Ленин. Спаситель и создатель

Сергей Кремлев, 2016

Россия заново открывает для себя Сталина, но пора открывать заново и Ленина. Возглавив Россию в тяжелейшее время, Ленин оказался её Спасителем, пролив и кровь «за други своя»… Затем он стал Творцом новой России, новых социальных законов и отношений, новых чувств, новых идей и новых людей. Умением провидеть и создавать умное будущее он важен для нас и сейчас. Сегодня Украина в приступе социальной паранойи свергает памятники Ленину и тем программирует свою грозную трагедию. Но Ленин не просто достоин всех тех пьедесталов, на которых он стоит на тысячах площадей, он достоин и большего – понимания. И для того, чтобы понять Ленина, не требуется копаться в закрытых архивах – достаточно его читать. Ленинские письма, а также записки и телеграммы послереволюционных лет занимают десяток томов, и это – наиболее точная информация о Ленине, как и сорок пять томов его трудов. Они сами по себе развенчивают миф о пресловутом пломбированном вагоне и прочие подлые мифы. Со страниц книги Сергея Кремлёва, широко предоставляющего слово самому Владимиру Ильичу, встаёт неожиданный и многогранный Ленин: мыслитель-гуманист и остроумный политик, вождь и романтик, жёсткий менеджер и блестящий спортсмен… Но, прежде всего – гениальный инициатор движения России к мощи и расцвету. После Октября 1917 года Ленин стал неудобным для большевистской элиты – Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина… Лишь Сталин был предан ему, видел в Ленине вождя – гаранта новых успехов. И Сергей Кремлёв отдельно останавливается на тайне последних дней Ленина, так рано и странно ушедшего из жизни. Эта книга, прочесть которую полезно всем, кому не безразлична судьба России, – подлинный прорыв в освещении ленинской темы.

Глава 8. История переезда в письмах: «„Пломбированный“ вагон или лондонская тюрьма?»

^{(Продолжение)}

Прошла всего неделя с того дня, как до Цюриха дошли первые газетные вести о революции в России, а Ленин не находит себе места от нетерпения «доскакать» до Петрограда. План сменяется планом, к поискам выхода подключается Яков Ганецкий-Фюрстенберг (1879–1937).

Ганецкий начинал как польский социал-демократ, один из основателей Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ). На V съезде РСДРП он был избран членом ЦК, сблизился с большевиками, в 1917 году стал членом Заграничного бюро ЦК РСДРП(б). Находясь в Скандинавии (то в Христиании-Осло, то в Стокгольме), Ганецкий являлся «передаточным звеном» между большевиками в Швейцарии и в России, пересылая в оба конца письма и прессу, а в Питер — после Февраля — ещё и рукописи ленинских статей в возобновлённую «Правду».

Фальсификаторы аттестуют Ганецкого как якобы посредника между Лениным и «германским генштабом», «забывая», что Ганецкий, действительно быв одним из тех, кто занимался «германским» вариантом вполне открыто, прорабатывал по поручению Ленина и «английский» вариант, о чём чуть позднее будет сказано.

23 марта 1917 года Ленин отправляет Ганецкому в Христианию телеграмму:

«…Дядя желает получить подробные сведения. Официальный путь для отдельных лиц неприемлем. Пишите срочно Варшавскому. Клузвег, 8»^[119].

«Дядя» — это сам Ленин, а «Варшавский» — польский политэмигрант М. Г. Бронский. В тот же день Ленин пишет также Арманд, и в этом послании есть, в частности, существенные для нас строки:

«…Вале сказали, что через Англию вообще нельзя (в английском посольстве).

Вот если ни Англия, ни Германия ни за что не пустят!!!. А ведь это возможно»^[120].

Это надо понимать так, что Валентина Сергеевна Сафарова (урождённая Мартошкина), о которой Ленин писал Арманд 19 марта, выполнила-таки просьбу Ильича и почву в английском посольстве прозондировала (применительно, естественно, к себе, а не к Ленину). Но, как видим, безуспешно.

Через пару недель Валентина Сафарова вместе с мужем, будущим троцкистом Георгием Сафаровым, выедет в Россию вместе с Лениным, Крупской, Арманд, с поминаемыми Лениным в письме от 19 марта Анной Константинувич, Абрамом Сковно и другими — в том самом пресловутом «пломбированном» вагоне.

А пока всё ещё висит в воздухе, и не ясно, в каком точно — в туманном лондонском, или в весеннем берлинском?

