Алеманида. Грёзы о войне

Сергей Причинин

Римская Империя, IV век нашей эры. Великий конунг Аттал, первый среди равных, хочет избавить земли Галлии от многолетнего римского гнёта. Для этого нужно сделать невозможное – объединить разрозненные племена варваров в единую грозную силу. Но Аттал не тот, кому суждено это сделать.Только одному человеку предначертано перевернуть ход событий – загадочному Филину из древнего пророчества иллергетов.Первый том I книги трилогии из цикла «Аквитанские предания».

Глава II Первый среди равных

I

Март — сентябрь 313

День клонился к вечеру, и солнечный диск изливал последние жаркие лучи на маленький городок Лутраки. Сердечная жила города находилась на рыночной площади, которая перетекала в гавань. Торговая площадь походила на афинскую Агору, но была в несколько раз меньше. Рынок окружали кварталы ремесленников и коринфян, за которыми располагались лавки и склады. Шум стоял, как на вавилонском базаре: раздавались выкрикивания на всевозможных наречиях, а громкие разговоры не затихали ни на минуту.

Люди продавали, покупали и выменивали товары. Между торговых рядов ходили господа в окружении многочисленной свиты и рабов, дамы у вычурно расписанных палаток крутили в руках персепольский инжир и иберийские маслины. Карфагенские торговцы с землистыми лицами зазывали народ, заверяя в лучшем качестве товара на всём балканском побережье. Мальчишки бегали от палатки к палатке в ожидании удобного момента, чтобы стащить кусок мяса или экзотический фрукт. Между статуей Афины Паллады и храмом Диониса находилась большая лавка, перед которой добродушный перс собрал толпу, расхваливая апельсины из Ктесифона.

Несмотря на разгар торговли, многие лавки уже закрывались, ибо мало кто хотел бренчать монетой в такой знойный день. Особенно солнце ударило по карманам мясных дел мастеров, которые уже не знали, как сберечь свежесрезанные ломти.

День уступал место вечеру, однако на улице по-прежнему стоял нестерпимый зной. Посетители Агоры постепенно растекались по узким лабиринтам улиц Лутраки. Богачи в латиклавах в окружении уставших рабов спешили домой, гетеры в жемчужных стóлах с тревожными лицами плыли по улице и вспоминали количество аудиенций, запланированных на вечер.

Жара нередко терзала жителей Лутраки. Приезжавшие в городок кимвры, гельветы, римляне и другие гости с запада так и не могли свыкнуться с погодой. Юноша по имени Прокл шёл в казарму на окраине Лутраки, чтобы спрятаться от зноя. Он чувствовал себя одновременно и кимвром, и гельветом. Подобная жара случилась на его памяти впервые.

Он прошёл мимо статуи Афины и незаметным движением руки стащил со стойки небольшой апельсин. Лихой торгаш так увлекся толпой, что не обратил внимания на ловкача. Прокл спрятал плод в кармане и с непринуждённой миной направился своей дорогой. Конечно же, он считал это воровством, но старался из-за мелочи не ударяться в присущее ему самобичевание. В конце концов, каждый когда-то воровал в дни голода и нестроений.

Прокл покинул рыночную площадь и ускорил шаг. Через мгновение перешёл на бег. С такими резвыми ногами юноша мог бы спокойно участвовать в Олимпиаде, забирая раз в четыре года венок и почести. Однако большую часть жизни его сильные ноги упирались в борт триремы, а ладони — держали весло.

Прокл родился в Тиринфе, в семье зажиточного скорняжника¹¹¹. В отличие от побратимов из своры Агесилая, у юноши были мать и отец, которых он хорошо знал. До поры до времени его жизнь протекала в спокойном ключе.

Однажды Прокл возвращался из лавки отца и стал свидетелем того, как некий человек приставал к старику. Юноша вступился и случайно убил нападавшего.

Прокл так и не постиг превратностей судьбы. Он не раз видел, как бойцы панкратиона¹¹² выбивали друг из друга дурь, а потом обнимались с братским поцелуем. Все ссадины им были как с гуся вода. Прокл же одним ударом отправил соперника в лодку к паромщику. Позже оказалось, что погибший являлся отпрыском одного из архонтов¹¹³ Тиринфа.

Отец Прокла всеми силами норовил спасти потрёпанную репутацию сына и загладить вину. Он подарил дом зятю архонта, передал управляющему многолетнее дело и уже готовил семью к рабскому клейму, ибо ненасытный старик продолжал требовать возмездия за смерть сына.

Пресытившись, старейшина в завершение сделки предложил иное, нестандартное условие: пожизненный остракизм¹¹⁴ Прокла. Архонт сказал, что убийце мало смерти или тюрьмы — нужны страдания. Посему отец Прокла не придумал ничего лучше, как продать сына в рабство на галеры. Так в пятнадцать лет Прокл попал на римские триремы, где вкусил жизнь в её ужасающем чёрном цвете.

Целый год он работал вёслами до кровавых мозолей, побывал во многих странах и портовых городах Римской империи. За время галерного рабства Прокл выходил на палубу всего пару раз. Он на всю жизнь запомнил тот запах пота, крови и рвоты. И навсегда возненавидел море, бриз и запах водорослей. Даже после освобождения Прокл по-прежнему видел сны, в которых родители раз за разом продавали его работорговцам. Море и кандалы преследовали его.

Прокл так бы и остался в рабстве, если бы судьба и провидение не привели на судно центуриона Кустодиана. После долгих уговоров и споров спартанец выкупил юношу за десять драхм. Другие рабы протестовали, ибо для них выбор Кустодиана выглядел нелогичным, ведь в трюме сидели десятки крепких юношей, кои сослужили бы матерому спартанцу куда лучшую службу. Центурион сам не понимал причины своего поступка и мотивировал решение волей Аполлона. Кустодиан взял Прокла на корабль в статусе вольноотпущенника и отплыл в колонию Коринфа — Лутраки.

После тяжёлых будней на триремах Прокл улыбался с таким же постоянством, с каким лёд покрывал гавани Лутраки. Серьёзный, сосредоточенный взгляд недоверчиво смотрел на людей и несправедливый мир. Тёмные и вьющиеся, как у Фемистокла, волосы, оголяли выразительный лоб с прорезанной морщиной, а жилистый торс, закаленный в трюмах, послужил бы прекрасной натурой для Праксителя¹¹⁵.

В детстве Прокл не осваивал азы военного дела, однако его первая встреча с рукояткой гладия показала соратникам, что мастерство фехтования у грека в крови. Большая физическая сила, незаурядная природная ловкость в сочетании с гибким умом и упорством сделали Прокла любимцем Кустодиана. За спокойный нрав и ответственность побратимы относились к нему с уважением и почитали за лидера.

Сам Прокл таковым себя не считал, ибо ему всегда было проще подчиняться, нежели подчинять. На роль предводителя отряда требовался человек крайне решительный, который бы не углублялся в бесконечные рассуждения об исходе предприятия, что не относилось к юному греку. Он пытался угодить всем и каждому, посему Агесилай сомневался, что Прокл способен взять на себя роль командира отряда следопытов, хотя иной кандидатуры не видел.

Юноша пробежал через узкую улочку возле курии и оказался в месте, которое стало его домом чуть меньше года назад. Небольшое здание походило не то на казарму, не то на школу гладиаторов. По своей сути не было ни тем, ни другим.

Прокл увидел у входа Киприана. Это был, казалось, столетний старец, который часто приходил сюда, дабы подглядывать за тренировками юных гладиаторов. Киприан улыбнулся и пошевелил бородой, но Прокл не обратил внимания на слабоумного старика. Он быстро окинул его взглядом и поспешил на тренировочную площадку.

Крики и лязг мечей слышались уже за сотню шагов. От звука соприкасающегося металла сердце и ноги Прокла задвигались с удвоенной скоростью. Юноша вышел на песок и увидел около десяти пар бойцов. Они тренировали выпад с копьем и отход со щитом. Прокл уселся на скамью в тени и уставился на арену. Кто-то подошёл сзади и обхватил его за шею.

— Патрокл, вот и ты!

Прокл обернулся и увидел Стиракса.

— Сколько раз я тебе говорил — не называй меня так!

— А что? Прокл-Патрокл. Твоё имя так напоминает поэмы Гомера. Язык не повернется сказать иначе, — Стиракс засмеялся и присел рядом. — Где ты был?

— Ходил на рынок, Агесилай отправил. Наш наставник возвращается. Через несколько дней будет в Коринфе.

— Я слышал, Максенций наказан? — поинтересовался Стиракс.

— Молва гласит, что дворец на Семипалате украшает его голова. Знаешь, в чём беда? Пока слух доберется до Греции, голова превратится в циклопа, а в Парфии уже будут клясться, что у циклопа два глаза. Сам знаешь как факты превращаются в сплетни.

