пальцем из стороны в сторону, потом долго смотрел на кончик ногтя, смачно лизнул весь палец и продолжил: — Раньше в пластинах делали дырки по краям. — Потыкал пальцем воздух. — И сшивали их между собой. Но это делало защиту уязвимой. Края откалывались во время боя и пластины разъезжались. Понимаешь? Сейчас-то их вшивают в любую одежду, в подкладки. А тогда — только так.

“С чего это он такой разговорчивый? — думалось Ри. — Охмелел или просто мысленно уже расстался с неугодным грузом, и потому я его теперь не раздражаю?”

— Но эта защита не простая. Я уже говорил? Она сделана великим мастером Аман Кулуном и способна выдержать даже удар мелинового меча. — При упоминании имени деда у Ри защемило в сердце. Еще острее захотелось обратиться через нити сущих к папе. А Мат все не унимался: — Никакая другая гвиртовая защита не спасет от мелина. Только аманкул! Таких доспехов мало осталось. А подделок полно. Самый сильный аманкул у Виллара Сокрушителя. Зуб даю, что эти играют на подделку. Ты, кстати, играл когда-нибудь в карглек? Да откуда тебе! Зуб даю… это уже два что ли? Ну ладно. — Нюхач хитро оскалился, обнажив кривые, желтые резцы с застрявшими между ними остатками пищи. — Ну так играл?

Ри пожал плечами. В детстве они тайком с ребятами кидали камешки, подражая игре каргхаров, но отвечать на пьяные выпады Мата совершенно не было желания.

Играющие за столами в очередной раз принялись отсчитывать до пяти, а нюхач — рассказывать о правилах:

— Двадцать пять одинаковых размером камней. Среди них один гвирт. Это карг хозяина"Бочки". Думаешь, он будет в минусе из-за потерянного гвирта? Да ни за что! Он забирает все серебро со стола, а это по пять монет входной ставки с каждого и по одной за каждый бросок.

Камни перемешиваются в корзине и хозяин вываливает их на стол под маской. Обычно это крышка самой корзины. Чтобы гвирт остыл и перестал светиться. На это нужно пять мгновений. Слышал — считают?

Поле обычно круглое. Встают, значит, вокруг и жребием определяют того, кто будет бросать первым. И первый бросок делается личным гвиртом! — Мат сообщил об этом, как о великом открытии. — Если угадал и выбил гвирт хозяина с первого броска — забираешь оба себе и все, игра окончена. Промахнулся — забудь о карге до своего следующего хода, он остается на поле.

Хозяин снова перемешивает. Под маску. И считают.

Словно услышав просьбу рассказчика, играющие начали отсчет, а Матаара к ним присоединился, шепотом повторяя:

— Один. Два. Три. Четыре. Пять… — Движением рук он повторил снятие маски и был похож в этот момент на странствующего артиста, показывающего фокусы. — Готовится к броску следующий. Он отходит на шаг от стола. Сомневается. Жалеет. — Гримасы сменялись на лице Матаары. — Паникует. Ему стыдно. Азарт возвращается. Блеск в глазах. Бросок! — Мат кинул воображаемый камень. — Тьфу! Сука! Где же ты?! — Он долго смотрел куда-то вдаль, потом вытер глаза и закончил: — Инзи рассказал бы лучше. А теперь он продует единственный гвирт, который заработал за сезон. Новичкам больше и не положено. И кучу монет. За каждый бросок любым камнем со стола на лапу хозяина ложится монета. Инзи охоч до старых вещиц, но аманкул, если он настоящий, ему не позволят выиграть. Хотя авторитет Коса может и не даст его обмануть.

— Аман Кулун был моим дедом, — вдруг поделился Ри. Так, запросто, будто это лишь обыденность, а не повод гордиться. — Я его не знал. Папа рассказывал, что дед был хорошим кузнецом. И все.

— Да ты… — еле выговорил Мат, застывший от удивления. Наверно, он хотел обвинить Ри во вранье, или уточнить, не шутит ли тот, но, видя отсутствующий взгляд паренька, закончил ошеломленно: — полон сюрпризов. — Нюхач закрыл рот, подергал головой, будто вываливая из ушей всякий хлам, пару раз громко хохотнул. — Хороший кузнец, говоришь? Да он легендарный! Лучший! Да меня на смех поднимут, если я скажу, что сидел за одним столом с внуком Аман Кула. — Матаара вдруг изменился в лице, поник и тихо произнес: — И ты никому больше не говори. Особенно Инзиме.

— Почему?

— Он болтун. А подобная новость привлечет всеобщее внимание. А оно тебе нужно?

— Нет, — согласился Ри.

