КВАЗИ

Сергей Лукьяненко, 2016

Один плохой полицейский. Один мёртвый полицейский. Одна неделя, чтобы спасти весь мир.

Глава вторая

Небо и ветер

В июне месяце в Москву всегда приходит буря. Несколько раз подступает к городу, заставляя метеорологов объявлять штормовое предупреждение, и развеивается.

А потом накатывает в полную силу.

Не знаю, собиралась ли буря разыграться сегодня или просто играла с городом. Но ветер дул нешуточный. По небу неслись плотные низкие облака, полные воды, но пока ещё не пролилось ни дождинки.

— Я сам пойду, — сказал я Михаилу.

— Почему не вместе? — поинтересовался он.

— Справлюсь.

Мы стояли у мусоропровода, откуда вела дверь на маленький технический балкон. Двадцать первый этаж. Шестьдесят метров над землёй.

— Я не разобьюсь, если что, — напомнил Михаил, придержав меня за руку.

Я покрутил пальцем у виска.

— То есть разобьюсь, — признал Михаил. — Но выживу. В смысле — восстановлюсь. Со временем.

— Тогда мне чего бояться? — спросил я. — Разобьюсь — восстану — возвышусь. Делов-то.

— У тебя в завещании указана кремация, — сказал Михаил. — Не восстанешь.

— Тогда и биться не буду. Пусти!

— Но почему именно ты? Ты вчера много пил. Я чувствую запах.

— У тебя загар неправильный, — объяснил я. — Не надо им сейчас тебя видеть.

Михаил подумал и отпустил руку.

— Разумно. Иди.

Я толкнул дверь и неторопливо вышел на балкончик.

Ого!

Вот это ветрила!

Будь у меня шляпа — она бы улетела.

Будь у меня крылья — я бы сам улетел.

А будь мозги — рванул бы обратно.

Балкончик был узкий, но длинный, метра четыре. Он соединял лифтовую площадку с мусоропроводом и дверь на лестницу. То есть в случае пожара жильцам предстояло петлять при спуске: выбегать на балкон, впуская в горящее здание свежий воздух, и снова нырять в огонь.

Как-то глупо. Впрочем, у нас тут не пожар.

Вначале я посмотрел вниз. Там стояли несколько патрульных машин, пожарная машина, «скорая». И зеваки, куда же без них. И телевизионщики. Ну ещё бы…

Я помахал рукой всем сразу.

Потом повернулся.

Девчонки стояли на старой облупленной тумбе в углу балкона. Вначале я решил, что это просто какой-то ларь. Потом понял, что это старая швейная машинка «зингер». Древняя! Ей же лет сто! Кто такой антиквариат выкидывает?

— Привет! — сказал я громко и дружелюбно. — Ветрено сегодня!

Одна девочка гордо отвернулась. Другая неуверенно кивнула. Было девчонкам лет по пятнадцать-шестнадцать. Они держались за руки, крепко, аж пальцы побелели. И прижимались к стене.

Ту, что кивнула, хорошенькую и рыженькую, звали Юля. Она училась в десятом классе. Неприветливую, коротко стриженную брюнетку звали Аня. Она училась на первом курсе технического колледжа. Подружками они были ещё с детского сада.

Плохо.

— Девчонки, только один вопрос! — крикнул я. — Вы не беременны?

Теперь и Аня посмотрела на меня. С искренним возмущением.

— Объясняю суть вопроса, — пояснил я. — Если вы восстанете и возродитесь, будучи беременными, то вы останетесь беременными навсегда. Понимаете, какой это ужас?

— Мы не беременны! — с возмущением выкрикнула Юля.

— Мы не проститутки! — поддержала её Аня.

Я присел на корточки. Во-первых, скрываясь от ветра. Во-вторых, такая поза должна их расслабить. В-третьих, из такой позы можно очень резко рвануться вперёд, но вряд ли они это понимали.

— Хорошо! — крикнул я. — Тогда второй вопрос. Если можно! Как звать эту сволочь?

Девчонки переглянулись.

— А вам зачем? — с надрывом воскликнула Аня.

— Надо же знать, кто такой дурак.

— Он не дурак! — сказала Юля. Внезапно посмотрела вниз и испуганно отвела глаза. Хорошо, хорошо…

— Он нас обеих любит! — поддержала Аня. — И не может выбрать! А мы подруги, мы не будем друг друга предавать!

— А зачем предавать? — удивился я. — Он вам обеим нравится? Вы подруги? Ну и живите втроём.

На мой взгляд, это было прекрасное предложение, хотя детский омбудсмен мог бы его и оспорить.

— Он женат! — с надрывом воскликнула Юля. — Сказал, что любит нас, но не может жену бросить!

— Вот козёл, — согласился я искренне. Понятное дело, что мужик просто пытался отвязаться от влюбившихся малолеток, при этом сильно их не травмируя. Но перестарался. — Девчонки, у вас сигареты есть?

Девчонки переглянулись.

Юля достала зажигалку.

Аня — мятую пачку сигарет, которые ей никто не должен был продавать по возрасту.

— Вам бросить? — спросила Аня.

— Уронишь! — возмутился я. Встал, подошёл к девчонкам (обе напряглись), взял сигареты и зажигалку. Снова сел, но уже поближе. — У меня дочка в вашем возрасте тоже со взрослым парнем встречалась…

По возрасту у меня не очень-то получалась дочка-ровесница Юли с Аней. Но в пятнадцать лет все взрослые на одно лицо.

— И что? — с подозрением спросила Юля.

— Что-что… Дура, вот что! По ней полкласса сохло, а она за учителем бегала… Два месяца в слезах ходила.

