Лудингирра

Сергей Николаевич Фирсов, 2023

Шумерское царство после Великого потопа. Восстановление страны идет тяжело, обостряется борьба за власть. Чтобы объединить непокорные шумерские города, царь Утухенгаль решает воздвигнуть огромный храм на земле, принадлежащей Лудингирре, которого под ложным предлогом высылают к диким племенам амореев, заточивших его в шахтах. Но Лундигирра не может смириться с несправедливостью судьбы, а вернее богов, на службе у которых он оказался. Ему предстоит пройти путь от простого раба до воина, осмелившегося бросить вызов самим богам за право властвовать Шумерским царством.

Глава пятая

Ургула ждал наступления темноты. Еще не были готовы осадные орудия для штурма, да и лестниц маловато было. Город — энси знал это не понаслышке — имел прочные стены и множество башен из которых очень удобно бросать на головы камни и лить смолистый кипяток. Если мы и победим, то дорогой ценой. А еще эти лагашцы совсем не к месту…

Тут мысли Ургулы прервал командир амореев. Он ввалился в шатер, бесцеремонно развалился на стуле и пропихнув себе в глотку горсть винограда, осведомился:

— Э! Зачем приказа не даешь? Мои воины день ждут. Второй будут ждать? Э? Я как им сказать буду?

Энси мрачно посмотрел на аморея и подумал: дикарь дикарем, а в науку лезет!

— Не беспокойся, Магабеш, башни подтянем и начнем. — сказал он.

— Э-э-э! — возразил аморей. — Башни-шмашни! Мы так до утра стоять будем? Как, а? Мене лестниц есть! Много хватает! Я тебе такие слова скажу: если ты приказа не дашь, я дам. Боишься — так и скажи. Я без твоих людей справлюсь, понял?! Один мой воин десятерых твоих стоит! Я ждать не буду! От сердца говорю: я никого не боюсь! Я пришел сюда глотки резать, и я так буду делать! Вот как я тебе скажу, понял?!

Разгневанный аморей покинул шатер. Ургула подозвал к себе одного из воинов и спросил:

— Когда башни будут готовы?

— Почти готовы…

— Пусть торопятся. А то наши дикари не усидят на месте — рванут в атаку, и захлебнутся в горячем кипятке. А мне отвечать перед хозяином… Это еще что?! — подивился Ургула, глядя как к его шатру подходят три царских воина в сопровождении дикарей.

— Командир, тебе слова сказать хотят! — прояснил ситуацию Магабеш.

— Зачем пришли?

— Ургула! — обратился посланник. — Наш царь Утухенгаль хочет лично с тобой встретиться.

— За кого он меня считает?! За глупца? Передайте царю: скоро врата Эреду будут лежать в пыли, а сам он станет пищей собакам.

— Наш царь хочет говорить с тобой. — повторили они.

— В ловушку меня заманить решили? Не выйдет! Не на того напали!

— На тебя никто не нападает, Ургула! — возразил посланник. — Клянусь Энлилем! Если ты опасаешься за свою жизнь — можешь взять с собой пару воинов. Но знай: тебе ничто не угрожает.

— Что-то слабо верится…

— Настоящему воину страх не к лицу. — ответил переговорщик.

Амореи испытующе взглянули на Ургулу. И он почувствовал, как под их взором начинает таять его авторитет, словно медуза под лучами солнца. Откажись он — и больше никогда дикари подчиняться ему не станут.

— Ладно. Так и быть: я согласен на переговоры с Утухенгалем. — пересилив себя, ответил глава Уммы.

Проходя по улицам Эреду, Ургула был весьма поражен количеством воинов. По его сведениям, сил у царской армии должно быть меньше вполовину. В царском городе энси был лишь раз, когда присягал на верность Утухенгалю. Многое с тех пор изменилось…

Ургула недолго верен был своей присяге. Он и его окружение понимали, что потомку Энменлуанны Великого управлять одним городом — занятие недостойное. Но что поделать, коли старейшины выбрали чужеземца на престол! Верные люди свели Ургулу с аморейским вождем Эбехом. Сам Ургула называл его Хозяин.