— Думаю, Кустодиан всё расскажет. Хотя разговаривать со спартанцем то же самое, что с идолом Зевса — ответа не услышишь. Проклятье! Ну и жара! И за что боги даровали зной, точно в Тартаре?

— Всё в их руках. Не жалуйся, Стиракс.

— Ты обо всём узнал от Адриана? Говорят, на его вилле хорошенькие рабыни. А вещи вытворяют такие, что и словами не описать.

— О да. Если верить слухам, они дадут фору любой римской проститутке. Спальница Адриана такая назойливая, что не знаю, как от неё отвертеться.

— Поэтому наставник Агесилай и отправляет тебя, Патрокл. Ты способен держать себя в узде.

— Иногда хочется выбросить к Аиду эту узду, — посмеялся Прокл.

— Валент бы уже слюной захлебнулся при виде девиц Адриана.

— Он уже привык к портовым шлюхам. Рабыни Адриана ему пока не по зубам и не по карману. Они и правда хорошенькие. Но ежели к одной прикоснёшься, то рабы отстегают, как свинью. Ты их видел?

— Рабынь или громил Адриана?

— Его конюхов. Не советую с ними связываться.

— Не слишком и хотелось пялиться на этих девиц.

— Поэтому нас и отправят в Галлию, Стиракс. Подальше от пороков Лутраки.

— Будто в Галлии нет женщин.

— У северянок кровь не так бурлит. В Лутраки каждая вторая готова задрать пеплум, чтобы отдаться за два обола.

— Поверю тебе на слово. Всё, мне пора!

Стиракс вскочил со скамьи и удалился с площадки в неизвестном направлении. Прокл посмотрел ему вслед и покачал головой. Среди юношей в казарме Стиракс был самым болтливым, но Прокл любил этого бесхитростного паренька.

Грек решил, что сегодня не выйдет на песок. Наставник пару раз бросил на него косой взгляд. С самого утра они не обмолвились и словом, кроме поручения сбегать на агору. Агесилай приходился братом по оружию Кустодиану и замещал его в должности наставника. Для сирот сей спартанец невысокого роста с поседевшими волосами и изрезанным лицом являлся эталоном строгости и жестокости. В первые два года Агесилай безбожно буйствовал, наказывая за любую провинность, порой даже самую безобидную. Сейчас же, когда дисциплина в отряде более-менее пришла в норму, за мелкие проступки он одаривал учеников недовольной физиономией, и изредка грозил розгой.

Когда Кустодиан привёз Прокла в Лутраки, то сказал, что через год отберёт лучших бойцов и возьмёт в центурию в качестве авангарда. Юноша из Тиринфа оказался в сборище сирот последним и имел меньше времени, чтобы попасть в элиту. Так думали все, кроме самого Прокла и Агесилая. Молодой боец прошёл суровую школу жизни на триреме, и наставник считал грека одним из лучших мечников.

Кустодиан собрал в одном месте двадцать шесть юношей со всех концов империи. Он не хотел, дабы его дело стало публичным. Посоветовавшись с Агесилаем и Филиппом, он основал лагерь молодых бойцов в северо-западной части Коринфа, в маленьком местечке на берегу Ионического моря — Лутраки.

Македонец сыграл немаловажную роль в формировании доблестной команды. Из двадцати шести человек он нашёл самого неуправляемого и агрессивного: вольноотпущенника из фракийцев, при рождении наречённого Валентом.

Сейчас он не бился на песке вместе с остальными. Валент сидел возле тренировочного столба, стучал мечом по пятке и насвистывал непонятную мелодию. Пока соратники обливались потом, он прохлаждался в тени и наблюдал за окружающими. Агесилай ненавидел его больше остальных сирот. Хотя Кустодиан мог бы посоревноваться с младшим наставником в ненависти к Валенту. Только Прокл мог найти с ним общий язык.

Агесилай несколько раз ударил мечом по лакедемонскому щиту, и на арене наступила тишина.

— Идите ужинать! — прогремел он. — Жду всех на этом же месте через час.

Бойцы уныло посмотрели на наставника, опустили копья и отправились под навес — подальше от палящего зноя. Когда все разошлись, остались только два юноши — один на скамейке и другой у столба.

Прокл подошёл к Валенту и произнёс:

— Второй день сидишь у столба. Агесилай тебя накажет.

Валент исподлобья взглянул на товарища и ухмыльнулся.

— Интересно, как? Вызовет на поединок? — он встал на ноги и отряхнулся от налипшего песка. — Хотелось бы мне на это посмотреть. Ладно тебе, ты же знаешь, что меня и так вчера отлупили, да и сегодня, очевидно, не миновать сей участи. Куда ходил?

Прокл небрежно швырнул апельсин, Валент его ловко поймал.

— Бродил по рынку. Агесилай отправлял за свининой. К несчастью старый сириец в мясном переулке испугался жары и раньше срока собрал пожитки.

Валент понюхал апельсин и подозрительно покосился на друга.

— Хочешь сказать, у тебя появились уважительные причины, чтобы не выходить на песок? Такими темпами из бойца ты превратишься в писаря.

— Боги! И это говорит мне человек, который меч держал неделю назад?

— Прокл из Тиринфа желает проверить мастерство брата по оружию? Сначала с Эфиальтом разделайся, а потом уже и за меня берись, — Валент усмехнулся. — Что за история с наставником? Он возвращается?

Прокл не обратил внимания на колкость. Они лились из Валента, как из рога изобилия.

— Да. Агесилай сказал, что на днях тот прибудет в Лутраки.

— И откуда же у Агесилая сведения?

— Полагаю, от Адриана. Он сказал, что на торговом судне плывёт римский центурион.

— Не факт, что это наставник. В легионе центурионов больше, чем рабов на царской кухне. Я слышал от Агесилая другое, — Валент жонглировал фруктом. — Вернее подслушал разговор. Мы отправляемся в Галлию. К гарнизонам Врат Севера. Поговаривают, конунг алеманнов развязал войну.

— Не знаю, что там с Атталом. Мне пора. Я же не нашёл мяса.

***

Утром следующего дня в казарму явился центурион Кустодиан. Воины встретили его улюлюканьем и возгласами. За время войны с Максенцием Кустодиан истосковался по бойцам и труду наставника, но никоим образом не показывал хандры. Он долгое время смотрел в никуда с ощущением, что упустил очень важную вещь. Прокрутив в голове все события, центурион понял, что при создании школы им двигало не желание наставничества, а обычная месть.

После галльской компании Кустодиан нашёл себе личного врага в лице Агареса — одного из лучших воинов Парфии, который одолел его отряд в битве у Бреттильского леса. К тому же сейчас они соревновались на поприще наставника, ведь каждый набрал себе свору сирот для воспитания лазутчиков. По совету сенатора Антигона Кустодиан создал школу гладиаторов, которую планировал перевести в Галлию. Он видоизменил Агогэ¹¹⁶, смешал со школой гладиаторского боя и добавил легионский стиль воспитания. Вместе с Агесилаем они пытались сотворить мужчин из мальчиков.

Хоть Кустодиан и являлся отличным воином и примипилом, чьё имя было на устах всего легиона, на своём веку он не имел опыта наставничества. Несколько лет назад, после поражения римлян от алеманнов подле Арелата, Кустодиан отправился в Лутраки и полностью погрузился в создание школы лазутчиков. Он так увлекся, что забыл о службе в легионе. Грянула гражданская усобица тетрархов и Кустодиана призвали на войну с Максенцием.

Сейчас он вернулся, а мрачное настроение не ушло. Кустодиан выстроил юношей в две шеренги по тринадцать человек друг напротив друга и встал между ними. Спустя несколько минут к нему присоединился Агесилай.

— В отсутствие побратима, — сказал Агесилай и посмотрел на Кустодиана, — я тренировал вас по отголоскам системы Агогэ. Я проповедовал искусство войны афинских гоплитов и гиппеев древней Лаконии. Вы ныли и ревели, хотя нас воспитывали в стократ суровее и жёстче, — он шагал от шеренги к шеренге. — Год назад я сказал, что вы не лучше грязи, лежащей у западного тракта. Так теперь докажите, что стали хотя бы затвердевшими ошметками, а не налипшим дерьмом. Ежели грязь не выдержит напор детской сандалии, то к чему вам вообще обувь? Годы идут, золото иссякает, и, признаюсь, надоело с вами пестоваться.

Кустодиана замолк, когда к нему подошел Агесилай. Уставший центурион, одетый не по-солдатски, вышел вперёд. Он разглядывал крепкие тела и выискивал изъяны. Полгода Кустодиан рвался в Лутраки. Но едва желание исполнилось, как центурион понял всю иллюзорность тоски. И все же он радовался возмужавшему Проклу и истощённым мослам Эфиальта. Кустодиан скупо улыбнулся им и хлопнул в ладоши.

— Разойтись по парам!

