Осколки. Сборник рассказов

Сергей Николаевич Янин, 2022

Сборник «Осколки» расскажет вам о семи разнообразных мирах, каждый из которых не похож на другой. Здесь мифы и легенды смешиваются с реальностью, мистика скрывается в обыденных вещах, а магия является научной дисциплиной со своими законами и правилами. В «Осколках» собраны рассказы на самые разные темы: школьный буллинг, что такое война и как она влияет на людей и нелюдей, чем придётся пожертвовать, если заключишь договор с ведьмой. И, конечно же, любовь. Любовь сверхъестественная, любовь невозможная, но такая желанная. Жанровый коктейль понравится и любителям классического фэнтези, и фанатам мистики, и тем, кто предпочитает социальную драму.

Желаете повторить?

(Рассказ)

Он сидел на корточках в узком окопе. В ушах гудело, голова раскалывалась от шума. Мимо пробежали солдаты с винтовками. Он посмотрел на них и почувствовал, как качнулась земля. Упершись спиной в сыпучую стену, он поглядел на свои грязные руки с большими мозолистыми пальцами — такими ненастоящими, не своими… Казалось, они одеревенели, как и пальцы ног, сдавленные тупой болью: сапоги были ему малы. Сквозь гул прорвался ритмичный стук пулемётов, послышались крики людей. Вздрогнул, просыпаясь будто ото сна. Ощупал запачканную глиной гимнастёрку, опустил взгляд — у ног лежала винтовка. Он не поднял её, но зачем-то снял каску и покрутил в руках. Выцветшая звезда едва виднелась под слоем высохшей грязи.

Вдруг к нему подскочил мужчина в офицерском кителе и с силой тряхнул за плечи.

— Федотов! Жить надоело?!

Офицер, молодой южанин с щёткой чёрных усов, выхватил каску и нахлобучил ему на голову.

— Кто?.. Я Федотов?..

— Контузило?! Медпомощи не будет. Терпи! — командир сунул ему в руки винтовку.

В низком сером небе загудели самолёты. Почти сразу заглохла артподготовка.

Он оглядел солдат и не увидел на их лицах страха, словно это и не война вовсе, а пострелушки с игрушечными пистолетами на школьном дворе. Левее, за насыпью с человеческий рост, строчил пулемётчик. Рядом с ним маленький, юркий казах придерживал ленту. Казалось, здесь каждый знал своё дело. Кроме него. Словно он здесь совершенно… не нужен.

Он крепче стиснул винтовку и высунулся из окопа. Дым неровными лоскутами расстилался по изрытому снарядами полю. Метрах в пятидесяти перед ними была ещё одна линия обороны, а далеко впереди, на самой границе видимой зоны, темнели земляные укрепления немцев. Оттуда пулемёты — желтые вспышки в мареве — сыпали градом пуль. По полю передвигались только лёжа. Стоило поднять голову выше — и над каской раздавался смертельный свист.

«Как они тут хоть что-то видят вообще?» — подумал он и прищурился. Но напрасно: невозможно было различить хоть какое-то движение.

— Хорошо стреляют, сволочи! — мужичок с густыми мазками бровей на землистом лице нахмурился и выплюнул пожеванную травинку.

— Лишь бы в атаку не пошли, — ответил ему другой, совсем молодой парнишка, с узким и вытянутым лицом.

Туман войны растянулся и разорвался в клочья, в образовавшемся окне впереди мелькнули фигуры немцев. Они ползли к поваленным деревьям. Федотов высунулся из окопа и, прицелившись по одному, выстрелил. Боль пронзила правое плечо — отдача была такой сильной, что рука мгновенно онемела. Он не успел разглядеть, попал ли — совсем рядом что-то рвануло. Его осыпало землёй. В левом ухе загудело, перед глазами поплыло. Он сполз вниз, попытался вытрясти из головы этот монотонный звук.

Неподалеку на земле кто-то стонал. Солдат попытался сфокусировать мутный взгляд. Желудок подскочил к горлу — у казаха не было руки по локоть и ноги по бедро. И весь бок в кровавые лохмотья… Тёмные живые глаза бойца постепенно стекленели и угасали, глядя куда-то в пустоту. Он хватал уцелевшей рукой землю, будто старался остаться… Выжить.

Ругнувшись, солдат отполз в сторону. В груди заходилось сердце, словно это он лежал там, развороченный взрывом и остывающий. Сквозь тягучий, чуть стихший гул в левом ухе он расслышал чей-то крик.

— Танки! Левый фланг!

— Суки! Обходят!

— К лесу! Селезнёв — прикрываешь! — проорал кто-то.

