Пост сдал!

Сергей Логвинов, 2018

Сергей Логвинов, яркий представитель литературного жанра «пост-литература», обладает талантом видеть закрученную интригу и сумасшедшие сюжеты в рядовых жизненных ситуациях. Его лирический герой – обычный человек. Он помнит Брежнева, он выжил в 90-е и внёс ценный вклад в развитие интернета в 2000-х. Он менял жён, города и профессии. Злоупотреблял алкоголем и спасал людей. На его месте мог бы оказаться любой из нас. И да, каждое слово в этой книге – правда. Содержит нецензурную брань.

Тайны дамской сумочки

Однажды я видел содержимое дамской сумочки.

Это было настолько внезапно, что я до сих пор уверен, что стал соучастником преступления.

Светлана Владимировна была существом высшего порядка. Божеством с удивлённо-печальным взглядом, читающим лекции по политэкономии в оконное стекло. Рассказав окну благоглупости про денежно-товарное устройство окружающего мира, она устало оборачивалась к нам, курсантам, и отрешённо не могла понять, почему мы ещё не умерли от тоски и безысходности. У неё были пухлые влажные губы. Мясистые, если так можно сказать о губах. На её рот можно было смотреть, не отрываясь, часами. Ярко-оранжевая помада гуляла в уголках рта. Она то слипалась, чтобы мы поняли: в мире не всё так просто. То размыкалась, чтобы мы осознали: если честно, то пиздец. За этим крахом логики мира я и наблюдал весь курс политэка.

Светлана Владимировна редко садилась на стул, несмотря на свою купеческую фигуру. Приводя в движение миллионы складок на широкой юбке, она проплывала от стола к окну и обратно, иногда теребя верхнюю пуговицу блузки.

Так это всё и случилось. Она курсировала, а я следил. Рука непроизвольно стала производить ритмичные движения, я тяжело задышал, волосы на лбу намокли, но остановиться уже не мог. Было безумно стыдно, что кто-то увидит, особенно она. Сами понимаете, это очень интимно, когда ты влюбился в женщину, но ты молод, а она замужем, ты — продолжение плаца, а она — преподаватель. Мои движения ускорялись, в классной тишине предательский шорох вдруг привлёк её внимание.

— Товарищ курсант! Вы что там делаете?

И все повернулись в мою сторону. Пришлось встать.

— А ну-ка объясните всем, что за манипуляции вы производили только что под партой!

Я встал и молча переложил конспект со своей первой парты на её стол. Светлана Владимировна почти крадучись приблизилась к приманке. Поправила очки и взяла в руки тетрадь. Страницы захрустели, вырываясь из-под её большого пальца, тетрадь остановилась на предпоследней странице.

— Портреты любимых?

Я молчал. Я не успел дорисовать её лицо. Но основные черты угадывались — она смотрела в мою страницу, как в зеркало, ещё не понимая, что это она.

— Вы… Это… Зачем? Садитесь… Спасибо, конечно, но зачем…

Наверное, её никто никогда не рисовал. С ней хотели спать, смотреть на её губы, следить за гофре-плиссе на её юбках и подслушивать разговоры с окном. Дегенераты.

Она села напротив меня, а я уставился в пол, впервые увидев, что паркет в классе у нас ущербный, отциклёванный спустя рукава, со следами от наших прогар.

Вдруг тишину прервали грохот, звон, стук и хлюп падающих предметов. Я вздёрнул подбородок. Светлана Владимировна сидела прямо передо мною и, держа двумя руками свою сумочку, вытряхивала из неё содержимое. Ключи, проездной на троллейбус, две губные помады (зачем вторая, ведь ей же так идёт оранжевый!), носовой платок, серо-зелёный бумажный цилиндр, расчёска, ещё расчёска, скомканные записки, огрызок чёрного карандаша, таблетки, ещё таблетки, уже начатые, лак для ногтей, жидкость для снятия лака для ногтей, брелок на цепочке, кошелёк, заколки-невидимки, десять рублей, мелочь, одна серёжка, кусок мела, обёрнутый в записку, заплёванная тушь для ресниц «Ленинград», билет на катер, кольцо из белого минерала, маленькое зеркальце, всё в пудренной присыпке, ещё связка ключей, пачка сигарет (она курит?!), училищный пропуск… Всё это лилось, сверкая и шурша, прямо на стол. Процедуру завершили два сильных нервных взмаха над всеми этими сокровищами. Сумка опустошённо вздохнула ноздрями-створками и была отложена в ссылку на край стола.

Светлана Владимировна начала производить таинственные пассы: то ключи в руки возьмёт, то помаду, то проездной, то платок, то опять ключи. Все эти ингредиенты тасовались, перемещались, поднимались на самый верх пирамиды и опять возвращались на дно. Казалось, она готовила колдовское снадобье, такое же неудобоваримое, как и рецептура её лекций.

— Где же, ну где? Я же точно брала! — смыкалась и размыкалась помада-напалм в уголках губ.