Бойцы тут же разбежались и обнажили клинки. Агесилай отдал клич, и маленькая арена содрогнулась от возгласов и ударов.

— Меня не было полгода, а я так и не вижу, что вы чему-то научились.

Кустодиан ходил между бойцами и оценивал их движения.

— Анион, ты бьёшься, как старый кабан. В настоящем сражении у тебя не хватит дыхания!

Галл вытер пот на губах и кивнул наставнику. Он бросил меч и с криком налетел на соперника. Кустодиан покачал головой и двинулся дальше.

— Я спартанец и донёс до ваших трусливых сердец искусство закрытого боя. Однако жизнь меняется, и ныне вам нет нужды биться на равнине и выставлять копья против кавалерии. Вы — гвардия профессиональных лазутчиков. И пусть предки проклянут меня за дерзкое, изувеченное Агогэ… Стиракс, — он обратился к гунну. — Не теряй меч. Это тебе не стрелы и дротики. Мечник всё же из тебя никудышный. Сила в мече, а не в варварских палках и верёвках. Что я там говорил? — он повернулся к Агесилаю.

— Агогэ, — напомнил Кемнеби.

— Не отвлекайся, — шикнул на него наставник. — Качественная система воспитания солдат во все времена была залогом процветания государства. Любой из вас уже способен победить матерого легионера, но там, — он ткнул пальцем в воздух. — Против вас выйдут ученики и учители тёмного искусства Востока. Кеннет! — наставник обратился к огромному пикту. — Ты сильнее Евпатра, нужно рассчитывать силы. Знай, самой страшной силой является сила контролируемая. Евпатр, а ты с легкостью можешь загнать Кеннета. Неужели не видишь, что у него половина сердца и одно легкое?

Кустодиан подошёл к паре бойцов, что сражались в тени у восточной стены. Это были Эфиальт и Валент.

— Здесь упражняются патриции или дети царя? — он ударил Валента по ноге, выгоняя на зной.

— Наставник, мне уже надоел Эфиальт, — с укором произнёс Валент. — Вот уже полгода мы не отходим друг от друга. Мне кажется, на нас начинают косо смотреть.

— Испугался братской любви? Эфиальт единственный, кто способен выжать пот из твоего бренного тела.

— Я наизусть выучил все его движения, а он — мои! Конечно, он же нем! Он не может пожаловаться.

— Агесилай сказал, ты мало тренировался в моё отсутствие. Ты же орал, что станешь лучше всех. Вот и тренируйся более прочих, иначе твоим единственным местом для побед станет триклиний¹¹⁷. Тренируйся, мой друг, тренируйся.

— Чтобы соперники падали через секунду?

— Не зазнавайся, мой мальчик! Скоро у тебя появится настоящие враги. Арена песка с обмоченными стенами — это одно, а изрытая сражением и конскими копытами земля… Думаю, ты понял, что я хотел донести? Ежели здесь тебя опрокинул Эфиальт, повторишь сызнова. И в настоящем бою твоей немой товарищ так улыбаться не станет.

Валент состроил недовольную физиономию. Кустодиан понял, что мальчишке плевать на слова и увещевания. Валент подсек Эфиальту ноги и приставил меч к шее.

— Молодец, фракиец. За быструю победу разрешаю выпить воды, а за упрямство дарю десять плетей. Агесилай возьмёт на заметку. Клянусь Деметрой, говорю это в сотый раз, но ничего не меняется. Однажды я прирежу тебя, Валент. Будь ты хоть способен в одиночку уничтожить целый легион, но без дисциплины стоишь не дороже свиньи.

После слов наставника Валент несколько поутих. Кустодиан вернулся к побратиму.

— Скольких хочешь взять? — поинтересовался Агесилай.

— Нужны все. Из общего количества сформирую отряд в семь-восемь человек.

— Почему так мало? — Агесилай сдвинул брови. — Какой смысл?

— Это будет отряд гоплитов-ланциариев. Оставшаяся дюжина войдет в виндобонский легион. Легат в Виндобоне сказал, что им недостает лазутчиков.

— Разве нельзя взять всех?

— Разведка должна быть незаметной. Не пойдёт же ночью в стан врага целая центурия.

— Согласен. Но твои семь-восемь человек в Галлии умрут в первую же ночь. Тебе не найти восемь человек уровня Прокла или Эфиальта. Есть Валент, но тот умрет по своей же глупости.

— Правда твоя. Посмотрим, что в итоге выйдет. Они все сильны и индивидуальны по-своему. — Кустодиан вздохнул и вновь обратился к ученикам. — Вы закончили? А теперь сделайте то же самое с другим партнером! Эфиальт, уйди к Тефею. Валент — Кемнеби твой.

Фракиец бросил злой взгляд и лениво поплёлся на поиски Кемнеби, коего откровенно ненавидел. Агесилай смотрел на сражение и пытался предугадать, кто войдёт в отдельный отряд. Через несколько минут тринадцать бойцов стояли и ещё столько же лежали поверженные на песок.

— Проигравшие уходят, остальные — разберитесь по парам. Прокл, ты идёшь под навес, — распорядился Кустодиан.

Проигравшие бойцы кряхтели и держались за побитые бока. Прокл с непониманием посмотрел на наставника.

— Иди туда, — центурион пальцем показал на скамью у стены. — Вас осталось двенадцать. Постройтесь в две шеренги по шесть человек и опрокиньте соперника.

Агесилай не подал сигнала к атаке, бойцы начали схватку самостоятельно.

— Почему убрал Прокла?

— Он будет начальником отряда. Прокл мне кажется наиболее рассудительным в дикой шайке. К тому же сейчас как раз чётное количество бойцов.

— Тебе виднее, — лицо Агесилая превратилось в непроницаемую маску. Он был недоволен решением старшего товарища.

— Кто хоть немного похож на солдата? Есть кто-нибудь на примете?

— Иногда мне кажется, что они дерутся, как портовые девки, отбивающиеся от моряков, и жрут, точно свиньи на земляном подкопе при штурме гарнизона, но неплохие ребята всё же есть. Эфиальт — истинный Арес, Кеннет неплохо бьется, Анион голыми руками одолеет медведя, Стиракс несильный мечник, но лучник превосходный. Хотя нет. Гунн не пробьётся: Кассий намного сильнее.

— Я бы взял Кассия, — сказал Кустодиан. — Гунн отдаст дух богам в первую же ночь. Более чахлого здоровья я ещё не встречал, мой друг. А что с Валентом? Я понял, что ему неважно происходящее вокруг. Он желает побеждать, сокрушать и быть первым.

Агесилай перевел взгляд на пару Валента и Кемнеби:

— О Арес! Ты прав! Человек он скверный, солдат никудышный, но боец — сущий изверг. Знаю, ты не желаешь этого признавать, но здесь он — первый. Из всего сброда ему нет равных. Эфиальт что-то пытается против него сотворить, но даже его сил недостаточно. Хотя чутьё подсказывает мне, что немой неплохо притворяется. Мне неприятно это говорить, а тебе — слышать, да только проклятый фракиец уникален.

Кустодиан покосился на Агесилая, словно пытался убедиться в искренности его слов, а потом перевёл взгляд на арену. Там билась последняя пара бойцов — гунн Стиракс и грек Кассий. Кассий вооружился гладием, а Стиракс — иберийской фалькатой. Кассий был сильнее физически, но слишком предсказуем. Стиракс не дружил с ближним боем, однако славился выносливостью.

Кассий сделал выпад, Гунн увернулся и стремительно пошёл в атаку. Кассий не мог поразить соперника в незащищенные места, и часто сходился в клинче, чтобы отдышаться. Стиракс успешно отражал атаки, а когда напор усиливался, увиливал от столкновений. Его тактика просматривалась, точно дно в роднике.

Хитрый Гунн до предела измотал соперника. Кассию было явно не до шуток. Требовался один точный удар, но юркий Стиракс неплохо освоился с сильным противником. Он опустил меч в ожидании очередной атаки Кассия. Грек подумал, что проклятый кочевник наконец-то устал, и неосмотрительно бросился на него, открывая бреши. Стиракс нырнул под рукой Кассия, ловко заломил его запястье и выхватил гладий. Он ударил противника рукоятью в спину, тот охнул и повалился на песок. Стиракс вложил фалькату в ножны, а гладий бросил Кассию.

— Что ж, значит, на то воля богов, — удивился Кустодиан.

На следующий день отобрали восемь самых искусных, по мнению Кустодиана, воинов. Прокл из Тиринфа, Эфиальт из Афин, Анион из Галлии, Кеннет из Дун-Геле, Стиракс из Напоки, Кемаль из Карфагена, Валент из Рима и Кемнеби из Александрии Египетской. Первоначально Кустодиан представлял в голове образ отряда из семи человек, а себя видел примипилом. Он долго не желал брать восьмого лишнего, но Агесилай настоял на Кемнеби, несмотря на то, что тот проиграл бой.