Чьи-то ноги перескочили окоп. Армия отступала. Хотелось крикнуть: «Почему? Почему вы отступаете? Как вы можете отдавать врагу свою землю?! Герои, мать вашу!».

Солдат перевалился через край окопа и скатился по невысокой земляной насыпи. Сделал паузу, пока фрицы стреляли. Дождался заминки, бросился по-заячьи к стогам сена. Пробежал метров тридцать и подвернул ногу. Бахнули два взрыва — разнесло окоп, в котором он сидел пару мгновений назад. Тут же подскочил тот самый мужичок с густыми бровями, рывком поднял его на ноги. Вместе пробежали несколько метров, и вдруг безымянный товарищ с хрипом рухнул — его гимнастёрка выше поясницы потемнела.

Солдат остановился посреди поля. Он не успел поблагодарить мужика за помощь… Да и попрощаться по-человечески не смог.

Просвистел снаряд. Бухнуло вдалеке, уже у леса. Из дымки выкатился танк с угловатыми, словно наспех сваренными, краями.

«Бежать! Не останавливаться! К чёрту всё! Надо выйти!» — повторял про себя солдат.

Пули свистели, но не задевали. Так он добежал до места, где поле сужалось в клещах соснового леса. Вдалеке виднелись соломенные хутора. Ухнул танк, и бегущих впереди ребят разбросало, как тряпичных кукол. Некоторые из них были ещё живы: они кричали, звали матерей, поливая горячей алой кровью прибитую первыми заморозками траву.

Солдат нырнул за стог. Сердце колотилось. Танки догоняли. В чавкающем лязге гусениц слышалась грубая немецкая речь.

За соседним стогом прятался солдат с противотанковой гранатой в руках. Когда враг подступил, тот перекатился по земле и нырнул под металлическую махину. Рыкнул взрыв, и танк охватило чёрное едкое пламя. Солдат, не думая о погибшем товарище, рванул к спасительной чаще. Но тут резкая боль пронзила правое бедро, и он завалился в кусты. Пуля прошла по касательной, но крови всё равно было много.

Перекатившись на живот, он приподнялся и с силой замотал головой, пытаясь вытряхнуть себя из этого кошмара.

«Я хочу закончить!»

Мох на камне моргнул белым светом и снова стал зелёным.

«Может, если уйти подальше, всё закончится?» — зажав кровоточащую рану, он поднялся и заковылял вглубь леса.

За спиной слышались догоняющие глухие крики и жуткий скрежет. Он не оборачивался и не сбавлял шаг. Если бы не рана, может, он продолжил бы… Нет, сейчас он не мог. Нужно было уйти подальше от этого, скрыться, найти выход. Боль в ноге нестерпимо жгла и вытягивала его силы. Нельзя было потерять сознание. Очень скоро он наткнулся на неглубокий овраг, через который услужливо перекинулся мостик-дерево.

«Вот так нежданчик!» — он спешно ступил на этот мостик.

Но радость от удачной находки быстро растаяла. С каждым неуверенным шагом, который он делал, пересекая овраг, силы покидали его. В любой другой ситуации он легко бы перебежал на противоположный берег. Но сейчас — не мог. Это новое для него чувство собственной неполноценности поражало своей неотвратимостью, неподконтрольностью. Казалось бы, такая мелочь, но как меняет сознание и размягчает тело… Он разжал пальцы, и кровь с новой силой заструилась по уже вымокшей штанине. Он остановился. Стёр пот с лица и тихо выругался сквозь зубы. Внезапно мостик пошатнулся, замерцал и через мгновение исчез. Потеряв опору, он сорвался вниз.

Из небытия его вернули люди в чёрной форме. Посмеиваясь, они говорили на языке, не похожем на немецкий. И выглядели совсем не по-арийски: смуглая кожа, чёрные брови, злые глаза, охваченные безумием охоты. Было что-то в них южное, цыганское… Их было двое. Тот, что повыше и с бородкой, выстрелил ему в ногу. Солдат не сразу понял, что кричит от боли. «Южные» лишь рассмеялись и пошли дальше.

Боль быстро принесла забытьё.

В следующий раз он очнулся, когда кто-то тащил его по земле. Его нёс другой боец, здоровый дядька сильно за сорок, с характерным украинским чубом.

— Тише, тише, пацан, — сказал он, услышав, видимо, его стоны. — Я рядом.

Слова успокоили, солдат вновь провалился в сон без сна.

Кто-то окатил его ледяной водой. Боль распахнула дверь в сонный разум. Солдат увидел перед собой немецкого офицера в безупречно чистой кожаной куртке и высоких сапогах. Настолько блестящих, будто рядом должен был маячить мальчишка с щеткой и банкой чёрного крема.

