Пост сдал!

Сергей Логвинов, 2018

Сергей Логвинов, яркий представитель литературного жанра «пост-литература», обладает талантом видеть закрученную интригу и сумасшедшие сюжеты в рядовых жизненных ситуациях. Его лирический герой – обычный человек. Он помнит Брежнева, он выжил в 90-е и внёс ценный вклад в развитие интернета в 2000-х. Он менял жён, города и профессии. Злоупотреблял алкоголем и спасал людей. На его месте мог бы оказаться любой из нас. И да, каждое слово в этой книге – правда. Содержит нецензурную брань.

В Питере — пить

Расскажу вам неправдоподобную историю про Питер. Там алкоголя мало было, но именно он явил мне чудо.

Летом 1988 года у нас закончилась практика в городе Лиепая. Хороший город: и янтаря пособирали на закрытой территории воинской части, и на фашистской дискотеке потанцевали под трогательные марши, и «Рижского бальзама» хлебнули. После чего нас отпустили в отпуск. Я прилетел из Риги в Ленинград. Оставалось преодолеть расстояние Ленинград — Архангельск.

Это сейчас летают полупустые самолёты и ездят полупустые купе, а тогда кассы были заколочены крест-накрест досками, а при входе в здание любого аэропорта висела мраморная табличка «Билетов нет». Их не было в принципе, но люди летали. Как? Не знаю, но внутреннее пространство аэропорта Пулково представляло собой колышущееся поле голов. Сразу от входа и колыхалось.

Комендант аэропорта горестно глянул мои проездные документы и огласил вердикт: «К ноябрю улетишь. Наверное. Или нет. Наверное, нет». А у меня август. И в календаре, и в душе. Зачем мне ноябрь? Простоял весь день в этой людской бане, бросаясь к выходящим и входящим: «Нет лишнего билетика?»

День на второй я уже был готов лететь в любой город страны, только поскорее из этого аэропорта. Люди там уже все знали друг друга, здоровались, оставляли детей и вещи под присмотр, штурмовали кассы, перебегая от одной таблички «Закрыта на обед» до другой «Ушла на базу».

Вообще, всё население коммуны «Пулково» было одной очередью. Узнать последнего в ней не представлялось возможным: места в очереди передавались по наследству. Здесь росли, знакомились, выходили замуж, растили детей и иногда улетали. Улетавшие были осенены нимбом мучеников и счастливцев, как в фильме «Остров везения» с Шарлиз Терон, вышедшем много лет спустя, в котором жители-клоны в белых одеждах отправлялись на органы настоящим владельцам тел. Мне было уже всё равно, что там дальше, но жить стоя третьи сутки было просто невыносимо. Спать тоже приходилось стоя, опираясь на локти таких же спящих недопассажиров.

Под вечер третьих суток я решил остаться жить в Питере. Ничего другого в мою голову не приходило. Я сел в автобус и вышел где попало.

Автобус довёз меня до буквы «М». «Во! Надо хоть питерское метро глянуть, вдруг там так же красиво и помпезно, как в московском?» Ожидания меня обманули. Если определить питерское метро одним словом, то вот оно: «Крематорий». Печальные фигуры людей, тихо передвигающиеся мимо закрытых створками провалов. Тишина. Скорбь. И вдруг по одну сторону разверзается Печаль и оттуда вываливаются… нет, не гробы, как ожидалось, а такие же тёмные сущности людей, за которыми следом вваливаются те, кто только что стоял со мной рядом. Интересно, газ в вагонах включают на каком расстоянии от станции? Чтобы те, кто остался на платформе, ничего не заподозрили и безысходно ввалились во вновь подошедший поезд бессмертия?

Проехал несколько станций, вышел наугад. На этой платформе оказались мраморные скамейки. Пустые! После пулковского Ада увидеть пустую скамейку — это такое же чудо, как если рыбак, проживший на оторванной льдине и сожравший ремень, обувь и товарища, вдруг выловил авоську с деликатесами из «Елисеевского». Я шагнул и упал на деревянную столешницу скамьи. Сразу захотелось лечь и выспаться за все три дня противостояния, но не позволяла гордость защитника Отечества. Прислонился спиной к стене метрополитена и на секунду прикрыл глаза.