Валент протестовал против такого решения, дескать, на их крепком корабле не место такой крысе как Кемнеби. Но Кустодиан согласился с Агесилаем, мотивируя тем, что египтянин бился против сильнейшего бойца, а в другой ситуации победил бы любого, кроме двух ахейцев.

Каждого своего бойца центурион приравнивал к десяти обычным воинам, а Прокла с Эфиальтом — к двадцати. Лучшим в отряде Кустодиан считал Прокла, а все рассуждения об истинности этого предавал в руки бессмертных богов.

Из всего отряда особенно выделялся Эфиальт. К центуриону он попал со следами истязаний и неспособностью к речи. Никто и понятия не имел, кто наградил парня немотой. Окружающие заметили лишь явные признаки рабства и замкнутость побратима. Его спокойный вид не вызывал у соперников опасений и излишней тревоги. Внешне грек выглядел настолько слабым и хилым, что было трудно поверить в его боеспособность.

Длинные русые волосы Эфиальт часто заплетал в маленькие косы. Бледная кожа и серо-голубые глаза делали его похожим на мертвеца. Неестественная худоба привлекала внимание жителей Лутраки. Его тощее тело с выпирающими ребрами говорило о неопределённости естества. И лишь маленькая, жидкая бороденка неоднозначно намекала на принадлежность Эфиальта к мужскому полу.

Грек ни с кем не общался и сторонился окружающих. Кустодиан чувствовал, что увечье не настолько серьёзное, чтобы юнец до конца своих дней утратил способность к речи. Эфиальт следовал всем правилам наставника, никогда не перечил, не сорился с соратниками, не поддавался на их провокации и подстрекательства.

Его болезненный вид первое время вводил в заблуждение соперников. Анион, Кеннет и бойцы, обладающие выдающейся силой, сначала поддавались Эфиальту. До поры до времени многие пользовались его покладистым нравом, однако в один день чаша переполнилась.

Побратимы не считали Эфиальта за соперника и часто надсмехались над его худобой. Однажды Кассий, Тефей и Эскурон до такой степени раздразнили юношу, что тот схватился за меч и бросился на ненавистную троицу. В пылу боя он нанёс травму Эскурону, а остальным внушил такой ужас, что более его никто не трогал.

С тех пор Эфиальт явил миру свои настоящие способности, кои он намеренно скрывал. Протей больше не бахвалился собственными умениями, ибо увидел, что белая ворона превратилась в ястреба. К каждому тренировочному бою Эфиальт подходил с таким тщанием и бился с таким остервенением, что в паре с ним могли стоять лишь Протей и Прокл. Все раны и порезы Аниона были нанесены одним человеком. Сломанное запястье Кеннета, вывих Стиракса, сильный ушиб Валента, из-за которого тот три недели не мог держать меч, и отбитые почки Кемаля были причинены одним человеком. Эфиальт унизил практически каждого.

За телосложение Эфиальта называли женоподобным, а за впечатляющие навыки прозвали Бледным демоном. Также за ним закрепилось прозвище Длинноволосый Марс. Слабым он становился только после потери клинка. Эфиальт не мог постоять за себя силой мышц, полагаясь на стремительность и проворство. В дни тренировок только Валент мог обуздать его дьявольскую скорость.

Помимо блестящих способностей фехтовальщика и верблюжьей выносливости, грек демонстрировал талант к метанию ножей. Эфиальт швырял всё, что причиняло неприятелю вред. Он и табурет бы бросил, если б ножки заточили.

Эфиальт не бахвалился победами и не участвовал в общих играх, предпочитая одиночество. В греке удивительно сочетались спокойствие в моменты отдыха и чудовищная жестокость на тренировках, что пугало соратников. По их мнению, второго такого человека крайностей на земле не существовало.

Эфиальта не пугали расчленённые тела и насилие: соратники верили, что он мог разделать человека, точно теленка, и устроить умопомрачительную порку провинившемуся товарищу. Он не щадил никого и выбивал всю дурь из болтунов вроде Стиракса и Валента. Но при этом плакал, наблюдая гибель животных, и тяжело переживал потерю какой-нибудь мелочи наподобие ременной пряжки, «счастливого» сагиона или любимого ножа.

Вечная конкуренция Эфиальта и Валента положительно сказывалась на общем мастерстве команды. Соратники стремились к высотам, которые покорились лучшим мечникам. Валент закрепился на поприще лучшего фехтовальщика и иногда позволял вольности в виде прогула тренировок. Эфиальт доходил до крайности, терзая своё слабое тело дни напролет. Стоило ему превзойти Валента, как тот недовольно хватался за меч, ощущая уколы гордыни.

Командира отряда так и не назначили. Центурион видел начальником гвардии Прокла. Смелый и рассудительный грек отвечал всем требованиям и был способен взять на плечи тяжёлое бремя управления шайкой следопытов. В последний момент Агесилай напомнил старшему товарищу про подарок Филиппа. Но Кустодиан не видел в Валенте разумного лидера. Крутой нрав и скверный характер парня портили картину.

— Ты поставишь Прокла первым, а Валент отнимет своё силой, — приводил доводы Агесилай. — Я на твоей стороне, Кустодиан, но мы должны обеспечить единство в отряде. Ты прекрасно знаешь амбиции и честолюбие Валента. Он не примет назначение Прокла. Наш эллин слишком галантен, чтобы сражаться с острословием римского ублюдка. А в бою они смогут побороться за желаемое. Я бы вообще поставил Эфиальта, умей он разговаривать.

— Глупость какая! Мы рассуждаем о мальчишке и прогибаемся под него. Я просто прикажу, ибо я наставник!

— Само собой, ты старший среди нас, но детвора увидит предвзятое отношение. Логичнее провести поединок. Пусть лямку лидерства тянет сильнейший, а не человек твоих симпатий.

Кустодиан согласился с Агесилаем и поблагодарил за совет.

До отъезда в Галлию центурион дал бойцам передышку и позволил покидать казарму чаще обычного. Бойцы с радостью восприняли слабину наставников, превратив самостоятельные тренировки в беззаботные будни. Никого не наказывали и даже не читали нотации. Ранее Агесилай частенько привязывал провинившихся на солнцепёке или бил палкой по ногам, но сейчас наставники словно впали в дрёму. Они не замечали распоясавшихся учеников и закрывали глаза на их прегрешения. Агесилай с Кустодианом лишь о чём-то горячо спорили, а потом по несколько дней не разговаривали. Их настроение отчасти передалось прочим обитателям казармы. Ученики превратились в раздражительных баламутов.

Более остальных радовался Валент. Он не утруждал голову думами и размышлениями. Его мысли целиком и полностью занимали дела насущные. За время тренировок он почти ничего не видел в Лутраки, кроме городской агоры. Сейчас же всё свободное время Валент посвящал изучению города. Он покидал казарму рано утром и возвращался перед самым закатом. Пару раз ему составлял компанию Стиракс, но ему быстро наскучили бессмысленные блуждания по Лутраки.

В очередной день Валент направился к загородным виллам. В южной части города он никогда не появлялся, и ему очень хотелось посмотреть на жизнь господ. Оружия при нём не было, кроме небольшого кинжала, заткнутого за пояс. Валент осторожно шёл, представляя, что убегает от погони. Юноша думал, что таким способом научится осмотрительности.

Поблуждав по бесконечным лабиринтам городских улиц, фракиец оказался напротив огромной виллы. Дом огородили небольшой каменной стеной, по центру которой врезали железную решетку. Валент подошел к вратам и увидел за стеной совершенно иную жизнь. За изгородью цвела зелень, источая благоухание. Даже воздух здесь был не таким горячим.

Валент перевел взгляд в другую сторону и увидел стайку девушек. Одна из девиц заметила его бегающие глаза и двинулась к воротам. Признаться, на какой-то миг фракиец растерялся. Он не боялся схваток с побратимами, но испытывал неудобство в общении с девушками. Валент чувствовал такое стеснение, что не мог поднять глаза на рабыню. Он просунул голову сквозь решетку и смотрел куда угодно, но только не на неё.

— Что тебе нужно?

— Я заблудился, — беззаботно ответил Валент. — Ты рабыня? Кто твой господин?

— Мой господин — Адриан. Ты от Агесилая?

— Не про него ли мне говорил Прокл? Ах паршивец! Знал бы я, что тут порхают нимфы, бегал бы с поручениями каждый день. Как тебя зовут?

— Какая тебе разница? — девушка отошла от ворот.

— Вирсавия! — окликнул голос позади. — Госпожа зовет тебя.

— Вирсавия, — повторил Валент. — Какое необычное имя.

На лице девушки мелькнула еле заметная улыбка. Она посмотрела на растерянного юношу и летящей походкой убралась с глаз долой. Валент долго смотрел на дорожку, по которой ступала Вирсавия, воскрешая в памяти её лик. Лёгкая улыбка девушки появилась в голове, услаждая воображение. Валент осмотрел стены, трехэтажную виллу и решил, что проникнуть сюда ночью не составит никакого труда.

