Империя Рюриковичей (V-XVI вв.). Русская экспансия

Сергей Максимов, 2020

Книга охватывает период славяно-русской истории, начиная с V века и заканчивая концом XVI века. Переселение восточных славян за Днепр и создания ими крупных протогосударств. Формирование «древнерусской империи» под властью правящего Варяжского дома. Причины и ход возвышения Москвы. Возникновение в XV веке военизированной Московской империи и всплеске территориальной экспансии в XV–XVI веках. Тысячелетняя история восточного славянства впервые излагается с позиций теории завоевания, в ходе которого русы подчинили себе славяно-финских туземцев Восточной Европы, передали свою власть семейству Рюриковичей, среди которых закрепилась идея завоеванной земли как «добычи» правящего рода. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Часть первая

Предыстория

Глава I

Экспансия земледельцев

В современной России русскими считают себя 80 % населения, однако нет-нет да и услышишь в разговоре двух абсолютно русских собеседников брошенную между делом фразу об их славянских корнях. Мы живем в XXI в., но даже через тысячу лет помним о своих этнических предках — нынешние русские действительно именовались когда-то славянами и обитали к западу от Карпатских гор, то есть совсем не там, где обитают ныне.

Часто приходится слышать, что наши предки были мирными земледельцами и не вели завоевательных войн. Я лично не понимаю, почему славяне должны были отличаться от других варваров в лучшую сторону. В конце концов, законы исторического развития одинаковы для всех. Если люди вокруг бесконечно сталкивались в войнах за право на существование, почему же славяне должны были остаться в стороне? Это очевидное умственное заблуждение, и исторические факты свидетельствуют против него. В древности славяне, может, и не блистали знаниями военной теории, зато слыли храбрыми и бесстрашными воинами. Однажды многие из них надолго забросили хлебопашество и вступили на тропу войны.

Все началось в VI–VII вв., когда они разорили половину Византийской империи, уничтожили множество греков и захватили их земли. Эти деяния мало известны широкому кругу читателей. Авторы популярных книг по ранней славянской истории часто делают вид, будто славянского экспансионизма не существовало. Именно благодаря их стыдливому молчанию многие до сих пор считают древних славян тихими деревенскими пахарями, история которых может служить образцом кротости и вселенского смирения. Давайте же посмотрим, кем в действительности были древние славяне и как они заселили добрую половину европейской территории.

Где жили и к чему стремились славяне в VI веке

На страницах византийских хроник славяне впервые появились в середине VI в. В это время византийские писатели с удивлением обнаружили их на огромном пространстве между Одером и Вислой на севере и средним течением Дуная на юге. Маврикий Стратег тревожно сообщал, что славяне («склавины» и «анты») представляют собой многочисленный народ. Прокопий Кесарийский, описывая склавинов, поражался перемене, произошедшей с ними буквально на его глазах, и называл их земли «бесчисленными». Славяне, писал Прокопий, составляют «несметные, неизмеримые племена», численность которых увеличивается. Вторил своим коллегам и готский историк VI в. Иордан. Вот как он описывал территориальную «империю» восточных славян: «…от места рождения реки Вистулы (Вислы), на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавенами и антами. Склавены живут от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра (Днестра), и на север — до Висклы (Вислы); вместо городов у них болота и леса. Анты же — сильнейшие из обоих [племен] — распространяются от Данастра до Данапра (Днепра), там, где Понтийское (Черное) море образует излучину; эти реки удалены одна от другой на расстояние многих переходов».

Как видим, в середине VI в. славяне составляли огромную, но слабо организованную массу. Их отличительной чертой было воинственное свободолюбие. Они не признавали над собой единоличной власти и больше всего на свете не любили царей. Славянские старейшины проводили время в бесконечных распрях, подозревая друг друга в желании узурпировать власть. По этой причине у ранних славян не было лидеров, которые надолго могли объединить их в крупные союзы. Прозябая в разрозненном состоянии, славяне не могли сопротивляться более сильным и организованным народам. В этом была их слабость, за это они неоднократно были наказаны германцами, гуннами, аварами, а потом и варяго-русами.

К середине VI в. огромный славянский котел, наполнившись, кипел и выплескивался через край. Разрозненные и враждующие между собой славяне тем не менее научились объединяться ради грабительских и захватнических войн. С тем большей опаской жители Византии наблюдали, как анты и склавины все ближе подбираются к левому берегу Истра и строят временные поселки вблизи их границ. От разорительных вылазок славян уже начинали страдать правобережные районы Византии. Греки имели богатый опыт общения с варварами и знали, что рано или поздно славянские вожди поверят в свою непобедимость и двинут толпы дикарей громить и разорять византийскую цивилизацию.

Так считали в Константинополе. А что думали об этом сами анты и склавины? Неужели они действительно планировали напасть на Империю, захватить ее цветущие области и поселиться в них на праве завоевателей?

Гордость Даврита

Чтобы ответить на этот вопрос, предлагаю дать слово современникам и очевидцам описываемых событий. На наше счастье, однажды византийский дипломат и историк VI в. Менандр Протектор оказался при дворе вождя антов Даврита. В это время Даврит вел сложные переговоры с послами аварского хана, который требовал от него подчинения. Менандр видел своими глазами, как анты сошлись на большое собрание и как Даврит произнес среди них зажигательную речь. Так как все сказанное слово в слово было записано византийцем по горячим следам, мы имеем уникальную возможность процитировать то, что сказал верховный вождь антов своему народу.

Итак, вот как ответил аварским послам Даврит от своего имени и от имени всех антских князей, которыми он повелевал: «Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот человек, который бы подчинил себе силу нашу? Не другие нашей землей, а мы чужой привыкли обладать. И в этом мы уверены, пока будут на свете война и мечи»¹.

Если мы доверяем Менандру Протектору (а у нас нет оснований не верить этому человеку), то получается, что в своем выступлении Даврит коротко изложил военно-экспансионистскую стратегию славянской знати, а, может быть, и всего славянского народа. В его словах есть все: и ставка на силовое решение политических вопросов; и четко обозначенная захватническая политика, которую Даврит гордо и неприкрыто выражает фразой: «мы чужой [землей] привыкли обладать»; есть тут, наконец, прославление войны и культ оружия. В своей речи Даврит сформулировал программу славянской войны против всех. За его словами незримо скрывается также кровавый способ обогащения, которым пользовались анты, нападая на соседние народы, включая византийцев.

О том, что славяне давно и успешно занимаются разбойным промыслом, знали все вокруг. Собственно, потому авары и планировали подчинить, а затем и ограбить славян, что земля их, как гласила молва, изобиловала деньгами. Авары сочли несправедливым, что «склавины издавна грабили римлян», а сами же не были разорены «никаким другим народом»². Не вдаваясь пока в подробности славяно-аварских отношений, вернемся к ответу на вопрос о том, что делали и как вели себя славяне на Балканах. Сама по себе тема славянского завоевания Балкан не входит в задачу данного повествования, но мне кажется важным описать методы, с помощью которых древние славяне действовали против других народов. Поэтому предлагаю вновь обратиться к фактам.

Истязание Империи

Тревожные звонки, возвещающие о славянской опасности, прозвенели для Византии в начале VI века. Это был первый случай, когда склавины и анты сумели временно объединиться, создали большой военный союз³ и начали грабить Византию. Сплочение сил перед большой войной — хорошая тактика для тех, кто надеется на победу.

Но славяне не собирались вести войну по всем правилам ратного искусства. Для этого у них не было ни командиров, разбирающихся в премудростях военной стратегии, ни солдат, обученных тактике ведения боя, ни подходящего вооружения. Зато они располагали огромными человеческими ресурсами и томились непреодолимой жаждой обогащения.

Этого было вполне достаточно для начала бесконечной череды больших и малых вторжений, длившихся более ста лет⁴ и сотрясавших основы византийского государства. Славяне действовали дерзко и решительно, но их отвага просыпалась лишь в моменты слабости Империи, когда греки не могли им ответить, отвлекаемые другими, более опасными врагами.

Массовые нападения славян на Византию начались в период правления императора Юстиниана I (527–565). В это время грекам постоянно приходилось отбивать атаки вандалов и персов. Начиная с 535/536 г. они вели изнурительную войну с готами. У Империи не хватало сил успешно действовать на всех фронтах и прикрывать свои растянутые границы. Славяне воспользовались вынужденной слабостью Константинополя и осадили северо-византийские провинции. С тех пор несколько поколений ромеев от рождения до смерти не расставались с чувством неопределенности и страха за свою жизнь. Каждый прорыв славян за Дунай заканчивался для них мучениями, убийствами, грабежами, разорением и жестоким насилием.

До середины 530-х гг. Империя как-то сдерживала растущий славянский напор. Дела даже пошли на лад, когда во Фракию прибыл талантливый и решительный военачальник Хильбудий. (Говорят, что он сам был родом из славян⁵.) Ему удалось наладить защиту границ, и в течение трех лет, пока он командовал дунайскими войсками, славяне опасались переходить через Истр и воздерживались от грабежей. Солдаты Хильбудия, напротив, неоднократно вторгались «в земли по ту сторону реки, избивали и забирали в рабство живших там варваров»⁶. Для греков эти карательные походы были вынужденной и крайне рискованной мерой.

Однажды антам удалось подстеречь небольшой отряд Хильбудия, когда он находился на их стороне реки. Как писал Прокопий Кесарийский, «славяне… выступили против него все поголовно» и в кровопролитном сражении уничтожили своего злейшего врага. Второго Хильбудия, чтобы устрашать дерзких варваров, в Константинополе не нашлось. После его гибели никто уже не мешал славянам открыто переходить через Дунай, и «римская область» превратилась в беззащитный объект «для их вторжения»⁷.

