Лудингирра

Сергей Николаевич Фирсов, 2023

Шумерское царство после Великого потопа. Восстановление страны идет тяжело, обостряется борьба за власть. Чтобы объединить непокорные шумерские города, царь Утухенгаль решает воздвигнуть огромный храм на земле, принадлежащей Лудингирре, которого под ложным предлогом высылают к диким племенам амореев, заточивших его в шахтах. Но Лундигирра не может смириться с несправедливостью судьбы, а вернее богов, на службе у которых он оказался. Ему предстоит пройти путь от простого раба до воина, осмелившегося бросить вызов самим богам за право властвовать Шумерским царством.

Глава седьмая

После обеда жизнь Лудингирры вошла в свое обычное русло. Отдыхая на скамье у пруда, он бросал рыбкам ячменный хлеб и вспомнил, что сегодня до зари должен был прийти его корабль с медью из Дильмуна. И поскольку он опаздывал, Лудингирра мысленно сетовал на судьбу, что послала ему столь суровую пытку — томительное ожидание.

Еще он думал в каком одеянии следует принять смотрителя корабля и как с ним следует держаться, дабы не потерять в его глазах уважение — стоит ли надеть на себя побольше дорогих украшений.

Последнее время Лудингирре стало казаться, что слуги относятся к нему без должного почтения. Не слишком ли он мягок с ними? Может надо построже? Эннам, который только что мелькнул в саду, бросил на хозяина взгляд в котором Лудингирра прочел снисхождение. «А что, если и он не считает меня благородным мужем?» — думалось Лудингирре. Все эти мысли шли по кругу и круг этот все сужался и сужался, пока наконец Лудингирра не рявкнул: «Проклятье на мою голову!»

Решив, что задержка прибытия меди в порт Эреду хороший повод показать свой характер, Лудингирра уже подбирал слова, чтобы выразить свой гнев смотрителю, но… вошел Эннам и сообщил:

— Мой господин, ваш корабль благополучно прибыл в порт еще до рассвета. В пути смотритель захворал и не смог лично доложить.

— Ты был на пристани?

— Да, мой господин, поднялся на борт и видел груз собственными глазами.

— Хорошо. Что-то еще? — спросил Лудингирра, поскольку Эннам уходить не собирался.

— Во время трапезы приходил гонец. Завтра во дворце будет Великий совет.

— Прекрасно! — рявкнул Лудингирра. — А почему я об этом узнаю последним?!

Эннам промолчал.

— Кто за это должен ответить, а?

Лудингирра почувствовал, как негодование подступает ему к горлу. Еще немного и оно бы вылилось на верного слугу в самых оскорбительных выражениях. Но поскольку в доме была Дамгула — при ней скандалить не хотелось — Эннам был помилован.

Такое количество почетных гостей со всего Киэнгира в царском дворце давно не собиралось. Лудингирра толкался меж ними, слушая обрывки разговоров, пытаясь понять, о чем пойдет речь. Энси сами толком ничего не знали и обсуждали свои личные вопросы. Кто-то радовался тому, что из-за засухи взлетели цены на ячмень и хвастался тем что заблаговременно сделал приличный запас, кто-то, захлебываясь от счастья рассказывал, как прикупил себе у амореев несколько симпатичных рабынь, иные искали себе компаньонов для закупки пряностей, интересуясь, во что обойдется снарядить корабль.

Лудингирра ходил среди придворных и чем дальше — тем сильнее он убеждался в том, что все-таки надо было надеть еще два перстня и золотой браслет дабы выглядеть более значимым. А то вон те двое, что о пряностях пекутся смотрят на меня как на простолюдина, даже хуже — как на осла. Осла простолюдина. Кто это вообще такие и почему, интересно, считают себя выше остальных?

В зале Великого собрания те же разговоры, что и в коридорах, только полушёпотом. И вдруг все стихло — появился Утухенгаль. И появился неожиданно безо всяких церемоний… Он прошелся вдоль первого ряда полукруглых скамей и тихо произнес три слова:

— Мне было видение.

Лица присутствующих застыли и в полной тишине на задних рядах будто ветер прошелестел: «Неужели грядет новый потоп…»

— Киэнгир постигнет испытание страшнее, чем наводнение. — огласил царь. — Грядет великая смута. Брат поднимет руку на брата. Прольется кровь, и кто не станет палачом — станет жертвой. И не будет тех, кто останется в стороне. Поля ячменные покроет песок. Врата городов будут лежать в пыли. Плач и стоны вдов и матерей в святилищах вместо хвалебных гимнов богам. Лишь амореи возрадуются. Они придут с гор, чтобы захватить нашу страну, чтобы надругаться над мертвыми и в рабство обратить живых. И вы, сидящие здесь — голод будет вашей пищей и кандалы вашим одеянием. Так сказали боги. И так будет. И если есть среди вас те, кто ныне уповает на спасение, знайте: начнутся бедствия и лишь смерти будете жаждать; в ней узрите спасение свое. Ибо сыны Киэнгира позабыли, что должны служить богам и в этом есть предназначенье их. Пришло время… напомнить…

Снова по залу прошелся шепот: «… видно Лагаш смуту затевает…»

— Боги открыли мне свою волю. — продолжил Утухенгаль. — Храм, величию которого нет равных должен быть воздвигнут на Идиглате у Черных врат. Только он спасет народ Киэнгира и даст мир и процветание.