Я смотрел то на кучу, то на оранжевые губы, которые она периодически облизывала. «Зачем ей столько вещей? И как они там помещаются? А если срочно что-то надо найти?» — в моей голове не укладывался смысл этой сумочной окрошки.

— Ничего нет, — обречённо сорвалось с её губ.

Я перевёл взгляд на кучу. «Чего тут нет? Или лучше так: чего здесь не хватает? Какие ещё предметы могли бы быть здесь и оказаться полезными, если бы она случайно оказалась, допустим, на необитаемом острове?»

Сигареты, главное, есть! Вот зажигалку я не видел — наверное, в кармане. Во всяком случае, она сможет добыть огонь, соединив две линзы очков и заполнив пространство между ними морской водой. Для боевой раскраски лица всё вроде есть, она легко вольётся в племя туземцев. Ключи лишние, но их можно обменять на еду у тех же папуасов. Зеркало — вождю: мир между островами гарантирован. Так, что там осталось? Деньги бесполезны. Проездной тоже. Мел. Нужен ли на острове мел? Ну разве что дни отмечать. С такой сумочкой можно жить вечно, мел, скорее всего, закончится раньше жизни.

Таблетки — отлично. Например, от бессонницы. Ну не противозачаточные же! Роемся дальше. Так, это что ещё такое? Откуда это у меня? Бля, не у меня, а у неё! Это же я мысленно роюсь в содержимом её сумочки. Для выживания точно чего-то не хватает! Чего-то очень нужного, вот жизненно необходимого. Давай переберём кучу ещё раз.

Мы перебирали это столпотворение снова и снова — она руками, а я молча кивая подбородком. Но того, что искали, там не было.

Мы подняли друг на друга глаза. Она молчала, я тоже. Я отражался в её очках самым глупым выражением лица. Выхода не было. Надо было что-то сказать. И кто первый начнёт?

Тут бы звонку прозвучать, так всё затянулось. Или чтоб кто-нибудь чихнул. Но ничего не происходило. Или достала бы из недр чудо-горы пистолет «Беретта» и выстрелила мне в лоб — хоть что-то хорошее произошло бы. Но откуда в сумочке советского преподавателя марксизма-ленинизма пистолет? Светлана Владимировна перевела взгляд на убитую птицу-сумку, я ждал развязки.

И тут она улыбнулась той самой улыбкой, которая озаряет лица кладоискателей. Я всё понял и побежал за ситом для промывки золота. Конечно, я никуда не побежал, но очень хотелось.

Светлана Владимировна хищным движением вонзила руку в пасть Молоху, произвела пальцами гинекологическое движение и вытащила тот самый серо-зелёный бумажный цилиндрик.

— Вот! На прошлом занятии вы спрашивали: является ли рубль свободно конвертируемой валютой? Сейчас я вам всё объясню и покажу. Итак, доллар.

На этих словах проснулся даже портрет Нахимова над доской.

Доллар! Мы сейчас все увидим врага в лицо! Это тот самый бакс, за который отдавала своё тело горячим финским парням героиня повести Кунина «Интердевочка»! Это то, о чём патриоту говорить запрещено, особенно патриоту, готовящемуся защищать Родину до последней пяди, локтя и остальных органов.

Несмотря на то что Севастополь был крупным портовым городом, настоящая валюта, то есть доллар, присутствовал в домах только в качестве сувениров. И любоваться им могли лишь хозяева: любая демонстрация его посторонним людям грозила приходом в квартиру швондеров и прочих угрюмых проверяльщиков.

Светлана Владимировна распрямила спину и стала торжественно разворачивать серо-зелёный транспарант. За задними столами привстали.

Развёртывание вражеского символа происходило прямо у меня над головой, я даже видел водяные знаки. «Её посадят», — пронеслось у меня в голове. Хотя у неё есть алиби: это наглядное пособие. Наверное, у этого доллара имеется не только банкнотный, но и инвентарный номер, зарегистрированный по всем правилам вещдоков.

— Вот так выглядит один доллар США…

И тут прозвенел звонок.

Она ослабила правую руку, и доллар сконвертировался в упругую трубочку, чтобы опять сгинуть среди таинственных вещей сумочки Светланы Владимировны.

В следующий раз я увидел доллар в 1991 году.

Светлану Владимировну после выпуска из училища я не видел уже никогда.

В прошлом году те, с кем я учился, обманом вытащили меня на встречу с однокурсниками. Я пришёл, но встретил не однокурсников, а толстых и лысых мужиков с мешками под глазами. Пили, ели, вспоминали училище. Я услышал, что Светлана Владимировна какое-то время ещё преподавала, а потом ушла и полностью исчезла из информационного поля.

«Женщина!» — такова была её пожизненная характеристика.

— Серёга, а помнишь, как она тебя застукала, когда ты её портрет рисовал под столом? А-ха-ха-ха! Ну у тебя и вид был — такой же серо-зелёный, что тот доллар!