Глава пятая.
Такэда стоял на коленях возле родника, набирал в кусок бамбукового ствола воду. Отпив немного, дополнил емкость до краев и понес туда, где ждал его Сано.
Капрал сидел на земле, облокотившись спиной на дерево. Дышал тяжело и прерывисто. Изрезанная рука прижимала рану на животе.
— Возьми, — Такэда протянул капралу сосуд с водой.
Хлебнув воды пересохшими губами, он пробормотал:
— Мне… мне уже лучше.
— Давай, я тебе помогу. Лагерь уже близко… — насчет расстояния лейтенант лукавил — обстановка обязывала.
— Осаму, у тебя ведь остались гранаты. — Сано говорил тихо, но уверенно. — Какой смысл в лагерь… идти? Ты сам видишь… Мы ведь недалеко от деревни. Там должен быть полицейский участок. Посмотри… на карте… там должен быть… Помоги мне туда дойти, а там я сам смогу…
Тягостно лейтенанту было слышать эти слова. Но возражать не стал.
Тем временем Одзава в ожидании возвращения командира с капралом не находил себе места. Мысль о сдаче американским властям долго зревшая, наконец дождалась своего часа. Больше суток от лейтенанта никаких вестей. Значит они погибли или пропали. В таком случае, мне здесь тоже нечего делать — мыслил Одзава, набивая вещмешок съестными припасами. Окинув прощальным взглядом землянку, он подошел к плакату и что-то начертал на нем карандашом.
Шел Одзава кратчайшим путем до ближайшего населенного пункта. Так, по крайней мере ему казалось. После нескольких часов тщетных блужданий, ноги бойца стали подкашиваться. И он решил передохнуть.
Кусок сушеной рыбы, глоток дождевой воды и Одзава почувствовал себя намного лучше. Приятно осознавать, что в этот момент ты сам себе хозяин. Никто больше не погонит тебя на очередное задание. И не надо бояться шальной пули. Лейтенанту все равно: погибнут его люди или нет. Он ни свою жизнь не ценит, ни чужую… То, что Мацусима спас всех — большое везенье для нас и позор для лейтенанта.
В самом деле, то, что мы тогда напоролись на американский патруль — вина командира. Он должен был это предвидеть. Но разве он в этом когда-нибудь признается?
Никто ничего толком и не понял… Эти двое — лейтенант с капралом — готовили растяжку и всё шутили: какой замечательный получился подарок американцам на Рождество. Как американцы смогли подойти так бесшумно?.. Хорошо — Мацусима держался в стороне и вовремя заметил опасность. Сколько лет прошло, а до сих пор перед глазами та же картина: солдат с карабином на взводе. Видно, что в плен брать не будет. И тут: выстрел — боли нет и непонятно то ли американец промазал, то ли уже всё…
Оказалось — Мацусима его уложил…
А год спустя Мацусима сам слег в лихорадке. Я ему предложил добровольно сдаться. Он конечно же был против. Ещё бы! Как он мог вести себя иначе перед командиром! Такэда тут же рассвирепел… А за что? За то, что хотелось спасти того, кто спас всех. Если бы Такэда приказал сдаться — Мацусима бы выжил. Это ясно…
Уже к вечеру Одзава вышел на злополучную переправу, ту самую, на которой его чуть не подстрелили. Постояв немного возле обрыва, он вознамерился было штурмовать преграду. Однако, постояв немного, передумал. И к тому же, зачем рисковать, если еда в рюкзаке еще есть, а командира больше нет и не будет. Вот она, свобода! От американцев теплого приема ждать не стоит. Оно и понятно. Будут допросы разные: из какого подразделения, где и с кем воевал. Но они же не звери. Говорили, что к пленным относятся нормально. Конечно, сначала поместят в лагерь для военнопленных, а там как-нибудь всё уладится и можно уже подумать о возвращении домой. Такие мысли лелеял в своей голове Одзава, шагая вдоль обрыва, вниз по течению, в поиске более безопасной дороги.
Перед самым заходом солнца он доплелся до пологого берега, здесь река сужала своё русло настолько, что представлялась весьма удобной для форсирования. Одзава снял с себя китель и ботинки, затолкал их в рюкзак и подняв свои пожитки над головой, ступил в воду.
Успешно сопротивляясь быстрому течению, боец шел по твердому дну шаг за шагом всё ближе и ближе к противоположному берегу. Но тут везенье дало осечку. Дно оказалось с провалом. Лишившись точки опоры, Одзава оказался в бурлящем потоке и его понесло туда, откуда доносился рокот водопада.
***
Какой-то местный мальчишка с обезумившими глазами мчался во весь опор из леса в родную деревню. Добравшись до своего дома, где хозяйка готовила еду, он, словно ошпаренный заголосил:
— Там… возле реки человек… он меня схватить хотел… я его видел. Он там, он гнался за мной!
— Какой человек? Где? — переспросила мать.