На параллельный зондаж — в Лондоне и Берлине, уходит несколько дней, и Ленин на время возвращается к текущим делам, в частности, работает над «Письмами из далека» и отправляет их в «Правду».

Наконец, 28 марта от Ганецкого из Стокгольма приходят первые известия, и они не очень утешительны. В ответ Ленин отправляет Ганецкому следующую телеграмму (заметим, вполне открыто!):

«Берлинское разрешение для меня неприемлемо. Или швейцарское правительство получит вагон до Копенгагена или русское договорится об обмене всех эмигрантов на интернированных немцев»^[121].

Однако «временный» министр иностранных дел Милюков заинтересован в приезде Ленина не более чем лондонский Форин-офис.

Тем не менее, Ленин предпринимает новую попытку, и в последних числах марта направляет Ганецкому целый меморандум, который придётся привести тоже полностью — ни одного слова в нём нельзя выбросить без утраты полноты смысла:

«Прошу сообщить мне по возможности подробно, во 1-х, согласно ли английское правительство пропустить в Россию меня и ряд членов нашей партии, РСДРП (Центральный Комитет), на следующих условиях: (а) Швейцарский социалист Фриц Платтен получает от английского правительства право провезти через Англию любое число лиц, независимо от их политического направления и от их взглядов на войну и мир; (б) Платтен один отвечает как за состав провозимых групп, так и за порядок, получая запираемый им, Platten`ом, вагон для проезда по Англии. В этот вагон никто не может входить без согласия Платтена. Вагон этот пользуется правом экстерриториальности; (в) из гавани в Англии Платтен везёт группу пароходом любой нейтральной страны, получая право известить все страны о времени отхода этого специального парохода; (г) за проезд по железной дороге Платтен платит по тарифу, по числу занятых мест; (д) английское правительство обязуется не препятствовать нанятию и отплытию специального парохода русских политических эмигрантов и не задерживать парохода в Англии, дав возможность проехать быстрейшим путём.

Во 2-х, в случае согласия, какие гарантии исполнения этих условий даст Англия, и не возражает ли она против опубликования этих условий.

В случае телеграфного запроса в Лондон мы берём на себя расходы на телеграмму с оплаченным ответом»^[122]?

Фактически это был план, который позднее реализовался на тех же, по сути, условиях, уже не в «английском», а в «германском» варианте при участии того же Платтена — швейцарского левого социал-демократа, сотрудничавшего с Лениным после Циммервальдской и Кинтальской конференций интернационалистов.

Ну, какой же, простите, подлой сволочью надо быть, чтобы при наличии такого документа смущать мозги извращением правды о германском «пломбированном» вагоне! Ведь из приведённого выше текста предельно ясно, что германский «пломбированный» вагон возник исключительно потому, что Лондон не согласился на английский вариант «пломбированного» вагона!!!

«Разоблачитель» «Николая» Ленина — Николай Стариков, в упомянутой ранее книге «анализирует» описанные выше коллизии, то и дело передёргивая факты и даты, пошло ёрничая и безбожно завираясь… Но, уделив «анализу» переезда два десятка страниц со 126-й по 146-ю, и выдавая явное (уже тогда) за тайное, о приведённом выше документе помалкивает.

И понятно почему!

Однако почти сразу же после отправки меморандума Ленин шлёт 30 марта Ганецкому из Цюриха в Стокгольм телеграмму (отнюдь не шифрованную):

«Ваш план неприемлем. Англия никогда меня не пропустит, скорее интернирует. Милюков надует. Единственная надежда — пошлите кого-нибудь в Петроград, добейтесь через Совет рабочих депутатов обмена на интернированных немцев. Телеграфируйте.

Ульянов»^[123].

Чем была вызвана эта телеграмма? Судя по всему, некой неутешительной для Ленина вестью из Англии, о которой чуть позже. Итак, с английским «пломбированным» вагоном ничего не получалось, а ситуация в России всё более требовала контроля. И в тот же день 30 марта 1917 года Ленин пишет Ганецкому — как связному между ним и Питером, огромное письмо. Оно было, фактически, инструктивным и практически всё посвящалось вопросам работы партии в России.