— То-то же. Поверь, мне жаль тебя. — Матаара погрустнел, он просто сидел и разминал пальцы, хрустел костяшками. — Немного. Я родителей вообще не знал. Меня подобрали чужие люди и избавились, как только смогли. Выучил ремесло нюхачей, тем и промышлял с детства. И за свою жизнь я понял одно: большинство людей подводят тех, кто им доверился. Но отряд — моя семья. Я живу от Охоты к Охоте в ожидании встречи с Косом и Ло. И я не собираюсь терять семью в Тишину. Из-за тебя. Понимаешь?

Ри кивнул и опустил взгляд.

— Тебе лучше уйти до рассвета. Пока все будут спать. Мир вокруг жесток, но в тебе что-то есть. Определенно. То, как ты рьяно рвался за своими цнойскими побрякушками и вопил о святости предков, меня впечатлило. Правда. Я против тебя только потому, что ты — угроза для безопасности моей семьи. Вот и все.

“Вот и все”, — вторил мысленно Рийя Нон.

От игровых столов донеслось несколько резких возмущений, а потом все дружно захохотали.

А головы кабанов, лис и волков, висящих на стенах, отрешенно наблюдали за пиршеством человеческих пороков, и обязательно бы вспомнили о лесе, мягком мхе и росе поутру. Если бы могли.

Ри, не дождавшись возвращения игроков, попросил Мата проводить его до ночлега.

Пыльная, воняющая коптящим жиром и чем-то кислым комната в обветшалом домишке встретила ночного постояльца горящей свечой на деревянном столе, широкой лавкой и накренившимся шкафом с открытой дверкой. Через стену были слышны приглушенные стоны.

Ри тут же представил, что по соседству держат в заложниках красивую смуглую девушку, заткнули ей рот грязной тряпкой и пытают. Но пытки нравятся красотке, она тихо и ритмично мычит. Он приблизился к стене. Стоны иногда прерывались на таинственный шепот, который было совсем не разобрать.

Ри окончательно отогнал непристойные мысли и попытался закрыть дверцу шкафа, но та со скрипом снова отворилась.

За окном мелькнула тень. Парень подошел к небольшому прямоугольному проему с пересекающимися тонкими рейками и кусочками слюды в клетках между ними. Ничего не разглядеть. Он поднял с пола замызганное полотенце и повесил его на вбитые в стену над проемом гвозди, закрыв тем самым окошко. Стало спокойнее, но ненамного.

Свеча нещадно чадила и воняла. Ри присел на лавку и принялся рассматривать закопченный потолок, испещренный странными извивающимися линиями.

Чужеродность окружения давила, сужала стены, поглощала свербящей тревогой.

Ри всерьез забеспокоился о подкрадывающемся страхе. Лихорадочно нащупал заветный мешочек, достал его и прижал к сердцу. Страх отступил.

Скрипнула половица. На задворках вспыхнувшей паники разум подсказывал: скорее всего это соседи и общие на обе комнаты половые доски, но стоны вдруг прекратились и повисла кромешная тишина.

Ри бросился к выходу и накинул в кольцо крючок, заперев дверь изнутри.

"Прекрати! — успокаивал он себя, тяжело дыша. — Вернись за стол. И вспомни, кто ты есть!"

Дыхание понемногу выровнялось, и Ри подошел к лавке. Под ней, за паутиной, лежало свернутое шерстяное одеяло.

Он выложил на стол камень отца, а крючья эдды оставил в мешочке. Крепко сжав их в кулаке, Ри зажмурился.

Отец часто повторял, что они с мамой выбрали цнойскую обитель в качестве пристанища не только для того, чтобы оградить ребенка от пагубного влияния каргов, но и потому, что вера в связь с предками помогает в жизни. “Сущие следят за нами, — приговаривал Кабиан Халла. — Я и сам поначалу не воспринимал эту веру всерьез, но теперь знаю: эдда действительно существует и дарует невероятную силу тем, кто принял сущих глубоко в душу и посвятил им всего себя. Ведь любая вера дает силу. Силу верящего. Да, эта связь порой кажется глупой и похожа на безрассудное упрямство, но ты, сынок, помни: дома она приносит покой, а на чужбине укрепляет в решимости. Как веришь мне, так верь и эдде”.

Ри открыл глаза. Свеча догорала, ее пламя играло на всех гранях прозрачного камня, создавая причудливую, волшебную иллюзию значимости. Ри взял камень и посмотрел сквозь него на огонь — с десяток копий свечи представили ему завораживающий, удивительный мир. Одна из граней была более других, и Ри подумал, что небольшая часть камня откололась и сторона оттого кажется скошенной.

