Замок ангела

Сергей Оратовский

1649-й год. В Киевский замок на Щекавицкой горе прибывает новый воевода Адам Кисель. При нем – помощник, переводчик Ян Лооз. Он – разбитной малый. Задача Киселя провести переговоры с восставшими казаками Хмельницкого. Тем временем, в Нижнем городе – Подоле происходят странные вещи. У людей исчезают малолетние дети. Жители жалуются властям, т.е. воеводе. Они подозревают, что воруют цыгане, или же детей похищают местные бандиты, которые промышляют в здешних лесах и орудуют на больших дорогах. Детей якобы продают в рабство туркам. За это дело берется Ян Лооз. Но прежде всего ему нужно выяснить – кто же убил – замкового распорядителя Пясоту. Он должен был встретить воеводу Киселя, но так этого и не сделал, чем очень расстроил королевского чиновника. Распорядителя замка Пясоту убили в тот самый момент, когда Адам Кисель въехал в замок…

Глава 2

… Карета и всадники начали медленный подъем вверх. Они должны были пройти основные въездные ворота. Они выходили прямиком на север. Их в Киеве называли — «Воеводская брама». Поскольку через них в замок вот уже более ста лет попадали все киевские воеводы. У ворот были возведены две огромные, высотой в двадцать саженей, деревянные башни. При них располагался идентичный друг другу — боевой отряд. Дружина. 10 стражников с одним десятником на каждой башне. Всего 22 бойца. Сегодня старшим был десятник с башни, которая слева. А завтра будет главным тот, что с правой башни. И так они регулярно чередовались. Все воины были вооружены арбалетами, мушкетами, кривыми длинными саблями и короткими пистолями. На вооружении еще у них две заряженные легкие пушки — «тарасницы». Они метко были шагов на 300 страшной картечью. Металлическими гвоздями и измельченными камнями. Только горящий факел поднеси к пороховому отверстию! Вот так, собственно, встречали в Киеве в то смутное время всех без исключения незваных гостей…

… Только-только на «Воеводских воротах» — «Браме» уже четыре раза продзенькали механические часы. Их между собой называли — «Петухи». Не потому что они достаточно противным громким звуком напоминали кукареканье, а потому что на часах висели длинные красные шарфы. Они как раз были для красоты. И поэтому были похожи на только что выдраные петушиные перья. Это были единственные заводные часы с гирей в Киеве. С одной большой часовой стрелкой. Она только покрыла собой цифру «4». Начинало темнеть. К башне у «Воеводской Брамы» подъезжали неизвестные всадники и какая-то транзитная карета. Охрана башен сразу же напряглась, подняла в сторону неизвестных пришельцев тяжелые заряженные свинцом мушкеты. Но в этот миг над каретой извозчик пан Куба вывесил на длинном древке пехотной пики — воеводский штандарт. Герб седого мужчину внутри. «Белая полевая палатка с православным крестом над ней. Палатка была перевязана ярко кровавой полосой». Словно, тем шарфиком со звонких «Петухов».

— А ну стой! Тайное слово, гость!? — крикнул часовой сквозь ладони со сторожевой башни и тут же направил в сторону внезапно появившейся делегации дуло тяжелого заряженного мушкета. Его 20 граммовая свинцовая пуля могла прошить сразу нескольких лошадей…

… Первый всадник поднял руку с белым платком, отделился от остальных и стал медленно приближаться к высоким сторожевым башням. Вскоре к нему выбежал сам пан начальник воеводской стражи — Казимир Рыжий. Десятник в облегченных офицерских доспехах и с острым копьем в руке. Он вопросительно стал всматриваться в анемическое лицо неизвестного всадника. Тот убрал белый платок, наклонился к начальнику караула и достал из-за пазухи на короткой цепочке «серебряного польского орла» — символ королевской власти. Всадник быстро что-то прошептал на ухо пану Казимиру Рыжему. У десятника сразу перекосилась его надменная физиономия. Он крикнул своим — мол, «открывайте, лентяи, да быстрее! Дорогие хозяева прибыли к нам!». Стражники «Воеводской Брамы» отставили в сторону оружие. Стали тужиться и крутить скрипучие деревянные барабаны, на которые наматывалась длинная ржавая цепь. Въездные ворота медленно поднимались вверх.