Ленин уже разобрался в ситуации и теперь передавал через Ганецкого в Питер те директивы и разъяснения, которых от него в первые дни после Февраля так простодушно добивалась Коллонтай. Не имея возможности подробно цитировать очень объёмное письмо, приведу оттуда пару строк:

«…Надо очень популярно, очень ясно, без учёных слов, излагать рабочим и солдатам, что свергать надо не только Вильгельма, но и королей английского и итальянского. Это во-первых. А второе главное — свергать надо буржуазные правительства и начать с России…

…Условия в Питере архитрудные… Нашу партию хотят залить помоями и грязью… Доверять ни Чхеидзе с К⁰, ни Суханову, ни Стеклову и пр. нельзя…»^[124]

Наиболее же важно знать нам начало ленинского письма Ганецкому от 30 марта, касающееся отъезда:

«Дорогой товарищ! От всей души благодарю за хлопоты и помощь. Пользоваться услугами людей, имеющих касательство к издателю „Колокола“ я, конечно, не могу. Сегодня я телеграфировал Вам, что единственная надежда вырваться отсюда, это — обмен швейцарских эмигрантов на немецких интернированных…»^[125]

Тут придётся временно прервать цитату, чтобы кое-что пояснить…

Упомянутый Лениным издатель «Колокола» — как раз тот самый Парвус-Гельфанд, которого разного рода стариковы и К⁰ приплетают к истории с «пломбированным» вагоном (в «германском» варианте) и с «германским золотом». Парвус был действительно разнообразно грязен, но Ленин ещё в ноябре 1915 году в статье «У последней черты» охарактеризовал издававшийся Парвусом журнал «Die Glocke» («Колокол») как «орган ренегатства и грязного лакейства в Германии». Там же Ильич писал и так: «Парвус, показавший себя авантюристом уже в русской революции, опустился теперь… до последней черты… Господин Парвус имеет настолько медный лоб…» и т. д.^[126]

Между прочим, это Парвус выдвинул теорию «перманентной революции», а Троцкий лишь взял её на вооружение. Личностью Парвус был ловкой, мог, как говорится, в душу без мыла влезть, и подкатился он к Ганецкому явно не без умысла, в целях провокации.

Ленин на неё, конечно, не поддался.

Вернёмся, однако, к письму Ганецкому от 30 марта, которое Ленин, развёрнуто разъясняя смысл последней телеграммы, продолжал так:

«Англия ни за что не пропустит ни меня, ни интернационалистов вообще, ни Мартова и его друзей, ни Натансона (старый народник, позднее левый эсер, — С.К.) и его друзей. Чернова англичане вернули во Францию, хотя он имел все бумаги для проезда!! Ясно, что злейшего врага хуже английских империалистов русская пролетарская революция не имеет. Ясно, что приказчик англо-французского империалистического капитала Милюков (и К⁰) способны пойти на всё, на обман, на предательство, на всё, чтобы помешать интернационалистам вернуться в Россию. Малейшая доверчивость в этом отношении и к Милюкову и к Керенскому (пустому болтуну, агенту империалистской буржуазии по его объективной роли) была бы прямо губительна для рабочего движения и для нашей партии…»^[127]

Итак, англичане завернули назад во Францию даже эсера Чернова! Для Ленина это было вполне понятной причиной для отказа от попытки ехать через Англию. Ведь не проехал даже Чернов! Со всеми «выправленными» в «союзном» Париже бумагами…

Впрочем, ничего особо удивительного здесь не было. На первый взгляд, Чернов — не Ленин. Чернов — «оборонец», он за войну «до победного конца», но… Но Чернов популярен среди русского крестьянства, то есть он — политический конкурент петроградских креатур Лондона — Милюкова, Гучкова, Некрасова и т. д. Выходит, для англичан и Чернов в Питере неудобен.

Если маршрут через Англию невозможен для эсера-«оборонца» Чернова, то что говорить о большевике-«пораженце» Ульянове!? Чернова просто не пропустили, Ленина же наверняка арестовали бы — «англичанка», она ведь «завсегда гадит»…

«Английский» вариант отпал. Бритты не только коварны, но ещё и думать умеют. Зачем им помогать Ленину сохранить белизну политических одежд, если их так просто испачкать в «тевтонской» грязи!?

Временное правительство на телеграммы из Швейцарии не реагировало^[128], явно не желая содействовать возвращению Ленина в Россию. А историческое время — в отличие от «временных» — не ждало.

Что оставалось делать Ленину?

Ну???!!!

