Императорский отбор

Сергей Николаевич Чехин, 2022

В параллельном царстве, в альтернативном государстве жил-был император. И настала пора его дочке идти замуж, и разослал самодержец приглашения пяти знатным родам, чтобы выбрать из наследников самого достойного.Породниться с повелителем – значит возвысить свою семью до небывалых высот, и претенденты пойдут на все, чтобы избавиться от соперников. Но просто победить всех мало – нужно еще понравиться невесте, а сделать это весьма непросто, ведь империей испокон веков правят самые настоящие вампиры. И обычаи у них весьма своеобразные.И так уж вышло, что за самый слабый род отдуваться придется мне – простому студенту с Земли, призванному в хворое и бесталанное тело. Если справлюсь – вернусь домой, а если оплошаю – так и сгину на чужбине. Но сдаваться и уступать – это не про меня.

Глава 8

Вскоре Демьян вернулся с перепуганной и бледной, что вампир, девушкой. Селянка обреченно подошла к столу и понурила голову, а дрожащие пальцы при том нервозно перебирали кончик тугой пшеничной косы.

— Прикрой дверь, — попросил охранника, и бедолага вздрогнула всем телом, а затем попыталась стянуть с плечика бретельку сарафана — мол, раньше начнем, быстрее закончим.

— А ты стой, — поднял руку. — И говори тише. Никто тебя не обидит, я лишь хочу задать несколько вопросов. Ты меня поняла?

— Д-да, батюшка, — крестьянка покраснела так, словно ей щеки свеклой натерли.

— Скажи, с вами хорошо обращаются? Не бьют почем зря? Не мучают?

— Н-нет-нет, батюшка.

Тем не менее, я не услышал ни намека на праведный гнев — как это так вы на нашего благодетеля разговариваете? Да он у нас самый лучший и добрый, а вы в таких грехах подозреваете. Зато отчетливо проступил испуг и нежелание продолжать разговор. Скулы вновь побледнели, пальцы намертво впились в волосы, а глаза теперь таращились только на носки лаптей и никуда больше.

— Ты уверена?

— Да, ваше сиятельство. У нас все хорошо.

— Карина, — склонился к служанке. — Сделай одолжение — допроси ее гипнозом.

— Не могу, — неожиданно отозвалась та.

— С чего вдруг? Мана кончилась? Если что — можешь меня куснуть немножко. Ради такого дела пары глотков не пожалею.

— Господин Титов, — в тоне скользнул замогильный холод. — Я настоятельно рекомендую вам даже не заикаться впредь ни о чем подобном. Вы сказали, что хотите стать адвокатом, но при том предложили нарушить два самых суровых закона империи. Я сделаю вид, что виной вашей бестактности — искреннее желание помочь, и пропущу все мимо ушей. Понимаю, что вы из медвежьего угла и плохо учитесь, но применять гипноз без особого распоряжения — страшнейшее преступление. Про питье крови — пусть и добровольное — вообще молчу.

— То есть, вообще никак? — поежился после такой отповеди, но решил идти до конца.

— Господин Титов, — горничная обнажила клыки в надменной ухмылке. — Вы мне, конечно, нравитесь, но не настолько, чтобы ради ваших прихотей отправиться «на солнце».

Я вздохнул и отстранился. Действительно, кто я такой, чтобы рисковать жизнью — да не простой, а вечной. Но отступать так быстро не хотелось — мало ли, еще доложит Анхальту, что женишок дает заднюю при первой же трудности. За такого и обычную девушку не отдадут, что уж говорить о принцессе. Хорошо будет наследник престола, если не умеет идти до конца и добиваться поставленных целей.

— Как тебя зовут? — с учтивой улыбкой обратился к селянке.

— Маша, ваше сиятельство.

— Послушай, Маша — и послушай очень внимательно, — подался вперед и сцепил пальцы в замок. — Я понимаю, что ты боишься — и боишься не без причины. Но уже вечером мы уедем отсюда — и никогда больше не вернемся. У тебя есть всего один шанс спастись самой и защитить своих близких. Хочешь — говори. Не хочешь — дело твое.