— Как я устала!

— Не говори, надо было Николаю позвонить, он машину бы нам предоставил.

— Я наверх уже не поднимусь. Сяду с парнем тут и не двинусь с места!

Я открыл глаза. Передо мной стояли две молоденькие девушки, довольно успешные в своей внешности, а рядом стоял огромный чемоданище. Сейчас к чемоданам на колёсиках и с выдвигающейся ручкой все привыкли. Но в те времена явление такого агрегата было сравни приземлению летающей тарелки. Это девушки с Альфы Центавра, не ближе. У землян таких предметов в обиходе быть не может.

— Молодой человек, вы не поможете поднять чемодан на поверхность?

— Да, конечно.

Я поднялся, спортивными руками схватил чемодан-НЛО и рванул к эскалатору. Вышли к автобусной остановке.

— Вы в аэропорт?

— Да, в отпуск летим в Крым.

— А я вот на север улететь не могу. Вот кому летом нужен Архангельск?

— А что, билет нельзя купить?

Тут я полностью убедился, что на Альфе Центавра всё настолько запущено, что они своих командированных на Землю не инструктируют.

Довёз девочек до аэропорта, помог им сдать багаж, окинул взглядом позавчерашние головы и успокоился: все на месте, даже в том же порядке.

От нестерпимой духоты вышел наружу. К центральному входу подходили автобусы, из которых выпрыгивали люди, которых тут же поглощал Молох аэровокзала. Как они там все помещаются?

Сознание начало прогонять мимо меня галлюцинации, спасаясь от которых я снова поехал в город.

Добрался опять до случайной остановки, вышел. Пыль, солнце, ветер. Сигареты. Во, надо купить. В киоске сдачи не оказалось, пришлось взять две пачки.

Сел в трамвай без номера, совершил трамвайную экскурсию по городу, но ничего не запомнил.

— Выходи, конечная, — сказала мне весёлая вагоновожатая.

Я вышел. И пошёл. Пошёл дождь в смысле. Пришлось забежать в какой-то двор-колодец и спрятаться в подъезде. Больше нигде я не видел таких подъездов-стаканов: высокие окна, пролёты с семиметровыми потолками, чугунные перила.

Дождь закончился вместе со световым днём. Наступил вечер.

Это не те южные крымские вечера, когда хоть глаз коли. В августе вечера в Питере жидкие, как столовский суп: плавают огрызки подсвеченных облаков, по небу рассыпаны хлебные крошки бледных звёзд. Уныние 80-го уровня. Ни лягушка, ни зверушка, ни день, ни ночь. Собачьи слюни.

Посмотрел на часы. Два ночи. Иду по тротуару. Улицы пусты, звуков никаких, хочется спать до такой степени, что готов вернуться в тот подъезд, отжатый большевиками у буржуев, и там поселиться.

— Молодой человек!

Культурная столица, что с неё взять? А где привычное «слышь, ты»?

— У вас закурить не найдётся?

Тут надо сделать лирическое отступление для тех, кто родился в декабре. Раньше все магазины закрывались в 19:00. Иногда в 20:00. Совсем иногда некоторые в 21:00, но это был один магазин на весь город с населением более миллиона жителей. Остальные магазины работали до 19:00. Купить что-либо ночью ни одному вменяемому человеку не приходило в голову: такой услуги в стране не было в принципе. Не то что не было, а её не было вообще никогда и нигде.

— Есть.

— Ой, спасибо! А то мы тут загуляли — гости приходили. И сигареты закончились.

От арки чёрного провала двора отделились две тени, на свету оказавшиеся парой сорокалетних людей — мужчины и поддерживающей его женщины.

— Вот вам пачка, чтобы до утра не страдать.

— Как? Миша, проснись, целую пачку нам дают! Вот, возьмите деньги!

— Спасибо, у меня есть свои. Курите и отдыхайте.

— Миша, а почему бы нам не пригласить молодого человека в гости? Вы же до торта так и не дотянули, а я так старалась!

Через пару минут мы все сидели при свечах за журнальным столиком и пили чай с тортом. Хозяйка периодически скрывалась на кухне, домывая послегостевую посуду.