— А потом?

— Потом? С другим познакомилась. Двадцать два года, студент МИМИ.

— Мими? — удивилась Аня.

— Московский институт молекулярных исследований, — на ходу придумал я. — Мимишный парень.

Вот это уже лучше. Обе улыбнулись. Тут как на рыбалке — подкормка, крючок, подсечь, вытащить.

— Девчонки, слезли бы вы, а? — попросил я. — Посидим, покурим, поговорим.

Аня и Юля переглянулись. Прыгать они уже не хотели. Может, и с самого начала не хотели, просто завели друг друга в силу свойственной полу и возрасту эмоциональности.

— Не будете нас держать? — спросила Аня.

— Не буду, — пообещал я.

Аня неловко переступила на тумбе. Попыталась присесть, тут налетел порыв ветра, она пискнула и прижалась обратно к стене.

— У меня ноги затекли! — в панике закричала она. Юля схватила её за плечи и сама пошатнулась.

— Стоп-стоп-стоп! — воскликнул я, вставая. — Давайте помогу.

Они уже не спорили.

Я крепко взял обеих за руки. Потянул вниз.

Юля аккуратно спрыгнула на балкон.

Аня пошатнулась и стала оседать в сторону перил.

— Твою мать! — завопил я, хватая девчонку обеими руками.

— Держите меня, держите! — в панике закричала Аня. В полуприседе она балансировала на краю ветхой поскрипывающей тумбы, всё сильнее и сильнее заваливаясь в сторону края. Я бы её легко вытащил, но ветер навалился мне на спину и теперь толкал к девчонке…

Дверь хлопнула. Михаил в два прыжка оказался возле нас. Одной рукой рванул на себя Аню, другой придержал меня. Мы все вместе рухнули на грязный балконный пол, покрытый голубиным помётом и старыми сплющенными окурками.

Юля рыдала. Аня хлопала глазами, засунув в рот палец.

— Вот же дурёхи, — сказал я с чувством. — Держите свою отраву.

Аня вытащила изо рта палец, сменила его на сигарету и лихо запалила ту с фильтра.

Я вздохнул, вытащил у неё изо рта сигарету и затушил.

Буря, похоже, решила сегодня пройти стороной. Тучи всё так же неслись над городом, временами проливаясь короткими холодными ливнями, но ветер ослабел.

— Ты берёшь на себя больше, чем требуется, — сказал Михаил. Я снова был за рулём, он сидел рядом. К его старому костюму добавилась помятая фетровая шляпа, которую он предусмотрительно оставил в машине. — Надо было дождаться переговорщика, девчонки не собирались прыгать.

— Их бы сдуло, — сказал я. — А ещё их было двое. Двое друг друга быстро заводят, и в хорошем, и в плохом.

— Тоже верно, — согласился кваzи.

— Тебе помочь с переездом?

Он немного подумал.

— Да, спасибо. Вещей у нас не много, но ведь положено делать новоселье.

— Кем положено?

— Людьми, — ответил Михаил.

— А… — Я остановился возле участка. — Ты считаешь себя человеком?

— Одной из трёх разновидностей. Люди. Восставшие. Кваzи.

— Восставшие, на твой взгляд, тоже люди?

Михаил заколебался, прежде чем ответить.

— Промежуточный этап. Куколка. У насекомых это обычное дело — личинка, куколка, взрослая особь — имаго. Можно найти много параллелей. Личинки обычно хищники, имаго — часто вегетарианцы.

— А восставшие — куколки?

— Это грубое сравнение.

— Не поспоришь. — Я вылез из машины. Михаил, придерживая шляпу, следом. — То есть ты против убийства восставших?

— Я вообще против убийств, — ответил Михаил. — Кого бы то ни было. Только если нет иного выхода.

— Стая восставших идёт на человека. Твои действия?

— Я их остановлю.

— Их много. Даже кваzи не могут управлять большой толпой. Стая идёт на человека, у тебя пулемёт, твои действия?

— По ситуации. — Михаил повернулся и пошёл в участок.

Я пошёл следом.

Всё-таки он нежить, и забывать об этом нельзя.

В помещении было прохладно — жара сегодня упала, а кондиционеры, похоже, отрегулировать никто не спешил, так и работали на полную мощность. Народа оказалось не много. Две заплаканные тётки делились с молодым лейтенантом из дежурной части своими бедами. Судя по лицу лейтенанта, ему эти беды казались не огромными и неслыханными, а мелкими и банальными. Ирина из регистрационно-разрешительной оформляла какие-то бумаги худощавому мужчине интеллигентного вида. Наверное, выписывала разрешение на очень большую и страшную пушку.

— У тебя ведь есть свой кабинет? — спросил Михаил.

— Да, разумеется… — Я покрутил головой. — Вон там.

Дверь заедала и открылась с трудом. Через маленькое окошко с трудом проникал свет с улицы, я щёлкнул выключателем, с недовольным гудением загорелись старые люминесцентные лампы.

Я сел за стол, Михаил напротив. Кабинет сразу оказался полон. Кваzи провёл пальцем по столу, посмотрел на палец, покачал головой. Спросил:

— Как подполковник Даулетдинова тебя терпит?

— Я хорошо работаю, — сказал я. — А бумажками занимаюсь два раза в месяц. Ну или раз. От рассвета до заката. А у тебя был кабинет в Питере?

— Вроде бы был, — сказал Михаил. — Но у нас… у нас всё по-другому.

— Вы ухитряетесь обходиться без многих официальных структур, — кивнул я. — Как?

— Мы все знаем свою цель и своё место.