Из всего сказанного Лудингирра для себя отметил два слова: «Черные врата». Он хорошо знал весь путь по Идиглату, ибо часто ходил с отцом на корабле и то место, о котором говорил Утухенгаль — самый узкий участок реки. Скалы там были черного цвета потому оно заслужило такое название.

Как-то давно, когда Тимахта говорил со своим сыном о наследстве, он упомянул Черные врата. По его словам, задолго до потопа, на этом месте не было никаких скал, а была плодородная долина и небольшое селение в ней, где жили черноголовые и амореи, жили в мире и согласии. Владели этим селением предки Лудингирры. Что случилось потом, и почему цветущая долина по обеим сторонам Идиглата вдруг исчезла — Тимахта толком объяснить не мог. Говорил, мол, боги забрали эту землю, и затопив ее, возвели скалы, а потом ушли. Скалы со временем покрылись песком и место это оказалось непригодным для жизни.

Так ли было на самом деле или это всего лишь семейное предание — теперь сказать трудно. Но если память Лудингирре не изменяет в доме должен сохраниться документ на право владения этим участком.

А в зале, тем временем, уважаемые старейшины напрягая свои извилины изо всех сил пытались понять слова своего царя и что скрывается за ними.

— Так повелели боги и так будет. — закончил свою речь Утухенгаль.

После царя слово взял Ургула.

— Дабы не испытывать терпение богов, строительство будет начато немедленно…

Далее он говорил про то, сколько рабочих должен предоставить каждый город для возведения храма и какую сумму пожертвовать на материалы. Лудингирра слушал вполуха, соображая сколько серебра затребовать из казны за эту землю, лишь изредка примечая весьма изумленные лица уважаемых людей Киэнгира. Мучал его один вопрос: почему царь, зная, что эта земля принадлежала предку Тимахты умолчал об этом. Может он забыл, а может решил если там никто теперь не живет, значит она является собственностью казны?

По окончании Великого совета, когда все стали расходиться, Лудингирра подошел к Ургуле с вопросом:

— Полагаю царю известно, что земля у Черных врат издревле принадлежала моему роду?

— Царю многое известно. — прищурил глаза Ургула.

— Значит мне за эту землю полагается плата. Не так ли?

Ургула промолчал.

— Какова будет цена и как скоро я смогу получить ее?

— Твои слова я передам царю. — ответил смотритель царской казны. На том разговор и закончился — Ургула спешно ушел в дворцовые покои, оставив Лудингирру в состоянии неопределенности среди опустевшего зала.

Уже дома Лудингирра вспоминая свой разговор, решил: «Видимо Ургула подумал, что я, усмотрев важность строительства, собираюсь много запросить за этот участок. Что если он превратно меня понял? Что он скажет царю, и как Утухенгаль поступит в таком случае? Не хотелось бы навлечь на себя царский гнев… Но с другой стороны — продешевить — тоже глупо…»

В одной из комнат в плетеном сундуке Лудингирра нашел табличку в которой право распоряжаться землями Верхнего Идиглата принадлежало деду, а от него переходило к Тимахте по смерти которого владельцем этих земель становится сын его…

— Отец, что это у тебя? — поинтересовался Нинмар.

— То, что сможет меня и тебя сделать очень — очень счастливыми… или несчастными… — ответил Лудингирра и сам удивился своим словам.

******

Ранним утром в дом Лудингирры постучали. Дверь открыла служанка Дамгулы. На пороге оказались три хорошо вооруженных военных и сообщили, что хозяину дома надлежит немедленно прибыть во дворец.

Лудингирра еще не успел проснуться, а уже шагал в сопровождении царской охраны, оставив дома не на шутку встревоженную Дамгулу и спящего сына.

— Почему за мной прислали военных вместо посыльного? — спросил Лудингирра и получил весьма лаконичный ответ:

— Такой был приказ.

В зале для приемов Лудингирру поджидал смотритель казны.

— Я передал твои слова царю. — сказал Ургула. — И ты получишь плату за ту землю, что принадлежит твоей семье. Но сначала тебе следует снарядить свой корабль и отправиться за диоритом к амореям. Таков приказ Утухенгаля. Без этого камня храм не построить. А храм будет огромным и камня много потребуется. По возвращении тебе выдадут серебро.