— А вы чем занимаетесь? Учитесь, работаете? — завела она светскую беседу.

— Я учусь в военном училище. Закончилась практика, пытаюсь улететь в отпуск.

— А какое училище? — уточнил хозяин Миша.

— Военно-морское. В Севастополе. Имени Нахимова.

–…Галочка, — у Миши задрожали губы, — Галочка, иди сюда! Нет, Галочка, захвати в шкафчике водку и немедленно сюда!

В комнату вбежала женщина с девичьим именем и початой бутылкой водки.

— Галочка! Он в ЧМУПСе учится!

Женщина обхватила лицо руками и присела на край дивана. Я внутренне напрягся. Что происходит? С чего бы ленинградец назвал моё училище «секретным словом» — так, как называем его мы?

–…А это я на третьем курсе, — через пять минут весело тыкал пальцем в семейный альбом Миша. — А это мы в самоволке на Песочном! Там блядорий.

— Миша!

— Ой, извини, санаторий ещё действует?

Оказывается, он тоже окончил ЧМУПС — как будто в Ленинграде мало военно-морских училищ. И, послужив по окраинам Родины, осел в родном Ленинграде.

Увлекательный рассказ Миши потихоньку сбавлял обороты, мощный мотор его голоса звучал всё тише и тише, пока не заглох.

Мы с Галочкой осторожно расстелили Мишу по дивану, она прикрыла его пледом и выключила свет.

— Серёжа, уже почти утро, ложитесь спать в гостиной. Миша позвонит утром нашему другу, он поможет вам с билетами. Как прекрасно прошёл вечер!

Утром меня разбудил жизнерадостный голос Миши, заправленный, по всей видимости, соляркой, преподнесённой с утра Галочкой. Жёны военных — это особая категория женщин, пронёсших через клоповники гарнизонов нежность и заботу, не угасающую годами.

— Сейчас приедет мой друг Коля. Коля может всё! Не просто всё, а то, чего не может даже… В общем, Коля может всё, даже… Галочка, скажи, что может Коля?

— Коля может всё.

Я согласно кивал на каждом слове «может». Будучи материалистом, я понимал, как устроена Матрица, но в тот момент был готов поверить в любую мистику, даже в силу слова «всё».

Минут через двадцать, когда я тайком запихал в рот кусочек лимона, вынутый из чая, в дверь позвонили.

В комнату вошёл человек лет тридцати.

— Сергей? Очень приятно. Поехали, рейс через два часа, успеешь зарегистрироваться.

— А к кому мне там обращаться?

— Ко мне. Я тоже еду: надо знакомых проводить, им не как тебе, им на юг.

В здание аэровокзала мы вошли через гинекологический служебный вход с фаллопиевыми трубами. Я семенил за Колиной спиной и толком ничего не понимал.

— Давай военный билет и стой тут.

Через пять минут ко мне, внематочно стоящему под свисающей подёргивающим светом лампой в решётчатом абажуре-футляре, вернулся Коля. За собой он катил такой же космический чемодан на колёсиках, который я видел накануне.

— Помоги мне его на второй этаж поднять.

Мы подошли к стойке регистрации.

— Коля! Как ты вовремя! Серёжа, а ты как тут оказался?

Коля с удивлением смотрел то на меня, то на девочек.

— Коля, нам Серёжа вчера помог сюда добраться и сдать чемодан в багаж. Спасибо, Серёжа!

Меня, как в дешёвой комедии, два ангела расцеловали в обе щеки одновременно.

— Хорошего отдыха, девочки! — прокричал убегающим по посадочному коридору отпускницам Николай. — А тебе сюда.

— Николай, спасибо, без тебя я бы так и остался жить в Питере.

— Всё нормально. Миша — отец моей жены. Но с ним ещё и друзья, он замечательный человек. Звони, если будут проблемы. Счастливо.

Вот так в огромном городе случилось неслучаемое. Если бы Миша с Галочкой не остались среди ночи без сигарет, то я бы с ними так и не пересёкся в этой жизни. И в Питере было бы на одного бомжа больше.

И на несколько бутылок меньше.

Ведь в Питере — пить.