Фриц сел напротив. В руках у него был маузер.

— Решили добить? — процедил солдат.

— Где ваш штаб? — с акцентом спросил немец.

— Откуда мне знать?

Немец надавил дулом пистолета на простреленное колено, и боль пронзила всё тело, вывернула руки.

— Где ваш штаб? — наклонившись, повторил вопрос немец и сильнее упёрся на ногу. — Ответь и боль закончатся.

— Да не знаю я! — заорал солдат.

Фриц отвесил ему оплеуху рукоятью маузера.

— Не ори, russisches schwein! Отвечай на вопрос!

— Пошёл нахер! Я ничего не знаю! Я обычный солдат!

Удар в левую скулу свалил на пол. Последовали удары — бок, живот, голова…

В какой-то момент офицер гаркнул на подчинённых.

— Штаб.

Солдат, сжав кулаки, процедил сквозь зубы:

— Всё равно мы вас победили, фриц грёбаный! — и, сплюнув комок крови, закричал: — И мы всегда будем побеждать! Чурок, хохлов, пиндосов… Всех врагов России!..

Немец выпрямился и посмотрел на него сверху. Резко взвёл курок, выстрелил.

Звуки погасли. Наступила тьма. Всепоглощающая, сдавливающая естество своей неотвратимостью, непоколебимостью. Ты можешь просить, ты можешь молиться всем известным и неизвестным богам — но здесь никто тебя не услышит. Никто не придёт тебе на помощь и не отправит на Страшный суд. Потому что существует лишь это Ничто — холодное и молчаливое.

Наверное, именно так и выглядит настоящая смерть.

В глубине тьмы зародился гул. Застучали пулемёты, кто-то крикнул: «Федотов, очнись!».

***

Двое крепких молодчиков теснили к панельной стене торгового центра пухлого мужичка в очках. Тот, прижимая планшет к груди, сбивчиво тараторил, спеша умерить пыл противников.

— Так, давайте все быстро успокоимся. Процесс нормальный… Его жизни ничего не угрожает. Нужно лишь дождаться, когда он выйдет из симуляции и проснётся.

Рядом на небольшом, с виду — массажном, кресле, в шлеме виртуальной реальности лежал бритоголовый парень. Руки и ноги его были опутаны змеевидными проводами. Парень тяжело дышал и время от времени вздрагивал, как от ударов током. Мимо, ничего не замечая, торопливо проходили люди. Иногда, привлекаемые шумом, некоторые прохожие останавливались и на безопасном расстоянии наблюдали за конфликтом. Но никто не вмешивался в него. Пожилой охранник с уставшим лицом стоял в другом конце зала и безучастно следил за входом в магазин. Он слышал шум, но не спешил покидать своё место.

— Какого хрена Колян дёргается? — выпытывал лысый парень в спортивных штанах и футболке с надписью «Вежливый человек».

— Я же объяснял! Это симуляция с полным погружением. Он видит, слышит и чувствует всё, что происходило в сорок первом.

— И боль тоже? — спросил молодчик в бейсболке. На его футболке цвета хаки нелепо висела георгиевская ленточка.

— Не на самом деле. Ему только кажется, что больно. На самом деле, ничего не происходит. Ваш друг сказал: можем повторить… Он хотел боевых действий, и программа нашла ему подходящий сценарий. Понимаете? Технология создаёт проекцию на основе психологического портрета человека… Дождитесь окончания симуляции, и ваш друг очнётся. Невредимым!

— Вытаскивай его сейчас! — скомандовал «вежливый человек».

— Нельзя остановить симуляцию! Это может быть опасно!

— Вытаскивай, а то, нахрен, нос сломаю.

Напротив спорящих мужчин остановился мальчишка лет шести. Сжимая в руках небольшой самолёт времён Великой Отечественной войны, он хмурился и, казалось, собирался что-то сказать.

— Вашему другу будет очень плохо! — выпалил мужичок.

— Ему и сейчас хреново!

— Не ругайтесь, — вдруг сурово выговорил насупленный мальчик. — Мама говорит, что нужно уважать старших. А этот дядя вас старше.

«Вежливый человек» обернулся.

— Слышь, малой. Иди-ка ты… Мать свою поищи и не мешай взрослым дядям.

Мальчик попятился, глядя на «дядю», и вдруг, повернувшись к нему спиной, побежал к столикам фудкорта. Лысый усмехнулся и скомандовал другу:

— Гоша, хватай ботана!

Вместе они скрутили мужичка и, повалив его на пол, выдернули из рук планшет.

— Эй! — крикнул им охранник, на бегу вытаскивая из-за пояса дубинку.