С последним лучом солнца Валент тайком покинул казарму и двинулся на виллу Адриана. К вечеру небо немного затянули тучи, посему половинка лунного диска слабо освещала путь. В темноте поиск особняка затянулся, из-за чего Валент изрядно поругал коринфян за витиеватые улицы. Наконец он увидел знакомые изгородь и ворота, чуть поблескивающие в лунном свете.

В три ловких движения Валент перемахнул через ворота и оказался за стеной. Он пока не понимал причин своего поступка. Валент даже не представлял, где найдет Вирсавию. И не знал, зачем идёт к ней.

В некоторых окнах по-прежнему горели огни, а из сада доносились голоса. Валент огляделся, взял кинжал в зубы и пополз наверх. Кипарисы, симметрично расположенные возле дома, заменили веревку.

Спустя пару минут ночной лазутчик стоял на полу второго этажа. Послышались шаги — он нырнул во тьму дверного проема. Шаги приближались, и сердце Валента от страха и волнения норовило пробить рёбра. В коридоре появилась девушка в темном пеплуме с подсвечником в руке. Валент выскочил из-за угла и прижал её к стене, закрыв рот.

— Тсс, — прошипел он, глядя в испуганное лицо девушки. — Мне нужна Вирсавия. Где я могу ее найти?

Это была Мавра — одна из трёх десятков рабынь на вилле негоцианта Адриана. Девушка отрицательно покачала головой.

— Если я уберу руку, ты не будешь кричать?

Глядя на мерцающие во тьме глаза, девушка только сглотнула. Валент осторожно убрал руку со рта и ослабил хватку на горле.

— Она в триклинии, — заикаясь, пробормотала Мавра. — Сейчас пойдёт к госпоже.

— Проведи меня в её комнату, — резко сказал Валент.

Рабыня пискнула что-то нечленораздельное. Для убедительности Валент показал кинжал.

— Вздумаешь меня надурить — прирежу.

Мавра пошла вперёд, увлекая за собой Валента. Они прошагали до конца коридора, прошли через арку и оказались у комнаты, смахивающей на кладовку. Рабыня молча показала пальцем на комнату и хотела убежать, но Валент поймал её за руку.

— А теперь позови Вирсавию. Только не говори, что я пришёл. Найди какую-нибудь причину.

Девушка вырвалась из ослабшей хватки юноши и скрылась в темном коридоре. Валент вошёл в полутёмную комнату и спрятался в углу.

— Она побежала жаловаться к Адриану. Хорс, какая Вирсавия!? С минуты на минуту сюда заявится стража. Я поступил неразумно, — корил себя Валент. Он не находил объяснения своим поступкам.

Сумрак комнаты еле-еле разгоняла одинокая свеча из козьего жира. Валенту казалось, что он томился в ожидании пару сотен лет, не меньше. В коридоре послышались шаги. Судя по приближающимся голосам, людей было двое. Валент сразу узнал парящий напев Вирсавии. Другой голос принадлежал мужчине — Валент слышал его впервые. Пара дошла до комнаты, и голоса растаяли в тишине. Валент сжал руки в кулаки, явственно слыша слияние губ.

Как только неизвестный удалился, Вирсавия вошла в комнату и присела на кровать. Она добавила огня, и комната озарилась прыгающими бликами. Теперь Валент хорошо видел бедно обставленную комнату. Он не решался показываться, чувствуя одновременно страх и ярость.

Вирсавия подошла к окну и сняла с плеча застежку наподобие фибулы¹¹⁸. Легкая одежда упала на пол. Валент невольно восхитился свежестью и красотой форм девушки. Кудрявые волосы растекались по гибкой спине до самых ягодиц. Изящная шея плавно перетекала в выразительную линию ключицы. Плечи, словно изваянные из терракота, разожгли в ночном госте желание.

Валент смотрел на красиво очерченный овал лица, маленькое родимое пятно на щеке и глаза, источающие сладострастие. Стоило юноше подумать о неведомом любовнике Вирсавии, как страх испарился.

Девушка отвернулась к окну, и Валент вышел из укрытия. Он прижал руку ко рту девушки и развернул к себе лицом. Вирсавия с выпученными глазами смотрела на него, не способная пошевелиться. Свободную руку Валент положил на грациозную талию девушки и невольно почувствовал, как его дыхание участилось.

Страх исчез из глаз Вирсавии. Она бесстрастно смотрела на юношу, даже не думая сопротивляться. Валент убрал руку, уверенный в полном повиновении девушки. Юноша провёл пальцами по молодым грудям и сглотнул, чувствуя дрожь в руках. Вирсавия обратила внимание на кинжал за поясом. На её лице промелькнула тревога, какую Валент видел у овец перед закланием. Юноша хотел сказать, что не причинит никакого вреда, но слова застряли на полпути между разумом и языком.

В коридоре послышались шаги. Валент вернулся в реальность и очнулся от пленительной Вирсавии. Он махнул в окно, не представляя, куда приведёт его прыжок. К счастью, Валент угодил в кипарис и кубарем скатился на поляну. Он так перепугался, что перешагнул через изгородь, не обращая внимания на высоту. Возле самого входа его ждала Мавра.

— Чего тебе? — спросил Валент.

— Зачем могучему гладиатору портовая шлюха?

Валент хлопал глазами, не понимая, о ком речь. Он грозно двинулся на неё.

— Ты вышла сюда, чтобы меня поймать? А ну говори, уже всё рассказала господину?

Девушка отступила на шаг и выставила руки вперёд.

— Да вся вилла знает, что Вирсавия — законченная потаскуха. Какая вилла? Весь город! Знаешь, сколько матросов побывало в её постели? Думаешь, ты первый заявился в окно? О, Гера, почему все они сначала встречают меня? Не обольщайся, не думай, что она вдруг решила поиграть в любовь. Я вижу, ты мужчина простой, многого не знаешь. Брось её, пока она тебе в душу не плюнула.

Валент прижал Мавру к стенке.

— Ты за меня не беспокойся, лучше о себе подумай. Тебе, видимо, ни одного матроса не перепало? Вирсавия всех переманила к себе, значит? А тебе не хочется поиграть в любовь?

Мавра вырвалась из хватки Валента и со звериной жадностью набросилась на него. Он взял её прямо возле изгороди.

В казарму Валент вернулся уже под утро. Он представлял гнев Кустодиана, плеть Агесилая и от этого не становилось легче. Юноша пришел к лазу, который позволял незаметно скрываться и появляться в казарме. Валент тяжело сопел, когда пытался протиснуться в проход.

— Ох уж эти юношеские любви порывы.

Валент увидел Киприана, сидящего на скамье с книгой на коленях.

— А ты почему не спишь?

— Я просыпаюсь с первым лучом солнца и тебе советую, юноша. Не бойся, я не скажу Агесилаю, где ты бродишь.

— Разве ты знаешь? — Валент яростно стрельнул глазами.

— Нет, но твои пылкие очи выдали тебя с потрохами. Ты уж определись, чего желаешь от жизни. Агесилай смеётся над тобой, ибо твои попытки несуразны.

— О чём ты, старик?

— Валент стремится стать лучшим воином? Наверное, ты вдохновлялся подвигами Геракла и Ахиллеса, хотя я не уверен, что наёмников обучают грамоте. Уж определись, юноша: семью желаешь завести или достичь небывалых высот? Люди вроде тебя имеют возле себя гетеру, а не жену. Едва поверишь в любовь, как Эфиальт вмажет тебя мордой в песок.

— Этого не случится. Киприан, а ты не знаешь, почему Агесилай с Кустодианом ссорятся?

— Спарта с Аргосом вечно рассыпаются в объятиях, а потом грызутся. Дорожки старых приятелей разошлись. Кустодиан служит Константину, Агесилай — Лицинию. Августы снова поссорились. Догадаешься сам, что пошло не так?

— Как-нибудь разберусь. Прости, а ты не научишь меня читать?

Киприан улыбнулся и постучал по книге.

— Придётся схватывать на лету, ибо война на пороге, фракиец. Ступай, успеешь часок-другой вздремнуть.

Юноша посмотрел на поднимающееся солнце и понял, что не успеет поспать и минуты.

II

Бойцы Кустодиана тренировались с раннего утра. На площадке не хватало одного человека, и все прекрасно знали, кто снова не услышал утренний подъем. Однако Кустодиан в очередной раз ничего не сказал. Одна половина учеников видела в подобном поведении наставника слабость, а другая — предвзятое отношение.

Агесилай также негодовал и часто бранился на Кустодиана. Он не понимал, почему Валенту дозволялись подобные вольности. Обычно за неповиновение бойцов стегали плетью, но Кустодиан запретил Агесилаю муштру, пытаясь взрастить плеяду наёмников иным способом. Спартанец запретил наказывать Валента, сказав, что придумал иной способ приструнить непокорного юнца.

