Продаю счастье. Дорого

Сергей Лысков, 2023

Прежде чем начать чтение этой книги, убедительная просьба: удостовериться, что чтение вслух не мешает окружающим, потому что исключительно вдумчивое, неторопливое чтение вслух раскрывает всю палитру истории, иные способы не гарантируют настоящего катарсиса (проверено на себе).С уважением, Фиолент

Журналист

Рони Докс, тощий мужчина средних лет, с тревогой окинул взором очередь желающих испытать, как написано на баннере у шатра, невероятное ощущение забытого счастья.

— Кто крайний? — с дрожью в голосе спросил он, а получив ответ, робко встал в конец толпы.

Через час ожидания Рони подсчитал, что на каждого клиента с сотней долларов в кармане лилипут из шатра тратит не более получаса, за которые, как утверждал засаленный плакат у входа, ты обретал гармонию с самим собой. И что самое удивительное, те, кто выходил из шатра, благодарили и обещали вернуться. И ладно бы на это велись заезжие туристы, так нет, разношерстная публика из местных, какой-то старик с портретом супруги, парочка с детской коляской и одинаково помятыми от недосыпа и переизбытка алкоголя лицами, и так далее — все знакомые рожи. Был даже католический священник с пустыми руками, что поначалу вызывало удивление, но потом Рони пригляделся и увидел торчащий из кармана кончик кружевного платка. «А нет, и у этого есть"проводник печали"! — промелькнула мысль. — Надеюсь, Сорс все просчитал, и трубка отца сойдет за"проводник"».

Без суеты горожане молча ждали, переминаясь с ноги на ногу, они медленно шли к утыканной красными лампочками деревянной арке. Рядом с ней стояла трибуна, за которой, в белой сорочке, небритый и хмельной, цыган Корса зазывал публику на сеанс счастья в шатер Грукка. Пришел в первый раз — получай синий билет за сто пятьдесят долларов, если постоянный клиент — дадут красный со скидкой в одну треть от стоимости. Если честно, внешний вид богадельни был тот еще: обтянутый красно-синим брезентом круглый шатер, сколоченный на скорую руку забор от любопытных, покрашенный в тон брезенту. Два рослых охранника, бездумно шастающих по периметру и лузгающих семечки, ну и билетер в белой сорочке, от которого разило спиртным, как от бочки с брагой. Удивляло, за что народ платит такие деньги?

Неожиданно из палатки выбежала заплаканная девушка. Она повернулась к билетеру и буркнула на ходу едва внятное «спасибо», затем вытерла слезы армейской пилоткой и скрылась в толпе зевак.

— Следующий! — подняв цепочку, громко выкрикнул билетер, — Впервые? — посетитель кивнул, а билетер недовольно продолжил: — Тогда запоминай правила. Если сеанс счастья не понравился, говори сразу — верну деньги, промолчал и ушел — твои проблемы, мы не страховая контора, бегать за тобой не будем. Все ясно?

— Да, — сжимая детскую игрушку в руках, робко ответил мужчина.

— «Проводник печали» вижу, значит, оплачивай и проходи, — блеснув золотыми зубами в ехидной улыбке, Корса указал пальцем на прейскурант.

Дрожащей рукой мужик протянул две зеленых бумажки и, резко выдохнув, словно приготовившись к чему-то особенному, вошел в шатер.

— Новому клиенту приготовиться, — пряча наличные в карман, ехидно объявил цыган.

Стояла несносная духота, в августе всегда так жарко, Докс вытащил платок и вытер выступивший на лбу пот, затем пригладил тонкие волосы, скрывающие возрастные залысины, и сделал еще один шаг в очереди. Внезапно застыв, он словно о чем-то вспомнил и в очередной раз проверил, взял ли «проводник печали», курительную трубку отца, та никуда не делась, была на месте, слегка оттопыривала карман брюк.

Наверняка со стороны было заметно, что Докс чем-то сильно обеспокоен, он то и дело оглядывался по сторонам, вытирал о брюки потные руки, прикусывал тонкие губы, а его маленькие мышиные глазки не могли сконцентрироваться на чем-то одном, суетливо осматривая всех подряд. И это можно списать на страх перед первым сеансом магии, но тут иная причина. Весь город шептался, что в этом шатре творится нечто невообразимое, люди заходили туда со своим горем, а выходили счастливые, при этом никто не мог внятно объяснить, что конкретно с ними там происходило. Два простых условия: делать, что просят, и принести вещь, что печалит. И вуа-ля! Ты обретал счастье, а твой карман становился на сто долларов легче.

И так как Рони Докс работал журналистом, а значит, оставить без должного внимания такую необычную схему обогащения ну никак не мог, особенно когда работу спонсируют. Но расследование оказалось не из простых, пришлось поднять всю агентуру, связи, и только после того, как выяснилось прошлое Боба Грукка, заказчик пошел на крайнюю меру, приказал придать темным делишкам лилипута публичную огласку. Поэтому он и стоял в очереди с трубкой отца в кармане, вспоминая о трагедии прошлого, настраивался на сеанс. Разработанный до мельчайших деталей план был неплох, разве что приклеенный на груди диктофон вынуждал нервничать, ну а по-другому никак, как сказал Сорс: «Не поверят!» Клейкая лента крепкая, но в такую жару грудь чесалась настолько сильно, что хоть снимай всё и отменяй задание. А так нельзя, второго шанса может и не быть.

— Постоянный клиент?! Правила помнишь? — подняв цепочку, дежурно пробубнил цыган.