Дверь хлопнула, заглянул Александр — пожилой майор из следственного. Сказал:

— Дуй-ка к царице, дознаватель.

— Что стряслось? — насторожился я.

— Много будешь знать… — туманно ответил он. Скорее всего, сам не знал. Видимо, сидел у подполковника, когда той вздумалось меня вызвать, а то с чего бы оказался на побегушках.

— Яволь, — сказал я. Александр был немец, чьи предки переехали в Россию ещё во времена Петра Великого.

— Вазелин готовь, — посоветовал Александр и закрыл дверь.

Кажется, он все-таки что-то знал.

— Почему царица? — спросил Михаил.

— Потому что Шамаханская.

— Но она же Даулетдинова!

Я развёл руками. Кто может предсказать, как и откуда возьмётся прозвище? Да никто.

— А зачем вазелин?

Я посмотрел на Михаила с подозрением.

— Нет, я понимаю смысл выражения, — успокоил он меня. — Но, во-первых, твой начальник — женщина, поэтому смысл меняется на совершенно противоположный…

— То, что она женщина, не помешает ей употребить меня и с вазелином, и без вазелина, — вздохнул я, вставая.

— Во-вторых, вчера и сегодня ты хорошо поработал и к тебе не должно быть претензий…

— Михаил! — с чувством сказал я. — Претензий ко мне не будет, когда я помру. Да и то, только если не восстану.

— Я иду с тобой, — решил кваzи.

Спорить я не стал.

Выйдя из кабинета, я запер дверь, и мы отправились к царице. При виде кваzи она погрустнела.

— Я вас не вызывала, Михаил Иванович. Вы можете пока… отдохнуть?

Положение кваzи в нашем отделении, без сомнения, было очень туманным и плохо регламентированным. Похоже было, что Даулетдиновой позвонили сверху. Причём с самого верху. И велели назначить Михаила мне в напарники и оказать всяческое содействие.

Любопытно!

— Спасибо, Амина Идрисовна, — вежливо сказал он. — Но мне было бы очень полезно понаблюдать за тем, как идёт работа с личным составом.

Видимо, против этого Даулетдиновой возразить было нечего.

— Денис, кто вчера производил досмотр задержанной Виктории Томилиной?

Прежде чем я прокрутил в памяти вчерашний вечер и пришёл к неутешительному выводу, что мы вообще не проводили досмотр задержанной, сдав её на руки опергруппе «как есть», кваzи сказал:

— Я её осмотрел, Амина Идрисовна.

— Что у неё было с собой?

— Ничего, — невозмутимо ответил Михаил. — На ней был обтягивающий деловой костюм. Женщины редко носят что-то в карманах, для этого есть сумочки.

Подполковник непроизвольно бросила взгляд на шкаф, где, вероятно, и стояла её сумочка.

— В ушах серёжки, серебряные, в виде листиков. На шее цепочка с медальоном, тоже листок, очевидно — комплект. На правой руке обручальное кольцо, белое золото с маленьким бриллиантом, примерно одна десятая карата, но чистой воды. На левой руке браслет с подвесками, серебро и кристаллы Сваровски. Всё.

— Вы очень наблюдательны, — похвалила его Даулетдинова. — Мужчины редко так хорошо запоминают украшения.

Она явно была растеряна, кваzи выбил у неё почву из-под ног.

— Что-то случилось? — поинтересовался Михаил.

— Она сбежала.

— Как — сбежала? — воскликнул я. Михаил молчал, ожидая продолжения.

— Когда её привезли для оформления в изолятор временного содержания, оказалось, что наручники у неё сняты. Она сбила с ног наряд и убежала.

— Расстёгнуты? — спросил Михаил.

Даулетдинова нахмурилась. Взяла со стола какой-то листок, прочитала.

— Нет… да… Сняты, и лежали на полу машины. Нет, не расстёгнуты.

— Кваzи могут вытащить руки из любых наручников, — сказал Михаил. — Надо всего лишь сломать кости. Это больно, требует времени на восстановление, но возможно. Патрульные не читали инструкцию по перевозке задержанных кваzи?

— Мы нечасто арестовываем кваzи! — заступилась за патрульных подполковник. — Чаще перевозим восставших…

— Кваzи не ангелы, мы тоже совершаем преступления, — невозмутимо сказал Михаил. — Если в человеческой жизни была склонность к преступлениям, то она проявится и в кваzи-жизни. Надо внимательно читать инструкции, мы направляли их в ваше министерство внутренних дел.

Подполковник вздохнула.

— Я сообщу об этом. Что ж… хорошо, что это не вина Дени… не наша вина. Денис, почему вы так напряжённо смотрите на своего напарника?

— Восхищаюсь его профессионализмом, — сказал я. — Нам помочь в поисках Виктории?

— Этим уже кто только ни занимается! — махнула рукой Даулетдинова. — Идите. Займитесь отчётами.

— Я лучше обход сделаю, — сказал я. — У меня на участке сорок три бабушки и двадцать восемь дедушек, которых надо почаще проверять.

— Сделайте обход, — согласилась Даулетдинова, из чего я понял, что она серьёзно смущена ситуацией. Не загнать меня заполнять бумажки — это что-то неслыханное!

Покинув кабинет начальника, Михаил двинулся было к моему, но я подхватил его под руку.

— Позвольте пригласить вас на прогулку, Михаил. Чудесная погода, надо больше дышать воздухом.

За окнами громыхнуло.

— Как угодно, Денис, — согласился кваzи. — Вы что-то хотели спросить?

— Да-да-да, — ускоряя шаг и заставляя Михаила поторопиться, пробормотал я. — Скажи мне, напарник, любимец богов… Как ты врать научился?

