В Одессу к батюшке Ионе

Сергей Николаевич Прокопьев, 2018

Схиархимандрит Иона (Игнатенко), духовник Свято-Успенского Одесского мужского монастыря, был таким же почитаемым старцем на Украине, как в России протоиерей Николай Гурьянов с острова Залит, архимандрит Кирилл (Павлов) из Троице-Сергиевой лавры, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) из Псково-Печерского монастыря. По свидетельствам духовных чад, отец Иона обладал дарами исцеления, прозорливости. Перед смертью в 2012 году он предсказал кровавые события на Украине. Виталий, герой повести «В Одессу к батюшке Ионе», познакомился с Ионой в советское время, когда тот был ещё иноком. Он рассказывает о батюшке, о монахах Свято-Успенского монастыря, в котором трудился послушником в течение двух лет. Ещё один герой повести, Иван Савченко, в недавнем прошлом полковник-танкист, в тяжёлый период своей жизни (погиб сын) едет из Сибири к отцу Ионе в поисках душевного утешения.

КАК Я НЕ СТАЛ СЕМИНАРИСТОМ

Рассказ протоиерея Виталия

В 1986 году я поехал в Одессу поступать в семинарию. Сказать, что было твёрдое желание стать иереем — нет. Два знакомых по приходу парня собрались в Одессу в семинарию, я про себя думаю: почему не попробовать. Тем более — лето, море. Семьёй не обременён, деньги на поездку — не проблема. Пошёл за благословением к владыке Максиму, архиепископу Омскому и Тюменскому. Владыка не знал меня, напрямую не дал благословения, отправил к игумену Борису (Храмцову) в Николо-Казанскую церковь, дескать, раз ты туда ходишь, пусть он решает. Скажет «да» — езжай с Богом.

Игумен Борис мне нравился, молодой, мой ровесник, но из батюшек старого закала. Выслушал и говорит:

— Есть желание попробовать — поезжай, а там как Бог даст. Поживёшь в монастыре, увидишь монашескую кухню изнутри, может, не понравится. Пройди этот искус.

Я и поехал, положившись на волю Божью.

Одесская семинария на территории Свято-Успенского монастыря располагается. Самый центр города, берег моря… В трёх минутах ходьбы «самое синее в мире Чёрное море…» Походил, посмотрел и решил про себя — буду учиться. Пожить в этом райском месте четыре года — об этом только мечтать можно. Сдал документы. Вскоре ректор семинарии протоиерей Александр Кравченко (интеллигент, интеллектуал) на собеседовании вызвал и огорошил:

— Слушай, ну зачем мы тебе нужны? Сам посуди: мы — отщепенцы, а у тебя два высших образования. Ты коммунизм должен строить, а не с попами дремучими водиться.

Из документов увидел, что у меня за плечами институт водного транспорта, армия, работа на реке, а ещё худграф Омского пединститута, который я заочно окончил. Я-то думал, меня, не желторотого десятиклассника, с руками и ногами возьмут, а получилось, мои дипломы, жизненный опыт наоборот портили всю картину. Ректор честно сказал, что одесский уполномоченный по делам религий костьми ляжет, но не допустит такого семинариста, не даст добро. И руководство семинарии по шапке получит от властей за самодеятельность и утрату бдительности. Молодой, самостоятельный мужчина, на обучение которого государство угрохало уйму денег, не рай вознамерился строить на земле со всем народом, засучив рукава, а норовит съехать на обочину столбовой дороги в светлое коммунистическое завтра, пытается увильнуть в церковный омут.

Потом-то я узнал, ректор не стал во все политические тонкости посвящать меня, рассказывать, что у КГБ была установка — с высшим светским образованием не допускать «в попы». А у меня два высших… Вдвойне «держи! не пущай!».

Собрал я вещи… Понятно, в каком настроении поплёлся из монастыря. Прощай Одесса — «жемчужина у моря». Иду и у ворот столкнулся с отцом Ионой. Ничем иным как промыслом Божьим это встречу не назовёшь. Был он в ту пору лишь иноком. Потёртый старенький-престаренький подрясник на нём. К тому времени около пятнадцати лет жил в обители.