С околицы донесся звон колокольчиков и щелчки кнута — возвращался Парамонов. Крестьянка в нерешительности потопталась на месте, оглянулась к окну и наконец произнесла:

— Девок он часто в усадьбу таскает. Молоденьких совсем. Не знаю, что с ними делает, но восвояси приходят ни живые ни мертвые, а потом еще с неделю немощь жуткая одолевает. Даже курей покормить — и то беда, а раньше сильные были и здоровые, что кобылицы. Но при том ни побоев на них, ни ожогов, а что творилось — не говорят, молчат, точно воды в рот набравши. Больше мне ничего не ведомо, господин — светом клянусь.

— Ладно, — хотелось расспросить еще, но если бы нас застукали, то ненужные вопросы появились бы уже ко мне. — Можешь идти.

Маша пулей выскочила за дверь, а уже пару минут спустя в дом вошел Пантелей со свитой — румяный, поддатый и жизнерадостный. Угрюмый секретарь в клетчатом пиджаке положил на стол стопку листов толщиной в фалангу. Я послюнявил пальцы, совсем позабыв об этикете, провел подушечкой вдоль бумаги и взял челобитную наугад.

— Заявитель — некий Тимофей, — чем больше вникал в почерк, тем чаще замечал знакомые слова. — Зовите, заслушаем.

— Тут такое дело, Трофим Александрович, — помещик натянул грустную физиономию. — Сбежал наш Тимошка аккурат под Юрьев день. Рванул в лес — только и видели. Мужики после на охоту пошли — и сыскали его рубаху: драную и всю в крови. Стало быть, беглеца нашего волки съели. А нет тела — нет и дела.

— Знаете, Пантелей Никанорович, — я отодвинул листы и потер переносицу, как от приступа мигрени. — Что-то мне не везет нынче на интересные проблемы. Поэтому прошу вас, как самого сведущего и компетентного, выбрать для рассмотрения жалобу, достойную императорского посланника.

Хозяин облизнул губы и с неохотой пододвинул стопку к себе. Все происходящее напоминало игру в дурака, только вместо карт — чужие чаяния и надежды, от внимания к которым вполне могла зависеть чья-то судьба.

— Вы, Трофим Александрович, мне льстите, — бумага зашуршала в толстых усыпанных перстнями пальцах. — Не настолько я и сведущ, чтобы все челобитные наизусть помнить. Надо бы их снова пересмотреть, перечитать — а то нехорошо получится, ежели я снова передам вам неугодное прошение. Давайте знаете как поступим — отобедайте, отдохните, а вечерком получите все, что нужно.

Старый хрыч только об отдыхе да обедах и думает, и пытается и меня всеми возможными способами отвлечь от работы. Что еще раз убедило в необходимости расследования — тот, кому нечего скрывать, и юлить не станет. И чтобы в отместку позлить помещика, я решил немного поиграть в народного героя.

— А давайте вот как поступим, — хлопнул по коленкам и бодро выпрямился. — К черту эти писульки — там половина, наверное, на пару лет устарела. Кто-то помер, кто-то сбежал — на кой все это время тратить, если можно опросить крестьян прямо здесь и сейчас.

Хозяин побледнел и приоткрыл рот, я же вышел на крыльцо и громко произнес:

— Слушайте сюда внимательно! Меня зовут Титов Трофим Александрович. Я прибыл к вам с проверкой по распоряжению самого императора. Вот моя грамота!

Высоко поднял бежевый бланк с гербовой печатью и повертел из стороны в сторону, чтобы увидел каждый. Однако крестьяне вопреки ожиданию не бросились с просьбами и предложениями, а разом опустились на колени и стукнулись лбами в землю — и мужики, и бабы, и даже дети. Я же, несмотря на очевидную неудачу, продолжил гнуть свою линию:

— Так, товарищи. Давайте вот без этого. Если есть какие жалобы — говорите сразу. А то уеду — и разбирайтесь сами.

Никто не поднял головы и не проронил ни слова. Впрочем, на что я надеялся — все эти ревизии не более чем фикция, а дворяне будут выгораживать друг друга до последнего. Если император и пошлет кого, то проверка закончится попойкой и развратом. Кого вообще волнует, что у холопов на уме: не мрут, вкалывают — и ладно. Сложно представить, какую жестокость принесет местный Ленин. Хотя, судя по затянувшемуся крепостничеству, вместо идейной революции вполне может вспыхнуть новая смута или пугачевщина, а это куда как страшнее.