"Где же ты, папа? — мысленно позвал он. — Ты покинул меня слишком рано. Я не готов. Мне сейчас так нужна твоя помощь… Все хотят, чтобы я ушел. Даже я сам хочу вернуться к дяде, чтобы остановить гонения и убийства невинных. Но прекратятся ли они? Искуплю ли я вину перед погибшими в Энфисе, сдавшись? Не будет ли их смерть напрасной? Но что же мне сделать? Слышишь ли ты меня, раз топахи не был завершен? Образуется ли эдда? Или достаточно верить? Об этом ты говорил? Как же я узнаю? Так много вопросов… Папа…"

Ри отложил камень и крепче сжал мешочек, сосредоточившись на душевной боли. Именно боль и терзания из-за чувства вины связывали его в этот миг с эддой. И ничего более. Он не знал, как возникает связь, как ею управлять или воззвать к ней. Мельзинга не успела научить. Но она показала ее в действии, и Ри верил, что глубоко внутри пережитое в Энфисе отпечаталось и должно как-то проявить себя.

Он оглядел плохо освещенную комнату в поиске знака или намека на правильный путь."Если не знаешь, где искать — поищи для начала рядом", — говаривал бывший старейшина, с которым Ри любил поболтать, но разговоры с которым его частенько и раздражали.

Полотенце на окне слегка трепыхалось. Покосившийся из-за сломанной ножки шкаф… Стоп! Дверца же была открыта! Или нет? Ри помнил, как пытался ее закрыть, но вот получилось ли… Сейчас она была закрыта. Дыхание парня участилось.

И тут раздался настойчивый стук в дверь. Ри вздрогнул. Быстро убрал камень в мешочек, а тот во внутренний карман рубахи. По пути к выходу проверил шкаф, дернув дверцу. Вроде плотно держится.

— Кто там?

— Это Кос. Разговор есть.

Ри открыл и впустил охотника.

Огромный Косаль Таг не умещался в полный рост и, склонив голову, покачивался на прогибающихся под его весом половых досках. Те трещали, словно вопили о пощаде.

Хоть прошло и немного времени, но выглядел он вполне протрезвевшим. Сместив ногу в сторону, каргхар нашел положение поустойчивее, и скрип прекратился. Кос уже переоделся. Вместо белой, просторной рубахи, в которую он облачился после бани, на нем был зеленый жилет с большими пуговицами, широкий ремень и парусиновые шаровары. Сапоги, начищенные до блеска, мутно отсвечивали.

— Я хочу объяснить… — помявшись и стараясь громко не басить, неуклюже начал охотник, но Ри, заметив теплоту и ум в глазах бородача, решил облегчить тому неловкую речь.

— Я уйду до рассвета.

— Но… — Кос недовольно нахмурился. — Мы еще не решили.

— Я решил.

Охотник тяжело вздохнул. Ри смущало желание командира оправдаться, ведь каргхары по рассказам отца и старейшины были все поголовно мерзавцами, и бросить в беде человека, нуждающегося в помощи, — обычное дело для типичного охотника, а уж угрызения совести им вообще чужды.

— Ты должно быть думаешь, что я испугался?..

— Нет! — поспешил с ответом Ри.

— Но я и правда боюсь! — Кос смотрел на догорающую свечу. Голос его был тверд, будто он говорил о своей силе, а не слабости: — И мне не стыдно в этом признаться. Страх — не признак трусости. Но я боюсь не твоего дядю. С ним и вальзивой его меча справиться не трудно, если он, конечно, не подкрадется со спины… Нужно всего лишь опередить. Сила Когана Халлы, как и любого лидера, в его отряде. Без них он никто. И один из его ближайшего окружения особенно опасен.

— Опаснее дяди? — Ри стало любопытно и жутко одновременно.

— О да! Немой телохранитель Когана. Вот от него-то у меня холодок по спине. Таких, как он, — что людей, что зверей, — называют гаденышами. — Кос что-то пережевал и сглотнул. — Хотя некоторые их жалеют. Жертвы экспериментов эклиотиков. Я видел, как он с закрытыми глазами попал с первого же выстрела в метавшуюся по полю лису, а до той было шагов двести. Неосуществимо, если бы стрелял обычный человек, но когда целится гаденыш, ожидать можно чего угодно. И ведь непонятно, чем и из чего стреляет… К нему не подобраться. И лучше держаться подальше. Обходить стороной. Поверь, это не трусость. Обычное проявление трезвого расчета.

Ри молчал. Он все еще не свыкся с тем, что мифические охотники, о которых слышал лишь по рассказам и легендам, эти далекие и неведомые мужчины, посвятившие часть своей жизни поискам каргов и получившие от небесных камней невероятные силы, вот так запросто сидят, жуют, смеются и огорчаются совсем рядом. Как обычные люди. Поэтому испытывал благоговейное волнение.

И, будто прочитав мысли Ри, Кос усмехнулся и продолжил:

— Многие считают, что раз мы выбрали этот путь, то должны быть готовы в любой момент умереть. Нет. Уверяю тебя: охотники жаждут жизни поболее прочих. Потому и стараются напасть первыми, даже если нет явной угрозы.

