Лабиринты. Роман

Сергей Кучерявый

Эта история о том, как команда экстрасенсов, погружаясь в различные тонкие измерения нашей реальности, боролась с эпидемией опасного вируса. В процессе работ каждый герой раскрывается по-своему, перемежая непростые задачи с глубокими сюжетами драмы.

Глава пятая

Эпидемия росла и была неумолима. Она, подобно острой сплетне, стремилась во все стороны сразу, расширяла границы и поголовно отправляла всех на жёсткий карантин. Но, не смотря ни на что, многие социально дезориентированные группы людей принимались напоказ или даже наперегонки игнорировать многие серьёзные предупреждения, воспринимая всю ситуацию в целом не более чем словоохотный марафон, подливая, таким образом, горючее масло во всеобщий огонь нарастающей катастрофы.

В один из таких карантинных вечеров Вика привычно расхаживала по тесным, до боли знакомым квадратным метрам комнатушки своей подруги, в которой преобладали не совсем привычные для женского обихода детали интерьера. Даже у самых близких и частых её гостей такой дизайн, а особенно некоторые его элементы, могли вызвать неподдельный интерес или даже какой-то внутренний страх, переплетающийся с бурьяном восторга. Лена, будучи мастером некоторых восточных боевых искусств, естественно, тяготела к различному холодному оружию, ко всевозможной амуниции и к прочим попутным изящным предметам. Одну из стен её квартиры украшала небольшая коллекция, в которой были: пара японских катан, три кинжала, кривая турецкая сабля и массивный скандинавский меч с весьма непростым узором и набором камней на рукояти. По бокам красовались чьи-то латы, искусно расписанные мастерской рукой, а также бросалась в глаза большая чёрная картина, на которой бархатные красные розы символично олицетворяли собой неразлучность, нежность, любовь и смерть. Со стороны, конечно, это всё могло показаться, будто бы Лена в культуре всех этих боевых и медитативных искусств, в философии поединков, что там она намеренно ищет избавление от одиночества, от излишней агрессии, от озлобленности и от прочей нерадивой энергии. Но ей было абсолютно всё равно то, как её видят в обществе. Она просто занималась тем, что ей нравилось, и находилась она там, где ощущала себя на своём месте. И, учитывая её шальной характер, она никому ничего не собиралась объяснять и уж тем более кому-то что-то доказывать. Порой из-за этого на неё обижались родные и близкие люди. После того, как в её жизни случился тяжёлый развод, она изменилась и уже более ни с кем не делилась своими откровениями. Она уверенной рукой продолжала категорично отвергать любую тёплую жилетку всеобщего сочувствия. Может быть, эту жесткую специфику её характера в своё время ещё и старательно приумножил муж, который, как впоследствии выяснилось, однажды заблудился в рутинном тумане, где и пристрастившись к гиблым видам релакса, и ударил по вене. Тогда-то и закончилась вся её былая искренность.

— Ой, Ленка, какая ты предсказуемая! Ведь тебе даже подарок нормальный не подаришь. Сюрприза не получится! — Вика, пройдя мимо оружейной коллекции, развязно плюхнулась на диван и принялась один за одним переключать каналы телевизора.

— Нет, оружие и всё остальное — это, бесспорно, подарки первой очереди! Но, знаешь ли, подруга, есть же ещё и другие мои житейские, весьма излюбленные потребности! — натягивая домашний мягкий топ аляпистой раскраски, она говорила, как водится, уже в пустоту. Вика, едва ли сказав, часто могла тут же переключаться на что-то другое. — Хотя, знаешь, ты, наверное, всё-таки права! Фантазии вообще ноль! Вот только ты отличаешься подарками! Пошли чай пить.

— Чего, чего там я? — нехотя отрывалась от какой-то гипнотической чуши по телевизору, она, как всегда, импульсивно и игриво реагировала на всё.

— Я говорю: только ты можешь такую безделицу подарить, которую больше мне никто и никогда в жизни не подарит! Ведь не для быта, не для личного никуда не годится! И это даже не еда! Но, зараза, так в душу западёт, что захочешь — не забудешь! На мои двадцать пять помнишь, что ты мне подарила? Колокол, блин! С капитанского, твою мать, мостика! И ведь где-то ты его отрыла! А главное, только тебе могло придти такое в голову!

