Ленин. Спаситель и создатель

Сергей Кремлев, 2016

Россия заново открывает для себя Сталина, но пора открывать заново и Ленина. Возглавив Россию в тяжелейшее время, Ленин оказался её Спасителем, пролив и кровь «за други своя»… Затем он стал Творцом новой России, новых социальных законов и отношений, новых чувств, новых идей и новых людей. Умением провидеть и создавать умное будущее он важен для нас и сейчас. Сегодня Украина в приступе социальной паранойи свергает памятники Ленину и тем программирует свою грозную трагедию. Но Ленин не просто достоин всех тех пьедесталов, на которых он стоит на тысячах площадей, он достоин и большего – понимания. И для того, чтобы понять Ленина, не требуется копаться в закрытых архивах – достаточно его читать. Ленинские письма, а также записки и телеграммы послереволюционных лет занимают десяток томов, и это – наиболее точная информация о Ленине, как и сорок пять томов его трудов. Они сами по себе развенчивают миф о пресловутом пломбированном вагоне и прочие подлые мифы. Со страниц книги Сергея Кремлёва, широко предоставляющего слово самому Владимиру Ильичу, встаёт неожиданный и многогранный Ленин: мыслитель-гуманист и остроумный политик, вождь и романтик, жёсткий менеджер и блестящий спортсмен… Но, прежде всего – гениальный инициатор движения России к мощи и расцвету. После Октября 1917 года Ленин стал неудобным для большевистской элиты – Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина… Лишь Сталин был предан ему, видел в Ленине вождя – гаранта новых успехов. И Сергей Кремлёв отдельно останавливается на тайне последних дней Ленина, так рано и странно ушедшего из жизни. Эта книга, прочесть которую полезно всем, кому не безразлична судьба России, – подлинный прорыв в освещении ленинской темы.

Глава 6. Кто развалил Россию — «Николай» Ленин или Николай Романов?

После того, как «сливки общества» старой России оказались в эмиграции, многие «бывшие» — благо, время было, начали строчить мемуары и воспоминания. И все дружно валили беды России на Ленина и большевиков. Мол, приехал Ленин, и всё развалил. Так что будет не лишним задаться вопросом — Ленин ли развалил Россию, или, всё же, кто-то другой?

Не подлежит сомнению, что Ленин приехал в Россию, без него совершившую революцию буржуазную, с твёрдым убеждением в необходимости доведения страны уже им, Лениным, до революции социалистической.

Но заявлять, что Ленин-де после приезда разваливал старую Россию, чтобы на её обломках выстроить Россию новую, значит просто не знать положения дел в тогдашней России.

Россия была развалена задолго до Ленина — самим царизмом.

В советской историографии о России в Первой мировой войне есть блестящая, даже неожиданная монография Владимира Яковлевича Лаверычева «Военный государственно-монополистический капитализм в России», изданная в 1988 году. Её можно цитировать и цитировать!

С одной стороны там документально показано, что российские капиталисты в ходе войны всё чётче понимали необходимость государственного регулирования экономики — в интересах предпринимателей конечно, но также — и в интересах эффективной мобилизации всех ресурсов России для успешного ведения войны.

С другой стороны, там документально показано как бессилие царя и его «правительства» решить эту проблему, так и неумение предпринимателей настоять на своём, поскольку их, понимавших необходимость объединения, разъединяла жадность — стремление к максимальной прибыли и потоплению конкурента.

Во время войны военные доходы российских частнособственнических монополистов были огромными, они достигали 50–70 и даже 100 % на основной капитал!^[93]

И, при всём при том, монополисты, срывавшие благодаря царизму огромные куши, не удержались от того, чтобы не пилить сук, на котором сидели. А царские власти видели это, но не препятствовали. По сути, царизм существовал сам по себе, а возникающие отраслевые буржуазные военно-промышленные комитеты (ВПК) — сами по себе.

Приведу из монографии В. Я. Лаверычева такой пример. 1 ноября 1916 года председатель угольной секции топливного отдела Центрального ВПК Л. Г. Рабинович в ходе дискуссии по проекту учреждения особого регулирующего органа — «Центроугля», заявил: «Имеющимися организациями происходящую разруху исправить нельзя. Синдикат добровольный учредить невозможно. Без правительственного надзора он допущен не будет».