Какое-то время в Византии надеялись, что смогут остановить славян территориальными уступками. Вскоре после убийства Хильбудия император Юстиниан предложил антам переселиться в старый римский город Туррис на берегу Истра. Город был построен при императоре Траяне (98-117), но варвары постоянно грабили и разрушали его, и теперь он лежал в руинах. Юстиниан предложил антам занять не только город, но и его окрестности, то есть, по сути, создать собственную провинцию в Империи.

Это могла быть хорошая сделка, ведь антам давался бесплатный пропуск в греческий мир с его культурой и стандартами жизни. Но их не заинтересовало предложение императора. Не позарились они и на большие деньги, которые давал им Юстиниан за мир и участие в войне против гуннов⁸. Славяне выслушали мольбу Константинополя, сделали вид, что согласились, но поступили по-своему. Оба наших источника — Иордан и Прокопий Кесарийский — дружно заявляют, что с того момента склавины и анты «чуть ли не ежегодно» совершали набеги в Иллирию и по всей Фракии, творя «непоправимое зло тамошним людям»⁹. По сведениям Прокопия, при каждом таком набеге варвары уничтожали и уводили в плен до 200 тысяч жителей, оставляя после себя голую «скифскую пустыню»¹⁰.

Империя, словно медовые соты, притягивала к себе разномастных дикарей. Славянам нападать на греков не мешали даже внутренние войны, которые анты и склавины периодически затевали между собой¹¹. Во второй половине VI в. славяне буквально осадили Византийскую империю, накатываясь на нее бесчисленными грабительскими волнами. Они пересекали ее границы, переправляясь через дунайские Клисуры и «Железные ворота», где русло реки сильно сужалось под напором Трансильванских Альп. Не встречая на своем пути сопротивления, варвары шли вглубь страны, методично грабя и разоряя все вокруг, захватывая и уводя людей в рабство.

Прокопий Кесарийский описал три опустошительных славянских похода на Византию, состоявшихся в 547, 549 и 550 годах. Славяне стали уже так сильны, что отваживались вступать в крупные сражения. Однажды они разбили многочисленный отряд императорской конницы, долго и жестоко пытали его командующего Асбада, а затем живьем сожгли на костре. После этого они хитростью захватили город Топеру поблизости от Константинополя и перебили в нем всех мужчин. По сведениям Прокопия, на тот свет было отправлено 15 тысяч человек. Дети и женщины, согласно действовавшим у славян правилам, были обращены в рабство; ценности, само собой разумеется, разграблены¹².

Захват имущества, уничтожение скота, убийство мужского населения, продажа в рабство женщин и детей — все это непременные спутники территориальной славянской экспансии. Там, где появлялись славяне, мирные греки обречены были на гибель. Как писал Прокопий Кессарийский, пришельцы «…не щадили ни возраста, ни пола, <…> с того самого момента, как ворвались в область римлян, убивали всех, не разбирая лет, так, что вся земля <…> была покрыта непогребенными телами. Они убивали попадавшихся им навстречу не мечами и не копьями…, но вбив крепко в землю колья и сделав их возможно острыми, они <…> насаживали на них этих несчастных…»¹³.

Огромные отряды славян в буквальном смысле усеяли трупами Фракию и Иллирию; они зверски казнили всех на своем пути, одних сажая на кол, других привязывая к столбам и забивая до смерти, третьих сжигая запертыми в их домах¹⁴. Размеры славянских «армий» иногда превосходили всякое воображение, колеблясь от нескольких тысяч до многих десятков тысяч человек.

В 578 г. около 100 тысяч вооруженных славян переправились через Истр и двинулись во Фракию и Элладу. По пути они занялись убийствами, насилием и мародерством, «грабя <…> местности, <…> зимуя здесь, как бы в собственной земле, не боясь неприятеля»¹⁵. В 581 г. очередной славянский «десант» высадился во Фракии, Македонии и Фессалии. Византийский автор VI в. Иоанн Эфесский с горечью и удивлением рассказал в «Церковной истории» о том, что творилось на его родине в течение четырех лет после прихода славян. В царствование императора Тиверия, писал он, «проклятый народ славяне» прошли через всю Элладу, Фессалоникию и Фракию. Они захватили города и крепости, «опустошили, сожгли, полонили и подчинили себе область», а затем «поселились в ней <…> как в своей собственной». Местное население они повсеместно «уничтожали, жгли и брали в плен». Четыре года они жили «в ромейских областях, без забот и страха». За это короткое время славяне, пишет Иоанн Эфесский, разбогатели, награбили золота и серебра, завладели табунами коней и оружием. Они научились воевать лучше ромеев¹⁶ и готовились к дальнейшим захватам.

Ставший в 578 г. императором Византии Тиверий II (578–582), родом фракиец, решил стравить между собой славян и аваров, чтобы ослабить силы враждебных Империи народов. Тиверий подговорил аварских князей переправиться через Дунай и напасть на славянские поселки. Славяне понесли от аваров тяжелое поражение, но даже после этого не перестали терзать Византию.

Лишь к середине VII в. извержение славянского вулкана стало затихать, и его лава прекратила испепелять несчастных ромеев. Славяне добились всего, что хотели. Теперь в их руках находился почти весь Балканский полуостров. Фракию, Македонию, Далмацию и Истрию полностью заселили военизированные славянские колонисты. Захватив и разграбив Балканы, истребив значительную часть мирного населения, славяне вдруг проявили милость к тем, кто случайно остался в живых. Они не стали лишать их жизни, а просто обложили налогами в свою пользу. В Мёзии они говорили выжившим фракийцам: «Выходите, сейте и жните, мы возьмем с вас только половину подати»¹⁷. Славяне, как полноправные господа, снизили царские налоги, а заодно направили их в другое русло. Раньше они шли в государственную казну, а теперь стали наполнять сундуки славянских вождей и их дружинников.

Аварский фактор и перемены климата

К середине VII в., когда южные славяне прочно завладели византийской землей, балканское направление их экспансии закончилось. Первое и очевидное наблюдение за его развитием состоит в том, что наши далекие предки действовали в Византии как бесцеремонные и жестокие завоеватели, для которых право сильного было единственной мерой добра и зла. Они исповедовали «гуннскую», как сказал бы Прокопий Кессарийский, идеологию завоевания, и в этом смысле ничем не отличались от большинства варваров своего времени.

В VI–VII вв. исконные земли славян между Одером, Вислой и Дунаем заметно обеднели людьми, но их массовый отток на Балканы со временем компенсировался высоким демографическим ростом. Новые поколения склавинов и антов заполнили опустевшие деревни, и славянство вновь испытало тягу к земельным завоеваниям.

Невозможно предположить, в какую сторону двинулась бы следующая волна славянской экспансии, — ведь южное направление было уже «освоено», а на севере и западе жили непомерно воинственные германцы, — если бы в ход славянской истории не вмешались два значимых обстоятельства.

Первое было связано с приходом в Центральную Европу аваров. В 565 г. они переправились на правый берег Дона, и принялись опустошать и грабить страны Восточной Европы¹⁸. Сильнее других в столкновениях с ними пострадали анты.

Византийский писатель Феофилакт Симокатта сообщает, что между 582 и 602 гг. во время войны аваров с Византией аварский каган послал военачальника Апсиха на антов и приказал ему истребить этот народ¹⁹. Был ли этот жестокий приказ выполнен полностью, не ясно. Известно только, что с конца VI — начала VII вв. упоминания об антах полностью исчезают со страниц средневековых хроник и летописей. Даже «Повесть временных лет» не знает их имени. Зато не молчит она о тяготах аварского господства.

Нестор, хотя и смутно, излагает на страницах «Повести» рассказ о жестоком отношении аваров к придунайским дулебам, над которыми они господствовали. Широко известны хрестоматийные строки летописи о том, как обры «чинили насилие женам дулебским», запрягая их в телеги вместо коней или волов²⁰. Пусть этот пример единичен, но он наглядно иллюстрирует высокую степень несвободы, в которую многие анты попали в начале VII века.

Авары серьезнейшим образом поколебали устойчивость державы антов. Многие из ее жителей были уничтожены ордами Апсиха; на других, как на дулебов, было наложено рабское ярмо. Серьезно пострадала от завоевателей антская племенная верхушка. Огромный племенной союз сжался до размеров полусвободной территории на среднем течении Днепра, находившейся в наибольшем удалении от Аварского каганата²¹. Отсюда анты могли двигаться только на восток. Западное и южное направление колонизации было для них закрыто.

Климатические изменения опасны в любом веке

Второе обстоятельство, изменившее ход древней славянской истории и подтолкнувшее славян к миграции на восток, состояло в крупных климатических изменениях, затронувших север Центральной Европы. Примерно в конце IV в. на европейском континенте началось продолжительное ухудшение климата. Пик невиданного доселе природного катаклизма пришелся на V век. В течение целого столетия славяне, обитавшие к востоку от Рейна, пережили сильнейшее похолодание²², сопровождавшееся частыми проливными дождями. Из-за ливней повысился уровень воды в реках и стоячих водоемах. Подъем грунтовых вод вызвал разрастание болот и заметное переувлажнение почвы. Сильнее всего пострадали от этого обитатели среднего течения Вислы, где рельеф местности был особенно низким. Холод и мокрая земля²³, в которой гнил урожай, не оставляли земледельцам другого выбора, кроме миграции.

Археологи установили, что в V в. средняя Висла превратилась в пустынный край без единого жителя. Нечто подобное произошло со славянами на Волыни и в районе Припяти²⁴.