— К амореям? За диоритом? — не поверил своим ушам Лудингирра. — Но их вождь враждует с нами!

— Вражды больше нет. Утухенгаль смог договориться с ним. Торговать лучше, чем воевать, не так ли? Доставишь первую партию лично, а там уж дело само пойдет. Тебе опасаться нечего. Плата за камень — караван с зерном уже вышел из Урука. И дабы исключить недоразумения, тебе надо поставить корабли под загрузку раньше, чем прибудет караван. Камень для храма — сам знаешь — добротный нужен, что амореи в этом смыслят? Загрузят что попало, а плату возьмут… Какой потом с них спрос. Поэтому со сборами поторопись. Такова воля царя.

Слова Ургулы показались Лудингирре убедительными. И все же недостаточно для того, чтобы начисто прогнать сомнения… Но устыдившись собственного страха, Лудингирра не подал и вида.

Дома Лудингирра поделился с Эннамом тем, что услышал во дворце от Ургулы. Верный слуга выслушал спокойно и так же спокойно задал вопрос:

— Мой господин не находит странным, что ещё не возвели основание, а уже закупают диорит?

— Храм большой и камня много потребуется. — оправдывал Лудингирра волю царя. — Послушай, ты ведь сам аморей, знаешь их обычаи…

— Мой господин, все что я знаю о своем племени — знаю со слов моей матери… Их язык для меня чужой. И я не помню земли, где был рожден.

— И тем не менее я хочу взять тебя с собой.

— Мой долг служить моему господину где бы он ни пожелал.

— Распорядись, чтобы корабль готовили к отплытию.

После того как Эннам ушел на пристань, Лудингирра еще раз вспомнил слова царского казначея. И чем яснее припоминались детали разговора, тем больше сомнений закрадывалось в сердце. «А что если Ургула не говорил насчет платы за землю с царем? Почему сам Утухенгаль лично со мной не встретился? Или Ургула часть платы хочет забрать себе? И вся эта спешка… к чему?»

Лудингирра ходил вокруг скамьи, отделенной от остального сада стеной густого плюща. Прошелестела листва… Лудингирра решил разузнать кто может там прятаться.

Увидев испуганное лицо собственной жены, он и сам встревожился.

— Ты? Ты что здесь делаешь?

— Я… я случайно слышала ваш разговор и… — выдавила из себя Дамгула и осеклась.

— И — что?

— Действительно странно…

— Что именно?

— Что тебя Ургула посылает к амореям.

— Успокойся. — Лудингирра обнял жену за плечи. — Ургула здесь не при чем — это распоряжение царя, а к тому же…

— Знаешь! — Дамгула резко прервала рассуждения мужа. — Может тебе не следует отправляться к амореям?

Чрезвычайно резкий тон собственной жены изумил Лудингирру.

— Ты что такое говоришь?

Дамгула отвела взор в сторону.

— Почему ты молчишь? — допытывался Лудингирра. — Ты что-то знаешь и не хочешь мне говорить?

— Просто… я… Просто я не хочу оставаться здесь одна. Мне страшно.

— Тебе нечего здесь бояться. Ты же в своем доме.

Дамгула ничего не ответила.

— Может ты не здорова? Послать за лекарем? — спросил Лудингирра и сам не поверил в целесообразность этого действия.

Дамгула немного успокоилась или только сделала вид:

— Да, ты, наверное, прав… Мне что-то нехорошо…

В ночь перед отплытием Лудингирра долго не мог заснуть. Он ходил по саду, пытаясь представить себе, что его ждет в аморейских землях. Не спалось и Нинмару. Он пришел, прижимая к себе мягкий валик на котором обычно спал, устроился радом с отцом на скамье и спросил:

— Ты скоро вернешься?

— Скоро, конечно скоро.

— Маме плохо сегодня целый день… Почему?

— Ничего, пройдет… — Лудингирра и сам чувствовал себя не лучшим образом.

— Ты меня возьмешь с собой?

— Не в этот раз. — вздохнул отец.

— Ну почему? — возмутился Нинмар. — Тебя отец брал с собой, а ты меня — не берешь! Мне скучно здесь. Шибкини помогает своему отцу! И я хочу тоже…

— Не торопись взрослеть, сынок. Когда-нибудь придет и твой час.

— Скорей бы. — вздохнул Нинмар.

Корабль тихо покачивался на мутных водах Идиглата, поскрипывали снасти, Эннам отдавал приказы работникам, а Лудингирра с палубы смотрел на Дамгулу и Нинмара, смотрел и чувствовал, что видит их в последний раз.