16 ноября 1916 года обсуждение проекта продолжилось, и В. Я. Лаверычев сообщает:

«Доводы Рабиновича не убедили участников и этой встречи. Они с недоверием отнеслись к проектируемой… организации, опасаясь ограничения частной инициативы…

Л. Г. Рабинович не успокоился и даже в конце 1916 года продолжал агитировать за принудительный синдикат…

Но эти усилия не дали результата»^[94].

А вот что писал в печатном органе правого крыла партии эсеров — газете «Воля Народа», в номере от 7 сентября 1917 года известный русский экономист Николай Кондратьев:

«Острая, небывалая нужда ощущается населением в предметах первой необходимости. Нет и не хватает тканей, кожи, железа, керосина, мыла и других товаров. Особенно острую нужду ощущает деревня. Так или иначе, но город всё-таки относительно лучше снабжается перечисленными предметами. Деревня получает жалкие крохи или не получает ничего. Бьётся и носится хозяйственный инвентарь, рвётся одежда… А заменить их вновь нечем. И в деревне нарастает недовольство, злоба против города…»^[95]

Это написал до Октября 1917 года не большевик, а человек взглядов скорее либеральных! Даже не левый, а правый эсер, член Совета Российской Республики, товарищ министра по продовольствию во Временном правительстве!

Царизм и капитализм, судорожно хватаясь друг за друга, топили друг друга, а с ними тонула и старая Россия. И это было лишь логическим завершением застарелого, давно начавшегося, процесса. Сошлюсь на источник, который для поклонников царской России не может не быть авторитетным, — всё того же великого князя Александра Михайловича.

Он вспоминает, что уже в 1914 году в штабе Юго-западной армии его брат в. к. Николай Михайлович предрекал решительное поражение России «не позднее весны 1915 года». Далее Александр Михайлович пишет, что «наиболее боеспособные части… были целиком израсходованы в легкомысленном наступлении 1914–1915 гг., девизом которого было „Спасай союзников!“…»^[96]

Николай Стариков утверждает, что задачей-де Ленина был развал России на «союзнические» деньги. Однако с этой задачей успешно справлялась сама элита царской России, истощая мощь Отечества в обмен на «данайские» союзнические займы.

По свидетельству в. к. Александра Михайловича «официальные данные говорили, что противник выпускает сто шрапнельных снарядов на наш один», но «в действительности эта разница была ещё более велика: наши офицеры оценивали это соотношение в 300:1».

Александр Михайлович обвиняет генерала Алексеева в том, что тот «связал себя заговорами с врагами существовавшего строя, которые скрывались под видом представителей Земгора (объединённый комитет буржуазных Земского союза и „Союза городов“. — С.К.), Красного Креста и военно-промышленных комитетов…»

Большевиков в этом перечне нет, зато великий князь забыл упомянуть союзные посольства, особенно английское.

Правда, далее Александр Михайлович утверждает, что к лету 1916 года на фронте, «теперь хорошо снабжённом всем необходимым», якобы возобладал «бодрый дух», и «армия мечтала о победе над врагом», уповая на «молниеносное наступление армий генерала Брусилова».

Но великий князь выдавал желаемое за действительное и противоречил сам себе. Откуда могла появиться в 1916 году мощная боеспособная армия, если наиболее боеспособные части были «целиком израсходованы в легкомысленном наступлении 1914–1915 гг.»? И могла ли малахольная царская Россия в один год ликвидировать трёхсоткратное превосходство немцев в обеспечении фронта снарядами? Или даже — стократное?

Зато Александр Михайлович не ошибается, заявляя: «Политиканы же мечтали о революции…»

Политиканы её — как «спецоперацию» верхов, и начали. Причём политиканы самой разной окраски — от масонско-«голубой» и аристократически голубой до «бледно-розовой». Лишь «красной» краски в планах заговорщиков не было, ибо красный — это цвет политиков, действующих в интересах большинства, а не прощелыг, политиканствующих во имя интересов меньшинства.

Царь Николай был, конечно, не окончательно глуп, и попытался, пусть и запоздало, противодействовать заговору. Однако «резьба» власти, скреплявшей царскую Россию, к 1917 году полностью проржавела, и попытка царя «завинтить гайки» привела к тому, что Россию «сорвало с резьбы».

Без Ленина!

Напомню цитированную мной телеграмму от 26 февраля (старого стиля) 1917 года, направленную председателем Государственной думы Родзянко в адрес начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Алексеева:

«Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве. На юге из 63 доменных печей работают только 28 ввиду отсутствия подвоза топлива и необходимого материала. На Урале из 92 доменных печей остановилось 44 и производство чугуна, уменьшаясь изо дня в день, грозит крупным сокращением производства снарядов… Правительственная власть полностью бездействует и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок…»

Так кем была развалена царская Россия?