— Королевская ревизия пожаловала к нам? А? — спросил один из стражников у пана начальника Казимира Рыжего.

— Нет, болван! Это наш пан воевода Адам Кисель, сам королевский комиссар, прибыл… Человек далеко не бедный! Говорят, 60 сел у него за его честной душой. Целых три города ему принадлежит. Во как, болваны! Говорят, 50 тысяч золотом в год имеет! Астрономическая сумма! Сам король всей нашей славной Речи Посполитой не прочь у него занять… Так теперь нам придется… э… открывай ворота! закрывай ворота!.. Разъездятся теперь они… Не к добру это, когда в воеводстве растет тень смуты и близится кровавая война! Вот-вот придет к нам с Левобережья…

… Между тем, транзитная карета скрипнула колесами, проехала «Воеводскую Браму» и исчезла среди искореженных временем и сильным ветром деревьев. Крутая извилистая дорога между глухих отрогов вела прямиком наверх. К мрачному Киевскому замку, раскинувшемуся на самом верху. Воеводе Адаму Киселю — мастеру компромиссов, дипломату, явно не по душе было это место… И ведь было от чего…

… Пан подкаштелян замка, то есть управляющий этой крепости, Антоний Пясота — их так и не встретил перед башней «Воеводских ворот» у деревянного моста через реку Глубочицу. Это был довольно плохой знак! Здесь что-то было не так… Какая-то неприветливость! То ли это погода, то ли это его, Адама Киселя, старая знакомая — болезнь… Она снова начинала давать о себе знать…. Пропащее это место…. Сырой Киев. Мрачный замок. Скрипучая гора и вокруг гуляет ледяной ветер…

… Киевский замок возвышался над Нижним Городом. Крепость как бы нависала над Подолом. В замке регулярно гулял злой, шальной ветер. Высота не шуточная — почти 120 шагов над уровнем Днепра! Место ненавистное, таинственное. По слухам, говорили местные, ночью Киевская гора тяжело дышала. Зевала. Как будто у нее продолжалась хроническая простуда. А вместе с ней скрипел своими старыми костями и замок. Это был уже второй или третий замок, отстроенный польско-литовской властью в Киеве. И всегда крепость на горе сопровождала какая-то печальная участь. То страшные пожары сожгут замок дотла, то враждебные набеги, которые приведут к сокрушительному разрушению… Нынешний замок ничем особенным не отличался от предыдущих. Так же хорошо был сложен из толстенных бревен. Стены оштукатурены известью. За время и непогоду известь превратилось в серо грязную скорлупу толщиной в широкую ладонь или пол локтя. Стрела арбалета шагов с 50-ми уже не пробьет стену насквозь. А только так — вонзится на четверть своей длины. В самом замке было нескольких десятков строений. Собственно, 12 сторожевых верхних башен. Трехэтажный дворец самого пана воеводы с несколькими палатами для городских заседаний и вершения справедливого суда.

Внутри замка — личные палаты многоуважаемого киевского воеводы. Был один костел, две церкви. Город в основном православный. Три колодца глубиной более 65-ти шагов. Пекарня. Склад с продуктами на случай длительной осады. Арсенал с оружием и пороховыми зарядами. И конечно же тюрьма… А как же вы думали? Без нее в таком большом городе никак нельзя! Поскольку славный Киев — столица самого крупнейшего воеводства Польско-Литовского Королевства — Речи Посполитой. Тюрьма была как надземная, где были небольшие комнаты для обычных досудебных допросов, так и подземная… С карцерами для особо опасных преступников: убийц, шпионов, головорезов и подстрекателей. На противоположной стороне от «Воеводских ворот» располагалась «Драбская брама». Там тоже были две сторожевые башни и также 22 вооруженных до зубов воина. Они пристально следили за соблюдением закона и порядка. 20 воинов и два десятника. У одной из башен, той, что ближе к урочищу Гончары, был флагшток. Высотой 20 саженей. На нем развивался на ветру огромный, длиной в пять косых саженей, городской флаг с гербом Киева. Он был пурпурного цвета, там изображен покровитель и защитник всех без исключения горожан. Ангел с белыми крыльями. Архистратиг Михаил. Ранее, только по большим праздникам и на день города, честь поднять этот славный флаг получал самый обездоленный житель города — горбун…

… В руках Архистратиг наш Михаил по-боевому сжимал кривой то ли татарский, то ли венгерский меч с ножнами. Пурпурный флаг гордо реял над Киевом. Однако, глаза у ангела-хранителя… отсутствовали! Вместо них недавно появились две свежие дыры. Как будто кто-то решил зачем-то наказать многострадальный город и всех его жителей… И нагло выстрелил в лицо Ангела из тяжелого длинноствольного мушкета. Раза, два, а то и три….