Ведь всё более становилась реальной опасность того, что Ленин в разгар российских событий застрянет на нейтральном швейцарском «обитаемом острове» посреди «океана» европейской войны…

Можно ли было допускать до этого?

Между прочим, тогда возникали даже такие проекты выезда большевиков (точнее — большевичек), как фиктивное замужество с кем-то из швейцарцев для получения швейцарского паспорта. И Ленин, рекомендуя большевичке С. Равич («Ольге») для этой цели меньшевика П. Б. Аксельрода, получившего швейцарское гражданство, писал 27 марта «Ольге»: «Ваш план замужества мне кажется весьма разумным и я буду стоять (в ЦК) за выдачу Вам 100 frs: 50 frs в зубы адвокату и 50 frs „удобному старичку“ за женитьбу на Вас! Ей-ей!! Иметь право въезда и в Германию, и в Россию! Ура! Вы придумали чудесно!»^[129]

Как, надо полагать, завидовал Ленин «невесте»!

Если бы тогда в Европе уже были легализованы однополые браки, вдрызг и напрочь «красный» во всех отношениях Ленин даже за какого-нибудь «голубого» мог бы, наверное, на пару недель «выскочить» — лишь бы получить заветный «нейтральный» швейцарский паспорт, «вскрывавший» все границы…

И вдруг неожиданно нашёлся-таки «удобный» швейцарский «старичок» и для Ленина… Собственно, тогда он старичком ещё не был, имея в 1917 году тридцать шесть лет отроду, и в «мужья» Ильичу не набивался. Однако в Швейцарии имел определённый вес и помочь Ленину с отъездом мог. Речь — об известном читателю секретаре Социал-демократической партии Швейцарии… Роберте Гримме.

О том самом Гримме!

Гримм был не только социалистом-центристом, но и национальным советником, то есть — членом швейцарского парламента. И вот он-то предложил Ленину помощь в деле немедленного проезда в Россию через Германию! Причём — проезда не только Ленина с большевиками, но и Мартова с меньшевиками, и эсеров…

Что ж, это было очень кстати, надо признать… Дело, наконец, стронулось с «мёртвой» точки…

Но подчеркну, что, вопреки таинственным намёкам стариковых на то, чего не ведает никто, всё, произошедшее в первые дни апреля 1917 года в Швейцарии после инициативы Гримма совершалось при свете широчайшей, так сказать, гласности.

Да и могло ли быть иначе!? Ленин, сразу поняв, что дело у Гримма наверняка «выгорит», так же сразу понял и то, что надо максимально нейтрализовать неизбежные негативные эффекты от проезда русских революционеров по территории страны, воюющей с Россией, а для этого надо гласно привлечь к делу европейских социалистов, в том числе — из Франции.

Так и было сделано, о чём — в своём месте.

31 марта 1917 года Заграничная коллегия ЦК большевиков решает принять предложение Гримма о немедленном переезде в Россию через Германию, и Ленин сразу же направляет Гримму телеграмму, подписанную также Зиновьевым и Ульяновой (Н. К. Крупской):

«Национальному советнику Гримму

Наша партия решила безоговорочно принять предложение о проезде русских эмигрантов через Германию и тотчас же организовать эту поездку. Мы рассчитываем уже сейчас более чем на десять участников поездки.

Мы абсолютно не можем отвечать за дальнейшее промедление, решительно протестуем против него и едем одни. Убедительно просим немедленно договориться и, если возможно, завтра же сообщить решение»^[130].

Гримм ведёт переговоры с германским правительством через германского посланника в Швейцарии Ромберга, и русские эмигранты начинают потихоньку паковать чемоданы…

Ленин приводит в порядок личный архив и архив партии^[131].

Но почему вдруг Гримм проявил этакую активность? Может быть, он делал это по поручению пресловутого «германского генштаба»?

Не думаю…

Напротив, уверен, что Гримм стал хлопотать за Ленина не в последнюю очередь потому, что боялся его дальнейшего пребывания в Швейцарии!

Политическая активность Ленина и его растущее влияние среди левых швейцарских социалистов мешали швейцарским центристам и лично Гримму всё больше. Но пока Ленин считался в России политическим преступником, «выпихивать» его из Швейцарии правые социалисты не могли — не теряя политического лица — никак. Отказать Ленину в политическом убежище означало выдать его царизму.

Теперь же, когда царизм пал, появлялся удобный вариант избавления от Ленина — переправить его в Россию, если уж не согласна Англия, через Германию.

