Матрешка богов

Сергей Москвич, 2020

Научно-фантастический роман «Матрешка богов» – вторая книга из серии произведений о мироустройстве бытия, которое, оказывается, имеет луковичную структуру. Каждый слой – это ступень разума, и он становится все сложней и сложней. Иерархия такой структуры напоминает матрешку. И начинается она в минус бесконечности, а идет в плюс бесконечность. В романе каждый персонаж или явление подтверждены современными научными представлениями. И вкупе с юмором и гротеском, автор ведет читателя по увлекательным лабиринтам сюжета, где переплетаются истории о любви, добре и зле, забвении и вновь обретенном восхождении к познанию.

Вылупленная шестерка

— Так, нам надо побыть одним, — Люк решительно встал и помог подняться жене. — Где мы можем уединиться?

— Но вы не можете просто так вот взять и уединиться, — недоуменно выгнул дугами брови Соломон Яковлевич и опять достал трубочку, которая уже почти вся пламенела зеленью. — Это в данный момент абсолютно невозможно.

Наташа продолжала лить слезы, и крылышки ее носа некрасиво побагровели, а сам нос распух и обрел помидорный оттенок.

— Нам надоела вся ваша белиберда! — вдруг вскрикнула она и, утерев нос, посмотрела на мужа.

— Да, — подтвердил он, — нам надо все обдумать и принять решение.

— Ну что ж, — пожевал губами доктор. — Вижу, вы мне не верите. Тогда последний аргумент — надеюсь, он вас убедит пока не искать укромный уголок, а довериться мне.

Он опять заскочил на стол и стал болтать ногами, а затем, чуть склонив голову набок, лукаво прищурился.

— Люк!

— Да!

— Вы, кажется, француз?

— Совсем не кажется, потому что я — француз!

— А на каком языке вы сейчас разговариваете?

— Как на каком? Мы все разговариваем на французском! У вас, например, парижский с примесью Ойля, то есть вы из Нормандии или Галлии, а Наташа говорит с русским акцентом — все понятно.

Во время всей последней тирады Наташа изумленно смотрела на мужа.

— Дорогой, все это время и я, и ты говорили по-русски! Ты что, очнись!

— А я вообще говорю на иврите! — хихикнул Соломон Яковлевич. — Очень симпатичный язык, вы не жили в Израиле? У вас такой говор с картавинкой, как будто вы только прибыли из Хайфы вечерним поездом. Как там водичка на пляжах?..

— Врете вы все, — француз небрежно махнул рукой в сторону доктора и повернулся к супруге: — Ты это чего? Ты ему, что ли, подыгрываешь?

— Подождите, молодой человек, и вы, юная леди, остыньте-ка, а то сейчас подеретесь, — оттолкнувшись руками от столешницы, доктор опять спрыгнул на пол и встал перед парой, заложив руки за спину. — На самом деле все мы сейчас говорим на одном языке. Точнее, мы общаемся при помощи смысловых проекций языка, и ничего страшного в этом нет! Вообще языки разобщают, а не сближают людей, и у нас их давным-давно забыли, в них нет совершенно никакой потребы. Я не буду вдаваться в детали, но те звуковые комбинации, которые мы с вами извлекаем из своих ртов, обретают смысл только тогда, когда мозг может интерпретировать их в значимые формы. — Он внимательно посмотрел на Натино лицо: — Ох, девушка, не надо так глубоко задумываться, а то и утонуть можно.

— Так-так, вы меня призываете забыть язык Камю, Сартра, Франсуа Вийона и Рабле? — набычился французский супруг.

— А вы его уже забыли, точнее вы его и не помнили, потому что его нет вот в этом теле, в котором вы так комфортно сейчас устроились, а есть там глобо-язык, то есть язык, который впитал все языки мира! — парировал казалось бы неотразимый аргумент Соломон Яковлевич.

Наташа, окончательно потеряв нить рассуждений, буркнула, что ничего не понимает, и отошла от спорящих Люка и доктора. Молодой человек тщетно пытался что-то сказать на разных диалектах своей родины, но выходило одно и то же. Хозяин кабинета довольно посмеивался, и было понятно, что спорить бессмысленно.