… На подъезде к воеводским палатам карету встречал похожий на дьяка человечек. В высокой собачьей шапке. Темном легком жупане и с большим медным ключом вместе с крестом на тонкой, плохо вымытой шее. Это был замковый младший подкоморий — Ириней Сорока. Брат Ириней отвечал за порядок в воеводских палатах. Ведал закупками и распределением продуктов. Знал, где и в каких кладовых у него что лежит и хранится. Где нужно от крыс защититься, где — снести что-нибудь вкусненькое в холодные погреба…

… Ириней Сорока был правой рукой пана подкаштеляна Антония Пясоты. Он взялся за медный ключ и поцарапал его грязным ногтем. Это он делал всегда, когда нужно было успокоить нервы. Пан Сорока сразу понял, по количеству серьезной охраны, КТО на самом деле только что прибыл в замок.

— Ваше, Божьей милостью, Великолепие! К вашим услугам! Подкоморий Ириней Сорока! — быстро, четко и почти по-военному затараторил он. Чавкая хлебной коркой, рот подкомория Сороки обращался пока что только к карете. Конь Леопольд первым отреагировал и заржал. А потом вывалил на землю теплый конский «пирог». От него пошел пар. Ириней Сорока прижал к груди правую кисть и глубоко поклонился прибывшему экипажу…

… Открылась дверь с закрытым окном и из кареты вышел, сильно хромая — седой человек. С серебряными волосами и густой бородой. Воевода Адам Кисель. Болезнь снова подобралась к нему. И подбралась не кстати, ведь воеводе Киселю снова вести непростые переговоры с Богданом Хмельницким. Именно для этого его послал в Киев король Ян-Казимир. Он наделил сенатора Киселя большими полномочиями. И от сейма, и от себя лично. Король сделал его дипломатом и назначил Киевским воеводой. Адам Кисель уже встречался с Хмельницким почти 9 месяцев тому назад. Привез ему королевскую грамоту на гетманство. Однако Гетман Войска Его Королевской Милости Запорожского полковник Богдан-Зиновий Хмельницкий сам считался мастером сложных переговоров и тонкой дипломатии. Гетман сразу же созвал Большую Раду в Переяславе.

Принял «королевское достоинство» и… поблагодарил Их Милость короля Яна Казимира. Это сразу же стало причиной возмущения и недовольства среди старшин и простых казаков. Они уже открыто стали выражать свою лютую ненависть к Реч Посполитой. Поэтому, учитывая все эти политические обострения в отношениях, Хмельницкий в своих переговорах с комиссарами Адама Киселя, вел себя довольно уклончиво и нерешительно. Королевские переговорщики ухали ни с чем. И так и не выработав никаких реальных условий для примирения. Они взяли паузу для консультаций в Варшаве. После, снова было решено прибегнуть к красноречию и магии убеждения православного сенатора королевского сейма — Адама Киселя. Ведь он не был католиком, а значит, якобы, был своим среди православных казаков. Его снова отправили в Киев. Король-католик дал польскому сенатору Киселю еще больше полномочий и поручил все же немедленно договориться с восставшими казаками о мире. Война королю-магнату пока была не нужна. Адам Кисель также был крупным земельным собственником. Это объединяло его интересы с деловыми желаниями короля Яна-Казимира. И воевода Кисель также хотел защитить свои угодья, свои Низкиничи… Итак, Адаму Киселя, православному, польскому сенатору и миллионеру суждено вести большой торг. Перед великой кровавой войной, которая уже набирала обороты со страшной силой…

… Подкоморий Ириней Сорока щелкнул пальцами и сразу неизвестно откуда появились какие-то замковые люди. Они сразу начали суетиться. Хватать сундуки, дорожные сумки и помогать «его милости пану воеводе» попасть по крутой лестнице, ведущей на верхний этаж, прямиком в его палаты. А ему нужно немедленно опочивать с дороги. Адам Кисель ходил действительно с трудом. Большой палец на ноге уже к тому времени разбух в сапоге. Киселю каждый раз все труднее ступать… Сразу же за воеводой вышел из кареты какой загорелый типок. Похожий, то ли на татарина, то ли еще хуже — на османа!