Увидел меня понуро бредущего с чемоданом, поинтересовался, отчего печаль-кручина на светлом лике. Объяснил, что с семинарией не выгорело, ректор отец Александр наладил домой, слишком образованным оказался для будущего иерея. Батюшка Иона выслушал и спрашивает:

— У тебя что — дети в Омске плачут?

— Нет, — говорю, — не плачут, и жена не ревёт, по той простой причине — ни того, ни другого не завёл пока.

— Вот и не спеши в свою Сибирь, никуда от тебя не денется.

Предложил остаться дня на три. И повёл в насосную станцию, что находилась у ворот монастыря. В насосной батюшка Ионы оборудовал себе келью, тут же хранил косы, грабли. У стены стояла чурка с бабкой — косы отбивать. Бывало, отобьёт лезвие, брусок мне сунет: «Точи». Помещение просторное, насос где-то в углу, в глаза не бросался. Включался время от времени, не мешал. Уже в то время к отцу Ионе шли люди, а был простым иноком. В насосной паломников принимал.

На следующее утро батюшка позвал меня косить траву монастырским коровкам.

— Косить умеешь? — спросил.

— А как же, рос в сельской местности.

— Пошли!

По берегу моря вблизи монастыря располагались дома отдыха, рядом на пустырях среди кустарников мы косили. Угодья такие, что не разгонишься в трудовом азарте — «раззудись плечо, размахнись рука»: на одном пятачке пару-тройку раз литовкой махнёшь, на другом покрутишься. Зато место какое! Берег высоченный, а внизу, на сколько глаз хватает, море. Купол неба, чаша моря, золотой шар солнца, валы волн до горизонта…

Недавно в интернете попалась чёрно-белая фотография батюшки Ионы, стоит на высоком берегу в старом подряснике, за спиной море, а в руках коса лезвием вверх. Таким был, когда вместе косили.

Ему понравилось, как я запросто с косой обращаюсь. А для меня дело привычное.

— Молодец! — похвалил.

Как батюшка Иона косил, я, конечно, не мог, да и никто в монастыре. Прокос широкий… Когда на лугах с ним косили — картина! Идёт и идёт, идёт и идёт, ни миллиметра лишнего движения. Крестьянская кровь. Я почти на тридцать лет моложе, а не поспевал за ним. Неутомимый. Так-то Ильей Муромцем не назовёшь, но в грудь кулаком себя в шутку стукнет, звук, как по железу удар.

С той косьбы началось наше общение, батюшкино покровительство. Первые две ночи оставлял на ночлег в насосной, затем в келью, что в монастырских воротах, определил. Жил я без благословения отца настоятеля, то бишь — нелегально. Недели через три батюшка Иона представил меня эконому отцу Виталию (Гаенко). Сказал, что лично проверил — сибиряк не из белоручек, работящий, зря монастырский хлеб есть не будет. Эконом против меня ничего не имел, замолвил слово наместнику монастыря отцу Вадиму (Семяшко). Тот благословил остаться трудником.

Отец эконом новоиспечённого насельника сразу отправил в полымя — на коровник, самое тяжёлое послушание. Зато на коровнике я познакомился с архимандритом Арсением. Много позже понял, каким подарком для меня были монастырские послушания. Тогда не задумывался, что передо мной истинные исповедники веры православной. Это было закрыто для моего разумения, понимал — хорошие люди, очень хорошие, не больше. Тот же отец Иона. Мог ли я предположить, что пройдёт короткое время, он станет игуменом, духовником монастыря, почитаемым в православном мире старцем. В келью к нему станут приходить за благословением греческие епископы, патриарх Кирилл. А уж простой люд нескончаемой вереницей потянется за утешением, исцелением, духовными советами. Никогда я не слышал от батюшки: вот бы стать иеромонахом, потом архимандритом. Он был человеком редкого смирения. Одну мечту лелеял — поехать на Афон. Собрал целую коллекцию видов Святой горы. Песни любил про Афон. Сам пел, голос у него тихий, ровный…

Я, грешным делом, думал: мечтать не вредно — кто тебя пустит на Святую гору? В советское время паломничество туда простому человеку было заказано. Атеистическая власть поставила задачу добить русские монастыри на Афоне, для чего общение с соотечественниками всячески пресекалось — не положено! Обители разваливались, монахи голодали, братия естественным образом убывала, а притока русских насельников почти не наблюдалось. Даже паломником не поедешь. При мне лишь келаря отца Никона неожиданно для него самого включили в делегацию от патриархии. Что было равносильно чуду.