— Вроде того, — сглотнув ком в горле, соврал Докс и суетливо добавил: — Правильно же запомнил, что трубка отца пойдет как проводник несчастья, то есть печали?

— Ты в прошлый раз её приносил? — играя на публику, спросил Корса, Рони поначалу замялся, а после неуверенно кивнул в ответ. — Значит, пойдет, чего растерялся? Плати и заходи.

— Голова чумная от жары, — отдав пять купюр по двадцать долларов, оправдывался Докс, на что Корса молча оторвал корешок красного билета и указал на вход.

В шатре было темно и пахло лавандой. Пробираясь на ощупь, журналист отодвинул занавеску и увидел сидящего на полу ребенка. Однако, присмотревшись, он понял, что это лилипут, одетый в серую мантию. Рядом с ним горела масляная лампа и стоял старинный кувшин, доверху наполненный жидкостью. Лысый лилипут с большими странного оттенка глазами указал рукой на пол. И как только Рони сел, тот спросил: «Где проводник печали?» Журналист трясущейся рукой достал из кармана трубку. Лилипут недоверчиво наморщил лоб, пытаясь вспомнить предмет, потом попросил билет, тот был красным, на что Грукка еще раз придирчиво осмотрел и билет, и проводник печали, и приказал выпить из кувшина.

— Я не хочу пить, — сразу же отказался Рони. — Можно сегодня без этого?

— Правила неизменны, не хочешь пить — уходи, — категорично ответил Грукка и указал на выход.

«Свежая кровь!» послышался чей-то голос сквозь едва различимый звериный рык. На что даже лилипут резко и предосудительно посмотрел в темный угол шатра, а журналист расценил этот жест как недовольство его отказом и схватился за кувшин.

— Стой, не выгоняй меня! — прокричал он. — Хорошо, сейчас выпью, — пригубив, ответил журналист. — Это что, вода?

— Много вопросов задаешь, пей! — приказал Боб.

От страха быть разоблаченным Рони взял в руки кувшин, поднес горлышко ко рту, и кадык заходил верх-вниз, отсчитывая глотки. Напившись, он поставил сосуд на пол и уверенно посмотрел в глаза лилипуту. Сразу же появился странный шум в ушах, похожий на метание дикого зверя в клетке, и чем сильнее кружилась голова, тем отчетливее становился шум, но паники не было, напротив, с каждым новым витком необычных ощущений приятная теплота расползалась по телу. Лилипут зачем-то потянулся к его руке, а взяв её, расправил ладонь, та неестественно переливалась перламутровым блеском, после Грукка чем-то похожим на спицу уколол его палец, но боли не было, только тонкая нить алой крови струйкой побежала по пальцу, собираясь в ладони. Боб медленно потянул за руку, и она почему-то скрылась в тени неосвещенной части шатра, мгновение — и что-то шершавое коснулось ладони, от неожиданности Рони выдернул её, она все так же источала перламутровый блеск, но при этом из раны уже не сочилась кровь, а сыпалось темно-бордовое вещество. Озадаченный этим явлением Докс растер пальцами частички странного порошка. Казалось, кровь свернулась до мелких катышек. С укором посмотрел на лилипута, тот, растерявшись, выкрикнул первое, что пришло на ум: «Смотри туда!»

И там, где некогда была его ладонь, во мраке неосвещенной части шатра появился призрак отца. За доли секунды образ стал четким, как живой, один в один, как он запомнил его перед тем несчастным случаем, нелепой аварией, после которой глава семейства остался лишь на фотографиях и в памяти мальчишки. Такой же улыбчивый и добродушный мужчина стоит сейчас рядом, как в то воскресенье, после игры в баскетбол на заднем дворе. А если обнять его, то наверняка почувствуешь ту же колючую щетину, те же теплые руки и тот же едва ощутимый отцовский поцелуй, пока ты жадно вжимаешься ему в грудь.

— Что за фокусы? — в гневе закричал журналист.

— Наконец-то увидел призрака, — ответил лилипут. — Глупец, зачем ты мне соврал, что уже был на сеансе, но раз дух появился — общайся, — грозно посмотрев на силуэт зверя в темном углу шатра, сказал Боб. — Времени у тебя мало, от силы две минуты, призрак старый, долго не сможет находиться в мире живых.

— Но как? — возмутился журналист. — Это же обман, отец мертв!

— Сынок, ты так вырос, — неожиданно заговорил призрак. — Возмужал…

— Папа, это правда ты? — спросил Рони.

— Конечно, сынок, — подойдя ближе, сказал призрак.

— Всему виной то, что ты подмешал в воду в кувшине, вот я и вижу галлюцинации, — растерянно прошептал Рони, пытаясь на ощупь поймать руку отца, но та лишь развеивалась от прикосновения.

— Вижу, задумал недоброе, — отец вплотную подошел к нему. — Не делай этого, я настоящий, трудно объяснить, как этот лилипут смог меня вернуть сюда, да и не важно все это, лучше расскажи, как живешь. Я так соскучился.

— Зачем ты это делаешь с людьми? — Рони резко повернул голову и посмотрел на стоящего рядом лилипута. — Это какой-то розыгрыш, где проектор? Как ты это сделал, лилипут?

— Нет, сынок, это не розыгрыш, и я настоящий, — улыбнулся призрак и тут же добавил: — Спасибо, что хранишь трубку, береги ее и другие мои вещи, они — проводники в мир живых. Теперь мы будем видеться чаще, как же я рад был тебя увидеть, кровинушка ты моя!

Конец ознакомительного фрагмента.