Всё это, скорее всего, так и было, поскольку, если бы Ленин, продолжая оставаться в Швейцарии, свою нерастраченную энергию обратил на ситуацию «Ленин против Гримма», то ничего хорошего это мелкотравчатому Гримму не обещало бы.

Вот Гримм и хлопотал.

Николай Стариков уверяет всех, что Ганецкий-де «сидел у Ленина на финансовых потоках»… Эта жалкая попытка представить Ленина неким «олигархом от политики» даже не смешна.

Вот три документа, приводимые по тому 49-му ПСС. страницы с 424-й по 426-ю…

Письмо Ленина Арманд от начала апреля:

«…Надеюсь, что в среду мы едем — надеюсь, вместе с Вами.

Григорий (Г. Е. Зиновьев. — С.К.) был здесь, условились ехать вместе с ним…

Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10–20 хватит, ибо нам здорово помогли товарищи в Стокгольме.

Вполне возможно, что в Питере теперь большинство рабочих социал-патриоты… (так оно тогда и было, именно в городской, а не в сельской среде. — С.К.)

Повоюем.

И война будет агитировать за нас…»

Как видим, Ленин в своей антивоенной агитации рассчитывал не на «германское золото», а на реалии самой жизни. А на какие же деньги в поездке рассчитывал Ленин? Это мы узнаём из его телеграммы Ганецкому в Стокгольм от 1 апреля 1917 года:

«Выделите две тысячи, лучше три тысячи, крон для нашей поездки. Намереваемся выехать в среду (4 апреля. — С.К.) минимум 10 человек. Телеграфируйте».

Вот и все «финансовые потоки»!

2 апреля Ленин пишет письмо главному «архивариусу» партии В. А. Карпинскому и его помощнице С. Н. Равич, в котором даёт инструкции по оформлению архива (снятие копий, переплёт и т. д.), а также сообщает:

«Дорогие друзья!

Итак мы едем в среду через Германию.

Завтра это решится окончательно.

Вам пошлём кучу тючков с нашими книгами, бумагами и вещами, прося пересылать по очереди в Стокгольм для пересылки нам в Питер.

Вам же пошлём денег и мандат от ЦК наведение всей переписки и заведывание делами…

P. S. Денег на поездку мы надеемся собрать человек на 12, ибо нам очень помогли товарищи в Стокгольме…»

Напоминаю, это всё была чисто внутренняя переписка, на публику и на стариковых не рассчитанная. Письмо Арманд было опубликовано впервые в 1978 году в Полном Собрании сочинений, телеграмма Ганецкому и письмо Карпинскому — в 1930 году в XIII Ленинском сборнике. Так что эти документы удостоверяют подлинное финансовое положение Ленина со всей очевидностью факта — в отличие от подложных «документов» американца Сиссона и т. п.

Казалось бы, можно было вздохнуть с облегчением, присесть по русскому обычаю на дорожку и отправляться в путь, но тут…

Но тут заартачились швейцарские меньшевики во главе с Мартовым, а с ними и эсеры… Они стали возражать против постановлении Заграничной коллегии ЦК большевиков о принятии предложения Гримма о немедленном переезде и требовали подождать санкции на проезд со стороны Петроградского (меньшевистского) Совета рабочих депутатов.

Иными словами, на быстрейший приезд Ленина в Россию должна была дать согласие та «петросоветская» шушера, которая дудела в одну дуду с Милюковым.

Каково?!

Линия швейцарских меньшевиков и эсеров была понятной — Ленин в Швейцарии был им был намного менее политически опасен, чем в Петрограде, и затяжки с его отъездом были им выгодны. С другой стороны, и петроградским меньшевикам с эсерами в Петросовете, начиная с Чхеидзе и Керенского, Ленин в Питере нужен был не более, чем Гримму в Цюрихе…

Меньшевики не только возражали, они осведомили Гримма, и дело застопорилось

Владимир Ильич был взбешен и в записке в цюрихскую секцию большевиков написал:

«Дорогие друзья!

Прилагаю решение (о проезде. — С.К.)…

От себя добавлю, что считаю сорвавших общее дело меньшевиков мерзавцами первой степени, „боящихся“ того что скажет „общественное мнение“, т. е. социал-патриоты!!! Я еду (и Зиновьев) во всяком случае.

Выяснить точно, (1) кто едет, (2) сколько денег имеет…

Мы имеем уже фонд свыше 1000 frs (примерно 600 рублей. — С.К.) на поездки. Думаем назначить среду 4.IV как день отъезда.