Лишь различия в статусе останавливали младшего наставника от открытого возмущения. Кустодиан пять лет руководил Священным отрядом трехсот¹¹⁹ у царя Софокла, в то время как его соратник был сотником над аргосцами.

В последнее время Агесилай и Кустодиан часто ссорились из-за политических разногласий. Теперь ещё и Валент подливал масло в греческий огонь, пропуская тренировки из-за бессонных ночей.

Кустодиан знал, куда после заката бегал неуёмный ученик. Своевольный Валент расценивал молчание наставника как глупость и безнаказанно проникал на виллу Адриана. Кустодиан же намеренно молчал. Сей пассивностью он хотел показать, что происходит даже с лучшими воинами, когда они попадают под тлетворное влияние блуда.

Вот уже несколько дней Валент взбирался в комнату к Вирсавии, а следом встречался с Маврой. С первой рабыней встреча проходила как вечер в сопровождении гетеры, со второй — походила на звериную случку. Если Вирсавия неохотно шла на контакт и медленно поддавалась необыкновенному напору горделивого фракийца, то Мавра выжимала из него последние соки.

Прокл мягко намекнул Валенту, что госпожа Цецилия уже выбрала Вирсавии жениха, так что все обольщения рано или поздно сойдут на нет. Валент же не мог определиться, кому симпатизировал больше. Обстоятельства подстегнули его с удвоенной силой обхаживать девушек. Он не думал о будущем и мыслил одним днём, но видел в непростой ситуации вызов судьбы.

По Лутраки о Вирсавии ходили не самые лестные слухи, но перед Валентом она крутила хвостом и долго не допускала его к телу. Спустя время она всё же показала истинное нутро и отдалась. Нравы тех времен не отличались благопристойностью, и никто не порицал девушек, которые свободно распоряжались своим телом. Валент терзал плоть каждую ночь, а Вирсавия словно не могла насытиться. Только сейчас юноша понял, что имела в виду Мавра, когда говорила про матросов.

Прокл видел влюбленность соратника и по-настоящему переживал за него. Грек был хорошо осведомлен о жизни в поместье. Он по-прежнему бегал на виллу Адриана и передавал сметы от Агесилая. Прокл прекрасно знал, что на одном лишь Валенте отношения у Вирсавии не заканчивались.

Несколько раз он воочию наблюдал за её амурными играми с конюхом. Прокл ничего не говорил Валенту, дабы не губить невинную душу. Вспыльчивый характер соратника не годился для переговоров с конкурентом. Прокл понимал, что Валент убьёт врага на любовном амвоне и отнимет Вирсавию силой. Чрезмерные амбиции и вспыльчивость Валента иногда нервировали даже грека с его хладнокровным темпераментом.

Прокл не считал своё молчание предательством, ибо знал, что в случае конфликта сторон последует череда неблагоприятных последствий. Доля средств казармы Кустодиана принадлежала Адриану. Спартанец сильно зависел от толстосума и старался с ним не ссориться. Однако после вмешательства Валента конфликт станет неизбежным.

Вирсавию действительно собирались поженить на конюхе Элагабале, а об отношениях Валента и Мавры Прокл даже не догадывался. Он уже подумывал провести разъяснительную беседу с крепко сложенным рабом Адриана, дабы тот отказался от женитьбы, однако по воле судьбы не мог с ним встретиться.

Также грек несколько раз пытался втолковать в безмятежную голову Валента толику здравомыслия, но безуспешно. Влюбленный юноша не слушал доводы побратима. Он согласно кивал, одновременно воскрешая в памяти упругую грудь и пухлые уста Вирсавии и ненасытную страсть Мавры. Про похождения с сирийкой, к его великому удивлению, пока так никто и не узнал. Прокл на время отступился, ибо обстоятельства изменились: Адриан уехал в Рим, а госпожа захворала. Свадьбу отложили, и Прокл вздохнул с облегчением.

Агесилай вошёл в комнату Валента с плетью и постучал парня по лбу.

— Сегодня отбор лидера. Ты ведь понимаешь, что не голосованием единым мы выберем главу отряда? Ты был осведомлен о серьёзности грядущего мероприятия, но предпочёл плотские утехи. Удивлен, почему Кустодиан терпит твоё поведение.

Агесилай ушел. Валент уселся на кровати и вытер с лица капли пота. Туника промокла насквозь, а ноги покрылись пятнами от бесконечных укусов мух. Голова гудела, как после попойки, в глаза точно насыпали песка.

Валент поднялся, взял клинок и взглянул в отражение. Глаза покраснели и распухли, а волосы на голове отросли до недопустимой длины. Все проблемы и тревоги юноши отразились на измождённом лице. Он уже побаивался спокойствия Кустодиана. Наставник пообщался с Киприаном и тут же сменил гнев на милость. А спартанец никогда и ни к кому не относился со снисхождением.

— Сегодня я — Август, завтра к кресту прибьют, — заключил юноша. — Надо бы патлы отрезать.

Едва Валент угодил в казарму Кустодиана, как наголо обрил голову и придерживался сего правила целый год. Он понятия не имел, как Эфиальт сражался с такой копной волос. Валент считал, что волосы лишний раз отвлекают и являются прекрасным жилищем для вшей. Обрившись, он также хотел максимально приблизиться к строгим нравам легиона. Валент предавался мечтам, в которых его провозглашали величайшим полководцем и одаривали лаврами.

Дабы воплотить грёзы в реальность, он серьёзно подошёл к тренировкам. Скудно питался и долгими часами изрубал столб. После одного из малочисленных поражений в схватке с Эфиальтом юноша понял преимущество соперника. Немой грек обладал непомерно длинными суставами рук, что позволяло ему раньше настигать врага. Валент перетаскивал камни, думая, что руки станут длиннее. Агесилай посмеивался, но не останавливал парня, ибо уважал внеурочные физические нагрузки.

Валент без устали экспериментировал с длиной клинка, метал ножи и стрелял из лука. На сих поприщах он не обошёл Эфиальта и Стиракса, но нашёл другие свои сильные стороны и максимально сосредоточился на фехтовании. Каким бы скверным человеком Валент ни был, он единственный освоил технику боя гладиаторов-димахеров¹²⁰.

Однако Агесилай молниеносно обнаружил главную слабость юноши, которая заключалась в чрезмерной гордыне. Ни угрозы, ни божественные посулы не останавливали Валента. После красивой победы над Проклом или Эфиальтом, юноша расслаблялся, считая себя Аресом во плоти.

Соратников Валента раздражали не только его умения, но и внешность. Он не приходился внучатым племянником Аполлону и не был бастардом Юпитера Капитолийского. Его неулыбчивое лицо не дотягивало до приятной наружности Стиракса или мужественности Аниона. Лоб Валента покрылся складками еще в пятнадцать лет от того, что он имел дурную привычку морщиться. А на его щеках, в отличие от кабаньей щетины Аниона, росли редкие островки пушка, хотя юноша каждый день скоблил щеки и подбородок.

У Валента имелось иное преимущество — глаза. Он побеждал ещё до звона стали: его пронзительный взгляд обезоруживал противника. Валент моментально находил бреши в защите побратимов, чувствуя их страх.

Соратники же воспринимали Валента за вселенского наглеца и выскочку мелкого покроя. Безмерное самодовольство и взгляд, посылаемый с вершины Олимпа, злил всех бойцов: от Кеннета до Агесилая. Валент же думал, что люди попросту завидуют его умениям, забывая, что искусного Эфиальта обожали все без исключения.

Свой взгляд Валент оправдывал наследством от отца: дескать, глаза у предка также жгли голубым пламенем врагов. Хоть юноша не знал и никогда не видел отца, присказка про взгляд закрепилась на устах.

Остричь голову Валента было некому, посему он отправился на арену. Юноша пересёк коридор и оказался под деревянным навесом. Тренировались лишь бойцы, выбранные в гвардию Кустодиана. Благодаря бескостному языку Стиракса, название гвардии прочно закрепилось за октетом и даже вышло за пределы казармы. Прочие ученики отправились к Адриану, дабы сопроводить его супругу на рынок.

Едва Агесилай увидел ненавистного ученика, как раздался удар меча по щиту.

— Смотрите, кто явился! — презрительно хмыкнул наставник. — Ваше Величество выспалось? Посмотрите на нашего обольстителя!

Валент промолчал. Он схватил гладий со стола и ступил на песок.

— А тебе никто не разрешал тренироваться, — Агесилай схватил палку и двинулся к Валенту. — Может быть, Кустодиан зря тебя зачислил в лучших?

Прокл хмуро поглядывал то на Валента, то на Агесилая. Эфиальт безучастно смотрел на песок. Лицо Кемаля ничего не выражало, а Кеннет с Анионом посылали в побратима лучи ненависти. Один лишь Кемнеби ликовал.