Вдруг дверь распахнулась. На пороге стояла Лодисс Антея все в том же кожаном с ремешками костюме, плотно облегающем стройное тело. Она, прищурившись, молча рассматривала обоих.

— А ты чего тут? — пробасил бородач.

— Ничего, — ответила Ло и вошла, прикрыв за собой дверь, а Ри впервые услышал голос небогляда: грубоватый, с легкой хрипотцой. Другой и не подошел бы строгой выразительности ее лица.

— Приглянулся что ль? — ухмыльнулся Кос.

— Не смеши меня, — скривилась Лодисс как от кислого, бросив мимолетный взгляд на Ри. — Щупловатый.

— Что есть, то есть. — Косаль Таг хохотнул, заправил большие пальцы в штаны и встал, широко расставив ноги, чуть покачиваясь. После затянувшейся паузы он покряхтел и продолжил, обращаясь в темный угол комнаты: — План изменился, Ло: наш гость решил, что дальше поедет один. Лошадью я его обеспечу…

— Бросаешь его? — вдруг громко, с вызовом наступила небогляд.

— Лоди, ты не понимаешь… Он же сам!

— Все я понимаю. — Ло приблизилась к командиру почти вплотную и уткнула указательный палец в широкую грудь. — Пригрел котенка, а когда увидел, что у того блохи, решил выбросить?

— Что ты такое несешь? — растерялся Кос.

А Ри просто стоял и хлопал глазами без понимания внезапно возникшего столкновения.

— Как думаешь, почему я согласилась пойти к тебе? — Ло наседала, тыкая пальцем. — У меня ведь был богатый выбор, а некоторые предлагали долю побогаче твоей. Но я с вами. Потому что у тебя есть РЕПУТАЦИЯ. А что от нее останется, если ты будешь кидаться людьми, попавшими в беду?

— Беда беде рознь, — сухо отрезал Кос. — Ты же знаешь, Ло, команда для меня на первом месте. Да и кому это сдалось?

— Мне! — глаза Лодисс были распахнуты и взывали к самой душе охотника. — Этого мало?

Она отвернулась. Кос не отвечал.

А Рийя Нон начинал раздражаться. Он никогда не был свидетелем ссор. За неимением полноценной семьи и семейных распрей он не наблюдал. В Энфисе же конфликты если и возникали, то из-за непослушания, да и то быстро угасали в смиренном исполнении наказания. Цнои сосуществовали мирно, в поклонении родственным связям. А в небольшой общине все были друг другу какие никакие, а родственники.

— Если ты не доставишь мальчика до Зирона, то это сделаю я, но можешь забыть о моих услугах, — твердо заявила небогляд.

— Лоди! — взревел Кос. Дышал он так шумно и глубоко, что Рийя, будучи локтях в пяти от него, учуял чесночный запах от соуса к недавнему ужину. — Зачем ты это делаешь?!

— Иногда, — процедила Ло сквозь сжатые от злости зубы, — мы делаем то, что должны, и не спрашиваем, зачем…

— Перестаньте! — вдруг закричал Рийя. Он с детства ненавидел чеснок и ссоры. — Перестаньте решать мою судьбу!

— Поверь мне, — Лодисс внезапно смягчилась, ласковой кошкой обернулась к Ри и положила руку ему на плечо. Он вздрогнул — женщина сжала пальцы так, что ткань плаща захрустела. — У тебя еще будет возможность решить свою судьбу.

Затем она развернулась к охотнику и спросила, да вот только в настойчивом голосе не было ни одной вопросительной нотки:

— Ты меня услышал, Кос.

— Я услышал тебя, — отозвался тихо Косаль Таг, тяжело вздохнув. — Собирайся, Рийя Нон. Отправляемся немедленно.

Важно, чтобы последнее слово оставалось за командиром.

Ри посмотрел на свои руки, испещренные мелкими ссадинами, будто те могли подсказать о неведомом предназначении, о внутренней силе или бесхребетности, но они молчали. Облупленные мозоли — следы бесконечных трудовых будней в Энфисе — не проронили ни слова.

Верующие в связь сущих не терпели безделья. С малых лет в головы детей вдалбливали, что прозябание ослабляет нити сущих, что кропотливое дело закаляет связи с предками. Ведь они занимались тем же. А сейчас руки Рийя дрожали.

— Отправляемся немедленно! — уже более уверенно и твердо повторил Кос.

***

Добрых полночи всадники скакали галопом, оставив ущелье далеко позади. Бесконечные поля, луга, поймы рек — пейзажи наполняли холмистую местность в кромешной тьме. Оранжевый диск Льяд лишь на краткие мгновенья показывался из-за черных, тяжелых туч, наступающих с юга.