Когда впервые Ургула с ним встретился в стенах Уммы, он сначала не мог понять: кто перед ним. Лицом вроде аморей, но одет по-нашему в дорогое платье. В отличии от своих соплеменников разговаривает рассудительно и спокойно, понимает в управлении, военном деле и не подумаешь, что дикарь. Что-то в нем притягивало. Слово свое Хозяин держал твердо. Если пообещал воинов — считай они уже у тебя.

В первую встречу Хозяин долго говорил, что потомку Энменлуанны подобает надеть царскую тиару и что амореи поддержат Ургулу все как один, так как считают его законным наследником.

— Время забыть старые обиды. — заверял Эбех. — То, что сделано твоим предком Энменлуанной — сделано им. Не тобой. Ты за это не в ответе. Мой народ и твой народ хочет одного — мира и процветания. От сердца говорю: я и мои воины готовы служить тебе, чтобы законный наследник сел на престол.

Такие слова из уст повелителя амореев звучали сладостной песней в ушах Ургулы.

Потом были победы над Лагашем и Ниппуром. Только в сердце Ургулы запало сомнение: Эбех ли служит ему или он находится в подчинении у аморейского вождя. И если сейчас Эреду падет и Утухенгаль будет повержен, кто сядет на престол: он — законный наследник или вождь дикарей?

«Если после падения Эреду случится худшее, тогда каков будет мой удел?» — спрашивал себя Ургула и ответа не находил. С другой стороны, ему тяжко было смотреть в глаза царю. И не только потому, что он нарушил клятву. Просто Ургула чувствовал себя чужим и среди амореев и среди своих…

Царь встретил Ургулу так, будто никакой войны и не было.

— Давно не виделись… — сказал Утухенгаль. — Я уже начал забывать о твоем существовании.

Ургула стоял, всматривался в каменное лицо царя и не знал можно ли расценивать его слова как издевку или это что-то иное…

— Надо поговорить наедине… — царь отпустил охрану и остался в зале только с правителем Уммы.

Эта ночь для Этаны показалась самой длинной в его жизни. Он уже не надеялся на выкуп за царского военачальника. Его беспокоило другое: никто в бой не вступает. Поэтому он решил лично взглянуть чем заняты уммиты и амореи. С холма он наблюдал, что амореи жгли костры и о чем-то громко спорили. Его внимание привлек один дикарь, стоявший у костра. Он пуще всех что-то кричал, демонстрировал собратьям свой меч, а потом хлебнув из кувшина стал рассекать лезвием воздух и показывать в сторону городских стен. Остальные одобрительно возглашали непонятные слова и жевали мясо.

— Прибыл наш посланник. — услышал за своей спиной Этана.

— Ну, говори, не тяни. — торопил энси.

— Царь отказался платить выкуп за своего командира.

Правитель Лагаша скрипнул зубами:

— И это все, что он сказал?

— Да, это все.

— Хорошо. Подождем битвы, посмотрим кто из них окажется сильней.

— Битвы не будет. — сообщил посыльный.

— Почему не будет?

— Ургула заключил союз с царем.

— Мой кузен и раньше клялся ему в верности! — ухмыльнулся Этана. — А дикари… Они куда теперь?

— Утухенгаль берет их к себе на службу.

Энси задергал нижней челюстью, напряг желваки на скулах, но промолчал.

Ворота Эреду открылись и первыми запустили в город аморейских воинов. Они шли медленно, вертели головами, пожирая глазами все вокруг и отпускали восхищенные возгласы. Проходя мимо царского дворца, облицованного лазуритом и украшенного гигантскими статуями львов, амореи вообще притихли. Кто-то из них робко подошел к изваянию и как бы невзначай коснулся его гривы.

— Смотри, как настоящий! Это сделано как, э? Такой сделать вообщэ нельзя!

Другой аморей ему крикнул:

— Э! Че ты руками трогаешь! Кто разрешил?

— Я смотреть хочу!

— Тебе командир позволил, да?!

— Эй, зачем такие слова?! Что ты хочешь сказать?

За спиной любопытного возник Магабеш дабы собственной персоной разрешить возникший спор. Воин тут же присмирел:

— Я ничего… я не ломал… просто посмотреть хотел… От сердца говорю: посмотреть и больше ничего…

— Ты знаешь кто ты такой, баран? — спросил Магабеш.