— Это дааа…, А где взяла — это секрет! Где взяла, там больше нет! — Вика как всегда была игрива. Она задумчиво и немного выбражая, встала с кружкой чая у окна и улыбалась. Она продолжила что-то бормотать, при этом не переставая активно подгрызать козинаки. Ведь в такой тёплой, раскрепощённой атмосфере, где совершенно не нужна наружная маска, где максимально предельно можно быть самой собой, она бывала не так часто. И с каждым годом ей всё тяжелее и тяжелее удавалось посещать это состояние. Каждодневные волны воспалённого общества с их липкими проблемами накладывали на её повседневность свой довольно таки тяжёлый отпечаток. Поэтому подруги, каждый раз встречаясь, всегда как-то по-своему шутили — «вот когда уж совсем потом, когда на пенсии будем с тобой сидеть на веранде, чай с ромом пить, на море глядеть, тогда-то вот может и расскажу про колокол-то с капитанского мостика».

— Ладно, ладно, пойду заранее закажу нам два кресла качалки, — рассмеялась Лена. — Так, ну что, морячка, половина девятого. Ты всё? Поела, попила? А то я твоё шило знаю! У меня-то встреча ещё сегодня, семинар через полчаса начнётся. Я сама толком не знаю, кто там будет, и что всем нам Наташа будет говорить. Ты точно хочешь этого? Там, в Космо, Астра науке знать надо будет побольше, чем в твоём меде. Слышишь меня? — на всякий случай провоцировала её Лена, глядя на подругу, которая словно бы зависла, уставившись в тёмное окно.

— Ленка, отстань! Я же тебе сказала, я хочу всё нафиг поменять! Тем более я читаю, делаю и понимаю всё, что ты мне даёшь.

— Я помню, не ори! — улыбнулась та. — Давай, короче, допивай пока свой чай, а я быстренько в душ.

Вика по инерции буркнула что-то невнятное ей в ответ и продолжила вглядываться в тайные закрома позднего вечера. Её взгляд почему-то уже несколько раз намеренно натыкался на одно и тоже окно дома, что стоял торцом. И с каждой минутой ей было всё сложнее равнодушно увести куда-то свой взор. И вскоре он был уже чётко и прямо устремлён именно в то окно. Будто бы её насильно кто-то заставлял туда пялиться, причём до неприличия пристально пялиться. За окном пролегал ещё пока что оживленный тротуар, чуть дальше был перекрёсток, за ним — красивый торговый центр, а ещё дальше тянулся целый ряд весьма примечательных, по вечернему освещённых объектов, на которые вполне логично и, может, даже интересно было бы обратить внимание. Но нет же. Вика, так ни разу даже и не шелохнувшись. Словно бы поглощенная гипнозом, она продолжала стоять у окна, вглядываясь в серые мутноватые глаза, что незатейливо прожигали её насквозь каким-то странным холодком. Незнакомый мужчина просто стоял в едва ли освещённой комнате и как-то мёртво смотрел на неё в ответ. Наверное, почти всегда можно примерно узнать, почувствовать и понять посыл вперившегося в тебя человека по выражению его лица, по эмоциональной, мимической или ещё по какой-нибудь невидимой глазу составляющей. Но не в этот раз. У мужчины, что напротив, был какой-то неприятный, то ли пустой, то ли какой-то сквозной взгляд. Или же просто впечатлительная Вика попусту страшилась и так воспринимала этот затянувшийся, леденящий её нутро, миг. Она ощущала нечто большее, но при этом ничего не понимала, хотя накручивать себя и запускать в свою открытую дверь домыслы и страхи у неё получалось частенько. В то же первое мгновение, как она неосторожно наткнулась на этот монумент в окне, у неё возникла ассоциация, некое воспоминание одного фрагмента из кино — те очертания и действия героя из детства… Они тогда здорово навели на неё ужас. И те его бездонные глаза с нездоровым огоньком… Ей они даже некоторое время регулярно мерещились где-то в углах детского подсознания. А тут на тебе — снова они! Словно бы погружение в тот детский сон, тот же маньяк и те же ощущениями. Как будто с годами они никуда и не сбежали из её головы, а просто куда-то ушли в дальнюю комнатку и, притаившись, тихонько ожидали там подходящего момента. Лёгкий озноб крал её реальное осязание. Она может, и была готова заглянуть своему страху ещё глубже в глаза, чтобы раз и навсегда преодолеть его, но до её плеча кто-то дотронулся.

Конец ознакомительного фрагмента.