До самого полудня шли на веслах, потом на попутный ветер поставили парус и корабль стал двигаться быстрее. И как только Эреду скрылся из вида, внутри Лудингирры что-то кольнуло: «Остановись!»

— Эннам! — крикнул он.

— Да, мой господин.

— С кораблем все в порядке?

Эннама такой вопрос озадачил.

— Вроде все… — развел руками верный слуга. — Если ветер не стихнет — наберем хороший ход… Моего господина что-то тревожит?

— Расскажи, что ты знаешь об этих людях. С ними можно договориться?

Эннам попытался угадать что хочет услышать его хозяин и никак не мог придумать ему ответ.

Распрощавшись со своим благоверным, Дамгула отправила сына домой, а сама решила сходить в храм и принести жертву. На рынке подошла к пузатой торговке, что сидела на своем стуле словно туча и продавала разные масла и благовония.

— Чего желает благородная госпожа? — оживилась туча.

— Храмовое масло… один кувшин.

— Желаешь поменьше или побольше?

— Вон тот, самый большой…

Пока осчастливленная туча доставала самый большой и самый дорогой кувшин с маслом, Дамгула заметила одного очень неприятного типа, что вертелся тут же возле прилавка. У этого типа была густая короткая борода и шрам через все лицо. Кажется, она его где-то уже встречала. «Пристань!» — осенило ее. — «Он шел за мной от самой пристани!» Испугавшись собственной догадки, забирая кувшин, Дамгула тайком бросила взгляд в его сторону. Тип со шрамом был все еще здесь и делал вид что рассматривает глиняную посуду на соседнем прилавке.

«Кажется, он понял, что я его заметила…» — Дамгула быстрым шагом направилась прочь с рынка. В какой-то момент она подумала, что лучше ей пойти домой и с этой мыслью оглянулась — человека со шрамом она не увидела. Успокоившись, она решила все же пойти в храм и попросить у Энлиля скорого и благополучного возвращения мужа домой.

Внутри храма не было ни души. Ни прихожан, ни жрецов. Даже ворчливый служитель — и тот куда-то подевался. Тихо и темно… На полу валялась корзина с фруктами и разбитый кувшин с жертвенным вином…

Дамгула прошла в гипар¹⁵ и сделала подношение. Страх заставил ее отказаться от молитвы, и она направилась к выходу, но путь ей преградили.

— Где еще можно застать набожную жену, после проводов благоверного? — голос Ургулы звучал особенно спокойно. Он был уверен в том, что теперь он добьется своей цели.

— Тебе мало твоих потаскух?! Уходи! Или я позову на помощь!

На это казначей лишь посмеялся от души.

— Может ты и не заметила, но здесь никого нет. — Ургула вцепился ей в руку выше локтя, но она вырвалась, схватила с жертвенного стола нож и крикнула:

— Не подходи! Клянусь, я убью тебя…

Ургулу это не испугало:

— Тебе не справиться со мной. И ты это знаешь.

— Тогда я убью себя. Тебя возбуждает окровавленное тело?

Ургула понадеялся на то, что сможет вырвать из рук женщины оружие. Он уже сделал шаг вперед, но Дамгула поднесла нож к собственной шее и несколько капель крови обагрили метал.

Тут заскрипели храмовые ворота и несколько человек вошли внутрь. Ургуле пришлось отказаться от своих планов. Он отступил и прошипел:

— Сегодня ты победила. Но так будет не всегда. От сердца говорю тебе: отныне твоя жизнь будет хуже, чем у самой подлой рабыни, ты забудешь о своем благородстве, и сама приползешь ко мне на коленях…

— Я никогда не стану твоей рабыней!

— Посмотрим!

Ургула вышел из гипара, и встретился лицом к лицу с Энасиром и его людьми.

— Надеюсь, достопочтенный казначей уже закончил свою утреннюю молитву? — слова начальника городской стражи были наполнены ненавистью до самых краев.

— А тебе что за дело?

— Не хотелось бы возносить хвалу богам под собачий лай!

Ургула не нашел достойного ответа — дернул челюстью и вышел вон.

А Дамгула стояла с ножом и долго не решалась выпустить его из рук. Только когда в храм зашли и другие посетители, Дамгула вышла в зал. Разорванная туника лишь едва прикрывала ее наготу. И в таком виде тяжело дыша, она пронеслась мимо изумленных Энасира, его людей и остальных молящихся.

Один из мужчин, что пришел в храм с супругой столь жадным взглядом проводил Дамгулу, особенно ее полуобнаженную грудь, что супружница не выдержала и прямо в храме молча влепила ему вполне заслуженную пощечину. Благоверный разом пришел в чувство, вспомнил что он тут не один и пришел в священную обитель просто помолиться.

Примечания

15

Гипар — алтарь.