Климатическая катастрофа стала тем перстом судьбы, который толкнул ободритов, лютичей и других славян венедской группы к масштабной миграции на восток. Начавшись поневоле, она длилась несколько сотен лет, то нарастая, то затихая в своем движении. Венеды неплохо подготовились к своей миссии. Судя по находкам славянских артефактов на территории Беларуси, Украины и западной части России, они обладали конницей и хорошо вооруженной пехотой. Так же как захват византийских земель доставил южным славянам новую родину на Балканах, так и уход части висло-одерского населения на восток Европейской равнины дал возможность появиться на новой земле восточному славянству. Вопрос только в том, как и на каких условиях венеды, склавины и анты, бежавшие от капризов природы и аварских сабель, получили территорию для своего зарождения?

Глава II

О чем молчат исторические карты

Если внимательно вглядеться в исторические карты Восточной Европы V–VIII вв., по которым наши дети учатся в школе, можно подумать, что Восточно-Европейская равнина была свободна от населения до того самого момента, пока на ее землю не ступила нога первого славянского переселенца. Думаю, славян устроил бы такой сценарий не меньше, чем школьников. Но, к величайшему сожалению для наших предков, вся Восточная Европа была полностью заселена.

На всем пространстве от Одера до Уральских гор не имелось и клочка свободного места, где они смогли бы приткнуться со своим скарбом и завести производящее хозяйство.

Почему составители школьных атласов не желают признавать очевидного? Они уверенно рисуют в Балтии предков современных литовцев и латышей: ятвягов, аукштайтов, жемайтов, куршей, земголу и латгалу. Рядом показывают места обитания ливов и эстов, води, ижоры, корелы и веси. Двигая пальцем по бумажному листу с запада на восток, даже на ученической карте можно увидеть, что Поволжье и Приуралье испокон века заселяли чудь, удмурты, мари, чуваши, мордва и голядь. И только в ареале будущего расселения восточных славян карты упорно рисуют нам пустые девственные леса и голубые прожилки рек. Исторические карты «массового потребления» как бы говорят: посмотрите, наши предки никого не обижали, они пришли на свободную землю, дружески поделили ее между собой и занялись мирным созидательным трудом на благо будущих поколений.

Такая картина территориального заселения очень удобна для насаждения мифа об исключительно мирном характере славянской колонизации Восточно-Европейской равнины.

Было бы несправедливо полностью отказывать славянам в использовании «бесконфликтных» методов инвазии, то есть вторжения в чужое пространство. Подобные случаи могли иметь место с одной обязательной оговоркой — в VII и VIII вв. наши предки шли на восток не кланяться и не просить места на чужой земле. За свою историю они получили богатый опыт территориальных завоеваний и научились повелевать другими народами. Война и мечи помогли южным славянам захватить для себя балканскую часть Византии; эти же инструменты насилия должны были помочь восточным славянам овладеть Русской равниной. «Договариваться» с уцелевшими туземцами славяне будут потом, когда захватят их земли и утвердятся во власти.

Так что, отбросив стыдливую скромность, присущую русскому самосознанию, следует признать, что появление славян на Восточно-Европейской равнине сопровождалось массовым истреблением и длительными войнами с коренным населением.

Исчезнувшие с лица земли

Так кто же были те люди, что жили в бассейнах Двины, Днепра, истоков Оки и Верхней Волги в тот момент, когда первые славянские отряды готовились вступить с ними в территориальные войны? С кем пришлось встретиться пионерам восточнославянской колонизации на просторах необъятной «русской» равнины? Какую судьбу пришлось пережить этим людям, и что с ними в итоге сталось?

Основная часть народов, о которых идет речь, принадлежала к балтской языковой группе. В науке их принято называть восточными балтами. Бесспорно, что плотность их населения не была запредельно высокой. Немалая часть балтских земель пустовала, и их единственными обитателями были звери, птицы да вольный ветер, гулявший в древесных кронах, — примерно так, как представляется это современным школьным картографам. Балтов эти просторы не интересовали. Но вот что любопытно, славяне тоже не проявляли к ним особого интереса!

Здесь я обязан напомнить читателю, что большая часть земной поверхности на протяжении многих тысяч лет была непригодна для жизни человека. Да и людей было не так много, чтобы освоить гигантские просторы дремучих лесов и непроходимых болот. Древним народам приходилось предпринимать титанические усилия, чтобы расчистить небольшие площадки от дикого леса и обустроить на них подобие цивилизации. На это уходили долгие годы, и все равно лес господствовал и оставался враждебным миром для средневековых земледельцев. В лес приходили для охоты, но жить в нем категорически отказывались.

И еще один важный момент — люди древности селились около рек и озер, а безводные участки суши старались обходить стороной. По этой причине славянских переселенцев гораздо больше интересовали возвышенности, где не было болот, плодородные долины и берега судоходных рек или озер, то есть те наиболее удобные участки, оазисы, давно заселенные балтами и составлявшие их главное достояние.

От восточных балтов той поры до нас не дошло ни устных преданий, ни тем более письменных документов. Даже имена этих народов нам за редким исключением неизвестны. Косвенно этот факт указывает на жесткую конфронтацию между пришлыми славянами и туземцами, развернувшуюся в VII–VIII вв. на огромной территории современной Беларуси и России.

Чтобы рассказ о судьбе восточных балтов был максимально достоверен, предлагаю обратиться за помощью к археологам.

Представители этой почтенной науки утверждают, что на территории России и Беларуси до прихода славян обитали три племенные группировки восточных балтов: тушемлинско-банцеровская, колочинская и мощинская. Народы тушемлинско-банцеровской культуры жили в Минской, Могилевской, Витебской и Смоленской областях. Колочинская культура занимала Гомельскую, Брянскую и Курскую области. Представители мощинской культуры населяли Орловскую, Тульскую и Калужскую области, а также западную часть Подмосковья²⁵.

Как видим, основные районы будущей Киевской Руси за два века до ее возникновения были родиной совсем другого народа. Славяне пришли в эти края как мигранты и поселились в них без вида на жительство.

В середине 1950-х гг. археологическая экспедиция, копавшая в верховьях Днепра территорию тушемлинских балтов, сделала сенсационное открытие. В культурном слое VI–VII вв. археологи обнаружили многочисленные укрепления, полностью погибшие в огне страшных пожаров²⁶. Позже стало ясно, что кроме городищ огонь также уничтожил земледельческие поселки балтов. Открытие произвело в научных кругах эффект разорвавшейся бомбы, ведь даже археологи не предполагали ничего подобного. Но сюрпризы на этом не завершились.

Дальнейшие исследования показали, что в конце VII–VIII вв. восточные балты подверглись еще одной атаке с запада. В этот период они повсеместно возводили крепости-убежища, которые к концу IX в. были полностью уничтожены²⁷. Надеюсь, нет необходимости подсказывать имя людей, которые методично сжигали материальную культуру восточных балтов три века подряд. Увы, ими были братья-славяне, наши далекие предки, которых мы так любим за их неистребимый гуманизм.

На протяжении VI–VIII вв. славяне поставили под свой контроль территорию от Литвы на севере до среднего течения Днепра на юге²⁸. В IX в. никаких балтов здесь уже не было в помине: кругом стояли славянские поселки и города. За какие-то три сотни лет под давлением славянской колонизации целые народы исчезли с лица земли. А ведь в культурном отношении они мало отличались от завоевателей²⁹.

Доминирование славян основывалась не на высоком уровне труда и общения, притягательном для других культур. Они победили своих нечаянных врагов численностью и военизированной структурой, при которой каждая семья сочетала пашенный труд с военным ремеслом. Территория, занятая балтами, постепенно сузилась до крошечных размеров. Но и эти разрозненные островки исчезли к началу XII века.

Если бы славяне полностью истребили восточных балтов, то вошли бы в историю как самые кровожадные злодеи в мире. Но, к счастью, они не претендовали на это звание. Часть балтского населения, успевшая спрятаться в глухих местах, избежала физической смерти и годы спустя влилась в славянский социум в качестве рабов или зависимых данников. Изредка славяне образовывали с балтами смешанные поселения³⁰, но в них всегда господствовал славянский этнический элемент.

Славяне отняли у балтов их историю, лишили языка и стерли с лица земли как самостоятельный народ, способный участвовать в историческом процессе. Никто и никогда больше не слышал об этих людях, за исключением единственного племени, местом обитания которого, по злой иронии судьбы, была территория будущего Московского княжества.

Голядь московская

Хроники сохранили для нас единственный пример длительной борьбы восточных балтов за их этническую и территориальную идентичность. Героический народ голядь, оказавший сопротивление славянам, занимал обширные районы в бассейне верхней Оки, заселяя, в том числе, современное Подмосковье³¹.

Из славян первыми на Оке около VIII в. появились вятичи. В ходе острых столкновений они постепенно начали выдавливать голядь с насиженных мест. В IX–X вв. вятичи последовательно заселили большие участки окского побережья и захватили устья крупнейших притоков Оки, ранее принадлежавших голяди. Балты вынуждены были отступать в самые неудобные для жизни районы.

В ХI и ХII вв., действуя на окраине чужой земли, славяне в основном старались использовать малоконфликтные способы инвазии³². Обстановка круто изменилась, когда их поселения приблизились к столице «мощинского царства», располагавшегося в бассейне Москва-реки.

При колонизации Западного Подмосковья и части смоленских земель, также принадлежавших голяди, мирные методы проникновения были полностью отброшены. Свою исконную территорию, центр своего государства и его последний оплот балтам пришлось оборонять с величайшим мужеством. Между ними и вятичами завязались длительные кровопролитные войны. К сожалению, источники сохранили для нас лишь несколько эпизодов этой мрачной эпопеи.

