Часть первая. Пляски Инанны1
Глава первая
Полуденный зной дрожал над пустыней. Каменистая почва безжалостно сбивала неподкованные копыта лошади, что неслась во весь опор, разбрызгивая пену. Энасир, облаченный в короткую красную тунику то и дело погонял кнутом. Стегал так, будто намеревался загнать животное до смерти. Из-под медного конического шлема, съехавшего на бок, ручьем стекал пот. Силы были на пределе и у всадника, и у коня.
Утром у Энасира состоялся неприятный разговор со старшим дозора. Тот, обойдя границу заявился в казарму и выпятив пузо, дыхнул перегаром прямо ему в лицо:
— Господин начальник городской стражи! Пограничная стелла низвергнута!
Энасир вздрогнул во сне:
— Чего? Ты это сам видел? — переспросил он, продирая глаза и поднимаясь с жесткого деревянного кресла, на котором задремал лишь под утро. Мало того, что ночью сон не шел, так еще этот вояка со своею вонью и худыми вестями!
— Да, уважаемый господин, сам видел…
— И кто это может подтвердить? — полюбопытствовал Энасир, а сам подумал: «Пропади ж ты куда-нибудь!»
— Мои воины…
— Когда ты это случилось?
— Поздно вечером… вчера.
— А почему я об этом узнаю только утром?! — рявкнул Энасир. — Ты хочешь сказать, что ночью видел разбитую стелу среди пустыни? А твои глаза тебя не подводят? Ты хоть понимаешь, что это значит?
Старший дозора втянул толстую шею в узкие плечи и приготовился услышать множество туго закрученных выражений столь же красноречивых, сколь и непристойных.
— Да, господин. Понимаю… — затряс он лысой головой,
— Где твои люди? — продолжал напирать Энасир.
— Спят, после ночного…
— Давай их сюда!
Начальник дозора стал мяться на месте, подыскивая нужные в таких случаях слова.
— Чего? — спросил Энасир.
— Ну так… это… они же после дозора спят… — пояснял старший.
— И что?
— Ну… просто… вот…
— Что? Пьяные? Уже? — Энасир старался прочитать по глазам мысли вояки. — Оба что ли?
— Но ведь не на службе… — оправдывался старший.
— Бараны!
Теперь Энасир скакал, очертя голову. Ему очень хотелось видеть стелу невредимой. Он уже подумывал с каким удовольствием, вернувшись, посадит всех троих дозорных в яму дней на десять, чтоб стелы разбитые не мерещились во тьме.
По дороге он обогнал какого-то старика в изодранной тунике, что влачился рядом со своей старой трухлявой арбой. Вез ее худосочный ишак раза в два меньше самой телеги. Старик отпрянул в сторону, чтобы пропустить всадника и, наглотавшись пыли из-под копыт, продолжил свой путь.
Энасир мысленно проклинал лагашцев, потому, как никому другому не придет в голову низвергать пограничную стелу и настолько увлекся своими злыми помыслами, что когда опомнился — понял: границу уже пересек — впереди замаячили скалы враждебного Лагаша.
На обратном пути он увидел того самого старика. Он возился подле телеги и что-то загружал.
— Эй! — крикнул Энасир, переводя коня на шаг. — А ну поди сюда!
Старик бросил свое занятие и пошел навстречу.
— Хвала Энлилю, почтенный господин! — сказал он кланяясь.
— Ты что тут делаешь?
Старик выдохнул из себя неопределенный звук и обернулся на свою арбу.
Подъехав поближе Энасир увидел, что рядом с арбой лежала огромная серая плита, расколотая на несколько частей. На ней клинописными знаками был высечен текст: «Энменлуанна Великий — царь, венчанный на трон всемогущим Энлилем, воздвиг этот камень в знак вечного мира между городами Эреду и Лагаш. Границы их навек определены и нерушимы. Правители их в том клятву дали именем Энлиля. И пусть отныне ни один из них не присвоит себе чужой земли. Тому же, кто осмелиться нарушить мир, кто задумает отнять то, что не принадлежит ему по праву, владыка небес и земли кару великую ниспошлет и низвергнет его в страну теней и вечной скорби.» Рядом со стелой лежало черное знамя с желтым львом.