Паспорта у русского консула брать всем по месту жительства тотчас…»^[132]

Последняя фраза, между прочим, ясно показывает, что подготовка к переезду совершалась хотя и без согласия Временного правительства, но и не втайне от него! Хотя Милюков публично грозил предать суду всех, кто поедет через Германию, — об этом Ленин пишет в очередном письме Карпинскому и Равич, сообщая также:

«…Платтен берёт на себя всё. Ниже сообщаю вам копию условий, которые Платтен предъявил. По-видимому, они будут приняты. Без этого мы не поедем. Гримм продолжает уговаривать меков (меньшевиков. — С.К.), но мы, разумеется, действуем совершенно самостоятельно. Мы думаем, что отъезд состоится в пятницу, среду, субботу…»^[133]

А далее Ленин пишет, что он хочет, чтобы «перед отъездом был составлен подробный протокол» с подписанием его представителями печати и европейских социалистов.

Он просил переговорить немедленно с Анри Гильбо — французским журналистом-социалистом, издателем журнала «Demain» («Завтра»), а также — «если Гильбо сочувствует», попросить Гильбо «привлечь для подписи и Ромена Роллана» — знаменитого французского писателя прогрессивных взглядов, противника войны.

Хотел Ленин привлечь к освещению отъезда и адвоката Шарля Нэна, одного из лидеров Социал-демократической партии Швейцарии, редактора газет «La Sentinelle» (Часовой) и «Droit du Peuple» («Народное право»).

В изображении Николая Старикова переезд Ленина совершался чуть ли не в величайшей тайне, в лучших традициях «рыцарей плаща и кинжала». Как видим, в действительности Ленин был готов сообщить о своём вынужденном проезде через Германию всей Европе! 6 апреля Ленин лично отправил телеграмму Гильбо с просьбой привезти Роллана и Нэна или Грабера — второго редактора газеты «La Sentinelle».

Реально «Протокол о поездке» для печати подписали Платтен, Гильбо, французский социалист-радикал Фердинанд Лорио, специально приехавший из Парижа, немецкий социал-демократ Пауль Леви (Гарштейн) и представитель польской социал-демократии Бронский…

Опять начали ставить палки в колёса меньшевики. Ленин через Ганецкого запросил «мнение Беленина» (в данном случае имелся в виду не Шляпников, носивший этот псевдоним, а Бюро ЦК в Петрограде), и 5 апреля Бюро через Ганецкого дало директиву: «Ульянов должен тотчас же приехать»^[134].

Да, надо было торопиться — в Питер начинала съезжаться вся «головка» большевиков. Ленин в Цюрихе получил из Перми телеграмму за подписями Каменева, Муранова и Сталина, возвращавшихся из сибирской ссылки: «Salut fraternel Ulianow, Zinowieff. Aujiourdhui partons Petrograd…» («Братский привет Ульянову, Зиновьеву. Сегодня выезжаем в Петроград…»)^[135].

Через Платтена германскому посланнику Ромбергу были переданы условия, где главными пунктами были следующие:

«Едут все эмигранты без различия взглядов на войну. Вагон, в котором следуют эмигранты, пользуется правом экстерриториальности, никто не имеет права входить в вагон без разрешения Платтена. Никакого контроля ни паспортов, ни багажа. Едущие обязуются агитировать в России за обмен пропущенных эмигрантов на соответствующее число австро-германских интернированных»^[136].

6 апреля Платтен сообщил о согласии Берлина — можно ехать!

Сборы проходили нервно, все были как на иголках. И это — не мой домысел, достаточно привести две телеграммы Ленина Ганецкому от 7 апреля… Первоначально отъезд был назначен на среду 4-го, но даже 7-го апреля Ленин был ещё в Берне и телеграфировал в Стокгольм:

«Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген (социал-демократический депутат риксдага, бургомистр Стокгольма. — С.К.) и Стрём (секретарь Социал-демократической партии Швеции. — С.К.) пусть обязательно ожидают в Треллеборге. Вызовите срочно Беленина, Каменева в Финляндию…»^[137]

Но в тот же день в Стокгольм уходит другая телеграмма:

«Окончательный отъезд в понедельник. 40 человек (реально уехало 32 человека, — С.К.). Линдхаген, Стрём непременно Треллеборг…»^[138]

Комментировать здесь что-либо нужды, пожалуй, нет. И так ясно — атмосфера была, мягко говоря, не из спокойных. Кто-то спохватился в последний момент и хотел ехать тотчас, кто-то колебался и оставался…

Но всё это было делом десятым по сравнению с главным: Ленин ехал в Россию!