— Я не врал.

— Хо-хо-хо! — голосом пьяного Санта-Клауса воскликнул я. — Ну да! — Дверь участка хлопнула за нами, и я продолжил, хотя и тише: — Ты не проводил досмотр. Я не проводил досмотр. Ты соврал!

— Осмотр должен был провести ты, — ответил Михаил. — Моя вина в том, что я недоглядел за тобой.

— Но ты соврал! А кваzи не врут!

— Это кто вам сказал? Кваzи?

Я остановился, в упор глядя на напарника.

Михаил вздохнул. Я уже понял, что это у него был отработанный приём невербального общения.

— Да, мы не врём. Но я и не соврал. Я сказал то, что царица хотела услышать…

— Это нам она царица!

— Я сказал подполковнику, что осмотрел Викторию. Я и осмотрел её, очень внимательно. Но осмотр не равен досмотру.

— Ты лжец! Ты формалист и крючкотвор! — воскликнул я в полном восхищении. — Ты настоящий полицейский старой школы!

И вот тут он неожиданно улыбнулся.

Наверняка так же искусственно и рассудочно, как и вздыхал. Но улыбнулся.

— Куда уж старее. Я при Сталине родился, при Хрущёве в школу пошёл, при Брежневе работал, при Путине на пенсию вышел. И я прекрасно понимаю, что нашей вины в случившемся нет. Виктория не отмычкой наручники открыла, она сломала себе руки и ноги и вытащила из браслетов. Если и есть вина, то моя — надо было предупредить тех ребят.

— Но зачем ей сбегать? — спросил я. — По всей вашей логике: совершил преступление — прими наказание. Верно?

— Если на почве любви, то да, — согласился кваzи.

— Значит, тут не любовь.

— Или не та любовь. Или не только любовь. Будем объезжать старичков?

— Поедем ещё раз на место преступления.

Михаил посмотрел на часы — старомодные, стрелочные, в позолоченном корпусе.

— Я должен был выписаться из гостиницы и переехать.

— Тогда иди, я сам.

Михаил покачал головой:

— Нет, неправильно. Я заберу вещи и сына. Покатается с нами.

— Тоже неправильно.

— Выбор невелик. Я за руль, надо привыкать к вашему движению.

— Ну рискни, — сказал я. — Только учти, это тебе не велосипед.

Я посмотрел на Ольгу и покачал головой:

— Не верю! Ты водишь машину. Ты плаваешь как рыба. Ты умеешь стрелять. Ты на гитаре лучше меня играешь!

— А на велосипеде ездить не умею, — сказала жена.

Всегда есть шанс узнать о близком человеке что-то неожиданное. Даже после двух лет семейной жизни.

Мы стояли посреди спортивного магазина. Тут было чисто, его никто не громил. Казалось, что продавцы и покупатели просто куда-то вышли на минутку. Два собранных горных велосипеда стояли посреди зала, притягивая взгляд.

— На велосипеде можно проехать по просёлку, — сказал я. — Мы к вечеру будем в Москве.

— Мы не знаем, что там сейчас, в Москве, — устало ответила Ольга. — И я никогда не ездила на велосипеде. Упала в детстве, напоролась на железку… помнишь, ты спрашивал про шрам на плече? И больше никогда не садилась.

— Я тебя научу, — сказал я.

— С младенцем на велосипеде? — Ольга рассмеялась, и я понял, что спор окончен. — Нет, нет и нет. Давай попробуем по дороге на машине. Будем объезжать заторы по обочине.

— Ага, тут к нам и набегут, — сказал я. Развёл руками: — Хорошо. Давай попробуем. Но велосипед…

— Тут не о чем говорить. Пусть на нём мертвяки ездят, — отрезала Ольга. — Возьми бейсбольную биту… может, тут ножи есть…

Сын захныкал во сне.

— Какая же я дура, что перестала кормить грудью. — Ольга принялась укачивать сына. — Еда всегда с собой, чистая и подогретая…

— И тут тоже не о чем говорить, — вздохнул я. — Я поищу, может, есть туристическая плитка. Подогреем воду, разведём смесь.

Ольга кивнула, глядя сквозь стеклянную дверь на улицу. Там было пустынно. Пока пустынно — мы уже убедились, что восставшие мертвецы чуют живых.

— Соберу всё, что может пригодиться, — сказал я.

Вещей у них было не много. Большой чемодан и сумка с ноутбуком у Михаила, маленький чемодан у его сына. Они погрузили вещи в багажник — я попытался помочь мальчику, но тот помотал головой и с натугой забросил чемодан в багажник сам.

— Мы вчера так толком и не познакомились, — сказал я. — Меня зовут Денис.

— Знаю, папа сказал, — ответил живой мальчик. — Меня зовут Найд.

— Найд? Венгерское какое-то имя? — предположил я.

— Нет, это домашнее. Прозвище такое. Папа у меня кваzи, мамы нет. С чего имени быть обычным?

На это я не нашёлся что ответить. Сел вперёд, Михаил за руль, мальчишка со странным именем Найд забрался назад. Повозился там и спросил:

— У вас есть совместные школы?

— Совместные? А… да. Есть. Конечно.

— Найд, — негромко сказал Михаил. — Три правила.

— Никуда не забегаю, смотрю внимательно, вопросы задаю потом, — с шумным вздохом сказал Найд, и я понял, откуда Михаил перенял свою манеру имитировать эмоции.

Мы поехали обратно к участку и Последнему переулку, Михаил вёл неторопливо, очень аккуратно, но как-то ухитряясь ни разу не встать на светофоре.