— Твоих рук дело? — спросил Энасир, прекрасно понимая, что этому старику в одиночку такую стелу разбить невозможно.
— Нет, почтенный господин… она тут и лежала так…
— А ты здесь чем занимаешься? — надавил суровостью Энасир.
— Я-то? — сказал старик простовато. — А я тут мимо ехал… Вот, решил немного отдохнуть.
— Нашел место! Ты хоть знаешь, что на ней написано?
Старик виновато согнулся:
— Так… я грамоте-то не обучен, уважаемый господин…
Энасир заглянул в арбу и увидел пару огромных кусков камня, отколотых от плиты.
— А это что у тебя? — Энасир достал плеть.
Старик еще сильнее согнулся, исподлобья взглянул на кнут, на военного и запел:
— Добрый господин! Я ничего дурного не сделал. Я всю жизнь свою исправно работал на благо нашего царя… Да, продлят боги дни его жизни! Просто я подумал, раз уж так вышло, что стелу разбили, зачем, думаю, камню пропадать? А мне на дом сгодиться может…
— Дом, строить будешь? А ты знаешь, что бывает, когда разбивают приграничные стелы?
Старик весь затрясся, и в его взгляде Энасир прочел: «Только бы не кнутом!»
— Когда низвергают приграничную стелу — начинают войну! — сказал Энасир, понимая, что большего от старика не добиться. Он прыгнул в седло, хлестнул коня и галопом в обратный путь.
— Войну? — рассеянно переспросил старик сам себя. — Дом-то все равно строить надо… — он взял следующий кусок и кряхтя бросил его на арбу.
Энасир мчался в город и на ходу соображал, как будет обо всем докладывать. Но сначала весь дозор в яму! Плетью по хребтине и в яму!
******
В зале эдуббы2 на длинных, сложенных из грубого кирпича скамьях сидели ученики. Мальчики были разного возраста, все в белых туниках, обмотанные цветными субату3. Кто-то ерзал на месте и смотрел во все глаза, кто-то намеренно отвернулся и уставился в окно, но все хором считали:
–… пять, шесть, семь, восемь…
Розги со свистом резали воздух и в такт счету стегали спину ученика. Когда счет дошел до пятнадцати. Уммия4 изрек:
— Достаточно. На сегодня хватит.
Паренек, что подвергся экзекуции натянул на плечи одеяние, подпоясался и собрался было занять свое место на скамье.
— Нинмар! — остановил уммия. — Не забудь поблагодарить старшего брата за урок!
Старший брат был взрослее остальных учеников, довольно плечист, с широкой нижней челюстью и весьма близко посаженными глазами, один из которых заволокло бельмо.
Нинмар вытер сопли и слезы встал перед публикой и начал декламировать благодарность, изредка прихлипывая носом и поглядывая на помощника уммия:
— Спасибо тебе, старший брат, за то, что преподал мне добрый урок. Я обещаю, что… что…
И тут в тишине раздался чей-то шепот:
— Что твои труды не пропадут даром!
— Не надо там подсказывать! — прикрикнул наставник.
— Что твои труды не пропадут даром! — повторил Нинмар с поникшей головой. — И я больше не буду… буду…
— Не буду опаздывать на занятия… — снова шепнул кто-то.
— Не… Не буду опаздывать на занятия, — с дрожью в голосе выдавил из себя Нинмар. — И стану всегда с должным усердием учить то, что мне задают.
— Вот и хорошо. — заключил уммия с благообразным видом. — Теперь очередь Шибкини.
Высокий светловолосый мальчуган поднялся со скамьи и подошел к наставнику. Уммия взял его табличку со своего стола и сказал:
— Ты переписывал гимн и допустил три ошибки. Следовательно, заслужил три удара. Не так ли?
— Да, учитель!