Трехглазый Юйра, безжалостный наместник Отэранги собирал на горизонте армию молнеразящих и громоустрашающих приспешников, чтобы обрушиться на непокорных людей всеми силами небес.

Ри не искал общения и ехал, никому не досаждая. Он вспоминал о своем первом посещении Атаранги и размышлял о том, почему поселение отстроили в таком опасном месте.

Спускаясь по пологому склону оврага, илори перешли на рысь, и тогда с ним поравнялся Инзима. Тому, видать, стало нестерпимо скучно.

— Как успехи в карглек? — поинтересовался Ри.

— Лучше не спрашивай. — Инзи махнул рукой. — Чуть без штанов не остался. И ведь живой пример перед глазами маячит, а я все туда же.

Завидя непонимание Ри, Инзима поспешил с объяснениями:

— Когда Кос впервые встретил Мата… Пять… Да, пять гвальд назад… Тот продул все, что имел, в карглек. Все. Дом. Топор. Сбрую. Даже то, что ему никогда не принадлежало, и то проиграл. Они познакомились в бане. Пьяный Мат попросил Коса захлестать его до смерти, мол, только такой кончины он и заслуживает. Но Кос пожалел. Оплатил долг и дал ему второй шанс. С тех пор он живет у нас. Помогает по хозяйству. Свиньи там, пара коров, цепки… так я гусей называю, они вечно ко мне цепляются.

Инзи расплылся в блаженной улыбке, вспоминая, наверно, о родном доме, и в сердце у Ри заскребла тоска.

— Кос тогда был немногим старше меня. Но опыт охоты имелся. Предложил Матааре поохотиться за каргами вместе. Мат был неплохим нюхачем, но с наймом не везло. Из-за пристрастия к азартным играм. Кос поверил в него. Два сезона они отпахали с наемными небоглядами. Меняли их, как солому у хряков. И в конце второго переманили Лодисс Антею. Дела пошли в гору. — Инзима заканчивал историю команды, нахохлившись от самодовольства: — Кос взял мою старшую сестру в жены. Так я начал путаться у него под ногами. А в этом сезоне наконец-то меня приняли.

Выбравшись из оврага, всадники поскакали навстречу заре. Пурпурно-розовое пятно растекалось по кромке горизонта, напевая о необъятной шири и завораживающей красоте земли Тэи.

“Будет жарко”, — подумал Ри, но сейчас он зяб.

— Привал у Бездонного озера! — крикнул нагнавший его Инзима.

Они свернули к ельнику и под дружную перекличку воодушевленного ржания илори, каким-то образом почуявших приближающуюся остановку, проникли в холодный сумрак хвойного леса. Дымка тумана затянула полог. Нижние ветви елей и сосен отсохли и торчали шипастыми корягами. Из земли, усеянной гнилыми иглами и крупными шишками, росли на тонких стеблях шарообразные зеленые цветки, похожие на каштаны. Они покачивались, сталкивались друг с другом, сплетая еле слышимый ковер шелеста.

К озеру вела хорошо утоптанная тропа.

Инзима подотстал, приблизившись к замыкающему Ри и пояснил:

— Ло не успела помыться в Атаранги. Да и лошадям нужен отдых.

Ри еле заметно кивнул. Его не покидало ощущение, что лекарь хочет спросить о чем-то, но не решается. Долго ждать не пришлось.

— Если честно… — Инзима покусал губу, почесал бровь. — Если честно, я думал, что Кос тебя оставит. Нет, он, конечно, воин справедливый. И всегда готов…

— Это Ло, — оборвал Рийя неловкую речь. — Она вступилась за меня.

— Ого!

— Тихо ты! — прорычал нюхач, скачущий впереди, и удостоил Ри полного презрения взгляда.

— Видать, запала на тебя, — Инзи перешел на полушепот. — И в тот раз белый камушек бросила. Никто от нее не ожидал. И вот теперь… Наверное, разглядела в тебе что-то.

Ри задело это предположение Инзи. Обуза для отряда он и больше никто! А плетется с ними только потому, что иначе пропадет, ведь он еще не научился, не привык быть один. Вокруг каждый кустик, каждая травинка, касающаяся его, норовит проверить на прочность. А прочности-то и не было никогда! Да откуда ей взяться? Скорлупа, в которой он пребывал в Энфисе под опекой отца, не просто треснула, ее снесло ураганом. Папа долго просил прощения перед смертью за то, что не успел…

А свыкнуться со своим положением ой как тяжело. Даже невозможно. Оттого и мучения в душе.