— Будем исходить из того, что у Виктории имеется какая-то неизвестная нам страсть, — сказал он. — Страсть в смысле «цель». В эту цель входило возвышение её мужа…

— Она могла планировать только то, что он восстанет, — заметил я. — Как скоро он возвысится — вопрос спорный. По Земле до сих пор шесть миллиардов восставших ходят, а возвысившихся — сотня миллионов.

— Сто четыре миллиона шестьсот тысяч, — поправил Михаил. — Давай всё-таки исходить из того, что она хотела иметь рядом кваzи, а не восставшего.

— Это логично, — согласился я.

— И эта неизвестная нам страсть не связана напрямую с личностью Виктора, — продолжал Михаил. — Иначе после его смерти она покорно приняла бы задержание и наказание. Но Виктор безвозвратно умер, а страсть осталась.

— Другой мужчина? — предположил я.

— Лучше будем говорить «цель», иначе ты сбиваешься, — решил Михаил. — Нет, не думаю.

— Нам бы очень, очень сильно помогло, если бы мы оба знали то, что знаешь ты, — невинно заметил я.

— А именно?

— Почему ты прибыл на место преступления?

— У меня была информация…

— Это я слышал. Кому грозила опасность — человеку или кваzи? Почему ситуация была столь важна, что в Москву направили тебя, челове…

Я запнулся. Мальчишка сзади тихо хихикнул.

— Найд! — строго сказал Михаил.

Я страдал молча.

— Слушаю дальше, Денис.

— Почему направили тебя, кваzи из ближнего круга Представителя? Должно было случиться что-то очень важное, чтобы Представитель отослал прочь руководителя своей тайной полиции.

Теперь настал черёд молчать Михаила.

— Интернет — великая сила, — сказал я. — Я вчера не только пил.

— У нас нет тайной полиции, — заявил Михаил.

— О да. У вас и обычной нет. Но есть кваzи, которые выполняют эту работу. Если с молотка снять ярлычок, им всё равно можно забивать гвозди.

— Денис, я не могу ответить на эти вопросы, — сказал Михаил.

— Тогда скажи, насколько общество кваzи однородно?

— Мы разные.

— Я понимаю. Общее ли у вас видение будущего? Одинаково ли вы смотрите на взаимоотношения с людьми? На чём основана власть Представителя?

Найд ёрзал на заднем сиденье. Ему очень хотелось влезть в разговор, но он молчал.

— На эти вопросы, наверное, я дам ответы, — решил Михаил. И начал говорить, аккуратно подбирая слова: — Являясь разными личностями, мы по-разному видим своё будущее. В настоящее время основной является выдвинутая Представителем идея космической экспансии. Мы гораздо лучше людей переносим условия космических полётов и иных планет. Мы можем оставить Землю человечеству, как колыбель, а сами покорить Солнечную систему и двинуться к звёздам. Учитывая, что срок жизни кваzи неопределённо велик, мы малочувствительны к радиации и ряд других факторов — это привлекательная идея. Взаимоотношение с людьми тоже видится нам по-разному. Войны никто не хочет, но есть серьёзные опасения. Они имеют основания. Власть Представителя основана на том, что он гениальный политик, мастер взаимовыгодных компромиссов и общих интересов.

— Ну, сказал ты много, но не сказал ничего, — подытожил я. — Это и так все знают.

Михаил остановил возле дома покойного профессора и посмотрел на меня.

— Да. Но что поделать… Найд, ты остаёшься в машине. Мы отойдём на полчаса-час.

— Я возьму планшет, — сообщил мальчик.

— Три правила поведения в Сети, — сказал Михаил.

Мальчишка закатил глаза и произнёс:

— Не называть личной информации, не знакомиться, не говорить о живых и мёртвых.

Михаил подумал и добавил:

— И ничего не покупать.

Знакомая консьержка при нашем появлении засуетилась, оторвалась от стола, за которым пила чай. Я махнул ей рукой, показывая, что вставать и подходить не надо.

Сами справимся.

Дверь в квартиру Томилиных была открыта и завешена крест-накрест красно-жёлтыми заградительными лентами. Я нахмурился. До сих пор эксперты работают? Или…

Видимо, мысль о Виктории, которая могла оказаться настолько наглой или настолько глупой, что вернулась домой, появилась у нас одновременно. Михаил ловко поднырнул под ленты и оказался в квартире. Я двинулся следом, расстёгивая кобуру.

Но всё было в порядке. В кабинете, разложив на письменном столе чемоданчик с пробирками, пакетами и реактивами, стояла одетая в белый одноразовый комбинезон поверх формы Анастасия — эксперт из нашей лаборатории. Она аккуратно опускала пинцетом в пробирку какой-то волосок.

Наше появление её ничуть не удивило. Кивнув, она закрыла пакет, подписала его и отправила в чемоданчик.

— Царица послала? — спросил я, застёгивая кобуру.

— Привет, Денис. Да. Она сказала, что вы наверняка сюда приедете.

Анастасия у нас работает недавно, сразу после института. Я от её поколения теряюсь. С молодёжью, вроде тех двух девчонок, в сознательный возраст вошедших уже в изменившемся мире, нормально общаюсь. С ровесниками, кому за тридцать, тоже без проблем. А вот с этими, двадцатипятилетними, чей мир опрокинулся и в без того сложном отроческом возрасте, теряюсь. И с юношами, и с девушками. Как-то они иначе на мир смотрят. Не как мы, не как молодёжь. К восставшим и кваzи относятся вроде бы нормально, куда лучше, чем я. К современной жизни адаптировались будь здоров.