И была ли она уже развалена до приезда Ленина, или нет?

Ответ очевиден: «Была, была Россия развалена — до Ленина и без Ленина!» Здесь постарались, конечно, и милюковы, и керенские, и гучковы с их ловкими присными, однако не забудем о царе Николае с его бездарными присными!

Двух мнений быть не может: Россию — до приезда Ленина и без Ленина, разваливал не только самодержец Николай, но и антиниколаевские заговорщики. И последние разваливали Россию со вполне определённой целью: без резкого падения жизненного уровня народа его не взбунтуешь, и царя не свалишь.

И об этой части работы по развалу России — о действиях Элиты, тоже забывать не стоит. Причём переворот Элита спланировала неглупо — собственно, иначе он не был бы успешным.

В период Февральской революции и позже играл определённую роль «бледно-розовый» Владимир Бенедиктович Станкевич (а точнее — Владас Станка), приват-доцент кафедры уголовного права Петербургского университета и лидер фракции трудовиков («эн-эсов» — «народных социалистов»), в 1917 году — комиссар Временного правительства.

Уже в эмиграции он вспоминал:

«…в конце января (1917 года. — С.К.) мне пришлось в очень интимном кружке встретиться с Керенским. Речь шла о возможностях дворцового переворота. К возможностям народного наступления все относились определённо отрицательно, боясь, что, раз вызванное, народное массовое движение может попасть в крайне левые русла и создаст чрезвычайные трудности в ведении войны»^[97]7.

С другой стороны, без народа в перевороте обойтись не получалось, и это заговорщики — повыше Станкевича и положением, и умом — понимали.

Как развивались (а точнее — как были спланированы) события, приведшие Россию к Февралю Элиты?

А вот как…

В феврале 1917 года в Петрограде была введена карточная система распределения хлеба и других продуктов, и сразу — надо же! начались «хлебные беспорядки»^[98].

Странно — распределение вроде бы упорядочили, и тут же — беспорядки!

На самом деле всё было в рамках железной логики — железной, и даже, скорее, золотой, для тех задумывал Февраль 1917 года как совместную спецоперацию верхов буржуазной Элиты Запада и буржуазно-элитарной России.

Не обострив искусственно ситуацию для «низов», «верхи» не могли бы начать антиниколаевский переворот. Вот ситуацию искусственно и обострили — благо дело, все козыри накануне Февраля были в руках Элиты.

Конечно, царская самодержавная Россия и без подталкивания объективно шла к краху. Однако энергичные меры согласованно действующих «верхов», клявшихся в «верности России», могли бы ситуацию стабилизировать. «Верхи» же «лодку» раскачивали! И это, как видим, признавал позднее даже великий князь Александр Михайлович.

Что и говорить, раскачивали Россию тогда многие, но — не Ленин из Цюриха или Женевы!

К сожалению, лишь по памяти привожу промелькнувший в 90-е годы в журнальной периодике важнейший факт. В феврале 1917 года практически одновременно по сети железных дорог России вышло из строя до тысячи паровозов! Якобы «по забывчивости» в морозы «забыли» слить воду из тонких трубок паро-охладительной системы, и они лопнули. В результате Сибирь и Юг России чуть ли не ломилась от сливочного масла и зерна, а подвезти в Петроград их было нечем, и в столице ввели карточки на хлеб.

Однако даже их не «отоваривали».

Многие тысячи трубок на сотнях паровозов лопнули в одночасье, похоже, не случайно — одним из руководителей царского Министерства путей сообщения был в то время видный кадет профессор Ломоносов, а министром — некто Кригер-Войновский…

Как и сам Юрий Владимирович Ломоносов, Эдуард Брониславович Кригер-Войновский лично для меня является фигурой не прояснённой. Родился в 1864 году на юге России, умер в 1933 году в Берлине. Окончил Петербургский технологический институт и Институт инженеров путей сообщения, затем работал на ряде железных дорог, с 1906 по 1909 год управлял эксплуатационным отделом в Министерстве путей сообщения — МПС. Был управляющим Ростово-Владикавказской железной дороги. И оказался последним царским министром путей сообщения.

Инженера Кригера-Войновского поминает в своих «Воспоминаниях» в числе участников «экономического съезда» в сентябре 1920 года генерал барон Врангель. На этом следы теряются — в «Интернете» попадаются скупые сообщения о том, что экс-министр от политики отошёл и занимался научной работой.