Уммия посмотрел на него внимательно и изрек:
— Мы отложим твое наказание до завтра. А на сегодня занятия окончены. Хвала Энлилю5!
— Вечная хвала! — хором сказали ученики.
Нинмар взял холщовую торбу с табличками и вместе со всеми направился к выходу. По дороге домой его догнал Шибкини.
— Сильно попало? — с сочувствием спросил он.
— Терпимо… Правда, еще и дома достанется. А тебе завтра попадет…
— Это пустяки.
— Ты домой? — спросил Нинмар.
— Какое там! К отцу в корчму! А ты?
— Домой.
— Везет же! — вздохнул Шибкини.
— Пойдем, нам по пути.
Оба неспешно побрели вдоль улицы, а следом за ними на почтительном расстоянии увязались четыре мальчугана.
— Эй, стоптанные сандалии! — крикнул один из них и тут же в Шибкини полетел камень.
Он схватил камень и швырнул его обратно в сторону обидчиков. Горстка сорванцов рассыпалась в разные стороны как горох.
— Почему тебя дразнят «стоптанные сандалии»? — полюбопытствовал Нинмар.
— А! — махнул рукой Шибкини. — Это давняя история. Все из-за того, что на мои ноги сандалий не напасешься — рвутся быстро. Вот поэтому.
Нинмар посмотрел на его сношенную обувь и сказал:
— Хочешь, возьми мои и тебя никто больше не будет дразнить.
— Спасибо, — улыбнулся Шибкини. — Но они мне слишком малы. А в эдуббу можно ходить и без сандалий. — сказал он и выкинул рваную обувь подальше…
— Я давно хотел тебя спросить: почему ты подсказываешь мне всегда правильно, а когда сам задания делаешь — ошибаешься? Получается, ты знаешь правильный ответ! — рассуждал Нинмар. — Зачем наставника обманываешь?
Шибкини остановился:
— Ты это только моему отцу не говори. Хорошо?
— Хорошо, но почему? — допытывался Нинмар.
— Как только мой отец узнает, что я научился грамоте, он больше не станет платить за мое обучение. — грустно высказался Шибкини.
— Как так?
— Моему отцу нужен помощник, а не ученый… По мне так уж лучше получать палкой по спине, но учиться, чем у отца в корчме целый день смотреть на пьяные рожи. А хочешь пойдем со мной, посмотришь, как я умею готовить мясо с мелуххскими травами?
Они прошли насквозь тихий храмовый квартал, где располагались жреческие склады с пристройками и вышли на рыночную площадь. Народу было — не продохнуть. От хоровода запахов кружилась голова: тут и специи, и жаренная птица, и свежий хлеб, и прокисшее вино. Мимо хаотично установленных прилавков сновали женщины и мужчины, покупатели и продавцы с огромными корзинами, да мешками. Они наступали друг другу на ноги, ругались, спорили, торговались и при этом ловко подсчитывали барыш.
Шибкини с Нинмаром с трудом продирались сквозь людей и в итоге оказались перед одноэтажным зданием, слепленным кое-как из сырца. Первым вошел Шибкини. Внутри было намного жарче, воздух был пропитан запахом пива, печеного теста и бараньей похлебки. Посетителей было немного: всего двое солдат.
— Чего так долго? — спросил пухлый человек с круглым лицом, что суетился за стойкой.
— Я был на учебе, отец. — ответил Шибкини.
— От твоей учебы мало прибыли, убытки они…
— Я не один… с другом.
— Хвала Энлилю, почтенный Шешкала! — поздоровался Нинмар.
— Что еще выдумал? — этот вопрос корчмарь адресовал своему сыну. — Лучше помоги мне!
— Отец, это Нинмар, сын Лудингирры.
Хозяин тут же натянул мину добродушия.
— Сын почтенного Лудингирры?! Энлилю вечная хвала! Так что ты стоишь, в дверях? Приглашай гостя за стол!