Так, известно, что в 1058 г. князь Изяслав Ярославич ходил на войну против голяди в Смоленскую волость и одержал над ними победу³³. Почти через девяносто лет (в 1147 г.) черниговский князь Святослав Ольгович по повелению Юрия Долгорукого снова воевал Смоленскую волость и захватил земли в бассейне реки Протвы, заселенные все той же голядью³⁴. Еще через сто лет в 1248 г. Михаил Ярославич московский «убьенъ бысть от Литвы на Поротве»³⁵. То есть был убит там, где как раз и держала оборону осажденная со всех сторон голядь, ошибочно поименованная летописцем «Литвой».

С годами интенсивность славянских нападений не снижалась, и в этом же 1248 г. другой московский князь — Михаил Хоробрит — ходил воевать балтов на Протве и также погиб там в бою с местным ополчением³⁶. Лишь в XV в., когда московские князья сменили тактику и стали окружать свою столицу городами и вотчинами, голядь просто растворилась в толчее народов, стекавшихся со всех краев и весей в Москву, и была ассимилирована москвичами³⁷.

Пример балтоязычной голяди — показатель того, как славяне прибирали к рукам Восточно-Европейскую равнину. Используя мирное давление, где и когда это было возможно, они постепенно подбирались к основным очагам сопротивления и уже после этого включали механизм военного захвата. Длительность и итоги войны с московской голядью также свидетельствуют о том, что славяне не испытывали большого интереса к сосуществованию с другими народами. В своей массе они были простыми земледельцами и думали о собственном выживании гораздо больше, чем о свободах и правах соседей-инородцев. Им были нужны земли, а не соседи. Их стратегическая цель состояла в захвате всей территории Восточно-Европейской равнины и превращении ее в нескончаемый источник пахотных земель. К VIII–IX вв. эта грандиозная задача была частично реализована.

Глава III

Загадочная страна «Валинана» и ее исчезновение

После того, как мною был обрисован общий контур начала славянской колонизации Восточно-Европейской равнины, думаю, стоит более подробно рассмотреть некоторые из ее деталей. Для этого вернемся немного назад и вновь обратим свои взоры к антам.

После завоевания аварами анты оказались на положении людей второго сорта и, жестоко притесняемые, начали медленно отступать на восток, двигаясь в сторону Днепра и всего днепровского Правобережья. Их отход не был похож на паническое бегство. Несмотря на превосходство своих «гонителей» в силе, анты дважды (в 560-е гг. и в 630 г. после смерти Бояна) возвращали себе независимость.

Первая попытка была незначительной и практически не зафиксирована в источниках. Что же касается событий 630 г., то в этот раз антам удалось воспользоваться династическим кризисом, охватившим Аварский каганат, и выйти из-под его власти. Была ли обретенная ими свобода полной, неизвестно. Но анты, в любом случае, получили время на передышку.

В районе современной Волыни они создали славянскую «конфедерацию». Арабский путешественник и географ аль-Масуди называл ее Валинаной³⁸. Существует мнение, что Волынская конфедерация антов и примкнувших к ним склавинов просуществовала сто пятьдесят или даже сто восемьдесят лет. Считается, что в ее состав входили бужане, дреговичи, древляне, уличи и тиверцы, то есть те народы, которые известны по летописям как «исконное» население юго-западной части Киевской Руси³⁹.

Независимое положение Волынской конфедерации и враждебность Аварского каганата, угрожавшего Волыни с запада, заставляли славян внимательнее приглядываться к землям своих восточных соседей. Первые контакты между ними, видимо, имели торговую основу. Благодаря товарообмену волынские купцы проникали на днепровское Левобережье, изучали здешнюю обстановку, выявляли слабые места, искали союзников и готовились к захватам.

Территориальное давление Волынского союза на восточных балтов заметно возросло в период правления славянского царя Маджака. Видимо, при нем были приняты важные решения, касавшиеся частичного переселения в Заднепровье. При Маджаке не только купцы, но и военные вожди с их дружинами, разбойничьи шайки и мирные поселенцы стали регулярно пересекать Днепр и подолгу задерживаться на том берегу.

После смерти Маджака Волынская конфедерация распалась. Тем не менее переселенческое движение за Днепр уже сформировалось. Напротив, частые «раздоры между племенами», лишенными единого «порядка»⁴⁰, стали дополнительной причиной славянской миграции. Возвышение родовой знати и клановые войны антских князьков накаляли межплеменную обстановку: из-за этого славяне семьями и целыми родами уходили с правого берега Днепра на левый.

У аль-Масуди имеется ценное свидетельство, согласно которому первым князем, обособившимся после распада Волынской конфедерации, был некто Дир⁴¹, которого, как мы знаем, «Повесть временных лет» связывает с Аскольдом, а их обоих считает первыми князьями в Киеве⁴². Если арабский писатель ничего не перепутал, то мы получаем из его уст прямое указание на начало славянской колонизации западного и восточного Поднепровья под руководством Дира.

В самом конце VIII в. (в 796 г.) Аварский каганат был полностью разгромлен сыном Карла Великого Пипином Горбатым. Как ни странно, но ликвидация аварского владычества еще больше подтолкнула восточную миграцию славян. Возможно, они обрели свободу и не хотели больше сталкиваться с франками, которые, скорее всего, считали их союзниками аваров.

Уже в 803 г., как свидетельствует биограф Карла Великого Эйнхард, бывшее Аварское государство, на окраине которого жили анты, обезлюдело⁴³. Многие славяне покинули свои районы и переселились за Днепр. Стоявший на границе со степью скромный Киев был слабой защитой от кочевавших в низовьях Днепра степняков. Вот почему южное направление славянской колонизации, миновав Днепр, не задержалось в Киевщине, а повернуло на северо-восток, двигаясь ближе к дремучим лесам Чернигова, Смоленска, Мурома и Ростова.

Заступничество хазар, победа над кутригурами и ее последствия

Как только речь заходит о хазарах, многим из нас на ум приходят строки А.С. Пушкина о мести, которую учинил им князь Святослав. Но что, если хазары сыграли в жизни славян не такую уж негативную роль?

Некоторые историки убеждены, что именно хазары помогли славянам укрепиться на левом берегу Днепра. В VI–VII вв. его нижнее и среднее течение принадлежало болгарскому народу кутригуры. Эти кочевники славились большим могуществом и вели войны с хазарами. В VII в. они заметно ослабели, но все еще представляли опасность.

Хазары стремились выдавить их из Среднего Поднепровья. Для этого они наняли славянских князей и позволили славянам переправиться через Днепр. Славяне успешно закрепились на левом берегу Днепра. Часть кутригуров они уничтожили, часть покорили, а остальных выдавили на восток.

В награду за верную службу славяне получили от хазар в управление киевское Поднепровье с условием соблюдать интересы каганата и охранять его от кочевников. Хазары достигли тогда пика своего могущества, и славянам в чем-то могло импонировать положение подданных Хазарского каганата. О том, что киевские славяне были именно подданными, а не свободным населением Приднепровья, говорит тот факт, что они платили хазарам умеренную дань вплоть до прихода русов, то есть до середины IX века.

Победа над кутригурами позволила славянам расширить зону их присутствия на Среднем Днепре, и вскоре они уже расселились по всему днепровскому Левобережью⁴⁴.

Перед славянами открывались широкие возможности для колонизации земли, не имевшей на тот момент определенного хозяина и сильного защитника. Хазары благосклонно взирали на происходящее и не противились завоевательному порыву своих союзников. Из тех колонистов, которые расселились на землях кутригуров, образовался народ, именуемый в «Повести временных лет» полянами⁴⁵.

Освоение лесостепной полосы от Днепра до Дона шло без больших осложнений, так как оседлого населения здесь практически не было, а редкие кочевники славян не пугали. Впрочем, дойдя до междуречья Северского Донца и Дона, славяне проявили похвальную осторожность и обошли этот край стороной.

Причиной их бдительности стали кочевавшие в северских степях аланы, изгнанные сюда арабами в первой половине VIII века⁴⁶. Тем не менее Дон и Донец оставались в поле внимания славян, и, как только позволили обстоятельства, а случилось это ближе к IX в., они постарались завладеть землями до среднего течения Дона⁴⁷. Что же касается кутригуров, то часть из них, известная под именем северы, приняла участие в формировании славянского племенного союза северян. Вплоть до XVI в. их потомки жили в районе Путивля и Рыльска, называли себя севрюки-сервы и выделялись из остального населения одеждой и говором. От имени этого народа унаследовала свое название река Северский Донец⁴⁸.

Покорение восточных балтов

Войны с кочевниками станут неотъемлемой частью дальнейшей жизни славян. Но все-таки наши предки больше тяготели к лесам и рекам Среднерусской возвышенности, чем к степным суховеям Нижнего Днепра или Придонья.

Поэтому основная масса переселенцев из Волыни пошла не в кутригурские кочевища, а двинулась вверх от Среднего Днепра, в лесостепи и леса, занятые восточными балтами.

Уже в IX в. славяне прочно держали в своих руках междуречье Десны и Сейма. В начале Х в., двигаясь вверх по левому берегу Днепра, они отвоевали у балтов долину реки Сож (нынешняя Гомельская область Беларуси), затем вышли к днепровским истокам и укрепились в верховьях Десны и Оки (в нынешних Брянской, Смоленской и Курской областях).