О нём пишут, что он якобы считался среди коллег одним из наиболее профессионально подготовленных для управления российскими железными дорогами специалистов. Может быть, не знаю…

Но знаю, что даже в условиях той министерской «чехарды», которой так увлекался в кризисное для России время царь Николай, «карьера» Войновского побила, пожалуй, все рекорды. Он стал «МПС» 27 декабря 1916 года, а уже 27 февраля 1917 года был снят.

В чём дело? Такой якобы специалист, и — в отставку?

Юрий Ломоносов (1876–1952) примерно 23 февраля 1917 года, вернувшись из инспекционной поездки, записал:

«..Пошёл к новому министру, Кригеру-Войновскому. Так же учтив, неопределёнен и холоден, как был в предшествующих должностях… Говорил, рассчитывая на годы и месяцы вперёд, но некоторая нотка неуверенности чувствовалась уже…»^[99]

Первым министром путей сообщения во Временном правительство стал кадет Н. В. Некрасов, фигура ещё более тёмная, чем Ломоносов и Кригер. Позднее, в 30-е годы на следствии в НКВД (так вот оно вышло) Некрасов добровольно признавался в своём давнем масонстве. Ломоносов же, кокетничая, писал о нём: «Разве можно сравнить его с Кригером?»

Почему был сменён Кригер, и почему он был назначен? Почему «кадет, идеалист, — по оценке Ломоносова, — профессор статистики сооружений» Некрасов сменил Кригера — профессионала, и почему остался в МПС кадет Ломоносов?

И почему профессионалы в МПС допустили такой катастрофический развал железнодорожной сети за очень короткий период?

Ведь это всё проделал не Ленин!

Не усилиями Ленина рубль за два месяца, предшествующих Февралю, «упал в цене более, чем за всё предшествующее время войны», — как свидетельствует тот же профессор Ломоносов.

И не усилиями Ленина были созданы искусственные трудности с продовольственным снабжением обеих столиц.

Когда анализируют, даже добросовестно, Февральскую революцию, упускают из виду многие важные её аспекты — женский, например. А он оказался первостепенно важным!

Ведь точка удара была выбрана квалифицированно — обеспечение семей рабочих продовольствием лежало на женщинах, а разъярённая женщина — это не разбушевавшийся мужчина. Это — намного серьёзнее… Недаром Змий соблазнял в Эдеме не Адама, а Еву. Эмоции женщины (а, тем более — сообщества женщин) умело направленные в нужную сторону — великая сила. В одном случае — созидательная, в другом — всё сметающая.

По свидетельству профессора Ломоносова накануне Февраля в очереди за хлебом приходилось стоять 3–4 часа, за молоком — 5–6 часов.

Каждый день!

А выстаивали-то очереди женщины.

Каждый день…

Разъярённые женщины были нужны тем, кто планировал Февраль в виде спецоперации интернациональной Элиты, как фактор разрушения. И заговорщики, спланировав «хлебные беспорядки», своего добились — женщины вышли на улицу.

Не могу утверждать точно — такие вещи вообще не доказываются документально, но могу предположить, что дата начала февральской спецоперации Элиты против самодержавия была определена за семь лет до этого Кларой Цеткин, хотя она об этом и не подозревала.

В 1910 году на 2-й Международной конференции женщин-социалисток в Копенгагене именно Клара Цеткин предложила считать день 8 марта (по старому русскому стилю — 23 февраля) Международным женским днём солидарности работниц.

Отмечали этот день в Европе, отмечали и в России. И элитарным организаторам антиниколаевского переворота заранее было ясно, что того или иного организованного выступления питерских пролетарок 23 февраля 1817 года не миновать.

А отсюда вытекал вполне реальный и разумный для заговорщиков план… Надо искусственно создать в столице продовольственный кризис накануне Женского дня, накалить женщин так, чтобы их реакция в Женский день была предельно острой, и сделать активность женщин катализатором дестабилизации в Питере. А на волне волнений можно совершить переворот и вынудить царя отречься.

Агенты Элиты не подстрекали женщин, они заранее знали, что в связи с ухудшением положения столичных рабочих выступление женщин обязательно будет, и будет в заранее точно известный день. И заранее было понятно, что организацию демонстрации протеста против голода, войны и царизма, возглавят пусть и немногочисленные, но питерские большевики. А это гарантировало боевой настрой масс.