К счастью, я ошибался. Мечтать, оказывается, не вредно, вредно не мечтать — батюшка девятнадцать раз ездил на Афон, подолгу жил там. Ему предлагали остаться на Святой горе — отказался. В бесовское время он нужен был на Украине.

Батюшка вечно кого-то устраивал в монастыре. Смотрю, на тележке везёт гору матрасов, значит, надо паломников обеспечить ночлегом. В праздник гостиница всегда полна-полнёшенька, если насосная набивалась под завязку, размещал паломников прямо в храме. Матрацы на пол и почивайте, братья и сёстры. Монастырское начальство возмущалось до крика: Иона, куда ты опять? А он будто не слышит, буркнет в ответ и по-своему сделает. Каши из трапезной паломникам принесёт. К нему шли и шли с бедами, болезнями, за советом, поддержкой, за его молитвами. Терпеливый на редкость, десять раз одно и то же спросишь — ответит. Не было, чтобы занервничал, дескать, сколько можно долбить одно по одному? Ко всем, кто бы ни обращался — учёный, колхозник, бомж — одинаково относился…

Любил молиться, любил службы, не чурался никакого труда…

Я не понимал тогда — передо мной великий угодник Божий. Знал, чувствовал, большого сердца человек, он тебе как близкий родственник, как отец родной, но не поверил бы, скажи мне тогда: пройдёт совсем немного времени и батюшку будут сравнивать с Кукшей Одесским, могила которого на монастырском кладбище была святым местом для паломников.

***

Архимандрит отец Арсений, с которым работали на коровнике (он тоже станет в девяностых годах духовником монастыря), нёс послушание скотника — убирал за коровами, кормил их, бывало, и дояром подвизался, монахини-доярки на службу пойдут, он с подойником сядет под корову. Из себя не богатырь, но посмотришь на руки — трудяга. Был родным братом отца эконома архимандрита Виталия.

Мне в жизни везло со студенчества на интересных людей. Свято-Успенский монастырь — особая статья. Тот же отец эконом — сверхлегендарная личность. Бессменный эконом монастыря на протяжении многих лет. А это не шутка — всё хозяйство обители тащил на себе до старческих седин. Кого ни поставят — не тянет. За неделю-другую вникнет в суть дела, поймёт до конца, куда встрял и сколько всего в хозяйстве (насосная, дизельная, холодильники, коровник, свинарник, гараж, склады, водопровод, канализация) на него взвалили. За голову схватится, в ноги отцу наместнику упадёт: не справлюсь! Хоть куда — только не сюда! Отец Виталий как взвалил на свои плечи крест эконома в молодости, так и нёс, пока вконец не обессилел. Лишь после этого потом отец Христофор взял бразды правления в свои руки.

В моё время отец Виталий ого-го-го — бравый, крепкий, красивый человек. В холодное время ходил по обители в генеральской из серого каракуля, без кокарды папахе, офицерским ремнём подпоясанный. Истинное слово — генерал. Юмор не воспринимал. Я пару раз пошутил, и понял — не проходит, лучше держать язык с юмором за зубами. В прошлом подводник отец Виталий пользовался большим уважением у моряков, военная часть которых располагалась впритык к монастырю. Мореманам частенько излишки молока с нашего коровника доставались, в пост — особенно. Было взаимополезное сотрудничество: моряки нам помогали, чем могли, монастырь — в ответ.

И не только моряки, отца Виталия знали на многих предприятиях Одессы, в хозяйствах области. Мог обратиться в частном порядке к директору завода с проблемами монастыря, в свою очередь обитель в долгу не оставалась. Политику и дипломатию вёл тонкую. Уполномоченному по делам религии то одно, то другое везли из монастыря. Я однажды участвовал в распилке и погрузке дров для его дачи. Монастырское вино время от времени ему отправляли. Славное делал молдаванин отец Ефим. В продажу не шло, а в качестве валюты отец эконом использовал. Скажем, начальство Госавтоинспекции задобрить. Как-никак в монастыре парк машин, водители.