Но их что-то изнутри гложет. Фантомные боли какие-то. Наверное, о том мире, когда можно было сесть в электричку, выехать за город и разбить там палатку у тихой речки. Или поехать через всю Европу на машине, останавливаясь в случайных городишках. А то и отправиться куда-нибудь… ну, допустим, в Африку или Азию. В Азию! Ха-ха! В Китай! Или на Килиманджаро взобраться.

Они всё это получить не успели и уже никогда не получат. А могли. Даже если не собирались, то знали, что всё это возможно. Пляжи Гоа, Великая Китайская стена, египетские пирамиды…

Те, кто помладше, на это уже и не рассчитывали, им это словно мечта в Крестовом походе поучаствовать или с Робин Гудом в Шервудском лесу поразбойничать. У них и не болит.

— Нашли что-то интересное, Анастасия? — спросил Михаил. Ну надо же, он весь наш состав в лицо знает.

— Ничего особенного, Михаил. — Анастасия взяла ещё один пакетик, скальпель и принялась вырезать фрагмент кожаной столешницы. — Всё выглядит именно так, как в рапорте Дениса. Мне только кажется, он мог бы и увернуться от восставших. Но я не оперативный сотрудник, и это не моё дело. А что вы хотели посмотреть?

— Компьютер, бумаги… — сказал я.

— Жёсткий диск уже изъяли, часть бумаг — тоже. — Анастасия пожала плечами. — Смотрите сами. Мне ещё на четверть часа работы. Царица велела всё по полной программе запротоколировать.

Мы с Михаилом переглянулись. Я кисло поморщился.

Да, непонятно, что теперь тут искать. Это только в кино попавший в тупик следователь приезжает на проверенное и осмотренное место преступления, после чего находит там самый важный документ, незамеченную гильзу или отпечаток пальца.

В жизни такого не бывает.

Для порядка и из упрямства я всё же порылся в столе, натянув протянутые Анастасией перчатки. Проглядел какие-то оставшиеся бумаги, посмотрел на своём планшете пару мелких флэшек, валявшихся в мусоре, пролистал книжки со стола.

Ничего ценного тут не было.

Было немного рабочей переписки — судя по ней, моложавый профессор занимался именно тем, о чём нам говорили, — ветрянкой. Было немного финансовых документов, из которых следовало, что профессор человек не бедный, но и богачом его не назвать. На флэшках нашлась коллекция старой японской анимации, включая запрещённый по закону о нравственности хентай. Ну, как по мне — невелико прегрешение.

Ежедневник с плохонькими стихотворениями. Похоже, покойный баловался любовной лирикой.

Книжка вульгарно-философских рассуждений о восставших с пометками Томилина. Может, вирусолог он был и великий, но подчёркнутые рассуждения мне показались банальными.

По хорошей привычке, которой меня научил один старый сотрудник, я достал бумагу из подающего лотка принтера и перевернул. Так и есть, для черновой печати профессор использовал оборотную сторону напечатанных листов. На десяти первых я обнаружил исчирканный правками черновик статьи «Моя жена — кваzи», довольно любопытной сама по себе, но никаких сенсаций не содержащей. В основном рассуждения о том, как хороши кваzи. Может, уже и опубликована где-нибудь… Я мельком глянул на текст, испытывая некоторую неловкость — покойный профессор действительно любил свою кваzи-супругу, заказавшую его смерть.

Впрочем, она ведь тоже любила его. По-своему. Насколько это возможно для мёртвых. Как писал бедолага Томилин — «не знаю, что было для неё большей страстью — я или наука, наверное, она не воспринимала нас раздельно».

Листы я сложил пополам и спрятал в карман пиджака, чтобы поглядеть на досуге. Не по работе, просто из болезненного любопытства: что испытывал человек, делящий постель с нежитью?

Михаил побродил по кабинету, потом на время скрылся в спальне, в ванной комнате, на кухне… Ему перчатки не требовались, кваzи не оставляют отпечатков пальцев.

— Царица что-то конкретное говорила? — спросил я у Анастасии. Та тоже заканчивала, паковала все образцы.

Девушка покачала головой:

— Нет, Денис. Сказала, что ей не нравится это дело, особенно после бегства Виктории.

— Не боялась, что кваzи сюда придёт?

Анастасия посмотрела на меня с удивлением.

— И что? Задержать я её не смогу, и пробовать бы не стала. А нападать на меня — зачем это ей?

— Так ей и бежать смысла не было, — заметил я.

На мгновение мне удалось её смутить. Потом Анастасия похлопала себя по поясу через хрустящий белый комбинезон.

— Обойма с разрывными. Остановит любого кваzи. На время.

Я неохотно кивнул.

Говорю же — не понимаю это поколение…

— Ничего интересного, — сказал вернувшийся Михаил. — Вы закончили, Анастасия?

Ответить она не успела. Из прихожей послышался шорох запретительных лент, топот ног, и в кабинет вбежал Найд.

— Папа, там две машины, безопасность, — быстро сказал он.

— Никуда не выбегать! — жёстко сказал Михаил, взял Найда за плечо и задвинул себе за спину. — Про телефон забыл?

— Папа, у меня деньги кончились!

Судя по взгляду, брошенному Михаилом на балконную дверь, он сейчас размышлял, не повторить ли вчерашний прыжок. С мальчишкой на руках, к примеру.

Может быть, он был способен на такое. Но нас с Анастасией он вытащить бы никак не смог.

— Почему у тебя всегда есть уважительный повод для нарушения запретов? — риторически спросил Михаил.