Главными участниками этого завоевательного марафона русские летописи называют радимичей, которым досталась долина реки Сож, и вятичей, захвативших оба берега Сейма и верховья Оки⁴⁹.

Первыми проникали в чужую этническую среду торговцы и охотники за пушниной. Вслед за ними шли дружины славянских князей. Они облагали туземцев натуральным или денежным налогом и силой подавляли малейшее сопротивление⁵⁰. Семьи и родовые кланы, которых у славян были тысячи, шли за первопроходцами вторым и третьим эшелоном.

В то же самое время, то есть в IX — начале X вв., по правую сторону Днепра на балтов наступали дреговичи. Они форсировали Припять и сильно потеснили здешних туземцев. О несомненном успехе дреговичей свидетельствуют курганы с трупосожжениями и лепной керамикой IX — начала X вв., появившиеся с их приходом⁵¹. Выжившие в столкновениях с ними остатки балтов вынуждены были покориться дреговичам, как доминирующему народу. Таким образом, Среднее Поднепровье стало первой значительной колонией, которую захватили и присвоили славяне, прибывшие сюда с Дуная, Днестра и из Западного Прикарпатья.

Освоившись в приднепровских лесостепях и навсегда закрепив за собой эту землю, славяне приступили к следующему этапу колонизации. В верховьях Днепра и Оки, в зоне густых труднопроходимых лесов вплоть до IX в. против них держали оборону балты тушемлинской и колочинской культур⁵². Мы уже знаем, что с этой задачей они не справились. Истоки Днепра и Оки стали тем местом, куда подошли два мощных колонизационных потока — южнославянский с Дуная и киевского Днепра, и северный, костяк которого составляли венеды.

Балтам нечего было противопоставить двойному натиску колонистов, и к началу IX в. материальная культура тушемлинских и колочинских поселений погибла в огне пожаров⁵³. На месте сожженных балтских построек славяне возвели собственные дома.

Археологи указывают, что строительству славянских поселений предшествовали либо пожарища, либо стерильный слой земли, нанесенный ветром на запустевшие места⁵⁴.

Благодаря численному превосходству и действиям своих князей, славяне прочно укрепились на Верхнем и Среднем Днепре, а также на его главных притоках. Обилие полноводных рек, в долинах которых они селились, способствовало их территориальному разъединению. Каждый славянский народ формировался в собственной зоне обитания. Это было очень важно для славян, так как позволило им избежать излишних ссор и столкновений в тот момент, когда они начали создавать свои варварские государства.

Венедский след на северо-востоке. Ильменские славяне и финская чудь

Северный переселенческий поток был создан, в основном, славянами венедской группы, шедшими в Восточную Европу из Висло-Одерского междуречья.

Основу венедского массива переселенцев составляли кривичи. Они были самым многочисленным из славянских народов, вторгшихся на земли восточных балтов и финнов. Еще в V в. часть кривичей завладела долиной реки Великой и заселила Псковское городище⁵⁵.

Археологи утверждают, что первые переселенцы гораздо лучше поладили с туземным населением, чем колонисты VII–VIII веков. Битвы были не столь кровопролитными, многие сохранили свою жизнь, и два народа — пришлый и местный — даже попытались слиться в единую общность⁵⁶. Следующую пару сотен лет Псков оставался крайним пограничным пунктом на пути кривичской колонизации Восточно-Европейской равнины, поддерживал связи с венедами Вислы и Одера и ждал от них подкрепления.

Однако столетия спустя первыми к ним подоспели славяне из южной переселенческой группы. Это были ильменские или новгородские славяне, чудом добравшиеся до самой северной точки славянской колонизации.

Потеснив финноязычную чудь, южане столкнулись с псковскими поселенцами. Те и другие были людьми, говорившими на одном языке и верившими в одних и тех же богов. Так как же повели себя сильные и многочисленные новгородцы, наткнувшись на кучку своих дальних родственников? К сожалению, вместо объятий и рукопожатий между антами и венедами (ильменцами и кривичами) вспыхнула непримиримая вражда, полетели навстречу стрелы, дружины ощетинились копьями и запылали пожары.

Одним из первых, кто понял, какой катастрофой обернулись ранние контакты ильменцев и псковичей, был историк XIX в. Н.И. Костомаров. Его анализ событий звучит как поминальная молитва о мифическом единении древних славян. В результате развернувшейся истребительной войны псковские кривичи были полностью уничтожены. В этом страшном деянии было поистине что-то ритуальное, и долго еще псковские земли, словно проклятые, лежали в запустении. Лишь многие годы спустя новгородцы организовали на Псковщине свою торговую колонию⁵⁷.

В VII–VIII вв. новые потоки кривичей, вытесняя и истребляя туземцев, заняли территорию современной Беларуси, основали город Полоцк, дошли до верховьев Днепра и Волги и встретились с радимичами около Смоленска.

Когда венеды приблизились к владениям ильменских славян, отношения между «братьями» вновь не заладились. Но теперь перевес сил был на стороне кривичей. Частые ссоры заканчивались их победами: не случайно данные генетики указывают на венедские корни многих современных новгородцев⁵⁸. Вспышки конфронтации между кривичами и новгородцами, о которых смутно сообщает «Повесть временных лет», стали однажды причиной, по которой на славянском севере появился русский князь Рюрик.

Великий Новгород приглядывается к соседям

С Х в. в жизни ильменских славян особую роль начинает играть Великий Новгород. Сначала это был скромный городок, построенный на землях финской чуди и быстро выросший на транзитной торговле между Скандинавией и Каспием.

На первых порах у Новгорода было несколько волостей, с которых вечевой город собирал дань пушниной и другими дарами природы. Очень скоро Новгород стал процветать благодаря выгодному географическому положению. Его значение усилилось, когда к волжскому торговому пути присоединился путь «из варяг в греки», шедший по Волхову и Днепру до Черного моря. Оба маршрута пересекались в Новгороде, и перед новгородцами открылись широкие возможности, среди которых самой привлекательной была выгодная торговля данью. Новгородцы строили далеко идущие коммерческие планы, но для их воплощения нужно было завоевать как можно больше соседних земель и получать с них как можно больше дани.

Необозримый простор для действий давали Новгороду северное и северо-восточное направления, где на огромных территориях от Ладоги до Уральских гор обитали разрозненные финно-угорские племена: от чуди и корелы на севере до мери и черемисы на востоке. Финно-угры в основном занимались охотой, и это было на руку новгородским купцам.

В итоге одним из направлений территориальной экспансии новгородцы выбрали север и северо-восток европейского континента. Это не означало, однако, что из сферы их интересов выпали жители Прибалтики. Нам еще предстоит подробно рассмотреть длительную череду колониальных войн Новгорода с предками современных эстонцев и латышей.

Не племена, а территориальные образования

В результате бурных процессов этнообразования к IX в. в западном и восточном Приднепровье сформировалось больше десятка славянских «племен», названия которых известны по «Повести временных лет». Мы привыкли произносить слово «племя» и подразумевать под ним массу кровных родственников, подчиненных родовому старшине. Однако в IX в. это было уже не так. То, что начальная летопись называла «племенами», в действительности являлось ранними славянскими государствами с территориальным принципом управления. (Дальше я буду называть их протогосударствами.)

Славяне VIII–IX вв. переросли узкие рамки родо-племенного строя. В процессе переселения они потеряли связь со старыми родственниками и поселились на новых землях вразнобой, кому где придется. Им заново пришлось налаживать между собой социальные связи.

Как считал видный советский историк М.И. Артамонов: «Племенной организации ко времени колонизации не было даже в областях со сплошным славянским населением, там господствовали территориальные образования с незначительными локальными различиями… Поэтому возможностей для возникновения племен в новых областях славянского расселения не было: этнические образования там формировались на территориальной основе»⁵⁹.

Говоря другими словами, к IX в. на Восточно-Европейской равнине сформировался не единый славянский народ, а возникло около полутора десятков самостоятельных народов, каждый из которых строил свое собственное протогосударство. То, что у нас до сих пор принято называть славянскими «племенами», на самом деле было зародышем территориальных княжеств с сильным земским началом в политическом устройстве. В этих зачаточных государствах власть строилась на выборной основе, мнение земель преобладало, а славянские рексы-цари были лишь верховными исполнителями воли народа⁶⁰.

Глава IV

Что было не так в славянском мироустройстве

Отвоевав у балтов Восточно-Европейскую равнину, славяне в целом ухитрились избежать межплеменных конфликтов и сумели сохранить мир в зоне своего обитания. Стычки кривичей и новгородских славян — это, пожалуй, единственный случай военной конфронтации колонистов, отмеченный в древних источниках. Но только не стоит думать, что остальные славяне, до крайности возлюбив друг друга, вложили мечи в ножны и навеки зареклись от пограничных столкновений. Тогда почему же они не воевали?

Первый и главный ответ на этот вопрос дает нам обширная география Восточно-Европейской равнины. Славяне просто не смогли заселить ее целиком, настолько велика была их новая родина. Они расселились по удобным местам, достаточно удаленно друг от друга, чтобы не сталкивать лбами вновь формирующиеся народы. Благодаря этому выгодному обстоятельству, восточные славяне получили время заняться мирным обустройством и потратили его на созидательную работу. В довольно короткий срок они создали дюжину самостоятельных протогосударств с политически сильным населением и подконтрольной властью выборных князей. В эпоху перемен массы всегда играют более значимую роль, чем в период политического застоя. Древние славяне почувствовали нерв времени и начали самостоятельно устанавливать для себя нормы и правила жизни. Благодаря их массовой политической активности в VIII–IX вв. сложились правила, по которым самый последний славянский «родовладыка» был фигурой уважаемой и пользовался правом голоса на вече. Вечевой строй стал прочной основой древнеславянских протогосударств. Все вожди у славян были выборные, и даже княжеская власть подчинялась вечевым устоям, важнейшие решения принимались большинством голосов лично свободных людей.