Любопытный даже уменьшился в размерах, ожидая жесткого удара.

— Ты теперь царский воин! Понял, баран?!

— Да, конечно, понял…

— Вот и веди себя достойно, а не как баран! Знаешь почему этот лев такой большой? — Магабеш тыкнул пальцем в статую. — Это потому что он царю служит. А кто царю служит того хорошо кормят! Вот поэтому! Будешь хорошо служить и ты такой же будешь! Иди, а то укусит тебя! У, баран! — гаркнул Магабеш и под одобрительный хохот соплеменников швырнул вояку в общую кучу. Затем подойдя ко льву, посмотрел изваянию в глаза, дотронулся до гривы и тихо произнес:

— Э-э-э! Такой бывает? От сердца говорю: как живой! Да-а! даже зубы есть…

По темным коридорам дворца бродил Ургула в полном одиночестве. Мыслями своими еще погруженный в разговор с царем, он никак не мог понять: счастье улыбнулось ему или горе великое навалилось.

Навстречу ему гордо, да вразвалочку, с высоко поднятой головой плыл по залам Магабеш. Он уже успел раздобыть три субату, богато расшитых бисером, напялив их на себя все разом прямо поверх бараньей шкуры и заткнув за пояс дубину, имел вид такой гордый, будто владыка дворца здесь именно он.

— Э, командир, а где царь? — деловито спросил Магабеш. — Куда царь подевался, а? Я его тут по всему дворцу ищу. Кого ни спрошу — все молчат и отворачиваются. Почему?! Он зачем прячется, а? У него враги есть? Ты мне скажи — я тем врагам глотки резать буду! Ты мене знаешь! Я сказал — я так делать буду!

От этой непосредственности Ургула нервно засмеялся.

— Тебе зачем царь понадобился?

— Как зачем?! — по-детски удивился главарь амореев. — Слова́ хочу сказать!

— Какие еще слова?

— От сердца слова́ хочу сказать. Тебе знать зачем?! Ты ж не царь! Я ему сказать хочу!

— Понимаешь, царь Киэнгира — это очень большой человек. И просто так к нему не пускают.

— Почему?

— Ну… он очень занят.

— Э-э-э! — это означало, что в голове аморея началась непростая мыслительная работа. — Смотри, командир, мне вот ожерелье дали. — хвастался Магабеш показывая на своей шее драгоценность. — Настоящее серебро, сказали… Видишь? Много стоит, сказали!

— Магабеш! Это украшение на сбрую коня.

— Да, на коня! — радость в аморее забурлила и стала выплескиваться через край. — Конь, командир! Конь теперь тоже есть у меня! От сердца говорю: черный; настоящий большой конь! Я смотрел: белого нет вообще, черный как ночь! А коню ожерелье зачем, э? Ты что, командир, не понимаешь?! Коню сбрую надо! Ожерелье я сам заберу! Вот как делать надо! Чтобы всем хорошо было! Я теперь на большом черном коне ходить буду! Уважение иметь буду! Пусть все смотрят на меня как на господина! Как я выгляжу? Мне идет серебро, э?

— Тебе идет. — подтвердил Ургула.

— Как думаешь, мне подарят еще коней, э?

— Подарят, обязательно подарят. — вздохнул Ургула.

— От сердца говоришь?

— От сердца, от сердца…

— Тогда смотри: когда царя увидишь, скажи ему мои слова: если он боится врагов, скажи, чтоб больше не боялся потому что теперь я здесь. Вот поэтому! Так и скажи. Обещаешь?

— Обещаю… — ухмыльнулся Ургула. — Так и скажу.

Этана долго наблюдал, как амореи и уммиты заходят в город и тем рушат все его планы.

— Похоже Инанна уже выбрала победителя в этой битве. — сказал кто-то из военных.

— У богов своя воля, а у меня своя. — ответил Этана и дал приказ срочно покинуть земли Эреду.

Утро застало Лудингирру в опочивальне совершенно разбитым. Рана под левым плечом стала гноиться. Дамгула по просьбе мужа вывела его в сад и послала служанку в храм за лекарем.