— Видите, господин ревизор, — с издевкой протянул помещик. — Все у нас чин-чинарем. Образцово-показательное хозяйство.

— А ведь и правда, — я покачал головой и понурил плечи. — Вы простите меня, Пантелей Никанорович. Взъелся по беспреде… то есть, по недоразумению. Молодой, горячий — а тут от самого императора задание. Вот захотел выслужиться. Так что вы не серчайте, бога ради. Напишу вам самую лучшую характеристику.

— Что же… — старик заметно расслабился. — Раз такое дело, то может тяпнем на посошок? За успешное, так сказать, разрешение.

— Это я только за. Коль миссия выполнена — то и сдерживаться нужды нет. С превеликим удовольствием отведаю вам эликсир.

Пить особо не люблю, но за обедом нажрался, как последняя свинья. Плюс подключил капельку актерского таланта (на первом курсе играл в КВН), промычал пару баллад «Арии», перевернул миску с квашеной капустой, а под конец упал под стол и захрапел на всю усадьбу. Советом наиболее трезвых представителей было принято решение о моей полной нетранспортабельности и как следствие — вынужденной ночевке. Барин и сам надрался до зеленых чертей и лишь махнул рукой — делайте, что хотите. Служанка подхватила мою тушку на руки, точно ребенка, и отнесла на второй этаж, где я проспался до полуночи и очнулся с жуткими тошнотой и головокружением. Однако мучения определенно того стоили.

— Карина? — позвал тихонько, ища в темноте алые огоньки.

— Да, ваше сиятельство, — в голосе смешались ирония, насмешка и капелька презрения. — Как вы себя чувствуете?

В потемках добрался до умывального тазика и припал к теплой воде, после чего сунул туда голову.

— Теперь лучше. Разреши пару нескромных вопросов, прежде чем я продолжу.

— Удивительно, — горничная сверкнула клыками. — Думала, будете приставать спьяну, а вы, гляжу, охочи до интима с бодуна.

— Я вообще не об этом. Давай так — я спрашиваю, ты отвечаешь: да или нет. Договорились?

— Да, господин.

— Без господинов. Итак, ты вампир, а значит, умеешь превращаться в летучую мышь, так?

— Нет.

— Растворяться во тьме?

Девушка ответила не сразу:

— Да.

— Становиться невидимой?

— Отчасти.

— Отводить взгляд?

— Да.

— Передвигаться бесшумно?

— Да.

— Просачиваться сквозь щели?

— Нет.

— Жалко. Вскрывать замки?

— К чему вы клоните, ваша светлость?

— К тому, что ты отправишься на разведку. Я хочу знать, что происходит в усадьбе и куда водят селянок.

— Скорее всего, в баню. Или в спальню. Может, перед этим их порют розгами и заставляют ходить голышом на четвереньках. У многих помещиков едет крыша на теме садизма — если бабу не помучают, то и срамной уд в готовность не придет. Какая вам разница? На чем вы хотите поймать старика? На том, чем промышляет каждый второй?

— Ну, конечно, — всплеснул руками. — Побоев нет — а девчонки неделю еле ноги переставляют. Ничего подозрительного, как же.

— Трофим… — спутница протяжно и с намеком выдохнула. — Я понимаю ваше желание победить на отборе, но позвольте кое-что вам сказать, как человеку, вызывающему зачатки симпатии. Вы роете не в том месте. И ничего здесь не найдете. А вот если вас раскроют — могут возникнуть проблемы.

— Хорошо. Если я ошибаюсь, то готов понести наказание по всей строгости закона. Можешь ни о чем не волноваться — всю вину возьму на себя.

Новый вздох.

— Карина, пожалуйста. Плевать мне на отбор — я не смогу нормально спать, если уеду, а после вскроется, что Парамонов — местная разновидность Батори и Салтычихи и пьет людскую кровь в прямом смысле.

Полминуты тишины — и резкий скрип кресла. Служанка встала и подошла ко мне так близко, что я невольно отшатнулся.

— Как вам будет угодно, господин, — подсвеченные луной очертания размылись и подернулись мглой, а спутница превратилась в косматую тень с красными точками на уровне глаз. — Ждите здесь и никому не открывайте.