Теперь перепутье Зирон его страшило сильнее Ноксоло: кладбище охотников, потерявших человеческий облик и перегрызших друг другу глотки. Что ждет за ним, одиночество путника, в котором отчаянье поглощается отчаянием еще большим? Пока он не один, можно хотя бы не думать о выборе дороги и не беспокоиться о препятствиях… Хотя он сам — причина ненужных для Коса и его соратников препятствий. Что в нем еще возможно разглядеть?

— Во мне нет ничего, — высказал Ри грубо, с обидой.

Инзима только отмахнулся, будто и не заметил злобы, и с легкостью продолжил:

— В каждом человеке есть три опоры. Они не дают ему перестать быть человеком. Вот что для тебя важно?

Ри угрюмо молчал. Но Инзи уже перевоплотился в артиста. Он размахивал руками, уверенно и с азартом доказывал очевидное, радуясь, будто описывает красоты мира слепцу, умоляющему об этом:

— Нет, ну ты подумай! Одно я точно знаю — семья. Угадал? Ты потерял отца. Дядя оказался… ну такой… Не лучший родственничек. А ты упрямо рвешься в Ноксоло. К ученым! Но их там нет! Уверен, ты идешь в Ноксоло не за знаниями. Это байка для чужих ушей. Там живет кто-то из родни, верно? Ты хочешь снова обрести семью! Угадал?

Ри еле сдержался, чтобы не окликнуть Матаару: пусть успокоит клоуна.

— Но их должно быть три! Опоры, — напомнил Инзи, весело подмигнув. — Иначе расклеишься. Засохнешь. Сломаешься. Семья — это сильная опора. Иногда можно протянуть на ней одной. Но недолго. Если у тебя нет принципов… Того, что ты не готов отдать и за сотню золотых… Ты расклеишься…

— Засохнешь и сломаешься, — язвительно передразнил Ри. — А у охотников одна из опор — мелиновый карг? Или вопли хеллизии?

— Карги? — Инзима усмехнулся. — Нет. Камни не спасут, если сам дурак.

— А тогда зачем? — задал Ри вопрос, мучивший его уже давно.

— Что “зачем”?

— Зачем убивать друг друга за карги? Вот обрядился ты гвиртами и мелин вогнал в меч, победил всех… Что дальше? Для чего?

Инзи выглядел растерянным и, возможно, немного испуганным.

— Зачем? Тебе не понять. — Он стих, остыл и, словно оправдываясь, виновато прикрыл рот рукой, добавил: — Это все равно, что спросить Матаару: зачем он проиграл больную мать ученым-эклиотикам. — Руку убрал, но продолжил говорить негромко, чтобы слышал только Ри: — Ну, во-первых, это приносит доход. И в Охоту это самый лучший, хоть и самый опасный способ заработать. Странствующие торговцы дают по двадцать пять серебряных за крупный гвирт. Четыре гвирта — уже золотой. Карги не везде и не все принимают в качестве оплаты. Их боятся.

— А во-вторых?

— Как-нибудь я тебе расскажу. Мы приехали. Бездонное озеро!

Они выехали на заросший высокой, сочной травой берег лесного озера. С черной, без малейшей ряби глади поднималось легкое испарение. Тут росли березы. Тонкими стволами они склонялись к воде и заигрывали кончиками веток с мелкой рыбешкой. Небольшой водоем таил в себе непроглядную тьму глубины.

На берегу лежало бревно и углями чернели следы старого кострища.

Всадники спешились. Матаара сразу занялся лошадьми. Кос, уперев руки в бока, стоял и глубоко вдыхал влажный воздух. Инзима достал из наспинных ножен два изогнутых кинжала с широкими лезвиями и белыми рукоятями, ловко ими покрутил, и принялся рубить высокую траву, чтобы расчистить место для стоянки. Рийя же решил, что самым полезным занятием для него будет сбор хвороста.

Краем глаза он заметил, как Лодисс Антея подошла к воде и начала расстегивать многочисленные ремешки на своем кожаном жилете. И чем дальше Ло освобождалась от одежды, тем медленнее Ри наклонялся в поисках сухих веток. В конце концов он спрятался за кустом и, затаив дыхание, потирая онемевшие пальцы, наблюдал, как женщина без стеснения обнажилась, сложила одежду в стопку и вошла в черную, как смола, воду.

Стыд вместе с нахлынувшим на лицо жаром принес воспоминание о давнем купании Майи, когда они еще неоперившимися юнцами сбежали из обители в поиске лучшей и свободной от оков сущих жизни. Тогда он, как и Майя, мечтал избавиться от цепей. Сейчас же отдал бы многое, чтобы снова полежать на стоге сена возле сарая Тары Гнев, послушать нравоучения старика Инэн Гаро или помочь Мельзинге… Никого больше нет.

— Голых баб никогда не видел? — Инзима присел рядом.

Ри вздрогнул и быстро отвернулся.