В понедельник 9 апреля (27 марта по старому стилю) Владимир Ильич с Крупской, Зиновьев с женой и сыном, Арманд со своей золовкой Константинувич, ленинцы Сковно, Миха Цхакая — всего 32 человека, из которых 19 человек были большевиками, а 6 — бундистами, выехали через пограничный со Швейцарией германский Тайнген (Тинген) в Россию.

Поездка через Германию заняла три дня — скорость не экспресса, но и не такая уж плохая по военному времени и с учётом того, что это был не рейс по расписанию и не воинский «литер».

12 апреля 1917 года группа из германского порта Засниц отплыла в Швецию, и с борта парохода Ленин и Платтен отправили последнюю «переездную» телеграмму Ганецкому: «Мы приезжаем сегодня 6 часов Треллеборг»^[139].

Уже с пути в Россию Ленин отправил телеграмму в Женеву и Карпинскому, оставшемуся для подготовки к отправке в Россию партийного архива:

«Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Едем дальше. Напечатайте прощальное письмо. Привет. Ульянов»^[140].

Ленин имел в виду «Прощальное письмо к швейцарским рабочим», которое было опубликовано 1 мая 1917 года на немецком языке в газете «Jugend-Internationale», и заканчивалось так:

Когда наша партия выставила в ноябре 1914 года лозунг: «превращение империалистической войны в гражданскую войну» угнетённых против угнетателей за социализм, — этот лозунг был встречен враждой и злобными насмешками социал-патриотов… Немецкий… социал-империалист Давид назвал его «сумасшедшим», а представитель русского (и англо-французского) социал-шовинизма… господин Плеханов назвал его «„грезофарсом“. Представители центра отделывались молчанием или пошлыми шуточками по поводу этой „прямой линии, проведённой в безвоздушном пространстве“.

Теперь, после марта 1917 года, только слепой может не видеть, что этот лозунг верен…

Да здравствует начинающаяся пролетарская революция в Европе!

По поручению отъезжающих товарищей…

Н. Ленин»^[141]

Приведу и ещё один ленинский документ. Впервые он был напечатан 17 сентября 1924 года в газете «Ленинградская правда». Это — записка члену Исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов «А. Беленину» — А. Г. Шляпникову:

«Прилагаю расписки в плате за проезд нашей группы. 300 шведских крон я получил пособия от русского консула в Haparanda (из Татьянинского фонда). Доплатил я 472 руб. 45 коп. Эти деньги, взятые мной в долг, я желал бы получить из Комитета помощи ссыльным и эмигрантам.

Н. Ленин»^[142]

Что тут можно сказать?

Ну и крохобором же был Ленин, оказывается! Привёз с собой германские «золотые» миллионы, а хлопотал о выплате каких-то жалких сотен русских рублей, к тому же — обесцененных.

Но, может быть, причина была в том, что не было у Ленина никаких миллионов? А по приезде Петрограде надо было не только вести партийную работу, но и на что-то элементарно жить.

Жить не на мифические германские миллионы, а на скромные, всё более обесцениваемые продолжающейся войной рубли…

Наконец-то, вновь — не на опостылевшие в эмиграции франки и кроны, а на русские рубли!

Ленин доехал-таки до России!

Примечания

119

Ленин В.И. ПСС. Т. 49, с. 408.

120

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 409.

121

Ленин В.И. ПСС. Т. 49, с. 417.

122

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 417–418.

123

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 418.

124

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 422–423.

125

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 418.

126

Ленин В. И. ПСС. Т. 27, с. 82–83.

127

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 418–419.

128

Ленин В. И. ПСС. Т. 31, с. 120.

129

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 416.

130

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 424.

131

Ленин В. И. ПСС. Т. 31, с. 638, 639, 640.

132

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 427.

133

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 427–428.

134

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 556, прим. 479.

135

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 428.

136

Ленин В. И. ПСС. Т. 31, с. 120.

137

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 431.

138

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 431.

139

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 433.

140

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 433.

141

Ленин В. И. ПСС. Т. 31, с. 93–94.

142

Ленин В. И. ПСС. Т. 49, с. 435.