Она бесшумно удалилась, а я выпил еще воды и прилег на кровать в попытке унять тошноту. Не знаю, сколько времени прошло, но успел вздремнуть, а очнулся от приглушенного щелчка и сдавленного крика. За окном брезжил рассвет, и первая мысль — кто-то что-то уронил себе на ногу, ничего страшного. Однако служанка долго не возвращалась, и в душу закралась тревога — уж не нашла ли она нечто такое, за что ее решили подстрелить.

Я не знал, много ли шансов у человека против вампира, но серебряная пуля вполне могла убить последнего. На всякий случай распластался на полу и приложил ухо к холодной дощечке паркета. Поначалу расслышал только скрип половиц, а затем сквозь толщу перекрытий пробились тяжелые шаги и сердитые голоса. И с каждым ударом сердца шум нарастал — несколько человек в спешке приближались, о чем-то переговариваясь.

Во рту пересохло еще сильнее, хотя и так хоть песком плюй, в затылке закололо, а мотор пустился в галоп. Происходящее мне совершенно не нравилось — если барин велел избавиться от свидетелей, у меня крайне мало шансов спастись. Разве что выбраться через окно и угнать лошадь, но далеко ли успею уйти, прежде чем меня — единожды побывавшего на конной экскурсии — настигнут люди, выросшие в седле. И Карину бросать нельзя — все-таки это я послал ее на задание, и вся ответственность на моих плечах.

— Дерьмо… — дрожащей рукой смахнул липкий пот и выглянул в коридор. — Демьян! Ты тут?

— Что-то случилось, ваше сиятельство? — черная тень отлипла от стены и превратилась в знакомую фигуру в плаще.

— Еще не знаю. Посмотри, кто там идет — только осторожнее.

— Зачем смотреть? Идут секретарь и конюх. От первого смердит дешевым одеколоном, а второго и за десять верст почую.

Скрип и топот на лестнице усилились, а по стене скользнул тусклый свет керосиновой лампы. Вскоре на пролет вышел тщедушный писарь, а за ним — хмурый бородатый детина в картузе. Первый смотрел с ледяным презрением, второй — с неприкрытой ненавистью. Телохранитель тоже заметил неладное и пружинистой походкой встал передо мной. Пригнулся, утробно зарычал, а ногти на пальцах вытянулись и заострились в орлиные когти.

И в этот миг грянул выстрел — судя по звуку, пальнули со стены. Пуля пробила окно в коридоре, и голова вампира разлетелась, как яйцо в микроволновке. Куски мозгов и осколки черепа с шипением брызнули на стену, я же в ужасе отпрянул, и только прижатая к животу ладонь уберегла от потока желчной рвоты.

Я пятился, пока не наткнулся на кресло и не грохнулся на задницу. Секретарь меж тем передал лампу конюху и достал из-за пазухи тяжеленный посеребренный кольт с выгравированными на стволе молитвами и крестами на костяных накладках рукояти.

— Зря вы все это затеяли, — писарь точно фокусник извлек надушенный платочек и смахнул алую каплю со щеки. — Подбросили нам работки — ничего не скажешь.

— Что с Кариной?

— Ох… — очкарик расплылся в гаденькой улыбке, а мужик сплюнул с таким отвращением, точно застал меня за соитием с любимой кобылицей. — Поперек себя об этой нечисти волнуетесь, да? Правду говорят — кто с упырями якшается, тот сам хуже упыря. То-то наши девки вам уже не милы, а водка в пасть не лезет, коль эту клыкастую тварь испробовал, да кровушки человечьей вкусил.

— Кончайте его, ваше благородие. Нечего с этой поганью лясы точить.

— Цыц, — писарь поднял револьвер, с трудом удерживая такую тяжесть на вытянутой руке. — Мне просто любопытно, правду ли говорят, что бабы вампирские трахаются так, что потом три дня бревном лежишь.

Я заслонился ладонью и судорожно сглотнул, смотря на убийцу сквозь трясущиеся пальцы.

— Впрочем, чего гадать? Скоро мы пустим рыжую сучку по кругу, а затем посадим на кол — и сожжем.