— Ты ей нравишься. Явно же. Она хоть и старше, но еще ого-го. Небогляды не живут долго, а у Лодисс Антеи нет детей. Я считаю: она задумалась об уходе на заслуженный покой и потомстве, а ты красавчик…

— Ни слова больше! — зашипел Ри. Он не знал, куда спрятать лицо, чтобы этот болтун не заметил его замешательство.

— Давно хотел тут побывать. — Инзи молниеносно сменил тему, как блинчик перевернул.

Послышался плеск воды. Наверное, Лодисс, голая и прекрасная, позволила Бездонному озеру принять себя, объять плотностью мраком.

— Интересное место. Говорят, утопленники обретают здесь вторую жизнь.

— Что это значит? Они оживают?

— Нет-нет. Уже проверяли — не оживают. Возможно, это неточный перевод с языка жующих, раньше озеро называлось “Глубина, дающая вторую жизнь”… Или второй шанс. Кто как говорит. Но все равно: есть в этом месте что-то такое… манящее.

В Атаранги я, кстати, тоже первый раз был. И вообще на краю Старых земель. Банька неплохая. Мне после твоего захода все-таки удалось попариться.

Ри, под видом поиска хвороста, мимолетно зыркнул на озеро и тут же перехватил пристальный взгляд плывущей Лодисс. Парень резко отвернулся. Дыхание сбилось. Инзи заметил волнение, но Ри опередил его вопросом:

— А что вы делали так далеко от Атаранги? Когда меня нашли.

— Это Ло… — начал Инзи и сам замешкался в сомнениях, — хм… Странно, конечно… Вот ты спросил, и это стало странным… Мы шли к Атаранги, когда ее скрючило… Никто не ожидал. Только не со стороны границы с Дикими землями. Потом она сказала, что позыв был ложным, и с самого начала не могла определить, от какого карга. Она… выглядела сбитой с толку. Но мы все равно решили проверить. И нашли тебя.

— Я мало что понял, — признался Ри. — Скрючило?..

— Ага. Это…

Раздался громкий всплеск. Выходящая из воды Ло окатила брызгами Коса, сидящего на берегу.

— Отстань, — буркнул тот с обидой.

А Ри оторопел. Инзима что-то объяснял, но голос его ускользнул и стих — не разобрать ни слова. Все естество Ри заняло жадное, и оттого глупое и нелепое, лицезрение тела Ло и изящно вписанных в округлые изгибы линий рисунка. Узор тонкими, четкими штрихами покрывал большую часть живота, груди и ног небогляда спереди. Ло, перешагивая через колючки на кончиках пальцев, прошла к одежде, достала длинный белый шарф и стала осторожно прикладывать его к разным участкам тела, пропитывая влагой. Нанесенные неизвестным для Ри способом рисунки гор, дорог и поселений не смазывались.

Сердце паренька было отравлено гордой и взрослой наготой Ло. Плоды, полноценно созревшие, манящие скрытым в них вкусовым наслаждением. Рисунки тянули, очаровывали: переплетения путей, нитями тянущиеся к самым интимным местам.

Ри слышал о влиянии странствующих судей, способных усыпить бдительность человека силой голоса. Наверное, что-то похожее испытывал и допрашиваемый: плыл, терялся и переставал осознавать течение самого времени.

Когда Ло посмотрела на Ри, у того свело ногу.

— Инзи! — заревел Кос. — Где огонь?

Лодисс поспешно укуталась в покрывало и села на берегу.

Инзима цыкнул на Ри и кинул в него веткой:

— Эй! Где дрова?

Вскоре заполыхал костерок. И стало теплее. Гораздо теплее. С той ночи пожарища в Энфисе, когда Ри, несмотря на духоту, бросало в дрожь, ему впервые стало тепло. И захотелось выпрямиться, расправить плечи.

Несмотря на то, что каждый член отряда занимался чем-то своим, и в предрассветном прозрачном воздухе витала некая напряженность, они воспринимались как единое целое, как семья. Ведь в любой, даже самой дружной семье, бывают размолвки. Это нормально. После побега с Майей, отец пару дней не разговаривал с Ри, и Мельзинга, к которой его отправили в наказание, была единственной собеседницей. Придирки и звонкое хлопанье по неуклюжим рукам — как же давно это было…

Кос прилег у кострища. Из скомканного шерстяного одеяла, под которым, укрывшись с головой, на корточках сидела Ло, торчали протянутые к огню руки. Матаара, после того, как напоил и расчесал илори, принялся перебирать свои топорики. Это были уменьшенные копии колуна дровосека. Инзима же присел поодаль и затачивал длинные, изогнутые кинжалы. Заметив интерес Ри к своему оружию, он гордо представил:

— Кукри. Пустые. Для души. У меня есть такие же гвиртовые. Кос подарил. Их затачивать не надо. А мне нравится. Поэтому оставил себе и пустые. Если заботишься о ножах в Тишину, ножи позаботятся о тебе в Охоту.