Славяне бережно относились к институту выборности и самоуправления. Их демократия начиналась на уровне отдельных поселков. Соседние поселения объединялись в сотни, сотни складывались в тысячи и на самом верхнем уровне через выборных делегатов входили в союзы племен⁶¹.

Благодаря развитому народовластию славяне создали уникальный общественный строй, который можно было бы назвать народной или варварской «демократией». На «миру», в центре общеземельного союза для решения важных дел собирались представители местных территориальных общин. «Мир» выбирал «градских старцев», старейшин и «лучших людей» — администраторов, отвечавших за порядок в городе и округе. Там же избирался князь — начальник и командующий мирскими силами обороны. На «миру» разбирали тяжбы родовых старейшин, судили провинившихся и обрекали виновных на «изгойство»⁶².

Крупный ученый, историк и археолог В.В. Седов потратил пять лет жизни на пешие экспедиции и обследование древних поселений бывшего Смоленского княжества. Он выявил, что в VIII–XI вв. смоленские славяне жили в крупных, неукрепленных поселках, занимались земледельческим трудом и почти не опасались пограничных войн.

В каждом административном центре, объединявшем несколько территориальных славянских общин, имелось лишь одно городище-укрепление⁶³, но оно никогда не использовалось для защиты от соседей. Это было место, где собиралось земское вече, где сидел князь со своей дружиной, отправлялись культовые ритуалы и где в курганных могильниках находили покой умершие сородичи⁶⁴.

Огромные пространства и непроходимые дикие леса надолго изолировали восточных славян друг от друга и спасали их от конфликтов. «Разыдеся», как сказано в Лаврентьевской летописи, «и живяху кождо с своим родом и на своих местех…»⁶⁵, древние славяне в конце VIII–IX вв. начали массово менять квалификацию и из «кочующих земледельцев» превращаться в стационарных производителей продовольствия, не теряя, конечно, связи с лесом и его огромной продуктовой базой.

Становление славянских протогосударств в качестве самостоятельных очагов мирного созидательного труда подтверждается, в том числе, методами лингвистики: филологи зафиксировали у восточных славян развитие языковых диалектов⁶⁶.

Поборники самоуправления

Принцип выборности создавал условия для взаимного доверия и способствовал сохранению равенства среди политического устройства восточных славян. Из-за территориального характера древнеславянской общины даже у славянской знати не было длинных родословных. В лучшем случае родственники помнили какого-нибудь дальнего предка, чем и ограничивалась их «любовь к отеческим гробам». Длинные генеалогии нужны, чтобы доказывать древность рода. Но в территориальной общине старейшины получали должности не по наследству. Они избирались⁶⁷ по текущим заслугам, и список усопших родственников мало влиял на результаты выборного процесса.

В рамках территориальной общины, да еще при наличии многоженства, распространенного у восточных славян, в основном преобладали горизонтальные связи (родственные и гражданские), а родовые (от сына к отцу) играли второстепенную роль⁶⁸. Территориальная община давала возможность славянам ассимилировать остатки завоеванных народов, но она же толкала их к замкнутости. Браки, за очень редким исключением, заключались внутри общины, делая ее более консервативной. Даже сотни лет спустя этнографы отмечали у потомков кривичей крайнюю настороженность к внешнему миру. В конце XIX в. белорусские крестьянки считали «чужой стороной» деревню мужа, если она находилась далее пяти-шести верст от места их проживания⁶⁹.

Благодаря появлению летописей, для X и последующих веков ученые получили письменную информацию о типе управления у ранних восточных славян.

Летописные источники подтвердили, что их власть строилась на делегировании полномочий по принципу пирамиды, заполняя сначала низшие уровни, а затем через цепь выборных представителей замыкаясь на городских старейшинах.

Традиция избирать «десятских», «пятидесятских», «сотских», «тысяцких» и «лучших людей» была так сильна, что в Киевской Руси с ней приходилось считаться не только славянским князьям, но и заменившим их вскоре русам. Так, в конце Х в. киевский князь Владимир I приглашал на свои пиры всех представители городского самоуправления, начиная с самой низшей ступени общественной власти⁷⁰.

Схожая картина местной автономии наблюдалась у славян северной Руси, что видно по документам более позднего времени⁷¹. Земская власть заменяла славянам бюрократию и в ее отсутствие неплохо справлялась с поставленной задачей.

Славянские протогосударства IX в. по географическим размерам превышали большинство европейских стран своего времени. При этом, как уже говорилось, они обладали большой территориальной емкостью и долго еще могли расти без пограничных столкновений с соседями.

Экономические потребности населения в ту пору ограничивались натуральным хозяйством; считалось нормой, что все необходимое для жизни дает человеку возделываемый кусок земли. Выборная славянская власть измеряла политику областными мерками и в силу своего «мирского» характера больше не ставила перед собой экспансионистских задач.

Ни в VIII, ни в IX вв. восточные славяне не предпринимали попыток объединиться в большое государство. Во всяком случае, исторической науке такие попытки не известны.

Славянские князья

Параллельно с выборной властью у славян существовала власть князей. На первый взгляд, между народной демократией и княжеским авторитаризмом должны были возникать конфликты. Начиная со второй половины IX в., когда великокняжеская власть перейдет к Дому Рюрика, именно так и случится. Ну а пока славянские князья, близкие по крови и духу к своему народу, в целом дополняли складывающуюся картину политического народоправства.

Наши сведения по этому вопросу необычайно скудны, а их интерпретация запутана. Но в целом можно считать, что славянские племенные князья были схожи по своему положению с византийскими дуками, независимыми вождями, власть которых превышала полномочия родовых старейшин, но не достигала уровня абсолютного монарха⁷².

Арабский ученый-энциклопедист первой половины X в. Ибн-Русте указывал, что у славян существовал главный князь, именовавшийся титулом «раис раисов», то есть «старший», «наибольший правитель», «князь князей»⁷³. Другой арабский ученый, Гардизи, сообщал, что славянские князья были наделены правами вершить судопроизводство и применять меры наказания к подданным (от смерти до ссылки на границы владений)⁷⁴. Известно мнение, что славянские князья — вдобавок к другим полномочиям — обладали еще и религиозной властью. Не зря автор трактата «Худуд ал-алам» писал: «Послушание [главе славян] является обязательным, согласно религии». Титул «свет» или «свят», предшествовавший княжеским именам, означал «князя-жреца»⁷⁵. То есть славянские князья составляли отдельную ветвь власти, ведавшую обороной, военными операциями, судом и религиозными делами. При этом они не были абсолютными властителями славянских земель и делили властные полномочия с выборным вечем — полноценным древнеславянским сенатом.

Сложившаяся у восточных славян форма политического властвования, основанная на народной демократии, развивалась с участием всех социальных слоев и политических групп общества. К величайшему сожалению, уже с середины IX в. она стала разрушаться мощными силами извне и в скором времени оказалась настолько искаженной, что о ее самостоятельном развитии не могло быть и речи.

Так что же было не так в славянском мироустройстве? Почему в начале главы я задал этот вопрос? Ведь все, что в ней изложено, казалось бы, говорит об обратном: о том, что древние славяне шли по правильному пути, создавая варварские государства на территориально-общинной основе.

На самом деле в этом отношении к ним никаких вопросов нет. Славяне предоставили возможность свободно эволюционировать своим политическим институтам. Не исключено, что через сотни лет это позволило бы им объединиться в некое подобие конфедерации или союза независимых государств и обрести силу в противостоянии любому врагу. Однако в IX–XI вв. никакого общеславянского союза не существовало. В этом, собственно, и заключалась проблема славянских протогосударств VIII–IX вв. — при всей их многочисленности, они были разъединены на части и представлялись легкой добычей для сильного агрессора.

Глава V

Куявия до начала войны севера с югом

Когда колонисты из Волыни переселялись на левый берег Днепра, часть из них не пошла так далеко на восток, как это сделали радимичи, вятичи и новгородские славяне. Нашлись и те, кто бросил якорь на днепровском берегу и связал жизнь с границей между лесом и степью.

В скором времени эти люди основали город Киев и сделали его своей столицей. Здесь, в ближайшем соседстве с кочевниками Северного Причерноморья, сформировались в качестве единого народа киевские поляне. Редко кто обращает внимание на то, что поляне были пограничным народом, из-за чего часто сталкивались со степными кочевниками.

Всего в двух днях пути к югу от Киева начиналось дикое, зловещее «Поле». Этим словом русские летописи с почтением называли огромную причерноморскую степь, страшную и опасную своим беспокойным населением. Как я уже говорил, с первых своих шагов на новом месте поляне активно сотрудничали с Хазарским каганатом, который в VII–X вв. безоговорочно доминировал в Северном Причерноморье. Киевляне платили хазарам дань в обмен на покровительство, однако в целом не испытывали от этого особых затруднений. Они даже сумели обернуть недостатки зависимого положения в свою пользу.

Хазары, славянская демография и город Киев

«Неразумные хазары», победой над которыми у нас принято гордиться, лишь в начале своего господства были непобедимыми воинами и кочевниками. Очень скоро они отбросили варварские привычки и от войн и территориальных захватов перешли к более цивилизованным формам обогащения. Научившись у еврейских купцов-радхонитов азам международной торговли, хазары стали обслуживать транзит товаров в низовьях Днепра и Волги, которые, как мы помним, были частью их территориальных владений.