К обеду пришел лекарь с таким скорбным видом, что Лудингирра почувствовал себя уже при смерти. Врачеватель сначала попросил госпожу удалиться, ибо негоже было добропорядочной жене присутствовать при великом таинстве исцеления, а затем привычным образом воскурил благовония и обработал рану священным маслом.

Лудингирра до поры с интересом взирал на то, как лекарь замешивал свою мазь. Но она была настолько зловонной, что Лудингирра не выдержал и как в бреду запричитал:

— Что это за мазь? Хочешь, чтоб я руки лишился? Меня уже тошнит!

В саду появился Эннам.

— Почтеннейший, — обратился он к лекарю. — Ты уверен, что эта мазь поможет моему господину?

— Средство мое исцеляет, — монотонно произнес лекарь. — а помогает — молитва и доброе слово.

Эннам вопросительно взглянул на служителя. А тот невозмутимо накладывал на рану мазь со словами:

— Демон вселился в твоего хозяина. Вот и терзает его изнутри…

— Мой господин был ранен стрелой в бою! — опротестовал Эннам.

— Для раны — мазь, а для исцеления — заклинание от демонов. — он протянул слуге глиняную табличку с текстом. — Читайте перед сном.

Тут мазь стала проявлять свои целебные свойства от чего Лудингирру перекосило в судорогах, и он весь покрылся испариной.

— Эннам! Сделай что-нибудь! Плохо мне!

— Ты что такое натворил, почтеннейший?! — возмутился верный слуга.

— Терпение, уважаемый, терпение… — ничтоже сумняшеся, вздохнул целитель. — Это демон сопротивляется… не хочет, видно, тело покидать. Но доброе слово и смиренная молитва — сделают свое дело. Так что начинайте молиться. С вас пять шеклей.

— Сколько? — хрипнул Эннам.

— Дай ты ему… — умирающим голосом сказал Лудингирра. — Пусть так! Лишь бы помогло…

Слуга отсчитал серебро и выпроводил служителя храма.

— Вот, Эннам, это расплата мне за финиковую рощу! — бил кулаком по скамье Лудингирра.

— Не говори так, мой господин.

— Может следует найти эту женщину… и денег дать, чтоб колдовство сняла… Помнишь, что она сказала?

— Какую женщину? — спросила Дамгула, появившись внезапно, будто из ниоткуда.

— Я тебе не рассказывал… дурная история… — бормотал Лудингирра. — Я, то есть мы… в походе колдунью встретили… Проклятье ее сбывается…

— Мой господин, дозволь сказать. — Эннам собрался с духом. — Моя мать рассказывала мне что амореи исцеляют раны иначе. Они прижигают их каленым лезвием и помогает.

— О, боги! — вырвалось у Дамгулы. — Может лучше мазью? Она же из храма.

— Ты точно знаешь, прижечь — поможет? — Лудингирра приподнял голову от скамьи.

— Так говорят… — оправдывался Эннам.

— Тогда… хорошо, это все же лучше, чем остаться без руки… Накаляй лезвие. Надеюсь, от боли я не сойду в царство теней…

Как же долго длилось время для Лудингирры, пока он ждал Эннама с раскалённым ножом! Он желал, чтобы это случилось сколь можно быстрее или не случилось вовсе. Это ж как надо прогневать богов, чтобы такое страдание терпеть! Где-то в глубине сердца голос вещал ему: амореи же исцеляются! А другой голос — спорил: то амореи! Дикари, им привычно!

И почему во имя исцеления требуется терпеть такие муки? Несправедливо! Кабы можно было извести страдания, если не до конца, то хоть на чуточку — отдал бы за это многое…

— Закрой глаза, мой господин! — Эннам навис над Лудингиррой словно мрак ночной.

— А… Ты уже здесь… принес… хорошо, давай. Дамгула где?

— Она ушла.

— Правильно, не надо ей смотреть… на это.

— Возьми вот…

— Что это? Зачем мне эта деревяшка?

— Сожми ее зубами мой господин, легче будет!

Лудингирра выполнил просьбу. Слуга зафиксировал ему голову и коснулся раскалённым металлом плеча… По всему дому прокатился рев раненного льва, и перекусанная пополам деревяшка упала под ноги Эннаму.

Часть вторая. В рабстве