Хозяйство обители строилось в советское время по принципу — государство в государстве. Своя монастырская насосная станция — воду из скважины качать в случае отключения или поломки городского водопровода. Дизельная подстанция — вдруг город электричество отрубит. От безбожной власти любых козней жди. И воду отключали, и электричество, брали на измор, делали жизнь насельников невыносимой, стремясь выдавить «долгогривых» из монастыря. Расстреливать уже не расстреливали, как в двадцатые-тридцатые годы, но в покое не оставляли.

Мне однажды отец эконом доверил информацию о наличии в монастыре секретного склада бензина. Об этом знал узкий круг лиц. На территории монастыря была тайно зарыта в землю большая ёмкость, в которой на экстренный случай, вдруг на заправках не станет горючего, хранился бензин. И ведь случалось — в городе возникали перебои с горючим. Не один раз отец эконом посылал меня к ёмкостям с канистрой. Делалось это со всеми предосторожностями. Чаще по темноте, это если кому-то срочно понадобилось ехать, и машину надо заправить…

Имелись склады продовольствия. В них держали продукты, овощи, фрукты, закрутки собственного приготовления, бочки с вином. Хранилища заполнялись не по щучьему велению. Свой огород на территории монастыря, виноградник. Всё грамотно организовано, продумано. На чердаках висели связки лука, чеснока, тут же орехи грецкие. Отвечал за обширное хозяйство отец эконом.

Монастырский гараж располагал набором легковых и грузовых автомобилей. Даже представительская «Чайка», редкая в Советском Союзе машина, имелась — патриарха встречать или высокого заграничного гостя. В этом случае отец Лаврентий, лучший водитель монастыря, садился в «Чайку» и ехал в аэропорт или на вокзал. При мне приезжал Касьян-сан, православный монах из Японии. Из Индии индус однажды пожаловал, имя не помню, тоже монах. И тому, и другому нравилось гулять по территории монастыря. Вся без исключения братия работает, они прохаживаются. Отцы не могли не пошутить, кто-нибудь посоветует мне:

— Виталий, взял бы ты на коровник Касьян-сана!

— Ага, — скажу, — корова хвостом зашибёт хлипкого японца, мне потом отец благочинный устроит Цусимское сражение, а отец настоятель — взятие Порт-Артура. Пусть лучше отец Геннадий даст японцу послушание по своей канализационной части. Подрясник у Касьян-сана самый подходящий для сантехнических работ.

Подрясники, что у японца, что у индуса светлые. Такие в монастыре не носили. Митрополит Одесский и Херсонский Сергий (Петров), жил он на территории обители в архиерейских покоях, мог себе позволить, из простых монахов — никто. Только архиереи. Это сейчас — без году неделя как он монашеский постриг принял, уже в светлом подряснике форсит. Тогда никто бы не понял, с чего ты вырядился этаким фертом. Касьян-сан вальяжно прогуливается по аллеям, и обязательно какой-нибудь наш нерадивый к нему пристроится, вроде как сопровождает гостя. Отцы иронизировали: сам сан палец о палец не ударит, ещё и наших лодырей искушает.

Даже фуникулёр, редкий на то время механизм, в монастыре имелся. Обитель на высоченном берегу. С него по тросу, к морю спускающемуся, ходила кабинка. В конце пирса имелась крохотная монастырская территория с небольшим огороженным бетонными плитами домиком — купальня для монахов. Но шли отцы на водные процедуры пешком, фуникулёр предназначался только на случай приезда патриарха в летнюю резиденцию. Монастырь патриарший, на его территории располагалась патриаршая резиденция, всегда готовая к приёму святейшего.

Когда в девяностые годы ездил я в монастырь, уже иереем, от фуникулёра мало что осталось. Проржавела кабинка, исчез подъёмный механизм, как и домик на пирсе. Лестница, что к морю от монастыря спускалась (через сад проходишь, калитка, а за ней деревянная лестница) была в жутком состоянии — ступеньки полусгнившие… И вместо домов отдыха, что стояли рядом с монастырём, одни руины.