— Не знаю… он сюда идет…
На крик из хижины вышел отец; простоватый на лицо с полусонными глазами.
— Что случилось? Кто идет?
— Там… человек… — выдохнул мальчуган.
И он не врал. Из леса к людям вышло тело в рваных штанах и босиком. Глава семейства смекнул, что это существо не из местных и пошел ему навстречу. Соседи сперва наблюдали за происходящем со стороны. Но постепенно чужак собрал вокруг себя толпу любопытствующих из нескольких мужчин, одной женщины с ребенком на руках и двоих подростков. Он молча смотрел то на одного, то на другого каким-то странным рассеянным взглядом.
— Тебе кого надо? — спросил на тагальском отец перепуганного мальчишки.
— Я америкацу хосю здавайся! Хоросё? — прокорявил на английском пришелец и в подтверждении своих слов демонстративно поднял руки вверх. Это был Одзава.
***
Ирмос заполнял бумаги у себя в кабинете. Заниматься писаниной он не любил. Подобная рутина вызывала у лейтенанта тошноту, и чтоб заглушить её, он достал флягу и плеснул себе в рот порцию горячительного. Но вернуться к бумагам лейтенанту было не суждено — на улице возник какой-то непонятный шум.
— Сержант! — крикнул Ирмос, разглядывая деревенскую толпу под окнами.
Акино тотчас явился на порог.
— Узнай по какому случаю возле полиции народу больше, чем людей!
Сержант исчез. И, обернувшись через минуту, доложил:
— Японца поймали!
— Кого?! — удивился лейтенант. — Что за бред!?
— Самурая поймали! — настаивал Акино, не скрывая волнения. — Живого!… Ребята из деревни его связали и сюда приволокли.
— Что бы там ни было, — с долей скептицизма произнес лейтенант, — тащи это сюда, разберемся…
В кабинет ввалились несколько парней и с нескрываемой гордостью предъявили шерифу пленного японца. Из одежды на Одзаве по-прежнему были только рваные солдатские штаны. Однако сердобольные рыбаки добавили японцу один аксессуар — веревку с палец толщиной, коей связали несчастному руки до локтей. Так, на всякий непредвиденный случай…
Лейтенант созерцал всю эту панораму в полном недоумении. Но тут из толпы выдвинулся щуплый мужичонка низенького роста, неопределенного возраста и, ткнув указательным пальцев в Одзаву заявил:
— Господин лейтенант, это он чуть не убил сына Диего!
— Да… да… Это верно, это он! — подхватили остальные.
— Он гнался за ним, стало быть хотел убить, — продолжил щуплый. — Но мы, то есть я и вот ещё ребята со мною, мы, стало быть, все обезвредили его…
— Who are you? — спросил лейтенант у Одзавы.
— Я рядовой японской армии, — ответил тот на родном языке.
— О! — воскликнул Щуплый. — Слышали? Все слышали? Я вам что и говорю, это самурай! Настоящий! Японский! Что б ему пусто было!
— Парни! — крикнул Ирмос, поскольку желающих посмотреть на живую диковинку было слишком много. — Вы проявили бдительность! Это похвально! А теперь ступайте по домам! Дальше уже наша работа.
Люди стали покидать кабинет. В то же время возле полицейского участка собралась почти вся деревня. Люди активно обсуждали судьбу японского солдата. Кто-то говорил, дескать, таких надо расстреливать. Иные утверждали, что японца надо предать суду.
— Какому суду? — вклинился в дебаты Щуплый. — Причем тут суд? И так всё яснее ясного. Пусть сначала всех остальных сдаст. Покажет в каких норах они прячутся! Сколько их там в лесу ещё осталось! А вот когда их возьмут — можно всех разом и расстрелять!
— Тут надобно по закону… Слышал я, что человек добровольно сдавшийся властям, может рассчитывать на снисхождение… — осторожно высказал свое мнение отец мальчугана.
— Я что-то не пойму, Диего, ты что спятил или издеваешься над всеми нами, а? — взвинтился Щуплый не на шутку. — Эта обезьяна чуть сына твоего до смерти не зарубила.
— У него меча при себе не было, ты сам видел — он же голый пришел…
— Да он бы его зубами загрыз! Знаешь, какие они! А ты вспомни дядю своего сеньора Окампу. Что стало с его семьей, а? Японцы вырезали их всех: и жену и детей у него же на глазах. Хочешь, чтобы и тебе так же было? Нет? А тогда чё ты японцу в адвокаты набиваешься?!
— Да я просто так сказал… — начал оправдываться Диего. Но ему тут же заткнули рот.
— Он видите ли «просто так» сказал! — не унимался Щуплый. — По всей округе озверевшие самураи стаями ходят, а он «просто так» сказал!
Неизвестно, когда и чем бы всё это закончилось, не прояви сержант инициативу:
— Так, расходимся, расходимся. Не толпимся у входа, не мешайте работать!
Народ, неохотно повинуясь, продолжая ругаться меж собой, разбредался по своим делам.