— Как это вырубить?.. — тыча в экран пальцем, спросил приятеля парень с георгиевской лентой.

«Вежливый человек», освобождая товарища от проводов, небрежно бросил через плечо:

— Да крестик нажми и всё.

Гоша остановил свою «бэху» возле невзрачной типовой пятиэтажки. Один подъезд был похож на другой: сломанная лавочка, забитая бутылками урна в ореоле окурков. Сколько раз они сидели здесь, выпивали… Гоша подошёл к серой стальной двери со старым домофоном. Набрал номер квартиры.

— Кто? — голос тусклый, еле перекрывающий лёгкий треск помех.

— Это Гоша.

Ноги нехотя несли на третий этаж. Сегодня была не его среда. Утром звонил Киря и сказал, что в отъезде — прийти не сможет. Гоша набрал несколько раз Сохатого — полный игнор. Пришлось ехать самому.

На пороге уже ждала серая выцветшая женщина без возраста. Платок на голове, длинное траурное платье в пол. Лицо в глубоких морщинах, сведённые брови и усталый взгляд. Казалось, она постарела ещё на десять лет с прошлой недели.

— Здравствуйте, Тамара Витальевна, — сказал Гоша и инстинктивно опустил взгляд. Не мог смотреть в её погасшие серые глаза.

Сухой рукой женщина пригласила в дом. Гоша разулся в коридоре и прошагал на кухню.

— Я тут немного фруктов принёс. Вот, — он несмело положил пакет с продуктами на стол.

— Спасибо, — ответ был, как шелест берёзы за окном.

— Как он?

Тамара Витальевна опустилась на стул.

— По-прежнему… Лежит, бредит… Иной день бывают просветления: меня узнаёт, про вас спрашивает… А иногда — как сегодня…

Её голос надломился, она встала и подошла к окну. Гоша, не в силах оставаться с Тамарой Витальевной наедине, отступил в коридор.

— Я пойду проведаю.

Не дожидаясь ответа, он выскользнул в коридор.

Слава лежал на кровати с открытыми глазами, точно труп. Всякий раз, когда Гоша видел друга в таком состоянии, ему хотелось прислушаться, есть ли дыхание. Взгляд пустой, безжизненный, как будто рассматривает небо сквозь потолок, две квартиры и крышу.

— Здорово, дружище, — сказал Гоша, садясь на стул рядом с кроватью друга. Взгляд даже не дёрнулся.

Три месяца прошло, улучшений не было. Обследование выявило серьезные нарушения нейронных связей. Врачи говорили, что Слава «потерялся» в собственной голове.

— Киря не смог сегодня. Уехал в командировку, — извиняющимся тоном, произнёс Гоша. — Даже не знаю, что тебе рассказать. В выхи на футбол в Москву гоняли. «ЦСКА-Локо» смотрели. Крутой матч был. Сохатый голос сорвал, прикинь! Так орал… И всё равно армейцы продули… Вот. Мишаню Иволгина вчера видел. Весь важный такой, как в школе был, в пиджачке. С девчонкой встречается. Раньше таким вафлей был, постоянно люлей получал, а сейчас поднялся, большой начальник, типа. Вот…

В голову ничего не шло.

— А ещё по телеку сказали, что мы новые лазерные установки разрабатываем. Будут ещё технологичнее, чем у америкосов.

Слава ничего не ответил. Гоша посмотрел на беспомощно лежащего друга. Захотелось кого-нибудь ударить. Со всей силы, чтобы кровь ручьём текла, чтоб до хруста костей.

— Мы обязательно добьёмся, чтобы запретили всю их продукцию! Ещё денег у них отсудим! И тебя на ноги поставим! — с жаром сказал Гоша, но, увидев вошедшую в комнату Тамару Витальевну, осёкся. — Ты, главное, не раскисай.

Когда Гоша встал со стула, Слава промычал что-то невнятное.

— Да, братишка, я тут. Слышишь меня?

— Го… Гоша…

— Да, это я! — Гоша посмотрел на Тамару Витальевну, но у той на лице была всё та же непроницаемая скорбная маска.

— Гоша… та…та… танки. Беги… Беги, я их за… задержу.

Слава резко задёргался в конвульсиях. Подскочила мать, схватила сына за руки:

— Слава, успокойся, пожалуйста. Я здесь… Успокойся.

Вполоборота посмотрев на Гошу, она зло произнесла:

— Уходи отсюда.

Гоша пулей вылетел из квартиры, не попрощавшись с Тамарой Витальевной. Внутри нарастал ком ярости. Он сел в «бэху», завёл мотор, и машина с визгом сорвалась с места.

Больше к другу он не приезжал.

2019