Отец эконом, не переносил нерадивых, зато, если видел, ты работы не чураешься, со всей душой к тебе относился. Приведу пример. Меня и ещё троих семинаристов отправил в колхоз за сеном. Привезти в монастырь прессованного сена на монастырской машине, заодно помочь колхозникам. Выезжали рано утром, накануне вечером, смотрю, отец Виталий везёт на тележке объёмистый фанерный ящик. Казалось бы, эконом, распорядись и без тебя всё сделают, нет, собственноручно. В ящике колбаса копчёная, сыр, масло, картошка свежая, хорошие консервы и трёхлитровая банка монастырского вина. Полный ящик еды собрал. И говорит: «Хлопцы, если что не съедите — не везите обратно, местным жителям оставьте!» И заговорщицки добавляет, мы-то не видим, что там в ящике: «Я вам немного кое-чего поставил, но только после работы. Колхозникам поможете, а вечером не возбраняю. День постный завтра, но у вас работа тяжёлая, вам можно». С пониманием отнёсся — молодые, работа напряжённая, весь день на свежем воздухе. И скоромное положил, и вина благословил после работы выпить.

Причём, всё предусмотрел. Заглянули, кроме еды и «кое-чего» в ящик уложены рабочие рукавицы, два или три полотенца, мыло… Работа на покосе ломовая, мы честно всё сделали, парни работящие попались, а вечером, помолившись, плотно поужинали, вина выпили и помянули добрым словом отца эконома.

Кроме сена монастырским коровкам, колхозники предложили набрать в обитель арбузов, из расчёта: сколько заберёте — всё ваше, всё равно пропадут. Бахча таких размеров, что устанешь от края до края идти. Колхозники арбузы, что получше, собрали, остальные бесхозно валяются, хоть в футбол играй. Спелые, вкусные и никому не нужны… Сколько могли набрали, привезли отец Виталий похвалил:

— Вот молодцы! Вот уважили! И меня, и братьев.

Любил арбузы.

Отец эконом редко служил литургию или всенощную, хозяйство требовало постоянного внимания. Но Божьей милостью однажды, в первый свой приезд иереем в монастырь, довелось с ним послужить. Сподобил Господь с таким батюшкой у Своего престола помолиться.

Отец Виталий после года моего житья-бытья в монастыре, пообещал провести кандидатом в семинарию. Дескать, замолвлю слово ректору отцу Александру. Замолвил, я месяц походил в кандидатах, на этом моё обучение окончилось. Снова ректор вызвал и один на один сказал: уполномоченный по религии всё равно не разрешит учиться. Ничего за год не поменялось в лучшую сторону. Установку «не пущать» людей с высшим светским образованием в «попы» КГБ не отменил. А значит, благоразумнее льва не дразнить и не высовываться пока, оставаться в тени. Я отцу Виталию доложил, он развёл руками, мол, ничего не попишешь, жди раб Божий, обшитый кожей своего часа.

***

В монастырь наведывались монахи из Почаева, Псково-Печерского монастыря, Киево-Печерской лавры, с кем-то сходился накоротке, приглашали в гости. Иногда отец Виталий отпускал, иной раз скажет: «Лучше воздержаться. У них нынче майор КГБ орудует, может аукнуться, как придёт время тебе постриг принимать или рукополагаться». Оберегал на будущее, не влез бы я в историю неприглядную, не подпортил реноме. Но и понимал, кругозор надо расширять, нужны впечатления от других обителей.

В Киев, в Свято-Вознесенский Флоровский монастырь, сам отправил: «Поезжай дней на пять, посмотри, как матушки живут». Попутно поручение дал, посылочку настоятельнице вручить. Первым делом пошёл я к благочинной, та послала к матушке Александре. Захожу, батюшки святы, как моя бабушка Анна сказала бы, — в келье русская печь. Крутобокая, белёная. И не для музейной красоты. Матушке Александре лет восемьдесят, она каждый Божий день у печи орудует. Назначила себе послушание — каждое утро печь пирожки, печенье, шанежки. Ведерную кастрюлю теста заводит, печёт и отправляет стряпню с монахинями в онкологическую лечебницу.

Конец ознакомительного фрагмента.