После расправы над кутригурами власть над славянами нужна была хазарам по двум важным причинам. Сделав их своими пактиотами (союзниками) хазары пресекли возможность славянского речного пиратства и гарантировали спокойное движение транзитных судов по Днепру и его притокам, а возложив на них дань, могли получать товары, пригодные для внутренней торговли или экспорта. Поскольку торговля приносила ощутимый доход, хазарам был выгоден рост славянской популяции. Чем больше домохозяйств появлялось в славянских поселках, тем большим становился объем хазарского оброка, собиравшегося, как сказано в летописи, с каждого дома⁷⁶.

Находясь под защитой Хазарского каганата, днепровские поляне прожили в относительном спокойствии несколько благополучных десятилетий. Благодаря миру Киев становился центром притяжения для наиболее активной части жителей соседних земель. Эта же самая причина — тишина и спокойствие мирной жизни — вызвала существенный демографический рост киево-полянского княжества.

Имеются примерные оценки Л.Н. Гумилева, согласно которым в XI в. славянское население Киевской Руси превышало пять млн человек⁷⁷. Немалая часть этих людей, скорее всего, обитала поблизости от столицы. Короче, хазарский протекторат позволил киевским славянам взять длительный тайм-аут, накопить силы, вырасти численно и уже после этого отказаться от надоевших «услуг» своих волжских хозяев.

Киевский каганат — славянский…

К началу IX в. киевские поляне освободились от хазарского влияния.

Вокруг Киева стало складываться самостоятельное государство, которое вполне могло называться Киевским каганатом, учитывая, что его столица находилась в Киеве, а титул «каган» среди киевских властителей был в ходу в XI и даже в XII веке.

Сбросив с плеч хазарское «иго», киевские славяне повели себя довольно странно. Вместо того, чтобы сконцентрироваться на мирном ремесле и землепашестве, они вернулись к традициям своих предков и начали совершать опустошительные набеги в Крым, на южное побережье Черноморья и даже на острова Эгейского моря, лежащие за Босфором⁷⁸.

В середине IX в. они уже прославились между другими народами как сильные и бесстрашные моряки. К ним теперь обращались за помощью главы иностранных государств. Как свидетельствует известный арабский путешественник, географ и историк аль-Якуби, в 854/855 г. после того, как днепровские славяне опустошили берега Черного моря, к ним в столицу за военной помощью потянулись послы из кавказских стран⁷⁹.

Открытие торгового пути «из варяг в греки», пришедшееся на первую половину IX в.⁸⁰, происходило, по-видимому, при непосредственном участии днепровских славян. Важнейшим эпизодом в ходе освоения этого маршрута стал большой военный поход 860 г., организованный киевлянами на Константинополь. «Повесть временных лет» приписывает его инициативу киевским князьям Диру и Аскольду⁸¹. Арабский географ аль-Масуди называл Дира первым из славянских князей. При нем Киевское княжество имело «обширные города и многие обитаемые страны», мусульманские купцы торговали в его столице разными товарами⁸².

…или же Киев был русским?

То, что днепровские славяне обрели независимость от хазар и в первой половине IX в. создали собственное славянское государство с явно выраженными агрессивными чертами, не должно вызывать у нас особых сомнений.

Во-первых, это подтверждается источниками. Что же касается агрессии, то она проявлялась у славян еще во времена византийских войн. То, что Дир был князем славянского происхождения, подтверждает сам аль-Масуди. Но если перейти от арабских источников к древнеславянским и, в частности, к «Повести временных лет», тут же начинают возникать неразрешимые проблемы.

Нестор называет основателями Киева братьев Кия, Щека и Хорива и, судя по всему, считает их славянами⁸³. А вот Дир и Аскольд, по версии Нестора, это варяги из ближнего окружения Рюрика, отпросившиеся у него, чтобы идти на Царьград⁸⁴. Двигаясь на Константинополь, и, соответственно, спускаясь вниз по Днепру, сподвижники Рюрика наткнулись на Киев, оценили значимость этого города, захватили в нем власть и начали «владеть польской землей»⁸⁵.

Нестор специально подчеркивал, что Аскольд и Дир были не славянскими князьями, а «боярами» князя Рюрика⁸⁶. Как видим, русский источник придерживается «варяжской» версии происхождения Аскольда и Дира, подразумевая, что изначально оба они вместе с Рюриком были призваны в Новгород из неведомых «заморских» стран. Запомним эту версию и двинемся дальше.

Как я уже говорил, в отличие от Нестора арабский ученый аль-Масуди, писавший раньше киевского летописца, осведомлен о Дире, но ничего не знает об Аскольде. Исходя из этого наблюдения, в научных кругах высказывалась догадка, что Дир и Аскольд жили в разное время и никогда друг с другом не встречались⁸⁷.

Возможно, Дир действительно был славянином и принадлежал к династии Кия. Что же касается Аскольда, то он, скорее всего, родился не в Киеве и явился на днепровские холмы как завоеватель или приглашенный воевода откуда-то с северо-запада Европы.

Более того, из источников известно, что поход 860 г. на Константинополь организовали русы, а не славяне. Следовательно, Аскольд, как его инициатор, скорее всего тоже был русом. Константинопольский патриарх Фотий, современник событий 860 г., указывал, что русы (русь), прежде чем напасть на Византию, сначала покорили окружавшие их народы⁸⁸. Может быть, в число завоеванных туземцев попали, в том числе, киевские поляне?

Однако как можно было доверять только что побежденным врагам и брать их в военный поход? На мой взгляд, дело могло обстоять вот как: славяне Дира и русские дружины Аскольда встретились около Киева, но в сражение не вступили. Они поладили дело миром и заключили договор о совместном нападении на греков. Иначе трудно объяснить, как бы потенциальные враги без трений, стычек и конфликтов могли добраться до преславного Царьграда и не перебить друг друга, скажем, при дележке богатой добычи.

В «Житии Стефана Сурожского» (XV в.) упоминается русский князь Бравлин из Новгорода, который привел русов в Крым штурмовать Сурож-Судак. Согласно «Житию», случилось это на рубеже VIII–IX веков⁸⁹.

Выходит, Аскольд был не первым и не единственным вожаком русов, ходившим в первой половине IX в. по Днепру и знавшим о существовании киевских полян. Уже во времена Бравлина русы, посещавшие средний Днепр, обладали военной мощью, сопоставимой с силами киевлян. «Повесть» сообщает, что в поход 860 г. отправилось двести кораблей, а по данным «Венецианской хроники» Иоанна Диакона, их было триста шестьдесят⁹⁰. Надо полагать, что не менее половины всех судов принадлежало русам. Ведь окажись славяне в большинстве, кто знает, как бы они поступили со своими вынужденными союзниками.

Дуумвират

Существует мнение, что после 860 г. русы не задержались в Киеве и покинули его так же неожиданно, как и появились⁹¹. В действительности, немалая часть русов осталась господствовать в Киеве, избрав своим князем Аскольда. Славянский князь Дир к этому моменту, возможно, уже умер. Нельзя исключать, что его могли убить по приказу Аскольда. Третье предположение состоит в том, что русы мирно отстранили Дира от реальной власти. Это вполне могло случиться, если Дир был откровенно слабым правителем.

С другой стороны, идея «два народа — два князя» (дуумвират Аскольда и Дира) находит подтверждение в русских источниках. В Никоновской летописи говорится, что в 865 г. Аскольд и Дир вместе ходили на Полоцк и сотворили там много зла⁹². Согласно этой же летописи, в 867 г. Аскольд и Дир успешно воевали со степью⁹³. В 866 и 876 гг. оба князя фигурируют в летописи, как организаторы новых походов на Константинополь⁹⁴. Последним аргументом в пользу версии о соправлении славянского и русского князей является, ставшее хрестоматийным, сообщение «Повести» об убийстве Аскольда и Дира Олегом Вещим в 882 году⁹⁵.

Отдельно от Дира Аскольд упоминается в источниках в связи с убийством его сына болгарами в 864 году⁹⁶. В «Истории» В.Н. Татищева есть известие о том, как в 867 г. Аскольд победил кривичей⁹⁷. Итак, у нас имеются веские основания считать реальным присутствие русов во главе с князем Аскольдом в Киеве как минимум после 860 года.

Язычник Аскольд или христианин Николай? Было ли у Аскольда христианское имя?

Пока русы Аскольда обитали в Киеве, многие из них успели креститься. Крещение происходило не где-нибудь, а в самом Константинополе!

Продолжатель Феофана, говоря о нападении русов на столицу Византии в 860 г., между прочим сообщает, что вскоре русы прислали в Константинополь послов с просьбой о крещении, которая была тут же исполнена⁹⁸. Никоновская летопись относит новообращение русов к 876 году⁹⁹. Легенда сообщает, что среди крестившихся был и князь Аскольд. «Повесть» прямо указывает на его христианство, говоря, что на могиле Аскольда в Киеве некий Ольма возвел церковь Николы¹⁰⁰.

Так что первым русским князем, принявшим христианство, как элемент византийского образа жизни, была не Ольга, не ее внук Владимир, а Аскольд киевский, крестившийся под именем Николая. При нем христианство получило среди русской знати такую поддержку, что уже в 867 г. из Византии отправился к ним служить особый епископ¹⁰¹.

Крестившись, придворные князя Аскольда стали проявлять растущий интерес к высокой греческой культуре. Видимо, это они выступили коллективным заказчиком написания для них русской азбуки. Так что зря удивлялся просветитель Кирилл, когда обнаружил в Херсоне Евангелие и Псалтирь, «роусьскыми письмены писана»¹⁰². Перевод главных христианских книг на язык днепровской руси в середине IX в. мог произойти только в Киеве, центре независимого славянского княжества с утвердившейся в нем династией русов и русской дружиной во главе.