Ириней Сорока с подозрением посмотрел на этого «бусурмана» и стал царапать ногтем свой медный ключ на плохо мытой шее.

— Их секретарь, толмач, писарь и слуга по особым делам — Ян Лооз! — представился этот осман. Говорил он по-нашему, без всякого акцента… Значит, где-то глубоко в своей мусульманской душе он был нашим, — так считал про себя Ириней Сорока.

— Черт возьми! — подумал про себя пан подкоморий. — Писарь и секретарь… и еще татарин…

— Слава Иисусу Христу, Ваше Преподобие! — крикнул Ириней Сорока ксендзу. Третьему пассажиру транзитной кареты.

— На веки веков! Амэн! — вяло ответил пан ««Их Бессилие». «Сама Слабость» осенила Иринея Сороку святым знамением. Ксендз был бледен. Его снова тошнило… Он блевал какой-то красной дрянью…

— Это наш новый приор, пан Зиновиус Заремба. Присланный из Житомира к нам на окраину королевства, — тихо произнес этот осман.

Приор Заремба кивнул головой на багажное отделение транзитной кареты. Указал на сундук обитый рыжей кожей. С двумя боковыми медными ручками для транспортировки. Он приказал действовать носильщикам с сундуком весьма осторожней!

— Матерь Божья! Аккуратнее, безбожники! Там у меня ценная икона! Ее нельзя трясти или беспокоить! Понятно вам?

— Понятно, Ваше Священство! — Ириней Сорока с пониманием кивнул головой. Младший подкоморий стал показывать мужчинам рукой на их палаты. Мол, вам туда! Там вас мои люди обустроят, там можно отдохнуть с дороги. А потом, будет и горячий ужин.

— А где, собственно, наш уважаемый подкаштелян замка, сам пан Антоний Пясота? Почему же не встретил нас? А?… Мы с ним списывались месяца полтора назад. И его ответ был положительным! Договорились на сегодняшнее число, у моста через реку Глубочицу… — поинтересовался этот осман с польским именем Ян и немецкой фамилией Лооз.

— Вот тебе и раз! Говорит без бусурманского акцента… Где же это он так загорел…? — думал Ириней Сорока… — А? что вы спросили, мой дорогой друг?

Пан воеводский писарь Ян Лооз отбросил со лба казацкий чуб и повторил свой вопрос.

— Мы к нему не смогли попасть! Он утром ушел готовить вам баню. Так его никто и не беспокоил и он тоже не посылал ни за кем из наших замковых слуг…. Поэтому я не знаю, где он….

— Странно все это… Странно. Это — плохой знак!..

— Вы так считаете? Мы были заняты приготовлениями. Палаты нужно было убрать. Поэтому, его никто не беспокоил, — ответил Ириней Сорока.

— Я сейчас отнесу наверх две свои вещи и вы мне покажете, где у вас эта баня?!..

— Слушаюсь, мой дорогой пан…

Подкоморий Ириней Сорока был сама любезность. Он сначала стал показывать приору Зиновиусу Зарембе его гостевую комнату на втором этаже. Ведь утром пан приор собирался отбыть к себе в монастырь, чтобы не ехать ночью, когда могут на дороге орудовать дерзкие бандиты. А пан воеводский писарь Ян Лооз полез внутрь кареты за своим багажом. Тут он вспомнил про этот желтый брелок, который забавы ради стянул у пан приора Зарембы. Мол, сейчас-сейчас, мой милостивый пан, я вам его верну, только найду на полу…

Ян Лооз засунул руку в карман… И… Вот уж нет! Как же это?! Боже! Этого брелка там не было!..

Пан воеводский писарь ощупал все карманы. Он задумался. Стал представлять, а потом вдруг понял, где же эта потеря могла с ним случиться.

— Ну, я к вам еще доберусь, упыри!

Ян Лооз поднял два своих деревянных чемоданчика и ушел с ними в свою палату. Через час-полтора, умывшись с дороги нагретой в камине водой, он должен был появиться у воеводы Киселя. Получить ценные указания… Но, к сожалению, докладывать Их Милости пришлось по совершенно другому поводу…