— Ты еще юн, и не понимаешь простейшей истины, — произнёс Кустодиан, появившийся из ниоткуда. — Нет ничего хуже излишка свободного времени. Бывали времена, когда афиняне страдали от тирании, но приходил спаситель и все с облегчением выдыхали. Жить становилось веселее, однако жизнь вольготная всегда требует заполнения. Беззакония продолжались до прихода нового тирана. Ты слишком уверен в себе, юноша. Не жди, пока в твоей жизни появится тиран. Не жди, пока петух клюнет тебя в задницу. Возьми меч и выйди на песок.

Валент вышел в центр арены. Семь бойцов и Агесилай освободили пространство для боя. Стальные лица побратимов смущали Валента. Он искал поддержку в глазах соратников, но все внезапно заинтересовались теплым песком на арене. Кемнеби злорадно поглядывал на Валента в ожидании, что того от души поколотят.

Кустодиан скинул хитон и извлёк из ножен акинак¹²¹. Валент решил, что голыми руками наставник его не получит. Недолго думая, он ринулся в атаку. Кустодиан легко отразил несколько выпадов и после краткой паузы ответил тем же. Спартанец увеличивал скорость и силу хлестких ударов, заставляя ученика придумывать всё новые увертки. Валент пока справлялся с поддавками наставника, но потихоньку отходил к стене. Даже в дуэли с Кустодианом он не отказал себе в зрелищных пируэтах, прыжках и уклонах в самый последний момент.

Секрет успеха Валента заключался в копировании повадок противника. Он раньше сверстников понял, что каждый мечник индивидуален, и эту индивидуальность можно временно перенять, поставить себя на место соперника. Спустя десять-двадцать ударов и блоков Валент дотошно копировал стиль боя, добавлял немного от себя и делал основной упор на слабые места соперника. Только с Эфиальтом подобная шалость не выходила, ибо грек менял движения и взмахи чаще, чем рождались дети у Зевса.

Доселе Валент дважды бился с Кустодианом, и неизменно проигрывал. Но последняя стычка случилась больше года назад, посему ныне монета могла упасть другой стороной. К тому же во время очередного парирования и клинча, Валент почувствовал резкий запах вина, и посчитал, что либо запах фалернского его привиделся от бессонницы, либо допущение наставника сыграет ему на пользу. Юноша чувствовал онемение рабочей руки и дрожь в плече, ибо даже после попойки силы у Кустодиана не иссякали, а мощные удары норовили сломать клинок.

— Я ведь будущий следопыт? — задыхаясь, произнёс Валент. — И мне все средства хороши.

Фракиец медленно отступал к тренировочному столбу и манил Кустодиана следом. Там хитрец подобрал ксифос¹²² и, окрыленный, бросился на наставника. Кустодиан считался одним из лучших мечников в армии Константина, но даже он не фехтовал двумя клинками, ибо вторая рука у спартанцев существовала исключительно для защиты половины тела своего и товарища. Лакедемонский монолит не подразумевал грации и отрицал схватку на двух орудиях.

С дополнительным клинком Валент поменял расстановку сил и отнял у наставника преимущество. Он присел под просвистевшим мечом Кустодиана, в красивом полупируэте выбил оружие и угрожающе приставил лезвие к шее наставника. Валент с облегчением смотрел на Кустодиана и понимал, что лишнюю минуту не удержал бы два клинка. Центурион взглянул на уткнувшийся в него клинок с недоверием, словно не хотел верить, что молокосос его обезоружил. Краем глаза Валент покосился на безразличную физиономию Агесилая и заметил недовольный взгляд Кемнеби. Египтянин злился, что его ненавистный соратник одержал верх.

Валент отошёл в сторону, чтобы отдышаться. Кустодиан поднял меч и направился к столбу за вторым клинком.

— Уравняем силы?

Однако ситуация лучше не стала, а только усугубилась. Кустодиан понял, что его достойный бой превращается в посмешище, ведь левой рукой он не умел биться. Валент ленивыми небрежными движениями отражал удары и оттягивал решающий взмах до эффектного момента. Кустодиан швырнул второй клинок в сторону и на время выправил положение, но Валент на кураже обезоружил его и приставил мечи к шее наставника.

Агесилай не удивился поражению Кустодиана, ибо знал, что в момент сражения голова центуриона была забита армейской бумажной волокитой. Младший наставник сложил ответственность за провал соратника на письмо Домициана. Кустодиан раскинул руки и признал поражение. Он искренне обнял нелюбимого воспитанника и похвалил:

— Не буду говорить, что было бы в других обстоятельствах. Это не имеет значения, ибо ты оказался сильнее. Ты отлично бился, мой друг!

— Он моложе и выносливее, — подметил Агесилай. — Да и бились вы без щитов, а Валент еще и второй меч умыкнул.

Валент подумал про справедливость высказывания Агесилая. Лакедемонский щит весил больше Аниона, и держать такую громадину одной рукой было весьма сложно.

— Он молодец, — произнёс Кустодиан. — Он победил, и не вижу смысла судить его триумф. Остались силы на новый поединок?

Валент кивнул. Он вспомнил, что сегодня день назначения лидера отряда. Кустодиан отошел в сторону и вложил меч в ножны.

— Эфиальт, Кемнеби и Анион — вперёд.

Для Валента ситуация приняла неожиданный оборот. Он полагал, что за звание командира ему придётся сразиться с Проклом, но никак не с диким триумвиратом¹²³. Эфиальт сменил ксифос на сику¹²⁴, Анион отнял у Стиракса фалькату, а Кемнеби взял гладий. Валент отступал и прикидывал, как выйти победителем в фатальной схватке. Слабый и худой на вид Эфиальт был самым быстрым и проворным. Кемнеби дрался хитро и бесчестно, не брезгуя откровенно варварскими методами борьбы. Анион же обладал большой физической силой, сравнимой с силой титанов из тартара.

— И за что боги даровали ему такой рост? — недоумевал фракиец, глядя на галла. — Ах, если бы мне дали немного отдышаться.

Анион напал первым, Кемнеби налетел следом за галлом. Эфиальт, будучи самым предусмотрительным из троицы, ждал удобного случая. Валент отразил оба удара Аниона, увернулся и крепко приложился по Кемнеби. Галл с египтянином беспорядочно разили, полагая, что хотя бы один удар достигнет цели. У Валента хватало спеси и ловкости на оборону, но никак не на атаку. Он пока не понимал, как достать соперника и за что зацепиться.

Безумный дуэт неустанно атаковал и не давал возможности подумать о контрвыпадах. Валент удачно пнул Кемнеби, но сошёлся в клинче с Анионом. Галл толкнул Валента плечом в грудь, и тот отлетел на песок. Эфиальт по-прежнему нарезал круги и выжидал благоприятный момент.

Кустодиан указал на Валента, но грек сделал вид, что не заметил жеста наставника. Эфиальт поглядывал на отбивающегося побратима и считал секунды, когда тот окончательно выдохнется, сражаясь двумя клинками. Грек привык биться в одиночку, ибо мнимые союзники больше мешались под ногами, нежели оказывали реальную поддержку.

Валент успешно отражал удары Аниона и Кемнеби. Он изрядно вымотался, но его соперники также не пылали энергией. Валента оттеснили к столбу, на котором висел щит Агесилая. Фракиец бросил гладий, перекинул ксифос в правую руку, так как он был длиннее, и снял щит.

Валент не любил спартанский щит, но всё же по определённым характеристикам тот превосходил имперский скутум¹²⁵. Громоздкий легионерский щит подходил для коллективной обороны, а круглый спартанский редут являлся универсальным средством защиты. Спустя два разворота Валент пожалел о своем решении, ибо рука не могла удержать такой тяжёлый предмет.

Эфиальт вихрем налетел на побратима и тут же заставил его отступить к навесу. Анион умерил пыл, а Кемнеби взял временную передышку. Свежий Эфиальт наносил быстрые удары по уставшему Валенту. Размашистые движения грека были столь сильны, что со стороны казалось удивительным, как худой юноша разил врага с таким завидным упорством.

Кемнеби и Анион очнулись от дремы и присоединились к Эфиальту. Валент отчаянно отражал удары двоих, успевая огрызаться против третьего. Он отразил удар Эфиальта, развернулся и отбил атаку Аниона, проскользнул под рукой Кемнеби и нанёс ему удар в спину спартанским щитом. Египтянин вскрикнул и завалился на живот. Валент бросил щит, ибо устал его держать, забрал гладий Кемнеби и умудрился сбить Аниона. Остался только бледный дьявол, который выглядел свежее рассвета на Пелопоннесе.

