Мы не рабы

Сергей Лукьяненко, 2003

«Девушка была такой очаровательно глупенькой, что ей, наверное, даже не снились сны. – Вы не боитесь? – спросила она. Не дожидаясь ответа, продолжила: – А я так ужасно боюсь! Этот ужасный экзекутор… – Экзекьютор, – поправил я. Милый лобик сморщился, будто пытаясь компенсировать недостающие внутри извилины…»

Девушка была такой очаровательно глупенькой, что ей, наверное, даже не снились сны.

— Вы не боитесь? — спросила она. Не дожидаясь ответа, продолжила: — А я так ужасно боюсь! Этот ужасный экзекутор…

— Экзекьютор, — поправил я.

Милый лобик сморщился, будто пытаясь компенсировать недостающие внутри извилины.

— Он же экзекуцию проводит? Экзекутор?

— Эк-зе-кью-тор, — повторил я, разглядывая картины на стенах. Вроде бы обычные классические полотна, но с вариациями. Такие картины вошли в моду год назад и до сих пор не приелись публике. Чего там только не было — и «Последний день Помпеи», где на фоне рушащихся зданий шла веселая оргия, и скабрезные «Охотники на привале», и совершенно непристойная смесь «Утра в сосновом бору» и «Аленушки». — Эк-зе-кью-тор. Исполнитель. Он выносит приговор. По сути, он даже его не исполняет, но слово прижилось…

— А экзекуция? — жалобно спросила девушка.

Я покачал головой. Снял и протер очки.

Она и впрямь была удивительно хороша. Чудесная фигурка, где надо — тонкая, где надо — округлая. Красивое личико — слово «лицо» будет слишком грубым. Чудные светлые волосы. Губы… манящие.

И полная дура. Как и положено лицензированной девушке для удовольствий. Большинство девушек, подписывая стандартный годовой контракт, включают в него пункт о временном оглуплении.

— Мне пора, — сказал я.

Девушка вздохнула. Сказала с такой неподдельной грустью, что я на миг заколебался, — стоит ли уходить…

— Говорят — все блондинки дуры. А я считаю, что это неправда!

Я ждал продолжения. Вдруг какая-то мысль прорвется через дремлющие нейроны?

— А почему он не экзекутор? — спросила девушка.

Улыбнувшись, я встал и чиркнул карточкой по кассовому терминалу:

— Не сложилось, милая… Я буду по тебе скучать!

Она расцвела в ответной улыбке:

— Я тоже, милый!

И я вышел из помещения, где десяток беленьких, черненьких, рыженьких и лысых девиц ожидали клиентов. Все как одна — красавицы. Все как одна — дуры.

И я дурак.

Дурак-экзекутор.

Додумался, где искать будущую любимую — в городском борделе!

На улице, несмотря на раннее утро, было жарко. Климатизаторы в городе не работали. То ли местные жители привыкли к такой погоде, то ли в мэрии проворовались сильнее, чем считали на Земле. Я двинулся по Проспекту Первопоселенцев к Площади Независимости. На любой земной колонии есть такой проспект и такая площадь.

И любую колонию рано или поздно посещает экзекьютор.

Прохожих было немного, и почти все лица оказались мне знакомы по трехмесячному путешествию на «Левиафане». Местные сейчас радостно разгружают грузовые боты… Плечистые японцы в зеркальных очках последней модели деловито оглядывали достопримечательности — церковь, ратушу, мечеть, здание суда, памятник кому-то-из-колонистов-спасшему-колонию-от-бедствий. Временами стекла очков подергивались радужной пеленой: не удовлетворившись видеосъемкой, туристы делали голографическую съемку местности. Другая группа туристов усаживалась в экскурсионный автобус. Их ждала обычная программа — экскурсия к месту посадки колониального баркаса, визит в деревню аборигенов, охота на диких зверей в ближайших джунглях, ужин в ресторане с местной кухней, а после, для лиц с крепкими желудками, невинные ночные шалости. Маятниковый лайнер будет ждать на орбите еще сутки, а потом неумолимые законы гиперпространственной физики швырнут его к следующей планете. Надо спешить, надо успеть повидать все, за что заплачены немалые деньги.

А вдвойне спешить надо мне. За сутки я должен влюбиться и вынести приговор.

Памятник, как ни странно, мне понравился. Он изображал благообразного бородатого мужчину с короткой стрижкой. В руке бородач держал что-то вроде посоха, что придавало ему внешность сказочного мага. Но подпись на постаменте гласила, что передо мной старший механик колониального баркаса, на четвертом году полета добрым словом и обрезком титановой трубы усмиривший мятеж. Я даже посмотрел короткий игровой ролик, из которого следовало, что главную роль в усмирении сыграли-таки добрые слова, а обрезок трубы служил лишь вспомогательным фактором. Ролик был хороший, но мои очки, подключенные к закрытой базе данных, немедленно выдали иную версию событий, где злосчастной трубе отводилась более заметная роль.

Возле памятника меня и начали пасти.

Вначале я заметил двух топтунов — один азиат, другой европеоид. Потом появился третий — пожилой негр. Потом четвертая — хорошенькая рыжая девица.

В окружении этой четверки я свернул в узкий проулок между мэрией и двухэтажным универсальным магазином.

Там меня ждал симпатичный интеллигентный юноша, похожий на музыканта или молодого перспективного актера. Очки, однако, отработали его сразу — перед глазами побежали строчки досье.

Сын мэра был вовсе не музыкантом, он возглавлял местную тайную полицию. По колониальным масштабам — серьезный пост. По земным… достаточно сказать, что все подчиненные юноши, в количестве четырех человек, стояли сейчас за моей спиной.

— Здравствуйте, господин исполнитель, — сказал юноша.

— Здравствуй, Денис, — ответил я. — Что ж ты всех служак сюда собрал? А если кто-то из туристов наркоту провез?

— Все чисто, — быстро ответил юноша.

— А если кто-то собирается контрабандой кристаллы с рудника вывезти?

Перед глазами замигала оранжевая точка — Денис напрягся:

— Это серьезно, исполнитель?

В общем-то это не было моим делом. Но почему бы не помочь законной власти?

— Приглядитесь к толстому рыжему немцу, — посоветовал я. — Особенно поинтересуйтесь, нет ли у него контейнера-импланта в брюшной полости.

Конец ознакомительного фрагмента.