Ри присел рядом, любуясь искусной резьбой на белой рукоятке. Убедившись, что их не услышат, он попросил Инзи:

— Расскажи о Лодисс.

— О Ло? Да что я о ней могу рассказать? Начало истории небоглядов одинаковы. Близнецов выкупают. Или крадут. Прямо из дома. Еще в младенчестве. Родить близнецов — накликать беду на свою семью. Иногда родителям удается спрятать детей. Но рано или поздно предназначение находит их.

— Как? — Ри неосознанно вздрогнул всем телом, представив ужас родителей, потерявших крохотных малышей.

— Кто ж знает. Небогляды, как и ныряльщицы, берегут свои тайны. Старательно. Передают от молодых — старым. От опытных — новичкам. Вот как ныряльщицы гоэм так надолго задерживают дыхание? Никто не знает. Как небогляды узнают место падения каргов? Непонятно. Карты помогают. Но как?

— Но кто-то же пытался узнать?

— Зачем? Если ты сам не кузнец — не спрашивай кузнеца о его кузне. Даже у странствующих судей в кодексе прописано: небоглядов и ныряльщиц об их ремесле расспрашивать не моги!

Ри был немного расстроен, что о небогляде, которая уже как минимум дважды решила исход его судьбы, не удалось узнать почти ничего. Инзима, будто почуяв разочарование Ри, добавил:

— А наша Ло — лучшая в Старых землях. Даже не представляю, чего стоило Косу раздобыть ее. Рассказывает он без подробностей. А ведь в подробностях весь смак истории. Даже…

И тут раздался хриплый ор командира:

— Гаси огонь! Живо!

Инзи бросился с бурдюком к воде.

Возле костра корчилась, укутанная в одеяло, небогляд. Ее, лежащую и брыкающуюся, будто ногами избивали невидимые враги.

Ри растерянно таращился лишь мгновенье, потом ринулся к Ло.

— Не трожь ее! — заорал Кос, и парень шарахнулся назад.

Прибежали Инзима с Матаарой и потушили костер, залив его из кожаных бурдюков.

В звук шипения от углей вплелся скрежет костей и нечеловеческий, приглушенный стон, исходящий от затихшего покрывала. Ри от затылка к макушке погладила заиневшая рука мертвеца.

Теперь было слышно лишь тяжелое и частое дыхание Ло.

— Мелин, — чуть слышно произнесла она, отдышавшись.

Это слово в сердце каждого охотника усилилось стократно, заставив ожить и трепыхаться уже приготовившийся к покою комок мышц под ребрами.

Кос еле разлепил высохшие губы:

— Где?

У Инзи даже глаза прослезились. А Мат, как стоял с выпотрошенным бурдюком, так и присел в высокую траву.

— Гиз-Годолл.

— Сучий потрох! — выругался Кос и смачно сплюнул. — Шенкарок видно издевается. Каржий ублюдок! Ненавижу! — адресовал он последний возглас небесам. Потом успокоился, отряхнулся от репьев и скомандовал: — Собираемся немедля!

— В лес Гиз-Годолл? — ошарашенно переспросил Инзима. — А как же?…

— Что? — рявкнул Кос, зло сверкнув глазами. Он уже запрягал илори. — Волки размером с лошадь? Каким еще сказкам ты веришь? Разве я похож на трусливого мальчонку, которого на пути к мелину остановят глупости?

Инзима закусил губу и молча вложил кукри в ножны.

— Далековато, — выразил здравое сомнение Матаара.

— Придется сделать крюк. — На верного друга Кос не кричал. — Но к закату должны добраться. Если не пожалеем бедняг. — Он ласково погладил по мощной шее Деловушу, и та отозвалась гортанным коротким фырчанием. — Там ночь переждем и за дело.

— Главное, чтобы за день нас не опередили, — согласился Мат, снаряжая Полоску. — А ночью в лес никто не сунется. Только вот придется расстаться кое с кем здесь…

Командир прищурился, глядя то на Ри, то на одевающуюся торопливо Лодисс.

— Только тормозить нас будет, — напирал Мат. — А если место почуют другие… Он же первым…

— Сама с ним нянчишься, — жестко бросил Кос, обращаясь к Ло.

Небогляд коротко кивнула, проверяя затянутые ремешки, заколола последние остроконечные спицы в пучок волос и свистом подозвала Узелка. Невозмутимая и решительная, она не удостоила Ри и взгляда. И только Инзи успокаивающе похлопал его по плечу, всколыхнув и без того тревожное волнение.

— В дорогу! — прикрикнул Кос, самодовольно ухмыляясь.