Ната, отойдя от разгоряченных диспутантов, стала разглядывать предметы на полках, двигаясь все дальше в глубину таинственного помещения. В одном месте между стеллажей образовался широкий проем, который был заполнен шкафом с раздвижными дверями.

— Наташа, умоляю, только не трогайте ничего, — услышала она голос доктора и потянула за ручку скользнувшую в сторону дверную панель. В тот же миг весь кабинет до самой макушки заполнился пронзительным женским визгом и перепуганная девушка стрелой бросилась к мужу.

— Т-там! — заикаясь и давясь испугом, она указала пальцем на шкаф. — Т-т-там покойники! Все одинаковые! Висят! Повешенные! Люк!!! — Наташа схватила супруга за плечо и стала трясти его. — Их повесили!

— Ну вот, я же говорил! — полным укоризны голосом проговорил Соломон Яковлевич и полез в нагрудный карман за зеленой трубочкой. — Эх, Наташа, Наташа! Не бережете вы ни себя, ни нервы, что в вашей ситуации не одно и то же.

Он некоторое время смотрел на трубочку, а затем с торжествующим видом сунул ее на место.

— Итак! Сейчас, Наташенька, — он опять выгнул брови дугами и сделал глаза большими, — вы увидите, как ваши любимые покойники оживают! И не только это, — его лицо приняло загадочное выражение. — Вы увидите себя!

— То есть? — недоверчиво переспросил Люк. — Увидим себя?

— Если быть точным, то свои родные тела, — проговорил доктор и направился к противоположной стене. Здесь он легко откатил стеллажный шкаф в сторону, и за ним открылся коридор без дверей и окон, в глубине которого угадывалось какое-то движение. — Знаете, полезно иногда бывает взглянуть на себя со стороны!

В дальнем конце открывшегося короткого тоннеля суетливо метались рыжие огоньки и степенно шевелись сумеречные тени. Вдруг одним скоком из этой темной мешанины выскочила тележка с высокой рамой, на верхней перекладине которой были закреплены большие вращающиеся крюки. На этих крючьях, как туши в мясном холодильнике, были подвешены две громадные сопливые сосули, которые студенисто колыхались при движении.

— Ага! — почему-то сказал доктор и радостно добавил: — Вот мы и прибыли, точнее — вы прибыли, молодые люди.

Он перехватил тележку на выезде, лихо развернув ее так, что, казалось, желеобразные конусы сорвутся из-под перекладины и шлепнутся на пол двумя огромными скользкими медузами. Но ничего не случилось, сосули отклонились по инерции, волнообразно колыхаясь, и остались спокойненько висеть, а Доктор, семеня ногами, виртуозно припарковал всю конструкцию к столу, на котором недавно сидел и болтал ногами.

— Что ж, есть на что посмотреть, ух! — возбужденно проговорил Соломон Яковлевич и повернулся к молодоженам. — Вот фигура, так сказать, вашей особы, Наталья, не знаю как вас по батюшке, ух, а вот это вы, Люк. Целые и здоровые оба, уф-ух! — Он обтер лоб. — Да вы подойдите поближе, не бойтесь, чего самих себя-то бояться. Уху-хух!

Наташа, тихонько подталкивая мужа вперед, с любопытством уставилась на ту груду студня, где, по уверениям хозяина кабинета, было спрятано ее тело. Люк не очень активно, упираясь, все же нехотя приблизился, и оба они уставились на покрытую живой рябью поверхность подвешенных конусов. Сквозь довольно прозрачную среду дрожащего желе, в котором, будто марево в жару, струились едва заметные потоки, были видны их тела в горнолыжных костюмах, которые висели по стойке «смирно», словно солдатики в детском магазине над прилавком.

— Мамочки, до чего же на нас похожи, — недоверчиво пробормотала Наташа. — Или это все-таки мы и есть?

— То есть получается, что и меня, и тебя в каком-то киселе утопили? — покосился на нее Люк и, неопределенно мыча что-то, стал разглядывать сосули с боков. Доктор тоже склонился к прозрачной поверхности и, хитро скосив глаза на Нату, заметил:

— А ведь если отбросить кисель, то красавцы, честно! — Он аж причмокнул от удовольствия. — По самым высоким разрядам проходят, точнее, проходите.