Пока Шибкини возился на кухне, Нинмар стал невольным свидетелем разговора военных. Не то чтобы он понимал все, о чем шла речь, но отдельные фразы долетали до его ушей.
–… да гарнизон Эреду маловат…
— Это точно… если начнется… всем достанется…
— А если еще амореи…
— Да уж… они тут устроят… если, конечно, царь не…
Пообедав, военные ушли. У Нинмара эти взрослые разговоры пробудили любопытство.
— Жаренная баранина с мелуххскими травами! — объявил Шибкини подавая блюдо.
— Выглядит вкусно! — одобрил Нинмар и тут же шепнул: — Слушай, тут сидели два солдата. Они говорили… в общем я не знаю, но мне кажется они говорили о войне. На Эреду6 могут напасть. Представляешь?
Шибкини оглянулся по сторонам и в полголоса сказал:
— К отцу недавно приходили люди… с виду амореи, но не из местных. О чем-то беседовали, долго. Отец ничего не сказал. Вроде он собирается ведать провизией для военных. Здесь в корчме придется справляться мне одному.
— Представляешь, война будет! Посмотрим, как наши сражаются! — сказал с гордостью Нинмар, — Пойду отцу расскажу!
— А мясо?
— В другой раз попробую!
Жилище, где обитал Нинмар было огромным двухэтажным особняком и располагалось рядом с храмовым кварталом в центре Эреду. На пороге его встретил пожилой слуга Эннам; совершил омовение ног и проводил во внутренний двор. Здесь раскинулся сад с небольшим прудом, где в кристальной воде плавали золотые рыбки. В тени деревьев за накрытым столом сидели отец и мать.
Глава семьи имел ухоженный вид. Под ногтями его грязи с роду не водилось, волосы свои он завивал и собирал на затылке в пучок с хвостом. Смуглый овал благородного лица не имел бороды, и в сочетании с наивным взглядом больших карих глаз являл признаки, человека скорее легкомысленного, нежели умудренного жизненным опытом.
— Как успехи в эдуббе? — спросил Лудингирра.
— Нормально.
— Учишься прилежно?
— Ну да. — неопределенно ответил Нинмар.
— Покажи-ка спину! — приказал отец.
Нинмар с обреченным видом выполнил приказ.
— Это результат твоего прилежного обучения? — спросил Лудингирра, глядя на свежие ссадины. — Эннам! Мой сын сегодня провинился, не приноси ему ужин.
— Да, господин. — ответил слуга, проводя рукой по коротким седым волосам.
Нинмар посмотрел на отца с немым вопросом: «В этом все наказание?» и счастливый убежал к себе наверх.
— Ну зачем ты так? — супруга попыталась взять руку мужа.
— Дамгула!.. Не лезь! — одернул Лудингирра. — Пусть приучается…
Супруга встала из-за стола и молча покинула сад.
Лудингирра остался один. Он мог сидеть у пруда хоть целый день напролет, думать о своем и бросать рыбкам ячменный хлеб. Но солнце уже садилось и надо было потихоньку направлять свои стопы в опочивальню.
Дамгула уже расплетала свои густые черные кудри сидя на краю ложа.
Лудингирра подошел к жене обнял за плечи и нежно стал снимать с нее тунику. Дамгула одернула его и резко встала.
— Что с тобой?
— Я не желаю, чтобы мой сын лег спать голодным! — заявила она.
— Ах вон оно что! Нинмар провинился, и ты это знаешь. Или ты хочешь вырастить из него простолюдина, что не ведает ни ремесел, ни наук?!
В опочивальню осторожно постучали и на пороге появился Эннам.
— Я принес Нинмару пирог с патокой и молока. Всё как ты и велел, господин.
— Благодарю, Эннам, ступай.
Добрая весть смахнула с лица Дамгулы тревогу. Она легла на свое место и поманила мужа. Однако Лудингирра не спешил.
— Что с тобой?
— Я видел по городу ходят военные, набирают войско. — ответил он. — Не нравится мне это…
— Может обойдется? — возразила жена.
— Завтра на совете все будет известно…