Ленты в дверях с треском порвались. Те, кто бежал за Найдом, не церемонились. Первый вбежавший в кабинет, в строгом костюме свободного кроя и с пистолетом в руке, имел лицо, невозмутимостью могущее поспорить с кваzи. Но когда вместо одного мальчишки, вбежавшего в подъезд перед носом, он обнаружил ещё и трёх взрослых — спокойствия у него поубавилось. Он начал было приподнимать оружие, потом опустил. Следом вбежали ещё двое — без оружия, зато с азартом на лицах.

— По какой причине вы гонитесь за ребёнком с оружием? — спросил Михаил.

— Кто вы такие? — вопросом ответил первый ворвавшийся. — Поднимите руки!

Руки мы поднимать не стали.

— Капитан Денис Симонов, двадцать девятое отделение полиции города Москвы, — сказал я. — Я повторю вопрос своего коллеги. Почему вы преследуете ребёнка с оружием в руках?

Дураком вбежавший не был. Он направил ствол в пол и сказал:

— Капитан Владислав Маркин. Госбезопасность. Покажите удостоверение.

Я неспешно достал корочки, протянул капитану. Кивнул на Анастасию.

— Лейтенант Анастасия… э…

— Анастасия Деева, — подсказал Михаил.

— Анастасия Деева, эксперт-криминалист. Михаил Иванович. Инспектор от Представителя кваzи.

— Документы у Михаила Ивановича есть? — спросил гэбэшник мрачно.

— Есть, — ответил тот, не порываясь ничего достать. — Я повторю вопрос: почему вы подвергали опасности моего сына Найда?

— Здесь место преступления, — хмуро сказал гэбэшник. — По нашим данным, тут могла появиться преступница. Кваzи. Увидев ребёнка, направляющегося сюда, я достал оружие, чтобы защитить его в случае опасности.

— Кваzи ребенка не обидят, — сказал Михаил. — Это совершенно исключено.

Владислав наконец-то спрятал оружие. Неохотно вернул мне документы.

— Недоразумение… коллеги. Я в курсе, что это вы произвели здесь зачистку, Денис Симонов.

— Я оборонялся от восставших, — твёрдо ответил я.

Гэбэшник улыбнулся уголками губ.

— Ну да, конечно. Итак, я понимаю, что вы вели это дело… в какой-то мере… но теперь оно передано госбезопасности. Спасибо за помощь. Все мы делаем одно общее дело. Попрошу вас вернуть собранные улики и покинуть территорию.

Вслед за этой троицей подтянулись ещё несколько человек. Судя по внешности и одежде — эксперты. В разговор они не лезли, самый пожилой даже махнул рукой Анастасии — вполне дружески и, кажется, с узнаванием. Может, в институте ей курс читал.

— Простите, не могу, — упёрся я. В общем-то ничего мы не нашли, да и собранные Анастасией волоски и соскобы особой ценности не имели. Но когда это бывало, чтобы полицейский легко отдавал своё дело гэбэшникам! — У меня нет таких предписаний.

Владислав спорить не стал. Порылся в кармане пиджака, достал сложенный вчетверо лист бумаги, протянул мне.

Жутким канцелярским языком, который был надёжнее любых печатей, в бумаге от министерства внутренних дел сообщалось, что дело об убийстве профессора Томилина передаётся в государственную службу безопасности и всем сотрудникам органов внутренних дел предписывается оказывать полное содействие ГСБ. Впрочем, печати на документе тоже были. А подписан он был меньше часа назад.

— Выглядит настоящим, — сказал я, чтобы оставить за собой последнее слово. — Анастасия, нам придётся…

— Подождите, — внезапно сказал Михаил. — У меня тоже есть бумага.

Точно так же, как Владислав, он достал из пиджака сложенный лист. Владислав со скепсисом открыл его и начал читать. Выражение его лица изменилось.

— Согласен, — сказал Владислав. — У вас постановление министерства внутренних дел, визированное госбезопасностью, по которому вы ведёте дело на своё усмотрение. Это конфликт интересов… и юридический казус, поскольку моё предписание выдано позже.

Михаил кивнул.

— Поэтому единственное, что я могу предложить, — сказал Владислав, — это всем нам вместе проследовать в управление. Там и будем разбираться, кто прав, чьи бумаги в данный момент действительны, а чьи — нет. Не уверен, что разбирательство будет быстрым. Но два-три дня — и всё разъяснится.

Михаил протянул руку, забрал свою бумагу и сказал:

— Хорошо, вы меня убедили. Считайте, что никаких постановлений у меня не было. Мы покидаем место преступления. Но я прошу вас занести в рапорт мой протест.

— Официальный? — спросил Владислав.

— Как вам будет угодно, — сказал Михаил, помолчав мгновение, и я понял, что кваzи сдался.

— Не смею вас больше задерживать, — с улыбкой сказал безопасник. Протянул руку, потрепал Найда по голове. — А ты чего дёру дал, парень?

— Вы такие страшные, я испугался, — мрачно ответил Найд.

Владислав совершенно искренне рассмеялся.

— Верно, мы такие. Доброй ночи, господа и дамы. Не забудьте передать нам всё, что вы для нас собрали. Макаров, собери у коллег плоды их неурочной работы!

Уже возле самой машины я не выдержал. От резких слов, учитывая присутствующего Найда, сдержался. Но все-таки сказал:

— И ты так это спустишь, Михаил?

— Если не заметил — уже спустил, — ответил кваzи.

— Но ты мог все-таки попытаться…

Михаил очень натурально вздохнул:

— Чего ты хотел, Денис? Чтобы я тряс бумагами и корочками, поругался с человеческой госбезопасностью, но все-таки оставил при нас собранные улики? А потом мы помчались бы в какую-нибудь тайную лабораторию? И вот все отношения испорчены, коллеги Владислава висят у нас на хвосте, министра поднимают с кровати, он орёт в телефон на Даулетдинову, та берёт нас за шкирку… Ради чего? Ради бесполезных улик? Мы ничего не нашли. Верно, Анастасия?