Не знаю, что на меня нашло в тот момент. То ли страх за свою жизнь, то ли жажда мести за служанку, ведь к ней, признаться честно, тоже испытывал определенную симпатию. То ли обостренное чувство справедливости из-за мучений ни в чем неповинных холопов, которым и так выпала незавидная доля. То ли все сразу и одновременно — так или иначе, сжавшаяся от ужаса душа взорвалась праведным гневом и ринулась по жилам, наполняя тело колдовской силой. Небывалое воодушевление смыло остатки страха, и луч золотого огня ударил из ладони, попав ублюдку прямо в глаза. Похоже, линзы очков усилили свет, секретарь выбросил оружие, обхватил лицо и закрутился волчком, истошно вереща.

Я кинулся к револьверу, но конюх оказался быстрее — отбросил ствол ногой и могучим ударом под дых посадил меня на задницу. И пока я пытался вспомнить, как дышать, повалил на живот, придавил коленом и достал из-за голенища нагайку. Накинул канат на шею, обмотал вокруг рукояти и провернул, как вентиль, сдавив горло тисками.

Страх тут же вернулся, а вместе с ним пришла агония. Воздуха в легких почти не осталось после удара, вокруг заплясали радужные пятна, а пульс в висках застучал отбойным молотком. Внутри все горело, мышцы трясло от бешеного напора адреналина, но сколь я не пытался, так и не смог нацелить на мучителя ладонь.

Оставалось лишь хрипеть в ожидании неминуемой гибели, и все же я не привык так просто сдаваться. Бегло осмотревшись в поисках спасения, заметил небольшое зеркало рядом с тазом для умывания. Ни медля ни секунды, навелся на блестящую гладь и выпустил весь накопленный заряд. Попасть в цель удалось не сразу, но вскоре отраженный поток скользнул по врагу, и тот завалился на бок, рыча и воя, как раненый медведь.

Я же избавился от петли и пополз к револьверу, и всего за шаг до цели конюх схватил за ноги и перевернул на спину. И мне стоило больших усилий не блевануть, когда увидел обожженную, как у Харви Дента рожу с лопнувшими вытаращенными глазами, черной коркой и спекшимися губами, почти не скрывающими редкие гнилые зубы.

— Тва-а-а-арь!! — не своим голосом возопил мужик и протянул скрюченные пальцы, чтобы закончить начатое.

К нему на помощь уже спешил секретарь, подслеповато щурясь и ориентируясь на звук. Поиски закончились тем, что хмырь столкнул со стола лампу, и растекшийся в углу керосин мгновенно полыхнул. Пламя перекинулось на кровать и занавески, а комнату затянуло удушливым дымом. И если не покончить с врагами прямо сейчас, огонь сожрет и правых, и виноватых.

Я лягнул урода в нос, и пока тот корчился в кровавых соплях, дотянулся до кольта и обеими руками направил на цель. Помедлил с выстрелом — не так-то просто вчерашнему студенту забрать чужую жизнь, но тут громила в который раз потянул к шее клешни, и я спустил курок.

А далее случилось нечто неожиданное. Старославянские письмена на серебре вспыхнули точно вязь на кольце всевластия — одно за другим, от барабана до мушки, и дульный срез изрыгнул не пулю, а ослепительный золотой шар. Волшебный снаряд прожег в груди конюха дыру, куда бы кулак пролез без смазки, верзила завалился набок, дернулся пару раз и затих.

Писарь же ничего не видел, но обо всем догадался по звуку. И бросился наутек, но ошибся направлением и вместо двери наступил на горящую лужу. Запрыгал, заплясал, пытаясь потушить пламя хлопками, но с тем же успехом можно попробовать потушить напалм обычной водой. Огонь поднимался все выше, вопли становились все громче, и я избавил бедолагу от страданий выстрелом в сердце. Особой вины и раскаяния не ощутил, ведь он убил бы меня без каких-либо сожалений. И быть может кровь Карины тоже на его руках, так что пошел этот урод к черту, где ему самое место.

Я встал, опираясь на здоровенную пушку, и выбрался из горящей спальни. Спустился на первый этаж, в бессилье привалился плечом к стене и только потом согнулся в приступе рвоты. Снаружи голосили бабы, звенел набат, а кольцо вооруженных наемников стремительно сужалось. Расслабляться и жалеть себя некогда — битва только начиналась.