Орден Леопарда. Сборник рассказов и повестей

Сергей Кочнев

В сборнике представлены как юмористические, так и разножанровые рассказы, основанные на жизненном опыте и личных впечатлениях автора. Объединяет все рассказы авторский взгляд на описанные события, наполненный юмором, самоиронией, добротой, теплом и любовью к своим героям. Гомерически смешные, неожиданные финалы безусловно являются фирменным авторским коньком.Повести, вошедшие в сборник, можно было бы условно разделить на две части: фантастически-сказочную и художественно-документальную.

1. ПРИВЕТ ОТ ВИШНИ

Как-то в спектакле играли Евгений и Фаина страстных влюблённых. В одной из сцен выносил Евгений бумажный фунтик — кулёк с вишнями для своей пассии, который она почему-то отвергала. Тогда страстный любовник с досады комкал кулёк и отбрасывал в сторону. Язычком острым Фаина славилась уж тогда, а потому каждый раз эту сцену заканчивала едким словцом, сказанным так, чтобы слышал лишь посрамлённый любовник, но не зрители. Долго терпел Евгений, всё не мог придумать, как ответить въедливой ветренице, но придумал.

Вместо вишен налил Евгений в фунтик воды перед самым выходом и направился к возлюбленной. Та, как и раньше, подарок отвергла. Тогда расстроенный жених хлопнул по нему свободной рукой, и огорошенная пассия получила из фунтика полновесный прохладный душ. Убежала в кулисы сушиться, а в душе, как совершенно справедливо заметил один из классиков советской литературы, затаила некоторое хамство.

Закончился спектакль без каких бы то ни было неожиданностей, затем вся компания устроила весёлые посиделки с разбором полётов. Евгений с Михаилом вдвоём, когда уже все разошлись, о чём-то долго спорили. Наконец Жаров смачно зевнул, сладко потянулся и поставил в споре многоточие, заявив: «Мейерхольд — это будущее, это прогресс, а твой Станиславский, он, конечно, гений, но староват, старик, староват. Прошлый, извини, век. И вообще, давно пора идти домой, спать часа четыре осталось. Всё, Женя, салют! Я пошёл. Завтра будет день, будет пища».

— Пока до свидания, Миша. И всё-таки ты не прав…

— Ой-ой-ой! Не продолжай. А то придётся здесь ночевать!

И с этими словами Михаил поспешил удалиться.

Евгений, немного раздосадованный тем, что не удалось убедить друга, направился, наконец, в гримёрку.

В одном Миша был прав абсолютно — засиделись они до глубокой ночи, так что следовало бы поторопиться, чтобы дома хоть немного успеть поспать до утреннего спектакля.

В гримёрке Евгения ждал сюрприз, к которому он оказался совершенно не готов — на своём гримировальном столике он обнаружил записку «Привет от вишни!» и аккуратную горку каких-то пуговиц. Занятый мыслями о незаконченном споре с Михаилом, Евгений не обратил на пуговицы ни малейшего внимания, повертел записку в руках и отправил её в урну. Затем снял пиджак, стянул сценические брюки, неспешно расстегнул рубашку и, оставшись в одних трусах, аккуратно повесил свой театральный костюм на плечики. Плечики поместил в шкаф и защёлкнул висячий замок, этот шкаф надёжно запиравший, дабы никакому ночному воришке не пришло в голову поживиться театральным имуществом. Время-то было лихое, грабежи и покражи в городе случались чуть не каждый день.

Беспечный Евгений, не подозревая подвоха, взял свои обычные брюки, надел и стал нашаривать пуговицы, чтобы брюки застегнуть… А не тут-то было! То есть брюки были, а пуговиц на них не было…

Если бы случайный прохожий оказался в ту ночь на прилегавших к театру улицах, то глазам его предстала бы удивительная картина: прячась в тени домов от назойливого света ночной насмешницы-луны, стараясь держаться ближе к стенам и ныряя под зонтики крон деревьев, крадущейся походкой пробиралась нескладная долговязая фигура. Рубашка и пиджак фигуры болтались на ней совершенно свободно, а вот брюки то и дело норовили упасть. Фигура приостанавливалась, боязливо оглядывалась — не видел ли кто этого позорного момента — и, убедившись, что улица пуста, тяжко вздыхала, подтягивала брюки и, придерживая их обеими руками, двигалась дальше. В кармане пиджака позвякивали срезанные Фаиной пуговицы, словно говоря: «Привет от вишни! Привет от вишни!»

Всю оставшуюся часть ночи наш молодой герой усердно занимался художественным пришиванием пуговиц. Так как ниток другого цвета, кроме самого в те годы популярного — красного, революционного — под рукой у Евгения не оказалось, то Лейла Ахмедовна, костюмер театра, чуть не выронила из рук пиалу с чаем, узрев появившегося на пороге артиста.

— Женечка, это что? — спросила она подозрительно ласковым голосом.

— Это я, Лейла Ахмедовна, сам пуговицы пришивал. Красиво получилось, ровненько. Я старался.

— Снимай-ка, Женечка, эту красоту. Пока спектакль идёт, я тебе, миленький, всё исправлю.

— Нет. Не надо, мне неудобно.

— Неудобно, Женечка, другое делать, сам знаешь что. Снимай-снимай, переодевайся. Кто ж тебя так делать научил? По глазам вижу, то это Фаинкины шутки, не иначе.

— Ага, — согласился артист, глубоко вздохнув, и пошёл переодеваться к спектаклю.

Спектакль нормально прошёл, после него и Евгений успел даже покемарить в гримёрке, и Лейла Ахмедовна в момент своими ловкими руками Женечкину «красоту» привела к общему знаменателю.