Валент собрал остатки мужества и набросился на Эфиальта, чувствуя, как одышка выдает его с потрохами. Грек не выдержал мощных ударов правой руки Валента и коварных выпадов левой. Фракиец ловким ударом подсек ногу противника и обезоружил Эфиальта. В душе он не чувствовал победы, ибо главный оппонент сражался так, словно наглотался забродившего вина. Валент швырнул мечи к столбу, но понял, что поторопился — Кемнеби и Анион приготовились к продолжению.

Валент поднял сику и бросился на Аниона. Тот отразил удар щитом и оттолкнул соперника. Наградив Валента злым взглядом, Анион утер рукой пот со лба и с диким ревом, точно галльский медведь после спячки, бросился на добычу. В несколько ловких ударов Валент обогнул щит изогнутым клинком, чувствуя, как металл вонзился в плоть. Анион охнул и отошёл в сторону. Валент воспользовался моментом и резким ударом рукоятки меча оглушил галла. Два побратима признали поражение и уныло покинули поле боя.

Остался ещё один. Словно кошка Кемнеби крался за Валентом. Юноша услышал шорох песка, но ещё скорее увидел знаки Стиракса. Валент вовремя отскочил в сторону и уклонился от выпада. Египтянин надеялся на Эфиальта, но грек, к всеобщему удивлению, сдался раньше срока, показывая на хромую ногу.

Кемнеби налетел на Валента и успешно оттеснил его к столбу. Фракиец запнулся и нелепо упал. На лице Кемнеби проступила злорадная ухмылка и желание приструнить наконец человека, который всю жизнь над ним потешался. Но Валент отразил пару детских ударов египтянина, прокатился по песку и поднялся на ноги. В четыре взмаха он лишил Кемнеби оружия и направил меч тому в лоб. Египтянин более не улыбался.

Валент оставил меч и отправился под навес. Анион держался за рану, Эфиальт одобрительно кивал и переминался с ноги на ноги, забыв о мнимой хромоте. Всё стало ясно без лишних слов. Кустодиан массировал виски, думая выставить Прокла.

Наставнику не хотелось назначать Валента командиром отряда, но все прекрасно видели результат. Судя по лицам остальных, они придерживались подобного мнения.

Валент и сам не ожидал подобного исхода. В душе крепло ощущение ненастоящей победы, ведь Эфиальт бился не в полную силу. Но он недолго думал об этом, быстро придя к выводу, что нет на свете фехтовальщика сильнее его.

Гордыня и самомнение окончательно ослепили Валента. Он уже не сравнивал свою персону с Гераклом и Ахиллом, а с легкой руки поставил себя в один ряд с Аресом.

III

Прокл со Стираксом бродили по рынку в поисках куска козлятины. Возле храма Дианы их настиг посыльный пропретора — Кастул. Прокл неоднократно слышал от Кустодиана о причудах хромого центуриона. В представлении грека лазутчик Домициана являлся соратником самого Гермеса, однако в реальности ищейке недоставало скорости, ловкости и, по всей видимости, мозгов.

Голову Кастула увенчивала проплешина, водянистые глазки нервно рыскали по тунике Прокла, а вид волосатой бородавки на шее запечатлевался в памяти на веки вечные. Несмотря на жаркий день, старик оделся в черную хламиду¹²⁶ с просторным куколем¹²⁷, который надвинул на нос, изображая ктесифонского наёмника.

Домициан использовал его в качестве личного вередария и изредка поручал наблюдение за странными личностями. Кастул же мнил себя разведчиком, коим некогда являлся в легионе. Он отличался трусоватым нравом и излишней осмотрительностью, а неожиданные смелые решения принимал не в то время и не том месте.

Кастул избегал разговоров с настоящими наёмниками, ибо в их глазах боялся выглядеть глупцом. Одно время он даже упражнялся с гладием, но тяжёлая травма лодыжки ограничила его возможности слежкой и способностью проникать сквозь стены. Домициан гордился необычным осведомителем, а Кустодиан называл старика центурионом без центурии. От редких похвал пропретора с Кастулом происходили божественные метаморфозы: быстро бегающие очи загорались, а ковыляющая походка выпрямлялась, напоминая шествие падшего херувима без посоха.

Стиракс подавился инжиром, когда Кастул затащил его за палатку. Прокл последовал за товарищем, не понимая, к чему подобная маскировка. Юноша видел его впервые, и с удивлением наблюдал за методами горе-разведчика. Он узнал Кастула по хромоте, про которую часто нелестно выражался Агесилай.

— Кастул? Какая встреча! Почему ты прячешься? — спросил Прокл у старика.

— Совсем спятил? — зашипел Кастул. — Да будут прокляты золотые яблоки Гесперид! Никаких имен! Значит так вы встречаете старого центуриона? Вообще-то мы в префектуре Лициния. Может, за вами послать целый легион? Под барабанную дробь поплывете на берега дикого Данувия?

— Боги, какой Данувий? — Стиракс закатил глаза.

— Домициан отправляет вашего славного примипила в Галлию усмирять гельветов и алеманнов и даёт ему звание префекта лагеря. Филипп Македонец уже на полпути к арелатскому гарнизону.

Стиракс с удивлением взглянул на Прокла и снова на Кастула.

— Наставник станет префектом каструма? — переспросил Стиракс. — Ничего себе. Вот это новость!

— Боги окончательно отняли твой разум, старик? — строго спросил Прокл. — Либо ты перепутал Данувий с Рейном, либо не прополоскал рот поской.

Кастул крепко приложился ладонью ко лбу.

— Твоя правда, малец. Я же воевал в верхних весях Данувия. Про галльские ручьи как-то запамятовал.

— Ладно тебе. Хорош уже оправдываться, — съехидничал Стиракс. — Новость и в самом деле прекрасная! Клянусь обнажёнными плечами Геры, меня убивает жара в Греции. Хочу в холодок.

Прокл не поддержал радости Гунна. Он скрестил руки на груди, а после скептически спросил у Кастула:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

111

Скорня́к (скорняжник) — мастер по выделке мехов, занимается изготовлением и ремонтом изделий из меха и кожи.

112

Панкратион — древний олимпийский вид единоборств. Слово «панкратион» происходит от названия боевого искусства, впервые включенного в соревнования античных Олимпийских игр. Панкратион вошёл в программу Олимпийских игр в 648 г. до н. э. Легенды называют создателями панкратиона древнегреческих героев — Тесея и Геракла.

113

Архо́нт — высшее должностное лицо в древнегреческих полисах (городах-государствах).

114

Остраки́зм (также встречается перевод «суд черепков») — в Древних Афинах народное голосование с помощью глиняных черепков, по итогам которого определяли человека, наиболее опасного для государственного строя, и изгоняли его на 10 лет.

115

Пракси́те́ль — древнегреческий скульптор IV века до н. э. Его имя используется как нарицательное. Создатель «Афродиты Книдской», известной по письменным источникам, как первое изображение обнаженной женщины в античности.

116

Агогэ́ — система гражданского воспитания спартанских мальчиков в VIII—IV вв. до н. э. Она была обязательна лишь для детей полноправных граждан, не исключая царских. Для мальчиков из других сословий прохождение через эту систему являлось особой привилегией, дававшей возможность на получение полного гражданства.

117

Трикли́ний — столовая с тремя застольными ложами, пиршественный зал, столовая, выделенная в отдельную комнату под влиянием греческой традиции.

118

Фибула — металлическая застежка для одежды, одновременно служащая украшением (брошь для украшения или булавка, имеющая «замок» для острого конца для крепления одежды).

119

Священный отряд из Фив был отрядом отборных солдат, состоящий из 150 пар возлюбленных, которые легли в элитную силу фиванской армии в 4 веке до н.э.

120

Димахер (dimachaerus от греч. Διμάχαιρος буквально значит — «двусабельник, с двумя саблями») — действовал по-македонски, был вооружен двумя кривыми мечами-махайрами (machaera) или кинжалами-сиками, по историческим данным был самым опасным из гладиаторов.

121

Акина́к (др.-греч. ἀκινάκης) — короткий (40—60 см) железный меч, применявшийся скифами во второй половине 1-го тысячелетия до н. э.

122

Ксифос (греч. ξίφος) — прямой обоюдоострый меч длиной около 60 см. Острие ярко выраженное, клинок листообразный. Был распространен в основном у греков и спартанцев.

123

Политический союз в древнем Риме в составе Гая Юлия Цезаря, Гнея Помпея Великого и Марка Лициния Красса. В данном случае употребляется в метафорическом значении трех союзников (прим. автора).

124

Сика — короткий меч или кинжал, который использовали древние фракийцы и даки, а также гладиаторы в Древнем Риме. Специально имел изогнутую форму, чтобы боец мог обойти щит противника.

125

Скутум — большой пехотный щит.

126

Хлами́да, хлами́с (др.-греч. χλαμύς) — у древних греков мужская верхняя одежда, изготовлявшаяся из шерстяной ткани и отличавшаяся от прямоугольного гиматия меньшими размерами и покроем.

127

Куколь, кукулюс — капюшон.