Супруги, не отвечая, вглядывались в глубину громадных висюлек, даже не смотря друг на друга. Тогда Соломон Яковлевич, чуть отступив и нахмурив брови, опять достал трубочку, которая уже ярко зеленела от кончика до кончика. Затем спрятал ее назад в карман и посмотрел на висящие осклизлые конуса.

— Так, докладывайте, — обратился он к сосулям. — Сначала мужчина, там работы побольше.

Как раз в этот самый момент Люк придвинул нос к самой поверхности, вглядываясь куда-то внутрь, и тут же, прямо перед его лицом, пленка поверхности сморщилась и неуловимым движением сформировала большой, сантиметров на тридцать, рот, который по-солдатски гаркнул:

— Повреждения свода и основания черепа исправлены, клеточная структура в порядке. — Рот смачно чмокнул и скривился в ехидной усмешке. — Были проблемы с эндокринной железой, но это уже не ко мне, это к Гоше. Ой, а чой-то с молодым человеком?

Люк в то самое мгновение, когда рот на сосульке только открылся для доклада, прыжком отскочил назад и замер, весь дрожа от испуга.

— Что-что — предупреждать надо! — почти сорвавшись, крикнул он и повернулся к доктору. — Так и до инфаркта можно довести!

— Ничего страшного, я же врач, вылечу, просто сейчас надо поторапливаться, — заметил он и сухо добавил: — А у вашей жены нервы покрепче будут.

Наташа, также отступив, прижалась к мужу, и они молча смотрели, как Соломон Яковлевич принимает странный доклад. То на одной сосуле, то на другой в разных местах появлялись и исчезали, сообщив нужную информацию, разных размеров рты. Некоторые из них переругивались между собой, отпуская соленые шуточки. В один момент на каждой из сосулек возникло по три рта и поднялся такой гвалт, что доктор был вынужден прервать перепалку.

— Вижу, что все прекрасно справились, теперь пора закругляться!

Он вытащил откуда-то из стены между полок прозрачный шланг и прикрутил его к тройнику на перекладине тележки. От места соединения шли два патрубка, которые были вставлены прямо в желеобразную массу каждой подвешенной груды.

— А ну марш все по своим куклам! — строго произнес Соломон Яковлевич и крутнул крантик на шланге. Тотчас раздалось глоточное бульканье, и по шлангу побежала вязкая жидкость, а сосули стали уменьшаться в размерах, всасываясь в патрубки как насосом. Прошло не более минуты, как на крюках остались покачиваться, как парашютисты на ремнях, два тела, которые были совершенно сухими, а одежда даже как будто выглажена — ни единой складочки.

— Очуметь! — выдохнули хором Люк с Наташей и посмотрели, теперь уже с нескрываемым уважением и страхом, на доктора.

— Ну, это еще не все! — Он отпустил шланг, который втянулся в стенку, и подошел к раздвижной двери, за которой висели Наташины покойники. — Эй, вы там! Готовы?

Дверь скользнула в сторону, и из проема вышли один за другим шестеро абсолютно одинаковых близнецов, белобрысых и покрытых веснушками так, словно их обрызгали из пульверизатора. Они весело толкались, как парубки-призывники в военкомате, и, шпыняя друг друга, беспрерывно веселились.

— Так, галдеж прекратить, не на базаре! — повысил голос Соломон Яковлевич, а потом обернулся к молодоженам: — Это мои помощники, медбратья, так сказать, по разуму. Прошу любить, хотя жаловать не положено! — Потом опять обернулся к близнецам, построившимся в неровную шеренгу: — Представьтесь!

Братья стояли, задорно поблескивали глазами и ухмылялись, но, осознав серьезность процедуры, деловито переглянулись и один за другим шагнули вперед.

— Я — Паша!

— Я — Саша!

— Я — Тоша!

— Я — Гоша!

— Я — Проша!

— Ну, а я — Сигизмунд!

— А почему Сигизмунд? — ошалело спросила Наташа.

— А я последний вылупился! — бодро чеканя слова, совершенно непонятно объяснил крайний левый в шеренге.