— Верно, — поддержала его эксперт. — Я приключения люблю, но не дурацкие.

— Зачем по пустякам-то ссориться? — как-то очень взросло рассудил Найд.

Я поднял руки.

— Хорошо, хорошо, хорошо. Мы сдались.

— Мы не сдались, Денис, — сказал Михаил. — Мы узнали, что этим делом интересуются в самых высоких инстанциях. И убедились, что ничего не упустили при первом осмотре.

— Мальчики, хватит ссориться, — попросила Анастасия. — Вы меня до дома не подбросите? Я недалеко живу, в Марфино.

— Только Михаила с сыном вначале завезу, — сказал я. — И хоть в Марфино, хоть в Митино… А вас на Переяславку, Михаил?

Кваzи удивлённо посмотрел на меня. Я ухмыльнулся и пояснил:

— Там служебные квартиры, сам когда-то жил. Садитесь.

Михаил сел рядом, Найд с Анастасией на заднее сиденье. Я вёл машину и слушал их разговор.

— Давай знакомиться, — предложила девушка. — Меня можешь звать просто Настя.

— Меня — Найд.

— Это, наверное, значит «найдёныш»?

Всё-таки удивительное поколение. Я бы постеснялся так в лоб спрашивать, тем более ребёнка. А Найд к вопросу отнёсся как к должному.

— Точно. Меня папа нашёл, когда был апокалипсис. Ну, тогда он мне папой не был, конечно.

— Понятно, — сказала Анастасия, словно человеческие дети, воспитанные разумными мертвецами, — самое обычное дело. — Так, значит, вы живёте в Питере?

— Зимой в Питере, а летом в деревне, в Репино.

Я покосился на Михаила. Тот сидел спокойно, бесстрастно слушая разговор.

— А там не страшно?

— А я один не хожу, — объяснил Найд. — У меня друзья есть, кваzи.

— Мальчишки? — Голос Анастасии дрогнул.

— Ну, мальчишки… и девчонки. Им на самом деле уже много лет, но они… ну…

— Понимаю, — мягко сказала Анастасия.

Я чуть сильнее, чем надо, нажал на тормоз, машина резко затормозила перед светофором. Сказал:

— Извините.

— Мне тоже очень жаль детей-кваzи, — сказал негромко Михаил. — Беда не в том, что они не развиваются физически, хотя это тоже печально. Но они, как и взрослые кваzи, односторонни. Как правило, им интересны только детские занятия. Игры. И это та вечность, к которой они приговорены.

— Никто не доказал, что вы будете существовать вечно, — заметил я.

— Конечно, Денис. Конечно. Но мёртвые не стареют.

— В этом доме? — спросил я, останавливаясь.

— Пятнадцатый, — кивнул Михаил. — Да, здесь. Спасибо, напарник. Найд!

— Сейчас! — отозвался Найд. Он что-то показывал Анастасии на планшете. — Вот наш клан. «Не-мёртвые», через дефис. Ты не думай, у нас там полно живых. Я, ещё один мальчишка из Калуги, дядька из Варшавы…

— Найд, я не очень люблю танковые сражения, — рассмеялась Анастасия. — Но спасибо…

— Да ты попробуй!

— Найд! — громче повторил Михаил. Открыл дверцу, выбрался из машины. Протянул мне руку.

Я молча пожал горячую ладонь.

Как бы там ни было, этот старый мёртвый полицейский спас человеческого ребёнка. И значит, он оставался моим коллегой. Даже в смерти.

Некоторое время мы ехали молча, потом Анастасия спросила:

— Вы с ним поладили?

— Нормально работает, — ответил я.

— Да я про другое, Денис. Все знают, что вы восставших не любите.

— Он — кваzи.

— Конечно, это совсем другое дело, — сказала Анастасия. То ли серьёзно, то ли с иронией. Не поймёшь их, молодых.

Жила Анастасия в старом, наверное, ещё при Советском Союзе построенном доме. Большой тихий двор, в беседке сидела компания молодёжи, слышался негромкий смех и разговоры.

Я остановил машину, заглушил мотор.

— Спасибо, Денис, — сказала Анастасия. — А то мой кот заждался.

— В смысле — животное? — уточнил я.

— Знаете, а вы мне иногда напоминаете кваzи, — сказала Анастасия, помолчав. — Да, домашнее животное, породы кошачьих. Я одна живу, мама и брат… они отдельно.

— Хорошо, когда кто-то есть, пусть даже отдельно, — сказал я. — Извини, хотел пошутить, а вышло глупо.

Анастасия улыбнулась.

— А хотите выпить чая?

Я подумал секунду и кивнул:

— Да. На самом деле — очень хочу. А вы тоже хотите?

— Давай на «ты»? — предложила Анастасия. Посмотрела мне в глаза. — Да, хочу. Давно уже.

Я открыл бардачок и достал термос. Открутил крышку, налил чай.

— Давай на «ты». Держи! Только стакан один куда-то затерялся, придётся по очереди.

— Нет, — сказала Анастасия дрогнувшим голосом. — Ты все-таки не кваzи. Ты какая-то особая порода, Денис Симонов.

Она открыла дверь и вышла из машины. Я посидел, глотая тёплый чай и глядя на дом. Вот зажегся свет — на пятом этаже.

— На работе я пью только чай, — сказал я вслух, завинтил термос обратно и завёл машину.

Не стоит ждать от жизни слишком многого. Тогда меньше придётся разочаровываться.