Так или не так планировала Элита, но события разворачивались именно так…

14 февраля 1917 года после каникул открывалась Государственная Дума.

18 февраля началась забастовка на Путиловском заводе, и к 22 февраля её поддержало большинство остальных крупнейших предприятий. В этот день хозяева объявляют локаут, что лишь накаляет страсти.

23 февраля 1917 года в Международный день женщин-пролетарок в Петрограде прошли массовые демонстрации. И именно они обеспечили сильную электризацию столичных масс.

В каждой шутке есть доля шутки, и можно сказать, что если бы не Клара Цеткин с её днём 8 марта, то, может быть, Ленин так и оставался бы в Швейцарии эмигрантом, а царь Николай — не троне.

Переходя же от шуток к хронологии, напомню, что 25 февраля 1917 года началась всеобщая забастовка в Петрограде, и в этот же день Николай издал «высочайший указ» о роспуске IV Государственной думы.

Дума царю не подчинилось.

Царь приказывает подавить волнения вооружённой силой, войска кое-где начинают стрелять в демонстрирующий народ, но в один день всё меняется — уже 26 февраля столичные полки стреляют в отряды конных городовых.

Начинается…

А что, к слову, начинается?

Вот то-то и оно, что спланированный Элитой как спецоперация переворот начинается на фоне почти спонтанного народного восстания. Царская Россия находилась в состоянии неустойчивого равновесия. Элита её качнула вроде бы туда, куда надо ей, а царизм рухнул ни вправо, ни влево, а где-то посередине — в зону двоевластия: и элитарного «Временного» правительства, и Совета рабочих депутатов, пусть пока и меньшевистского.

Качнула же царскую Россию к окончательному краху Элита.

Здесь было бы к месту полностью привести разделы 4-й «Поражение царских войск на фронте. Хозяйственная разруха. Кризис царизма» и раздел 5-й «Февральская революция…» из главы VI-й «Краткого курса ВКП(б)», где дан внятный анализ тех дней. Однако приведу лишь небольшое извлечение оттуда:

«… русская буржуазия решила провести дворцовый переворот с тем, чтобы сместить царя Николая II и вместо него поставить царём связанного с буржуазией Михаила Романова. Этим она хотела убить двух зайцев:…пробраться к власти и обеспечить дальнейшее ведение империалистической войны, и предупредить небольшим дворцовым переворотом наступление большой народной революции…

Царизм явно переживал смертельный кризис.

Буржуазия думала разрешить кризис путём дворцового переворота.

Но народ разрешил его по своему……Рабочие массы пошли за большевиками»^[100].

Сталинский «Краткий курс» был политическим учебником, а не научной монографией, учебник же всегда схематизирует события. В первый период революции рабочие массы пошли не за большевиками — в первые дни Февраля роль большевиков даже в Петрограде была далеко не ведущей, что доказывает и эсеро-меньшевистский характер первого Петросовета. Но, как видим, Сталин не приписывал заслугу начала революции большевикам, а честно признавал, что «кашу» вначале «заварила» буржуазия…

Тем не менее уже в первые недели революции всё пошло не по планам Элиты, а уж после приезда в Россию Ленина — и тем более. И мы подходим теперь к теме знаменитого «пломбированного» вагона, в котором Ленин проехал из Швейцарии в Швецию транзитом через Германию.

История с проездом Ленина обросла такими сплетнями и вымыслами, что и этот момент в политической биографии Ленина мы проследим по наиболее достоверным документам, то есть — по ленинской переписке тех дней и публичным статьям Ленина того периода…

Примечания

93

Лаверычев В. Я. Военный государственно-монополистический капитализм в России. М.: Наука, 1988. С. 294.

94

Лаверычев В. Я. Военный государственно-монополистический капитализм в России. М.: Наука, 1988. С. 194–195.

95

Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. 2-е изд. М.: Наука, 1991, С. 468.

96

Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. Мемуары. C. 251 и далее с. 253, 256–257.

97

Станкевич В. Б. Воспоминания. 1914–1919; Ломоносов Ю.В. Воспоминания о Мартовской революции 1917 г. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1994. С. 31.

98

История Отечества: Энциклопедический словарь. М.: ЭКСМО; БРЭ, 2003. С. 582.

99

Станкевич В. Б. Воспоминания. 1914–1919. Ломоносов Ю. В. Воспоминания о Мартовской революции 1917 г. С. 220, 281.

100

История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Репринт. М.: Писатель, 1997. С. 167–168.