Поляне не были славянами?

Все, кто когда-либо интересовался ранней русской историей, знают, что киевские поляне — это одно из полутора десятков восточнославянских племен, от которых в дальнейшем пошла Киевская Русь. До сих пор я и сам называл их славянами антского происхождения и не разрешал себе в этом усомниться. Однако что, если это не так? Что, если существуют сведения, способные пролить новый свет на историю возникновения полянского народа и доказать, почему русы Аскольда с легкостью получили власть над Киевом и до поры до времени пользовались поддержкой большинства киевлян?

В отечественной исторической науке существует целая традиция отождествлять русов не с северными людьми (норманнами) и не со славянами, а выводить их корень из кельтской этнической среды. Два советских историка (А.Г. Кузьмин и Е.В. Кузнецов) рискнули предположить, что отдельные группы русов (или ругов) впервые появились на юге и юго-востоке Европы еще в III в. нашей эры. По их мнению, к моменту, когда эпоха Великого переселения народов подошла к концу, на карте континента можно было насчитать более десяти «Ругий» и «Русий»¹⁰³.

В Поднепровье и Подунавье русы постепенно сблизились с местными славянами, но — обратите внимание! — их слияние нигде не было полным. Русы считали себя аристократическим слоем, сохраняли родовые привычки, нормы и традиции в неприкосновенности и держались на дистанции от славян. Одной из устойчивых особенностей сообщества русов была жесткая иерархия их социальных отношений. Причина врожденного чиноначалия русов заключалась в господстве у них кровно-родственной семьи.

Самая ближняя к нам «Русия», окруженная со всех сторон славянскими народами, располагалась в восточных отрогах Карпат. Эта полулегендарная страна принадлежала днепровской руси и называлась «Ругиландом».

Когда необходимость заставила русов и славян переселиться в район Киева, выходцы из Ругиланда заняли в новом социуме подобающее им аристократическое положение и установили свою власть в городе. Не исключено, что некоторое время они составляли большинство населения в Киеве, и это сказалось на распространении их бытовых порядков.

Такой вывод не кажется слишком надуманным, если внимательно прочитать отрывок из текста «Повести», в котором автор сравнивает брачные обычаи киевских полян и других восточнославянских народов. Из летописного рассказа видно, насколько сильной была у полян власть родителей над детьми. Брак у них был покупным и заключался отцом и матерью. У всех же остальных славян женихи и невесты сами решали свою судьбу во время ежегодных «игрищ между селами»¹⁰⁴.

И это еще не все.

Если сравнить нормы обычного права, действовавшие у полян, с нормами других народов, станет ясно, что они ближе к германским, чем к славянским порядкам. Наибольшее совпадение наблюдаются с «Баварской правдой», составленной германцами в VII–VIII веках¹⁰⁵.

Автору «Повести», жившему в Киеве на рубеже XI–XII вв., непохожесть сограждан на других обитателей киевской державы была настолько очевидна, что он трижды повторил в тексте летописи, что поляне живут особо от других славянских племен¹⁰⁶.

Совокупность приведенных сведений заставляет думать, что Нестор, описывая в «Повести» своих земляков, подразумевал под полянами не чисто славянское, а славяно-русское население, во второй четверти X в. переселившееся в Киев из Подунавья ¹⁰⁷.

В произошедшем этническом смешении ранних и новых поселенцев, а также в длительных культурных контактах славян и русов, возможно, кроется объяснение той легкости, с которой Аскольд завладел Киевом. Он и его дружинники не были чужими для киевлян людьми и могли «склонить» их к общежитию, опираясь на исторически сложившийся авторитет.

Как бы то ни было, пришли они в Киев вместе со славянами или «напросились» к ним в правители позже — в любом случае кельтская версия происхождения русов дает возможность говорить о контактах доверявших друг другу народов. При таком подходе славянские «внуки» Кия и русы Аскольда вполне могли поладить между собой миром и разделить власть пополам.

Аскольд — узурпатор и создатель Куявии

Не исключено, однако, что версия о кельтском происхождении русов уводит нас в сторону от правильного ответа. Возможно, не было никакого родства и даже отдаленного знакомства между русами и киевскими славянами. Может быть, правы те, кто, как и Нестор, считают Аскольда варягом-узурпатором, оккупировавшим славянский город и подчинившим с помощью варяжских дружин сначала киевлян, а потом и другие славянские протогосударства.

Арабские писатели из группы аль-Балхи (аль-Истахри, Ибн-Хаукаль и другие достопочтенные лица)¹⁰⁸, хорошо знали, что в середине и начале второй половины IX в. существовала страна Куявия с центром в Киеве и городами Черниговом и Переяславом на периферии. Главой этого объединения они называли руса Аскольда. Древляне, дреговичи и некоторые «колена» северян были подданными этого князя и должны были платить ему дань¹⁰⁹. Русы получали от славян в основном натуральную ренту и активно искали рынки для ее сбыта. (Не исключено, что дело обстояло иначе, и в первую очередь они искали добычу, рынки для которой были им уже известны.)

Говоря экономическим языком, русы хотели монетизировать свои конкурентные преимущества, главным из которых являлась их удивительная способность к завоеваниям. Лучшим местом для торговли награбленным были в те времена базары византийской столицы. Туда и устремился Аскольд, увлекая за собой киевских славян.

Править страной и не искать общих целей с ее населением — удел глупцов. Аскольд, видимо, нашел общий язык с киевлянами и знатью других славянских народов. Вместе с ними он пробил брешь в византийской обороне, установил с греками торговые контакты и стяжал славу победителя Империи. Договор Византии и Куявии 876 г. был подписан по всем правилам греческой дипломатии¹¹⁰, что указывает на внешнеполитический вес первого кагана славян и русов.

Следует добавить, что константинопольские походы Аскольда сопровождались грабежом и невиданной жестокостью по отношению к жителям Византии. Что касается славян, то можно ли было ждать от них чего-то иного? Они действовали в духе предков, терзавших Империю еще в V–VII веках. Но русы, эти великие воины, эти аристократы духа, люди, чье имя мы с гордостью носим, ни минуты не сомневаясь в его чистоте?! Как они вели себя на полях сражений? Что, вообще, они представляли собой? Какими были и к чему стремились?

Далее я постараюсь ответить на эти вопросы максимально подробно и покажу, что русов можно считать истинными «художниками» грабительского ремесла, многократно превосходившими славян по части войн, захватов и насилия.

Неуловимые русы

Я изложил несколько версий о русах и их первых контактах со славянами совсем не для того, чтобы кому-то заморочить голову. Так я лишь хотел показать, что скудные и противоречивые источники не дают возможности сделать единственный вывод о природе Аскольдовой руси. Русы могли быть и западными славянами-ободритами и кельтами (северными иллирийцами) и скандинавами. Из-за огромных пробелов в ранней истории руси право на существование имеют самые разные версии. В том числе те, что связывают Аскольда родственными узами с Рюриком или Рагнаром Лодброком¹¹¹.

Но есть все-таки нечто общее, что мы можем вынести из исторических рассуждений о русах и взять это себе на вооружение. Кем бы ни были воинственные русичи, откуда бы они не явились, в отношении славян и других народов Восточно-Европейской равнины они являлись завоевателями, «находниками», как назвал их Нестор, и это стало отправной точкой начавшейся со второй половины IX в. русской экспансии.

Русы (они же варяго-русы) во множестве оседали в приднепровских и волховских торговых городах, наполняли их в большом количестве и со временем «образовали густой слой в составе их населения, закрывавший собой туземцев»¹¹². Русские князья могли формировать из них целые ополчения, с которыми отваживались нападать на Царьград.

По словам «Повести», новгородцы и киевляне, сначала бывшие славянами, потом превратились в варягов, «как бы оваряжились вследствие усиленного наплыва пришельцев из-за моря»¹¹³. Так было уже в середине IX века.

Если считать горожан и жителей деревни людьми из разных классов, то можно, пожалуй, сказать, что в IX в. на Руси возникло классовое общество. Только в отличие от стандартной процедуры классообразования, русы, осевшие в городах, были иноземными завоевателями, а земледельцы-славяне — завоеванными туземцами.

И если продолжать эту параллель, то можно увидеть, что IX–X вв. русы создали на Днепре, Волхове, верхней Волге и Оке империю даннического типа, захватив в ней все господствующие позиции; империю, в которой славянские протогосударства превратились в завоеванные колонии, лишились самоуправления и попали под жесткий контроль русов во главе с семейством Рюриковичей.

Сама эта идея, считать Древнерусское государство империей, не так уж и нова. Еще В.О. Ключевский в начале ХХ в. утверждал, что Киевская Русь возникла как «городовое и торговое» государство¹¹⁴, для создания которого требовалось, чтобы городские торговые классы подчинили себе славянские области и получали бы от них дань для продажи. Около тридцати лет спустя, в конце 1930-х гг. советский академик Б.Д. Греков однажды назвал Киевскую Русь «империей Рюриковичей» и попытался сравнить ее с империей Карла Великого¹¹⁵.

К сожалению, эта плодотворная мысль не нашла поддержки в академических кругах и надолго вышла из научного употребления.

Советские историки старались отождествлять русов и славян и, как могли, сглаживали их очевидные различия. Поэтому мимо их глаз незамеченными прошли целые десятилетия, в течение которых русы готовили захват власти в славянских и финно-угорских землях Восточно-Европейской равнины.